Квест

Квест

Мне всё кажется, что я перед ящиком с куклами; гляжу, как движутся передо мною человечки и лошадки; часто спрашиваю себя, не обман ли это оптический; играю с ними, или, лучше сказать, мною играют, как куклою; иногда, забывшись, схвачу соседа за деревянную руку и тут опомнюсь с ужасом.

Гёте в пер. Рожалина

В самый мутный ночной час, когда короткая стрелка переползает за три, когда от недосыпа впадаешь в состояние, похожее на транс, и руки сами движутся по клавиатуре, а взгляд стекленеет — в час, когда играется на автопилоте, и так же пишется, зато с полной нагрузкой работает воображение, и странные картины прорастают странными словами — в дверь неожиданно позвонили.

Я дёрнулся от резкого звука — и тут же подумал, что показалось.

Иногда это случается. Когда ночная тишина стоит, как вода, нарушаемая только музыкой, приглушённой до минимума, порой вдруг вздрогнешь от звука-иллюзии — и тут же поймёшь, что этот звук создал твой собственный усталый мозг. Придти некому, мир пуст — в нём остались лишь музыка, саунд-трек к знаменитой киношке, и текст. Звуковая галлюцинация даже не нарушает транс, потому что она — его часть, успел подумать я. И тут в дверь позвонили снова.

Второй звонок окончательно вышиб меня в реальность и вызвал приступ раздражения. Я отшвырнул стул, и рывком распахнул дверь в коридор, и, чувствуя, как раздражение жаркой волной поднимается к горлу, ринулся к входной двери.

Объяснить уроду, что его визит запоздал.

Не спрашивая, кто там, не глядя в глазок, щёлкнул замком. И раздражение спалось, закрутилось воронкой, ушло куда-то вглубь и пропало.

На лестничной площадке, освещённой пыльным жёлтым светом, стояла незнакомая девушка.

Секунду я молча пялился на неё. Незнакомка, Блок, привет. Не гламурная красавица, но трогательная и довольно милая: худенький зайчик с выбеленными волосами, востренький, в китайской куртейке, в видавших виды джинсах. Под очками в псевдозолотой оправе — громадные серые глазищи в свинцовых тенях бессонницы, взгляд напряжённый, тревожный и усталый. Взгляд человека в беде.

Я отступил от двери, чтобы она могла пройти, и сказал:

— Добрый вечер, — хоть вечер уже давно остался где-то позади, но звучало культурно. — Вы войдите и говорите. Хотите чаю?

Девушка облизнула сухие губы без следа помады.

— Ты в игре, — сообщила она бесстрастно. — Найди Маркиза Новолуния, передай ему флягу лунного света. Действуй быстро. Чем быстрее, тем лучше. Иди прямо сейчас.

Голос девушки звучал хрипло и будто искажённо, неестественный голос, механический или синтезированный, как запись на автоответчике в телефоне. И неприятный.

— В какой игре? — спросил я. Даже не удивился — просто не понял.

— Сообразишь по ходу, — сказала девушка, кашлянула и добавила. — Пойдёшь за белым кроликом.

Конечно, за белым кроликом. А за кем же ещё?

— Ты, всё-таки, войди, а? — сказал я успокаивающим тоном. — Попьём чайку, поговорим о маркизах, флягах, кроликах, играх и всей этой байде. Мне кажется, ты замёрзла.

На самом деле мне показалось, что она больна. Её реплики напоминали форменный бред — то ли шизофренический, то ли лихорадочный, но, в любом случае, что-то очень далёкое от нормы. А может, она просто ошиблась квартирой? Где-то тут рядом живут чокнутые ролевики, играющие по ночам в нелепые игры?

— Не тяни, — сказала девушка, не шевельнувшись. Звук её голоса больше не был похож на синтезированный или записанный, в нём даже появились живые нотки, этакая тень сочувствия. — Иначе может быть плохо. Беги отсюда.

Уже бегу. Я протянул руку, но девушка отстранилась.

— А ты правильно пришла? Я ведь не играю ни с кем...

— Правильно, — отозвалась девушка. — Меня вели. И теперь ты играешь.

— Я это... я не хочу, — сказал я и попытался достоверно улыбнуться. — Может, сыграем в другой раз?

— Это не важно, — сказала девушка. Живое в её тоне погасло, она сама словно увяла. — Я тебе передала. Всё.

Она повернулась ко мне спиной и побрела вниз по лестнице. Мгновение я хотел её остановить, но передумал. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему.

Я постоял на лестничной площадке, послушал, как девушка спускается, дождался, пока хлопнет входная дверь в парадную, и вернулся в свою комнату.

Удивительная пошлятина — все эти "маркизы новолуний", "фиалы", "лунный свет", разлитый по флягам, и прочие цитаты из стандартных то ли книжек, то ли игрушек. Оно всё такое одинаковое, что тяжело себе представить творящееся в голове у человека, всерьёз погружённого в эти придуманные картонные мирки. Типовые красивости и типовые квесты раздражают меня, как порой раздражает запах приторных духов в душном помещении, но от них некуда деваться — в книге, в фильме или в игре непременно попадается что-нибудь с декларированно заглавной буквы. Волей-неволей, выбирая себе чтение на ночь, перейдёшь с некогда любимых сказок на научпоп, публицистику и документальную прозу.

А писать своё — надо не так. Хоть все и твердят, что надо именно так. Находятся сотни желающих объяснить, как надо писать — тебе, ни разу не изданному на бумаге неудачнику. Неизданному, но опубликованному — есть же Сеть. Не критики, но любители критиковать — есть же сетевые анонимусы. Всяк мимохожий знает лучше. Не пиши фэнтези. Пиши фэнтези. Не пиши просто. Пиши попроще. Тема сисек не раскрыта...

Отстаньте от меня срочно. И с советами, и с играми.

В некоторых играх — в самых тупых стрелялках — есть колоссальная польза: они помогают думать. Вся эта псевдобеготня, монстры-подземелья, нарисованная пальба от бедра в плоские кучки пикселей странным образом сосредоточивает и концентрирует мысль. Все остальные игры, включая хоккей, покер и лапту, лично для меня не стоят ничего, хотя именно играть и зовут бесчисленные советчики. "Нет, ты пойми..." Не хочу понимать.

Если, с вашей точки зрения, я неудачник, отстаньте, наконец, от неудачника. Идите советовать тем, у кого видите шанс — тиражей, денег и приятных бесед. До чего дошло: некая дамочка среди ночи вламывается ко мне домой, чтобы посоветовать сходить за белым кроликом. А чем я не Алиса? Или не Нео? В конце концов, и так ведь всё время идёшь за белым кроликом. Даже бежишь.

Я вернулся в свою берлогу, которая провоцировала советы доброжелателей так же часто, как моя проза. Всегда полутемно, ага. Дом-корабль, окно где-то несусветно наверху, за жалюзи, лампа дневного света горит тускло, вместо мебели матрас на полу, складской стеллаж с книгами и рабочий стол. И ничего больше не надо — писателю для работы нужно не барахло, а голова.

Эту комнату дёшево сдают, а вторая наглухо заперта. Всё равно, что отдельная квартира. Отличное место для жизни. Абсолютный комфорт.

А среди людей встречаются сволочи, всё-таки. Помешали, зараза, сосредоточиться, а завтра на работу. Упаковщиком на оптовый продуктовый склад. Отличная работа для писателя: занимает руки, а не голову — но иногда перед работой надо спать. Надо хоть чуть-чуть поспать — а ведь хотелось если не писать, то думать... Ну, или пострелять, чтобы думалось лучше.

Я сел к компьютеру, тронул мышь, выводя машину из спящего режима — и вдруг из мониторной темноты выплыл круглый пушистый зад белого кролика. Символический зверь улепётывал по бесконечному тоннелю, вдаль и вниз — и эта хвостатая задница была мне совершенно не знакома, и я даже представить себе не мог, откуда взялась эта заставка, дурная смесь намёков, то ли на Кэрролла, то ли на "Матрицу", то ли на последний ехидный пост в блоге.

Я успел даже подумать о подцепленном в Сети вирусе и даже связать вирус с ошалевшей полуночной, вернее, предутренней девицей — и тут вкрадчивый шорох послышался из кухни.

Ни кошек, ни собак. В доме нет даже тараканов.

Смешно признаться, но первое, что пришло в голову: забыл запереть квартиру, и лунатичка, поклонница Князя Солнцестояния или Барона Затмения, пробралась внутрь. Теперь она разыскивает на кухне какую-нибудь жратву. Вид у неё был голодный, найдёт вчерашний сыр, остатки нарезанного батона... а её ведь звали выпить чаю. Зачем отказывалась?

Я пошёл посмотреть. И, кажется, прочесть наставление о незахождении тайком по ночам в квартиры к злым незнакомцам, не желающим играть. Они могут оказаться психопатами и насильниками.

Я так настроился её увидеть, что удивился, когда в тёмной кухне девицы не оказалось. В сумраке ходили какие-то небольшие плавные тени, а из углов шелестело, постукивало, трещало, будто там шла непонятная и неспешная работа. Это было неожиданно и неприятно. Я включил свет.

И шагнул назад.

Из розетки пучком лезли, тянулись тончайшие медные нити, бесконечные, извивающиеся, как черви. Они неторопливо, но удивительно быстро и целеустремлённо, как хваткие щупальца, обвивали простые предметы домашнего обихода, притягивали друг к другу, обматывали, покрывая поблёскивающей тонкой кольчугой... На полу ворочался странный голем; его тулово изображала микроволновая печка, а голову — миксер. Отсутствующие ноги заменял пучок свитых из проволочек медных щупалец, гибких и упругих, как осьминожьи, а на нескольких руках, вместо пальцев, растопырились веера кухонных ножей и вилок.

Зрелище безумное, смешное и ужасное одновременно.

И что тут скажешь? Нет, лунатик тут не девица, а я. Это ведь галлюцинация. Шизофрения, как и было сказано.

Несколько удивляла только кристальная ясность сознания. Казалось, что галлюцинирующие психи должны бы воспринимать собственный бред как-то иначе. Во всяком случае, не определять для себя как бред, а считать, вероятно, куском вывихнутой реальности.

Пингвин в холодильнике, подумал я и еле подавил нервный смешок.

Голем пытался подняться.

Всё вокруг казалось чётким, как в кошмарном сне.

Я ткнул его босой ногой, явственно ожидая, что нога встретит пустоту, пройдёт галлюцинацию насквозь — но ошибся. Гротескная пятерня из острых железяк отмахнулась, полоснув меня по лодыжке несколькими лезвиями. Боли ещё не было, но брызнула кровь — и тут же с воем включился миксер, будто брызги крови привели его в боевое неистовство. Две вращающихся мешалки-звёздочки уставились на меня, следили, как я ретируюсь, пятная кровью линолеум.

Голем поднялся.

— Сволочь! — заорал я на него, хватая табурет. Это выглядело уже серьёзно.

Одно мгновенье я хотел врезать сиденьем по тупой пластиковой башке твари, но тут же понял, что это не удастся. Голем полз ко мне, скребя щупальцами, вытягивая руки-лезвия — рук было слишком много, они были слишком гибкими, ножи были слишком острыми, а моя пострадавшая лодыжка уже болела саднящей болью. Защищаясь табуретом, как щитом, я выскочил в коридор, захлопнул дверь и всунул табурет в ручку. Из комнаты, между тем, доносились неприятные звуки, что-то шелестело и постукивало — какой голем формировался там, мне как-то не захотелось узнать.

Человека не может ранить галлюцинация. Голем — НЕ галлюцинация. Это, видимо, всё-таки взбесившаяся реальность. И защищаться от неё нечем — на моей удобной для работы съёмной хате нет ни оружия, ни чего-нибудь вроде топора или ледоруба.

Я писатель, а не гангстер.

Или у меня настоящая шизофрения, мелькнуло в голове. Я придумал себе порезы, а теперь решаю, как завалить кухонный комбайн хозяйки.

Но руки сдёрнули с вешалки куртку, а ноги нашли кроссовки. Дверь моей комнаты начала открываться в тот момент, когда я сам выскочил из квартиры и запер её на ключ.

На улицу я выбежал опрометью, потом остановился, подпирая дверь парадной спиной, и глубоко вдохнул холодный и дымный запах весенней ночи. Оглянулся. Вроде бы, я бессознательно пытался найти взглядом девицу-вестницу, но взгляд зацепился за другую фигуру, изрядно более странную и невероятную.

Улица была ожидаемо пуста. В четвёртом часу утра город спал мёртвым сном, погасли огоньки в окнах, фонари светились тускло, стояла сонная тишина. И в этой тишине, по пустым декорациям вечного городского спектакля, в полусотне метров от парадной и от меня, неспешно ковылял куда-то младенец лет трёх-четырёх. Он тащил в руках большого плюшевого белого кролика — и пара мохнатых ушей кивала из-за его плечика.

Её вели, вспомнил я. Теперь ведут меня.

От этой мысли стало нестерпимо тоскливо.

Но надо было как-то реагировать, действовать — и было, в общем, даже понятно, как. Одинокий младенец на ночной улице выглядел так же вызывающе нелепо, как девочка с учебником по квантовой физике в нехорошем квартале, населённом монстрами. Да ещё и чёртов кролик...

Ненастоящий, обманный младенец, в общем. Морок, подменыш.

Я сделал шаг вперёд и ощутил, как в кроссовке хлюпнула кровь. Лодыжка горела, как ошпаренная, а кровь текла и текла — и нечем было её остановить.

Я порылся в карманах куртки, зная, что они почти пусты. В правом кармане звякнули ключи; в левом обнаружились скомканная сторублёвка и старый трамвайный билет. А что ты хотел там найти — платок с монограммой?

Я задрал брючину, рассечённую в трёх местах и промокшую от крови. Не так они страшны, как отвратительны, эти порезы; палец царапнешь, когда чистишь картошку — раковина в кровище, а тут-то...

Я беспомощно и бесцельно огляделся вокруг. Не рассчитывал увидеть ничего подходящего — и вдруг зацепился взглядом за обшарпанную скамейку у подъезда. На скамейке стояла аптечка.

Ну невероятно же!

Я зажмурился и потряс головой. Аптечка не исчезла, отчётливо белела небольшая белая коробка с красным крестом — и хуже всего, что было никак не вспомнить, лежала ли она тут, когда я выскочил на улицу, или появилась сама собой. Материализовалась прямиком из моих мыслей. Ещё одна галлюцинация.

Но полезная галлюцинация, подумал я и чуть не расхохотался. Э, нет. Так и до истерики недалеко. Держи себя в руках, щелкопёр.

Я подхромал к скамейке и взял аптечку. Холодная гладкая пластмасса, внутри — полоски бактерицидного пластыря, бутыль перекиси водорода, цилиндрик нестерильной ваты, пузырёк зелёнки. Перекись, потом — пластырь, заклеивать порезы. Нет, не иллюзия, реальность. Но.

Какая же это реальность. Если на пути раненого попадаются аптечки, чуть ли не с надписью "Используй меня" — это виртуальная реальность. Игровая. Вывихнутая. Ты в игре, точно.

Замечательно. Офигеть. Как, когда, зачем я попал сюда? В какой момент вывалился в этот идиотский, кем-то бездарно придуманный мир, а?!