Новик

Глава 2

Свободный.

Пауза была длинной, очень длинной, никто не хотел её прерывать. Зилат, был рад, без поединка стать игроком. Поэтому не лез с вопросами. Константин, уже сказал, всё что знал и ждал вопросов от меня. А я. Я, пытаясь переварить, сказанное Константином, не мог решить с чего начать. Наконец мне удалось, собраться с мыслями. Я, посмотрел на Константина и, пересилив себя всё же спросил: ”ничего изменить нельзя?” Тот покачал головой: ” ничего, но если у тебя будут вопросы, на которые я смогу ответить…” Ладно, пусть будет так, как будет.

Со слов Константина, Вселенная бесконечна (привет тебе, капитан очевидность), состоит из множества обитаемых миров, некоторые миры как матрёшки в свою очередь содержат в себе субмиры, а те тоже могут разделяться на слои реальности. Как говорят — без бутылки не разберёшься. А ещё есть, Демиурги или Боги, которые всё это безобразие придумали и создали. И очень любят забавляться, играть например в войны. Добра со злом, тёмных со светлыми или зелёные против всех. Вариантов не счесть. Для этого и созданы игроки. Игроком, может стать, любое разумное существо. Всех параметров, для получения статуса игрока, не знает никто, может быть кроме самих Демиургов, правда есть несколько общих для всех, но их наличие у кандидата не гарантирует его подтверждение. Самих Демиургов, никто, в глаза не видел, но связь с ними есть посредством расы Оракулов. Их представители, есть в каждом мире, именно с этой целью. Константин и мотался к оракулу, для получения инструкций, по пошедшей не стандартно, процедуре инициации игроков. Что случается, чрезвычайно редко, примерно один раз на миллион. А соотношение игроков и простых существ, примерно такое же. То есть, на нашей планете, всего шесть тысяч игроков. Как то маловато. Чем занимаются игроки? Как ни странно, очевидный ответ: играют, является верным, правда не полным. Игроки должны, не просто, тупо играть, но делать игру интересней, находить новые ходы, поддерживать интригу событий. Обобщая можно сказать, что, игрокам присущи функции и актёров и режиссёров — постановщиков, ну и игроков, разумеется. Конечно, не все, выполняют свои обязанности, одинаково хорошо. Поэтому существуют рейтинги. Чем выше у тебя рейтинг, тем выше статус, тем больше плюшек и преференций. Высшая награда: возможность покинуть игру и заниматься чем угодно. Вот, что душа пожелает, вплоть до создания собственного мира, с собой любимым в качестве бога и заниматься там полным беспределом. Настоящего мира не виртуального. Что— то это мне напоминает, видно игрочёк-то наш был, так себе. Теперь, о моём статусе, свободного игрока. Тут тумана, ещё больше. Собственно понятен только статус. Если просто игрок принадлежит к какой-то фракции, светлой или тёмной, имеет путь развития: маг или воин или лекарь или комбинации, имеет интерфейс, наконец, астральное тело, для удобства, переходов между мирами. У меня ничего этого нет. Нет фракции, ну это ладно, как-нибудь обойдусь. Нет интерфейса! Я, даже рейтинг свой не буду знать. Нет пути развития, нет, не так. Нет, предопределённого, пути развития. Вроде бы, это не плохо, развивайся куда хочешь, будь кем угодно. Но, я это должен сделать, сам. Без помощи наставника или других игроков. Самоучка, блин. Ага, вот возьму, и стану колдуном самым колдунистым. Вот, только придумаю, как это сделать, лет этак, через пятьсот. Но самая главная фишка, астральное тело. Нет, оно у меня есть, фишка в том (барабанная дробь), оно не (па-бам) единственное! Правильно, моё старое тело, тоже при мне. Моё тело, при ударе молнии (а, это точно, была молния, правда, не обычная), выжило. И теперь, мне предстояло, соединиться с ним, так сказать на веки вечные. Чувства, у меня от этого, двоякие. С одной стороны, тело то своё, родное. Всё-таки, шестьдесят лет вместе, привык к нему. А с другой, столько геморроя прибавилось, причём, один геморрой, не виртуальный. Нет, всё это, лечится. Геморрой в том числе. Только… только… правильно: я, должен вылечить это, сам! И как только я научусь лечить, сам научусь, сразу буду молодым и красивым. Вы, конечно догадались, у меня на это уйма времени, сколько угодно времени. Теперь главное: моя задача, к счастью не ограниченная временными рамками, я должен, научится создавать игровые миры!!! Ха-хаха! Я должен стать, практически, равным Демиургам! Ну, ничего, как говаривал Насреддин Абдуллаевич, который ходжа, когда брался за тридцать лет, научить эмирского ишака говорить: за это время кто-нибудь обязательно умрёт, или эмир или ишак или я. А у меня, времени гораздо больше, чем у него. Правда, говорят я теперь, бессмертный. Ага, как Кощей. Тоже, наверно, игроком был, но ведь грохнули всё равно, может и у меня шанс появится.

Всё поплакались, и будет, надо заняться делом. В смысле телом. Дождь давно закончился. Скоро рассвет, Тамара Петровна старушка ранняя, выйдет из дому грядки полоть, а тут такой стриптиз.

— Константин — позвал я не состоявшегося наставника, — не мог бы ты помочь тело в дом затащить?

— Без проблем, сейчас занесём. Зилат пошли.

Втроём мы подошли к моему «наследству».

— Зилат смотри внимательней и запоминай, — Константин, говоря это своему ученику, смотрел на меня, — внутренним посылом подхватываешь груз, и поднимаешь. Зилат, хороший ученик, у него первая же попытка была успешной. Разуметься, я сразу сообразил, что эта демонстрация была попыткой Константина, помочь мне. Спасибо конечно, но зря он рискует. Я придержал дверь, пока Зилат заносил тело в дом и укладывал на диванчике в кухне, совмещённой с прихожей. Костя, стоя в дверях, оглядел убогое убранство летнего домика, и напомнил: — с родственниками не затягивай, постарайся в полгода уложится. Решение проблемы с родными ещё один пункт обязанностей игроков. Решить можно по разному, поссориться с ними насмерть, сбежать, оборвав контакты, фиктивно умереть (самый простой способ для игрока), и ещё множество способов. Последнее, у тебя в этом году, три бесплатных обращения к Оракулам — Константин протянул мне, что то типа блокнота, — только не будь дураком, спрашивай о правилах. Если задашь вопрос по механике игры и вопрос потеряешь и ответа не получишь.

— Зилат, подойди. Костя взял ученика за руку и посмотрел на меня.

— Я тебе, на емейл адрес кинул. Пиши если что, — он усмехнулся и добавил — только помни про правильные вопросы. И оба, растворились в воздухе, оставив меня одного.

Мыслей, что делать дальше, не было вообще. В мозгу крутилась песня Кипелова: я — свободен. Надо от неё избавиться, иначе мозг закипит. Чтобы отвлечься начал вспоминать, как Костя учил Зилата. Хм, «внутренний посыл», похоже, именно так я научился двигаться в астральном теле. Вот на столе тарелка, кстати, посуду надо помыть. Но это подождёт. Сначала попробую представить, как касаюсь тарелки, не используя рук. Раза с третьего получается — минус одна тарелка. Когда тарелка сдвинулась по столу, я от неожиданного успеха, слишком сильно «надавил» с другой стороны. В результате, тарелка приобрела статус «летающая», правда на очень короткое время полёта, до двери, о которую и разбилась. Так, надо собрать осколки, а то Джейн лапы порежет. Только подумал, в полуоткрытую дверь, влетела эта красавица и уставилась на меня, словно спрашивая «что хотел, хозяин». Внимательно разглядываю её. Изменения поражали. Она стала явно крупнее, особенно пасть. Красновато-коричневый цвет глаз, стал почти красным и как бы подсвеченным изнутри. Длинна верхних клыков, впечатляла. Особенно эффектно это смотрелось в сочетании с чисто стриженой мордой собаки. Шерсть стала ещё гуще и ярче, по ней, если приглядеться, время от времени пробегали, едва заметные, искрящиеся волны. Пальцы на лапах, удлинились, оканчиваясь теперь, когтями чёрного цвета, острыми даже на вид.

-Джейн, да ты монстр! — глядя в глаза собаке говорю я, — но я тебе благодарен за помощь. Спасибо.

Та наклоняет голову влево, при этом весело ощерившись, и правой передней лапой машет в мою сторону. Надо понимать, она так принимает мои благодарности? Чудеса! Впрочем, количество чудес, за сегодняшнюю ночь, превысило все разумные пределы и что— то мне подсказывает: это только начало.

Из-за двери доносится кудахтанье. Тамара Петровна выпустила кур. Шесть красных хохлаток, целыми днями, бродят по участку, разгребая траву и листья в поисках червячков и прочей мелкой живности. Когда мы, только переехали, были опасения, что Джейн, будет за ними охотится. И в самом деле, в первый же день, увидев этих милых пташек, она, издав радостный визг, помчалась к ним. Облом, получился для собаки, крутым и неожиданным. Куры заметили её только в метре от себя. Но и мгновенья им хватило для отражения атаки. Две ближайшие, синхронно разлетелись в стороны, а оставшиеся встали в боевые стойки. Распушив все перья, растопырив и подняв вверх крылья, а вытянутой шеей и головой изобразив стойку а-ля кобра, пернатые полностью сбили атакующий пыл собаки. К сожалению, маленькое расстояние и приличная скорость не позволило той вовремя остановиться и красиво отступить. Отчаянно тормозя и отворачивая в сторону, Джейн в результате, завалилась на бок и в таком виде врезалась, в боевой порядок кур, где и получила по заслугам. Визг собаки, хриплые горловые крики кур, пыль и клочки шерсти, всё смешалось в беспорядочный клубок. Опустив голову, поджав хвост, Джейн, выскочила, из этой кучи малы, как ошпаренная. Потеря уверенности, дорого ей обошлась. Целый месяц, выходя из дому, она подолгу стояла на крыльце, высматривая обидчиц и при первом же признаке их присутствия, ретируясь в дом. И вот теперь, услышав знакомые звуки, Джейн оживилась. В её глазах я увидел месть.

— Даже не думай, потом отмстишь. Тамара Петровна за своих курочек нас выселит, без права на амнистию.— Пресёк я намечавшееся возмездие. — Мы ещё не готовы переехать.

— Обещаю, ты отомстишь. Но позже, когда будет можно.

Джейн, с сожалением посмотрела в сторону двери, и картинно вздохнув, ушла в другую комнату. Через два дня, возвращается Дора, моя младшая дочь. До этого момента, нужно всё устаканить. А то, неудобно, получиться. Во первых, мысленно загнул палец, разобраться с телами. Во вторых, продолжаю загибать пальцы, освоить умения. В третьих… в третьих хотя бы с первым и вторым разделаться. Поворачиваюсь к старому телу. Ну и что нам делать? Как нам соединиться? Какие заклинания или пассы для этого нужны? К сожалению, на ум ничего не приходит. Ладно, пока подумаем. Мне всегда, лучше думается лёжа. Пристраиваюсь на краю дивана. Подвинься старый. Нет, не реагирует, ну и фиг с тобой. Вытягиваюсь, поворачиваюсь на правый бок и закрываю глаза. Так, теперь нужно сосредоточиться. Попытки, собраться с мыслями, приводят к совсем другому результату, я засыпаю.

Очнулся под голосящий планшет, исполняющий у меня роль телефона. С просонья, никак не получается сдвинуть иконку приёма вызова. Ну же, ну… Нет, вызов завершается. Ругаюсь матом и пытаюсь рассмотреть на экране, кто звонил. Ничего не вижу, всё какое-то мутное и искажённое. Ожесточённо тру глаза. Из-под век на пальцы выскакивает, что то мягкое. Зараза, опять линзы потерял. ЛИНЗЫ! ПАЛЬЦЫ! Я опять в своём теле! Подношу руки к лицу. Руки как руки, всё на месте и ничего лишнего. Лихорадочно себя ощупываю, вроде ничего не изменилось. Облегчённо выдыхаю, ну присниться же такое. Только почему, я в таком виде спал, в прихожей? Ну, наверняка всему найдётся разумное объяснение. Например: плохо себя почувствовал, прилёг на минуточку и… ( тут мой взгляд наткнулся на осколки тарелки) вырубился, а тарелку уронил… Да-а, так себе объяснение.

-Джейн! Джейн, Дженюха,— кричу я. — Иди ко мне.

И она пришла. Ну, теперь точно знаю: не сон. Планшет вибрирует и голосом Тимура Шаова поёт «Романс о женщине» — вызов. Звонит Дора.

— Привет!— принимаю вызов.— Как дела? Как погода? Дежурные слова, пока произношу, настраиваюсь на разговор.

— Привет!— Слышу в ответ,— Как там девочка? Всё в порядке? Это она о Джейн спрашивает. Ну, другого и не ожидал.

-Всё окей! — бодро отвечаю, — Джейн тут рядышком.

— Гуляли?-

— Да только что,— вру я, Джейн смотрит на меня с укоризной, но подтверждающе гавкает. Дальнейший диалог, можно пропустить. Дора, в тридцать лет, не имея других привязанностей, кроме Джейн, все разговоры вела только о ней. Как поела, как поспала, как пописала и покакала и т.д. и т.п.

— Дора у меня новость хорошая,— Перебиваю её очередной вопрос о собаке. — я работу нашёл. Работа хорошая, правда, с разъездами и длительными командировками связана. Зато зарплата — сказочная.

А что, про работу, не соврал даже ни разу. Путешествия по другим мирам, можно и командировками назвать! Надеюсь и про зарплату не ошибся. Дора помолчала и заявила:— Значит, с Дженюшкой сидеть, некому будет? Вот, в этом вопросе, вся Дора. Люблю её! Вся в меня! — Не переживай, придумаем что нибудь.— успокаиваю её. — Знаешь, она немного подросла, и сама может о себе позаботится. — Говорю и весело смеюсь. Джейн скалится и опять машет мне лапой. Смотри, как шутку заценила. На этом разговор заканчивается, ф-фух можно, наконец, дух перевести.

— Николай Васильевич! — блин, сглазил, Тамара Петровна припёрлась.

— Да, Тамара Петровна! — кричу в ответ, не выходя на крыльцо, может так, отделаюсь.

— Можно Вас, на минуточку.— ага отделался, как-же. Придётся идти, не отстанет, проверено. Она хоть и хороший человек, но очень настойчивая, как банный лист, примерно. Встаю, иду к двери, по пути бросаю взгляд в зеркало. Мама дорогая, вид у меня, бомжи отдыхают. Волосы на голове грязные, сбитые в какой-то ком, из которого торчат листья и травинки. Лицо, так покрыто грязью, снайпер в засаде, удавится от зависти. Про бороду, вообще лучше промолчать. Вроде бы, мордой лица по земле, никто меня не возил. Так с чего борода, как использованный для чистки сортира веник, выглядит? Халат, тоже не лучше.

— Тамара Петровна,— кричу я, в надежде выиграть время. — Пять минут подождите, пока оденусь.

— Ничего, не торопитесь, дело не срочное. Как соберётесь, ко мне приходите, я вас там подожду.— Слышу в ответ, прям от сердца, отлегло. Осторожно отодвигаю занавеску, вижу, как она уходит. Хватаю чистый халат, полотенце, выскакиваю на крыльцо. А нога то, не болит! Совсем! Да и линзы мне, похоже, ни к чему! Чтож, во всём, есть свои прелести. Бегом огибаю дом, здесь между кустами орешника и огромным вязом, устроен летний душ. Двухметровой высоты, постройка из вагонки, увенчана пластиковой бочкой на сто шестьдесят литров. Хорошо, что воду, успел натаскать до того как ногу повредил. Сбросив грязный халат прямо под ноги, открываю воду и смываю, смываю, смываю с себя всю эту грязь. Наконец вода, текущая по ногам, становится чище. На голову полотенце, на плечи халат и обратно в дом. Трусы, шорты, рубашка с коротким рукавом, летние кроссовки, всё я готов. Прежде чем выйти, на секунду, останавливаюсь у зеркала. Хм, а ничего, отражение в зеркале уже не вызывает, как в последнее время, негативных эмоций. Путь, по тропинке до хозяйского дома, занимает меньше минуты. Иду не торопясь, всё-таки прохожу места ночных событий. Сейчас, все эти перипетии воспринимаются, как что то далёкое. На деле и суток ещё не прошло. Уф, мурашки пробегают по спине. Место сражения с Дразгом, внимательно осматриваю. Вот и награда: чёрный цилиндр за смородиновым кустом. Сантиметра три с половиной в диаметре, десять в длину. С одного конца, имеет закруглённое утолщение, с другого конца словно обрубленный. Больше всего, напоминает рукоять, ножа или небольшого кинжала без лезвия. Засовываю находку в карман шорт и иду дальше.

— Тамара Петровна, — кричу я, войдя на правую веранду. — Я пришёл.

— Тамара Пет…ров... — остаток отчества застревает у меня во рту. — Кха-кха-кха.— пытаюсь выкашлять застрявшие, при виде хозяйки, звуки. Несомненно, это она, но вот вид… Вид другой, не homo sapiens. Суммируя, все внешние признаки, передо мной, гномка или гномиха. Не знаю, как правильно называется гном женского пола. Куда делась сухонькая старушка, давно разменявшая восьмой десяток лет. Совпадали только рост и черты лица. Мощный торс, рельефные мышцы рук и ног, высокая грудь. Короткая шея, поддерживает, довольно большую голову, с крупными чертами лица, длинные, чёрные волосы уложены в замысловатую причёску. Самое главное, возраст, больше сорока пяти, я бы ей не дал. Да и то, с учётом, что знаю, её реальный возраст. Да что за хрень, я несу! Какой к чертям реальный возврат!? Образ, женщины средних лет, подчёркивали: довольно вызывающая кожаная юбка, едва достигающая середины бедра, и откровенная кофта, выполненная из кожи в сочетании с плетеными кружевами из матерьяла похожего на конский волос. Тёмно-коричневый цвет одежды прекрасно оттеняет очень светлую кожу гномки. Какие весёлые сутки!

— Звали, Тамара Петровна?— спрашиваю, отходя от очередного шока.— Я пришёл.

— Приветствую тебя, нови?к! Я Тарина — хранительница путей! Благодарю за оказанную, твоим посещением, честь. Я счастлива.

— Тама…э-ээ Тарина! А можно, без вот этого всего,— Я покрутил рукой в воздухе. — Официоза? Давай по-простому.

— Хорошо. Как к тебе обращаться?

— Да как всегда, ни имени,— смотрю ей в глаза. — ни расы, я не менял.

— Уел, уел Николай. Но псевдоним, тебе не помешает. В некоторых мирах, твоё имя, не слишком благозвучно. Но это, тебе решать. Готова помочь тебе, чем смогу! Что тебе сейчас не обходимо?

— Информация! Любая, которой ты владеешь.. Всё так быстро произошло. Расскажи мне, всё что знаешь.

— Хорошо, только, пройдём в дом, там будет удобней.

Почему-то, я уже не удивился, когда мы вошли в дом, а попали совсем в другое место. Ну, скажите, откуда, в старом сельском доме, построенном в тридцатые годы двадцатого века, залы с колоннами, высотой метров восемь? И пол, из полированного гранита, в котором, как в зеркале, отражается резной потолок из красивого фиолетового камня, который я, опознать не смог. Стен вообще не было видно. Колонны, из такого же гранита, что и пол, постоянно закрывали обзор. Куда ни посмотри, видишь ближнюю колонну и следующую за ней. Дальше, ничего разглядеть, не удаётся, хотя освещение, в виде светящихся наростов на колоннах, было не ярким, но достаточным. Молча, мы прошли метров тридцать по первому залу и через трёх метровой высоты арку попали в следующий зал. Ничего похожего на первый. Здесь было царство соли. Соль была повсюду. Стены, пол, потолок, всё было из соли. Похоже на соляную пещеру, впрочем, это и есть соляная пещера! Светящиеся стены и потолок сплошь покрыты кристаллами разных форм и размеров. Цвет кристаллов, варьировался, от светло-светло-розового до тёмно-бирюзового. Под ногами еле слышно похрустывали мельчайшие кристаллики. Высота потолка редко где превышала три с половиной четыре метра. Дорога, по которой мы шли, постоянно петляла, огибая, растущие из пола, фантастически красивые, друзы кристаллов, похожие то на каких-то сказочных зверей, то на вазы созданные сумасшедшими мастерами. Вот, нарост на стене, состоящий из сотен небольших кристаллов, напоминающий голову льва. Проходя мимо, протягиваю к нему руку, лев засветился ярче, и чем ближе рука, тем ярче он разгорается. До соприкосновения пара сантиметров и в каждом кристалле ”льва” загорается и начинает мерцать искорка. У каждого кристалла, своя амплитуда мерцания и цвет, получается этакий, мерцающий салют. Я, остановился, любуясь этим нерукотворным чудом. Игра света завораживала, вспышки, кажется, складываются в какие-то почти понятные образы. Может, это кто-то, пытается со мной заговорить?

— А ты, им понравился,— вернула меня из раздумий Тарина.— они редко с кем так общаются.

— Ты говоришь про кристаллы? Они живые?— Поворачиваюсь к ней, но руку ото ”льва” не убираю.

— Они, точно живые! Но разумные ли, не знает никто. Их мир огромен, но смертельно опасен. Безопасна, только эта тропа. Но здесь мало кто ходит. Ещё меньше, тех, с кем они пытаются общаться. И нет никого, кто понял бы их.— говоря, она демонстративно, поднесла свою руку к кристаллической сосульке, свисающей с потолка. Та, никак на это, не отреагировала.— так что у тебя есть шанс. Дерзай, но в другой раз. Пойдём, захочешь вернуться суда, помогу.

Ещё несколько мгновений, вглядываюсь в мельтешение света, потом решаюсь коснуться поверхности кристаллов. Просто, раскрытой ладонью провожу, по ”гриве льва”. Он тут же гаснет, как лампа, если бы я, повернул выключатель. А меня стало больше. Неожиданное чувство. Но говорить про это, нельзя никому. Я знаю наверняка, нужно молчать. Поворачиваюсь и иду дальше. Гномка посматривает на меня, но ничего не спрашивает. Ну и хорошо. Молчание — золото. А может и бриллианты.

Ещё несколько десятков метров и мы стоим у двери обитой чешуйчатой кожей красного цвета. Чешуйки, размером почти с компакт диск, впечатляют. Сама дверь, размером, метр на два.

— Хороший дракон был, большой. — Ляпнул я, пытаясь пошутить.

Тарина изумлённо таращится на меня, — А ты откуда знаешь?!

— Угадал!

— Его убил, мой отец, Торин Серебробородый.— гордо произнесла гномка.— он был великий игрок.

— Твой отец игрок? — очередь изумляться перешла ко мне.— постой, ты говоришь, был. Но игроки бессмертны!

— Это не совсем так. Позже об этом поговорим. А сейчас, проходи в мой дом.— Тарина сделала, какой-то пасс рукой, в сторону двери и та совершенно бесшумно, распахнулась.

Плохо, когда все твои, представления о мире, оказываются ошибочными. Ещё хуже, когда и новые постулаты мировоззрения не кажутся тебе, истинными. Трудно поверить, что твой мир, создан лишь за тем, что бы стать инкубатором новых игровых миров? Что цивилизации нужно лишь достигнуть определённой точки развития виртуальных технологий и на этом всё, конец. Цикл закончен. И так, на нашей планете, уже было не раз.

Нет судьбы, вырезала на столешнице ножом, Сара Коннор, во втором ”Терминаторе” три раза ха. Такова судьба, вот правильная фраза. Человечество обломись. Мы не венец творения природы, а так, промежуточный продукт божественной технологии. Можно сколько угодно пыжиться, и надувать щёки, для тех, кто управляет процессом, это пустой пшик. Смешно и одновременно грустно осознать себя морской свинкой в руках экспериментатора — учёного, пытающегося вывести новый вид. Даже не так. Не учёного — экспериментатора, а фермера, успешно отбирающего из миллиардов никчёмных особей тысячи подходящих по параметрам. Единственное, что хоть не много, успокаивает, в таком же положении тысячи миров. Нас же всегда радует, когда другим не лучше нам, а уж если хуже… у-ух как мы им сочувствуем. Жуть. Ага, у соседа корова сдохла! Слава богу! Зависть правит нашими поступками. Если не всегда, то в большинстве случаев. Она же генерирует нашу ненависть к более успешным. Флюиды зависти и ненависти, волнами разбегаются от больших скоплений людей, подпитывая власть предержащих. Ибо для них, ставленников богов — демиургов, это лучшая пища и лакомство.

Тарина рассказывала мне о реальном устройстве мира более пяти часов. Мы устроились в саду, в резной каменной беседке, на широких, тёплых мраморных лавочках. Одуряюще пахли незнакомые цветы, к которым то и дело подлетали насекомые, тоже незнакомые. На небосводе вместе с двумя лунами, у самого горизонта медленно опускалось Светило жёлто-красного цвета. На него в отличие от Солнца можно было смотреть напрямую, глаза не слепило.

— Это мой мир — Эрум. — после паузы, тихим голосом, сказала гномка.— Я здесь родилась.

-Сколько тебе лет?

-Сто восемьдесят два, в пересчете на земное летоисчисление. Мы живём долго, по сравнению с людьми. Во взрослую жизнь мы вступаем в шестьдесят. Репродуктивный возраст тысяча двести лет. Средний срок жизни тысяча восемьсот — две тысячи лет, в зависимости от места проживания. Здесь, лучшее место для жизни.

-А твои дети, они тоже…,— Я замялся, не зная как назвать её расу. Это я думаю, что она гномка. А вдруг, это слово её оскорбит. — Той же расы, что и ты?

-Мои дочки полукровки. Моя раса гном. Их отец человек. Мои внучки квартеронки. Они, и дочки и внучки, проживут короткую, по сравнению с моей, жизнь. Хотя и гораздо более длинную, чем любая человеческая. Это ещё одна причина, по которой я готова тебе помочь. Теперь слушай….

Будущий игрок в детстве обязательно получает смертельную травму или заболевание, от которого длительное время находится между жизнью и смертью. За это время происходит первичная трансформация его астрального тела. В качестве компенсации, выжившие получают какой-то талант или дар, иногда не единичный. В дальнейшем только развитие своих особенностей гарантирует попадание в список кандидатов на инициацию игрока.

Константин это упоминал, но без подробностей. И конечно я сразу вспомнил то, о чем не могу забыть уже пятьдесят четыре года. Конец августа тысяча девятьсот шестидесятого года, автобусы ЗИС — 155 в народе ”коробочка” привезли на Миусскую площадь детей, с летней дачи ведомственного детского сада. Детсад принадлежал четвёртому троллейбусному парку расположенному рядом на Лесной улице. Среди этих детей был и я. Мои родители работали в этом троллейбусном парке. Отец водителем, а мать кондуктором. Именно так называли тогда билетёров. Обычно меня отправляли к бабушкам в деревню, но в том году получилось окно в августе, некому было меня везти. Хотя подозреваю, что дело было в деньгах. Ведомственный садик за летний отдых брал с родителей сущие копейки, около ста двадцати рублей за ребёнка в месяц. Даже не знаю с чем сравнить эту сумму сейчас. Водка, в шестидесятом году, стоила двадцать восемь рублей семьдесят копеек за пол-литра. Дальше сами считайте. Да ещё помощь профсоюза, выбор был сделан и моё мнение, по малолетству, никто не спросил. Так и пришлось ехать с ненавистным детским садом на летние дачи. Возвращение, в Москву, к родителям было сродни празднику. Настроение было настолько приподнятым, что я казалось, зависал в воздухе, когда вприпрыжку бежал к отцу, одним из первых выскочив из автобуса. Не сильно огорчило даже отсутствие среди встречающих матери. Тем более отец сказал, что она нас ждёт дома и готовит пироги к нашему возвращению. Жизнь была прекрасна, радовало всё, и быстро пришедшая ”аннушка” и место в ней у окна и прекрасная погода и даже отец, отвлекавший своими расспросами, от проезжающих мимо пейзажей. С одной пересадкой добрались до дома. Встреча с мамой и любимый пирог с репчатым луком, только добавили позитива, и я обошёл и поздоровался со всеми соседями по коммунальной квартире. Приняв ото всех поздравления с благополучным приездом, и ахи охи по поводу моего прироста и возмужания, я очень довольный собой, отправился на общую кухню, где мать допекала пироги, а отец снимал с плиты сорокалитровый бак с вываркой. В те годы, стиральная машина активаторного типа с валковым отжимом, была настоящим чудом. Владеть им могли разве что ”буржуи”, каковых в нашей квартире не имелось. Все стирали руками, на волнистых стиральных досках, предварительно, подолгу кипятя бельё в баках и тазиках с наструганным хозяйственным мылом и щёлоком. Вот и отец, снял такой бак из оцинковки и поставил его в ванной комнате, пройти в которую можно было, только через кухню. Прихватив с противня любимый пирожок, я тоже проскочил следом. Мать уже дополаскивала первую партию белья. Чтобы ей не мешать, я стоял у двери в кухню, с интересом глазея за процессом стирки. Я почти добил пирожок, когда меня впервые в жизни торкнуло. В ушах зазвенело, руки и ноги стали ватными. Дрожь пробрала всё тело. Мне вдруг стало предельно ясно, что в самое ближайшее время произойдёт что-то ужасное и непоправимое. И это несчастье случится именно со мной. Еле держась, на не слушающихся ногах, я сделал попытку избежать несчастья. В шесть лет, самым безопасным, кажется место, рядом с мамой. Предвиденье посетило меня впервые и знаний как им пользоваться, разумеется, не было. Да и не было ни какого жизненного опыта. Откуда ему взяться у домашнего ребёнка. Поэтому и сделал первый шаг, в сторону матери оторвавшись от спасительного дверного косяка. А неизбежное, в лице моего отца, уже подходило, к двери, в проёме которой я и застрял, не в силах сделать второй шаг. Меня буквально заморозило. С диким ужасом я, смотрел на родителя, только что казавшегося таким любимым и обожаемым, а сейчас собирающимся, сделать со мной что-то ужасное. Впоследствии, много раз, прокручивая в памяти, события того дня, я убеждался в невиновности отца. Без всякого злого умысла ставшего ”рукой судьбы”.

-Ты, чего так напрягся, Колюнька? — с улыбкой спросил отец. — Сонь я пошёл, у меня третий выход сегодня, приду не раньше двенадцати. — это он уже с мамой разговаривает.

Не могу отвести от него взгляд, и шевельнутся, не могу, вообще ничего не могу сделать. Сейчас ЭТО случиться!!! Папа с улыбкой поворачивается ко мне и неожиданно протягивает в мою сторону правую руку. Между большим и указательным пальцами, зажат плоский ключ от английского замка, острием, направленный мне в район живота. Мой рот уже открыт для вопля, но звуки застряли где-то в горле.

-А вот, я тебе сейчас, животик открою,— отец, широко улыбаясь, произносит эту дикую фразу, вероятно, чрезвычайно довольный своей шуткой. В этот момент ступор спадает, и я начинаю двигаться, делая большой шаг назад. Одновременно я испускаю дикий вопль, который услышат не только наши соседи, но и жильцы соседних домов. Мгновением позже пятка левой ноги, которой я шагнул назад, упирается в деревянную ступеньку, на которой стоит бак с бельём и останавливается. Но тело, набравшее инерцию, продолжает движение назад и долетает до бака. Если бы крышка бака была плотно закрыта ничего страшного, скорее всего, не произошло бы. Ну, обжёг бы чуть-чуть попу и то не факт, я не голый же там ходил. На мне была рубашка, короткие штанишки, чулки. Колготок тогда не было и девчонки и мальчишки носили длинные чулки, и специальный пояс с резинками, чтобы те не спадали. Такая вот детская мода унисекс. К сожалению, крышка на баке, была чуть сдвинута в сторону, и когда я попой вперёд долетел до неё, легко слетела. В тот же миг, ноги подлетели вверх, подбитые ступенькой и я, почти всем телом, оказался в рассоле из грязной воды, щёлока и хозяйственного мыла, кипевшего всего пару минут назад. Как ни странно, сознания, я не потерял. Хотя до сих пор об этом жалею. От боли дыхание перехватило, кричать не получалось, только хрипеть и стонать. Зато кричали родители, правда смысл, того что они кричали, до меня не доходил. Кричали, прибежавшие на крики, соседи. Смысл их криков странным образом иногда выделялся из общего шума.

-Нужно раздеть его. Снимайте всё с него, немедленно— Прасковья Никитична старейший житель нашей квартиры. В семьдесят восьмом, заехав к родителям, жил я уже отдельно, с удивлением узнал, что тихая Прасковья Никитична с мужем Иваном Данилычем, члены Компартии, аж с восемнадцатого года. Дело было в майские праздники. Я, с удовольствием поев, салата и пирогов, болтал с мамой на всякие неважные темы. Как вдруг, она упомянула, что позавчера, Прасковья Никитична сломала ногу, упав со стула, когда меняла перегоревшую пятнадцати ватную лампочку. Теперь лежит и стонет, потому что в больницу её, скорая не повезла. Дескать, чего её лечить, в девяносто не выздоравливают. Будучи в прекрасном расположении духа, и помня всё хорошее от стариков. Захожу к ним, в знакомую с детства, полу пустую комнату. Круглый стол, три венских стула, металлическая кровать с никелированными шарами на спинках, да абажур из китайского шёлка, похоже ещё дореволюционный, вот и вся обстановка двадцати метровой комнаты. Ах да, в углу притаился, комод на четыре ящика, а на стене висит, старое зеркало, с порченой временем амальгамой. Иван Данилычь сидит на стуле и невнятно бурчит себе под нос. Пытаюсь расспросить его об обстоятельствах несчастного случая, он же в ответ суёт мне в руку два партбилета, свой и жены. Смотрю на стаж и не верю своим глазам, дата вступления: январь тысяча девятьсот восемнадцатого года. Взносы уплачены по сегодняшний день. О — ФИ — ГЕТЬ!!! Шестьдесят лет партийного стажа. Старикам за девяносто, а они не забывают платить парт взносы вовремя! Чтоб я так жил! Прасковья Никитична тихо стонет на кровати. Выхожу в коридор к общему телефону. Через, ноль девять, узнаю номер дежурного Киевского райкома партии. И через минуту, разговариваю с дежурным. Тот, сначала, долго не мог понять, почему я звоню ему, а не в скорую помощь. Пришлось объяснять, и про партбилеты, и про врачей скорой, сэкономивших народные деньги, за счёт старой большевички. Попросив меня, ”повисеть” на телефоне и уважительно поинтересовавшись, как ко мне обращаться и представившись Петром Иванычем, он по другому аппарату вставил пистон начальнику смены скорой. Я всё прекрасно слышал, микрофон в его телефоне был чувствительный, а голос он, как и выражения, не сдерживал. Так что я узнал место будущей службы мудака дежурного скорой: жопа. Но на карте этот город искать не стал. Потом мы, некоторое время, просто выясняли мои взгляды, на страну и жизнь людей в ней. Минут через пять пришлось прерваться, приехала первая скорая. Впустив врачей в дом, попытался вернуться к разговору, но не тут-то было, прибыла вторая бригада. Как раз та, что накануне, не повезла старушку в больницу. В дом я их впустил, и пока они препирались с первоприбывшими, у кого больше прав на больную, сообщил, внутренне злорадствуя, о них Петру Иванычу. Тот немедленно потребовал врача второй бригады к аппарату. Вот тут я не слышал, что именно он говорил проштрафившемуся медику. Но по лицу эскулапа, точнее по скорости смены его цвета от бордово-красного до снежно-белого, легко понял, что тот остро осознаёт свою не правоту, и может быть даже, так больше не будет. От этого увлекательного зрелища, меня отвлекла, третья скорая, которая правда своих прав на больную предъявлять не стала. Узнав от меня, что они уже третьи, и явно лишние, быстро уехали. К моему возвращению, бедный доктор, освоил зелёные оттенки спектра. Телефонную трубку, он, явно пытался задушить, и будь трубка сделана из современного пластика, а не старинного и очень твёрдого эбонита, ему бы это сделать удалось. Тут из комнаты стариков, вышел доктор первой бригады.

-Я её госпитализирую,— безапелляционно заявил он, обращаясь ко мне, как будто я против этого возражал. –и мужа её тоже,— добавил он. — мне его состояние не нравится. При этом он победно посмотрел на прилипшего к телефону коллегу.

-В склиф бабушку отвезём, а мужа ее, куда диспетчер скажет. Вам нужно сообщить?

-Да.— Я продиктовал номер телефона, — на всякий случай. И они уехали.

-Вас просят подойти,— протянул мне трубку зеленолицый врач. — пожалуйста. Пётр Иванович, ещё минут пять хвалил меня на все лады, слегка охрипшим голосом. А под конец ошарашил меня предложением, дать свою рекомендацию, если я соберусь, вступить в КПСС. Промямлив, что такие решения с кондачка не принимаются, обещал подумать. На этом наш разговор и завершился.

Прасковья Никитична, скончалась через два месяца, в больнице. Иван Данилыча, поместили в санаторий для старых большевиков, в Пыхтино, где он прожил ещё пять с лишним лет и умер на сотом году жизни. Из всех наших соседей именно Прасковья Никитична дала самый правильный совет, в тот день. Остальные советы, типа: смазать меня подсолнечным маслом (наверное, чтобы зарумянился, и корочка не подсохла), или проколоть волдыри, присыпать тальком, кроме как изощрённым издевательством назвать нельзя. Собственно вся обожжённая кожа на моем маленьком теле и вздулась огромным волдырём. Шевелиться было не возможно. Согнутого в позу эмбриона, меня положили на кровать. В тех местах, где кожа соприкасалась с простынёй, боль была невыносимой. Скорая приехала, минут через двадцать. Помнится, я уже говорил, что был домашним мальчиком, поэтому матерится, не умел, все двадцать минут я проклинал бога и вообще всех, кто, по моему мнению, причастен к случившемуся. Но бога, я проклинал, особо изощрённо. Бабушка, по линии матери, часто брала меня в церковь Иоанна Предтечи. Там же, меня, втайне от родителей, крестила. В воскресную школу я не ходил. Даже не уверен, что в СССР, были воскресные школы. Поэтому знания о добром боженьке, я черпал только из рассказов бабушки. Выходило, что если не грешить, ходить в церковь, ставить свечки и вовремя крестится и бить поклоны, то всё будет хорошо. Ага, наивный вьюношь.

-Проклинаю тебя бог, чтобы тебя черти забрали, чтобы тебя собаки покусали, чтобы тебе было больней, чем мне. Проклинаю.— как мантру повторял и повторял я. И это помогло. Боль уже не так мучила меня. Я как бы вытолкнул её из своего сознания. Наверное, именно поэтому, я дотянул до приезда скорой помощи. Много лет спустя, я целенаправленно, изучал проблему лечения ожогов. Особенно случаи похожие на мой. Ожоги третьей степени с поражением более шестидесяти процентов кожи ( у меня было семьдесят) считались смертельными до семьдесят пятого года. Процент выживших, был мизерный. Причём, большая часть пострадавших, умирала от болевого шока, ещё до приезда врачей. Скорая приехала, я получил два укола в плечо и ногу и благополучно потерял сознание.

Следующие два с лишним месяца я провёл в борьбе с болью. Утро начиналось с крика, моего крика. Криком, я сбрасывал часть боли, накопившейся, пока я спал. Ни о каких противоожоговых кроватях, тогда, никто и слыхом не слыхивал. Я лежал, в ”гнезде” из слоёв марли, ваты и бинтов, пропитанным какими-то антисептиками и пересыпанный порошком стрептоцида. Но обширные раны, да что там, раной было всё тело. Не поражёнными оставались ноги от середины бёдер правая рука, голова, часть левой руки, плечи и грудь выше сосков. Правда и руки и ноги были зафиксированы. В вены рук мне почти постоянно переливали донорскую кровь. Иногда до литра в сутки. Кто там, не верит в вампиров? А в щиколотки с внутренней стороны ног вливали физраствор и глюкозу. Организм постоянно терял жидкости. За ночь ”гнездо” пропитывалось и покрывалось коркой сукровицы. ПЕРЕВЯЗКА! О-о-очередная пытка. На каталке, из палаты через два коридора, в перевязочную. Уже из второго коридора, через открытую дверь, имею счастье наблюдать свой эшафот — большую эмалированную ванну наполненную жидкостью ядовито-розового цвета. Раствор перманганата калия. МАРГАНЦОВКА! Тело начинает чесаться и зудеть ещё на подходе к ванне. А уж когда меня в неё кладут! Поэтому, заранее начинаю повторять, про себя конечно, ставшие для меня спасительной молитвой, проклятия. На ванне смонтирована металлическая сетка, которая не даёт опуститься ниже, чем нужно. На неё меня и кладут, прямо в ”гнезде”. Сначала, даже приятно. Корка, образовавшаяся за ночь, сковывает тело как панцирь, не давая малейшей возможности, пошевелится. Когда” гнездо” пропитывается раствором, наступает чувство облегчения, панцирь исчезает и появляется возможность, чуть-чуть пошевелится. Но только совсем чуть-чуть, капельку. Если вам приходилось, когда-нибудь, отрывать с ранки присохший бинт, то мне не нужно дальше объяснять почему.

Но проходит время, раствор работает, всё тело покрывается пузырьками кислорода и начинается щекотка. То там, то тут возникают очаги зуда. Нестерпимо хочется почесаться. Тянет повертеться и по извиваться. Но любое движение это боль и боль сильная и острая, да ещё и режущая. Приходиться терпеть, терпеть, терпеть… и кричать, кричать, кричать. А добрая медсестра, уговаривает потерпеть ещё немного и потихоньку, по чуть-чуть, освобождает моё тело от ”гнезда”… Операция растягивается на два, а то и три часа. Но вот, оторван последний кусочек моего одеяния и наступает не долгое блаженство. Нет, боль и зуд, ни куда не делись, но ненавистное старое ”гнездо”, уплыло в глубины ванны, а новое ещё только собирают медсёстры. Ура! Свобода! Ничего что, всё болит и чешется, зато я свободно плаваю и даже могу шевелиться, почти без последствий. Это блаженство будет длиться долго — минут десять, если повезёт, пятнадцать. Можно прекратить, наконец, бесконечную череду молитв-проклятий. Свою задачу они выполнили, теперь я доживу до завтрашней перевязки.

Морозовская детская больница — место моего второго рождения. А какое рождение без мамы? Целых восемьдесят дней, она, практически жила в больнице. Больше ко мне никого не пускали, после того как еле откачали отца, который пришёл на третий день. Ему, стало плохо, едва он вошёл в бокс, где я лежал. Что с ним случилось, почему ему стало плохо, так никто и не понял. Свалили всё на нервы и ограничили посещения, от греха. Правда я, ни с кем и не хотел общаться. Борьба с болью, отнимала все душевные силы. Только дней через сорок, зарубцевавшиеся раны, снизили накал этой борьбы. Именно тогда, меня посетил тот, о ком я впоследствии забыл. Вернее, он заставил меня, забыть, об этой встрече. Я проснулся, среди ночи. Мать, тихонько похрапывала, на второй кровати бокса. Лежу и не могу понять, что меня беспокоит. На всякий случай, начинаю, привычно повторять, свои заклинания.

–Перестань! Прекрати немедленно!—

Аж тряхнуло от неожиданности и страха, но никого не вижу.

–Мальчик, не делай так больше!—

-Кто говорит? Я никого не вижу.— Пересиливая ужас, выдавливаю из себя.

-Сейчас увидишь, только не пугайся, я не причиню тебе вреда!-

-Я попробую.— Голос и правда, не такой уж и страшный, просто неожиданно раздался, этим и напугал. Воздух в боксе сгущается, темнеет, потом вдруг начинает светиться, оранжевым светом, а ночник наоборот тихо гаснет. Фигура, появившееся в центре бокса, не похожа на человека. У людей не бывает таких огромных, белых крыльев. Да вообще у людей крыльев не бывает. Зато они бывают, на иконах у ангелов. Сердце в груди бухает как барабан. В голове мгновенно всё складывается. Я столько времени проклинал бога, вот он и прислал ангела, наказать за это. Меня начало трясти, горло перехватил спазм.

-Не бойся, не бойся. Всё хорошо. — Огромный мужик с крыльями, наклоняется надо мной. Рукой он рисует в воздухе горизонтальный круг. И я перестаю чувствовать боль. Совсем. Забытое чувство. Я так сроднился с болью, проводя в борьбе с ней почти всё своё время, что теперь, когда её нет, чувствую себя обворованным. Лежу и молчу. Ну, а что я мог сказать?

-Можешь называть меня, дядя Рафа. Как зовут тебя, я знаю. Хочу предложить тебе сделку.— он посмотрел мне в глаза, и меня снова передёрнуло, а по спине пробежала волна холода.

-Что предложить?— всё-таки выдавил я из себя.

-Сделку. Ты, кое-что, обещаешь мне, а я, кое-что, обещаю тебе.— он ещё раз посмотрел, как то по особенному. — А ты крепкий парень.

-Дядя Рафа, я, маленький мальчик, может, спросим мою маму?— Я, сильно испугался, таких серьёзных отношений. Ни разу, взрослые, так серьёзно со мной не разговаривали.

-Нет, Коля, это ты должен сделать сам. Ни мама, ни папа, тут не причем. Они простые люди. Ты особенный.— Пока он говорил, на глаза навернулись слёзы обиды. Почему нельзя спросить родителей?

— А что, я должен пообещать?— спросил, едва не разрыдавшись.

-Коля, скажи, ты любишь играть?

— Люблю. Кто же не любит?

— Вот и хорошо. Через некоторое время, ты станешь взрослым. А потом, в определённый момент, человеком, которого все будут называть, игроком…

-А во что я буду играть?— Перебил я его.

-В разные игры. Тебе понравиться. Ты будешь путешествовать по разным мирам, сражаться с чудовищами, освобождать из плена красавиц принцесс…-

-Как в сказках?— опять перебил его я. — Я что, буду богатырём?

-Это ты, сам решишь, кем тебе стать, богатырём или колдуном. Пока, у тебя лучше, колдуном получается. Кстати, ты должен перестать, использовать своё заклинание. Это и будет, твоей частью, нашей сделки. Согласен?— он опять хитро уставился мне в глаза. Но в этот раз, ничего особенного я не почувствовал.

Я, уже открыл рот, что бы сказать, да. Но вдруг вспомнил, как весной, цыганка, выманила у меня десять рублей, подаренные отцом на мороженное. Ёлкины, как я мог забыть, та тоже много чего обещала, пока отец отмечался на станции. А я ждал его на улице. Закрыв рот, я быстро обдумал, что делать. Надо заставить его клясться, что не обманет.

-А что взамен?

-Что бы ты хотел?

-Не чувствовать боли, как сейчас. И быть здоровым.

— Я был бы рад дать тебе это. Но, к сожалению, не могу. Боль тебе сейчас не обходима. Она даст тебе силы.

-Как же мне с ней бороться, без проклятий? Кому они помешали?

-Прямо, на твой вопрос, я, не вправе отвечать. Но если ты подумаешь…

-Бог.— Выдохнул я.— Ой-оё-ёй.

-Молодец, быстро соображаешь!

-Мне бабушка говорила, что он, всемогущий. Как же я, могу ему, навредить?

-Тут всё дело в том, что ты уже почти игрок. В твою судьбу, напрямую, он вмешиваться, не в праве. Поэтому я, здесь. Коля, поверь, я очень хочу, договориться с тобой. Да тебе повезло создать, пусть и не специально, очень сильное заклятье. Но ты, ещё очень неопытен, вон как своего папу приложил. Если бы не в больнице это случилось, ты уже осиротел бы.

-Дядя Рафа, с мамой я не могу посоветоваться, так?

-Так.

-Тогда клянитесь, что не обманите меня! И я соглашусь.

Звук, грохочущей лавиной, заполнивший, всё помещение бокса, и снова сильно меня напугавший, оказался всего лишь смехом. Дядя Рафа хохотал. Махал рукой, утирал слёзы на глазах, хлопал себя по бокам крыльями и смеялся, смеялся, смеялся.… Наконец он начал успокаиваться.

-И это ребёнок, тебе точно шесть?— всё ещё посмеиваясь, спросил он меня.— и мама на еврейку не похожа. Вот САМ удивится, когда узнает. А то всё орал: как этот моло… мальчик, так умудряется проклятия навесить, что снимать намучаешься. Слетай, договорись, он маленький, много не попросит….

-Я не хотел…

-Это не важно,— перебил он меня.— Клянусь перед ликом ЕГО, что не обману, нови?ка Николая.

Дзинь. Лопнула где то струна, да силуэт дяди Рафы на мгновенье полыхнул зелёным светом. Я задумался, что просить? Клятва дана, теперь не обманут. Почему то я поверил в это сразу.

-Дядя Рафа! Я не знаю, что нужно просить, помоги мне, пожалуйста.— неожиданно для самого себя попросил я.

-Ну, ты и хитрец малый.— Снова засмеялся тот. Расскажу кому, не поверят.— Маленький мальчик сначала, проклял Бога, потом заставил дать клятву, не обманывать, архангела, которого Бог послал договориться с ним. И в завершении этой, эпической кутерьмы, просит архангела, который уже не может его обмануть, самого выбрать плату за заклятье. Вроде ничего не упустил.

-Дядя Рафа! Так ты, архангел!?

-А ты меня за голубя мира принял?— архангел раскрыл немного крылья, в боксе сразу стало тесно.

-Ну, я не верил в то, что вы на самом деле бываете…

-Вот и продолжай, в том же духе. Слушай Коля, сейчас я уйду, а ты забудешь, и своё заклятье и то, что я здесь был. Поверь, так надо. Ты вспомнишь обо всём, когда придёт время. Тогда мы встретимся ещё раз, и поговорим. Ты не пожалеешь, о том, что доверился мне. Прощай.

Он провёл, над моей головой, рукой и я провалился в сон.

Проснулся я с чувством потери. Как будто у меня отобрали, что то важное, но что именно, не знаю. Постепенно, это чувство, ослабло, а потом и совсем угасло, на фоне ежедневной борьбы с болью, ставшей почему-то труднее.