Призванный. Возможно, баллада

— Ну, самый умный тут конь, рази не видно?

— Ладно, ты давай амбулаторию показывай.

— Да вон она, рядом.

На той стороне площадки панельное двухэтажное строение с белыми занавесками на пыльных окнах. Подходим к закрытым дверям. К ним прибита фанерка, на которой тем же почерком нацарапано аналогичное объявление: "Сегодня прием в поселке".

— Ничего не поменялось, — вздыхает скорнячиха.

— Постой, ты о чем?

— Да как лекарь пристроился в мисю, таблички так и висят. О прошлом годе, когда кузнецов подручный порвал вожжи, а я зашивала, он меня возил сюда.

— Какая еще "мися"?

— Да я знаю? Кака-то культурна.

Она кивает на здание за кованой оградой.

— А когда он, говоришь, туда пристроился?

— Да года три, почитай.

Вывернув шею, пытаемся глянуть ей в глаза. Она ловко уклоняется за затылок.

— Слушай, не юли, тебе, ведь, все это было известно?

— Известно-то известно, да вдруг чего изменилось? А теперь я точно знаю, что все верно запомнила. Коновал вот раньше огурцов не брал. Стареет, видать.

Брайан мощно выдыхает, выгоняя зародившуюся было злость.

— Не серчай, — добавляет примирительно лесникова вдовица. — Тебе не в особую тягость, а я там расскажу, что ты хороший.

Брайан усмехается.

— Да меня туда, может, и не пустят.

— Да что ты, — всплескивает она руками, — у тебя ж подвиг впереди, я чувствую.

— Ты крыльями-то не маши, а то взлетим.

По-одвиг. Брайан привык мыслить проще. Найти и завалить дракона. Чтоб не пульсировал самовлюбленно рогом. Никаких подвигов, это личный вызов.

Скорнячиха опять уцепляется за наши плечи.

Оглядываемся.

— Ну что, обратно нести?

— Да тебе, вроде, сюда нужно было.

— Сюда.

— Назад я могу с кузнецовым подручным, ему все равно мимо дома ехать.

— Да он, поди, до вечера будет спать.

— Не будет, я слово знаю. Надо только подойти. Издалека не подействует, я уже сегодня пробовала.

Подходим. Бугай по-прежнему не шевелится.

Скорнячиха свешивается с нашего плеча и зловеще шепчет над его ухом:

— А давай у этого пентюха коня сведем!

Бугай вскакивает и замахивается кнутом. Мерин с испугу лезет на ворота, телега дергается, и бугай валится навзничь в железо. Железо гремит, бугай матюкается, мерин ржет, старикан притихает.

Да, если слово заветное, его можно произносить и шепотом.

Нас бугай не помнит, зато сразу же узнает нашу наездницу.

— Ты! — радостно вскрикивает он. — Все шуткуешь?

— Я, — степенно подтверждает она. — Чего стоишь, поехали уже.

— Щас, — с готовностью отвечает бугай.

Отодвигает старикана рукой, обходит телегу, ухватывается за нижний пролет и сваливает все привезенное прямо на землю. Затем, чтобы не связываться со сложным разворотным маневром, относит задок телеги от будки. Мерин покорно семенит следом.

— Садись, — указывает он широким жестом, — с ветерком домчу!

Опускаем лесникову вдовицу в телегу. Она устраивается в сене поудобнее. Кладет ладошку нам на руку:

— Ежели чего-нибудь из шкуры или кожи надо будет сшить, заходи, расстараюсь напоследок.

Потом хлопает бугая по спине и с достоинством роняет:

— Трогай!

Бугай привстает на передке, крутит кнутом над головой, лихо выстреливает и орет:

— Не подведи, родимый!

Мерин ржет и берет с места в карьер. Телега уносится. Когда грохот стихает, слышатся колокольчики навигатора, подготовившего очередное уведомление.

ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

7. Обаяние 3

ЗДОРОВЬЕ:

60 хитов

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 2.555(5).

Ситуационное соответствие: 0.851(851)

— Шел бы ты отсюда, — бурчит старикан, собирая яблоки в совок.

Мы бы так и поступили, догадайся он промолчать. Тем более что направление на терминал указано вдоль центральной аллеи. Но здание за кованым железным забором с мачтой дальней связи на задах тоже требует изучения.

Приближаемся. На столбике ворот гранитная полированная табличка с бронзовыми буквами: "Континентальная культурная миссия".

Сквозь прутья решетки видны подметенные дорожки и подстриженные газоны. Действительно, все культурно.

Подобравшийся сбоку старикан ловит каждое наше движение. Отводим взгляд. Перед воротами, параллельно въезду, на двух вкопанных стойках, белый пластиковый щит. На нем приклеенный листок плотной бумаги с напечатанным текстом:

"Для выполнения ответственного задания требуется достаточно ловкий человек".

Если что украсть, надо, наверное, Харю звать. Но, может, ловкий не в том смысле.

Старикан снова выныривает из-за плеча. Глядим в его внимательные глаза.

— Кто у вас тут главный?

— Эва, хватил. Главного-то и я ни разу не видел.

— А кто тогда есть?

— Ну, пиарас...

— Кто-о?

— Мм, точно не знаю, но с населением он беседует.

— Ладно, зови своего, не хочу повторять.

Старикан скрывается в будке и, не спуская с нас глаз через окно, куда-то звонит.

Ух-ты, у них и телефон имеется. Наверное, и электричество какое, автономно генерируемое. Отходим, пока старикан не просверлил взглядом стекло, и гуляем вдоль забора.

По прошествии пары минут из дверей будки появляется мужчина в сером костюме с белой рубашкой и синим галстуком, оглядывает площадку и демократично подходит к нам сам.

— Я вас слушаю, молодой человек.

И не добавляет: "Гы-гы-гы!" Вот что значит культура.

Мужчина смотрит нам чуть выше переносицы, примерно в то место, в которое принято помещать точку лазерного целеуказателя при снайперском прицеле. Манера явно профессиональная.

— По объявлению, — киваем мы, слегка смущаясь, в сторону щита.

Он тщательно изучает нас боковым зрением, якобы в задумчивости, возвращает взгляд на место и спрашивает:

— Как вы относитесь к животным?

— Ээ, к братьям нашим меньшим? — удается нам припомнить. — По голове никогда не бью...

Точно, вертлявого Брайан пинал в зад.

Мужчина удовлетворенно кивает.

— Видите ли, — подбирает он слова, — они, в сущности, неразумны и потому не способны принимать правильные решения. И, следовательно, думать за них — это наш долг, как представителей ведущей расы планеты.

Покончив с вводной частью, костюмированный переходит к конкретике.

— Наши информаторы сообщают, что где-то по просеке возле поселения бродит больной волк.

— Больной волк? И что с ним?

— Видимо, запущенный кариес. Он не может нормально питаться, поэтому сильно отощал и жалобно воет.

Да, бедная волчина, с больным зубом разве кого загрызешь?

— Ему требуется срочное лечение, — продолжает наш собеседник. — Организовать выездной госпиталь в данный момент затруднительно, а местные пациента почему-то боятся. Так что ваша задача найти его и привести сюда.

— Привести?

— Да. Соответствующее снаряжение вам сейчас выдадут. Подождите немного.

Он удаляется. Сначала в будку, затем в само здание. Сквозь забор видно, как по территории за ним семенит старикан. Через некоторое время старикан с мотком веревки на плече следует обратно, выходит из будки и останавливается у дверей. Ждет.

Мы тоже ждем. Но в другом углу площадки. По диагонали.

Старикан бросает взгляд на пустое запястье.

Мы — на темный экран навигатора.

Наконец, из открытых дверей будки доносится звонок. Старикан бросается внутрь, срывает трубку телефона, слушает, затем аккуратно опускает ее на место. Выбегает на площадку и, смиряя себя, подходит к нам быстрым шагом. Протягивает моток.

— Приказано передать тебе. В случае необходимости, рекомендовано провести подробный инструктаж. Но ты ж и сам прекрасно разберешься, гы-гы-гы!

Верно, старикан, культура — это не про нас.

— Разберусь. Поведай лишь, где просека, а то я потом непременно скажу, что ты меня совсем в другом направлении послал.

Старикан машет рукой вдоль забора в сторону от центральной аллеи.

Следуем туда, рассматривая выданное снаряжение. Обычное лассо, правда, со стопорящим кольцом на петле. Дабы и при волочении бедная животина могла дышать во все горло. Хотя почему так уж сразу лассо? Что, в наши края арканов не завозили? Зря мы, наверное, от малахая отказались. Вешаем моток на плечо и настораживаем ухо. Пока одно — не настолько же волчара охамел, чтоб заявиться прямо в городок.

Ничего особенного не слышно. Совсем рядом щебечут воробьи, впереди каркает ворона, правее за кустами кто-то хрипло орет, налегая на "р": "Жрррать давай!", да где-то раздумчиво колотят одной железякой об другую.

За поворотом забора миссии прячется угрюмое закопченное строение, судя по высокой кирпичной трубе, котельная. Еще глубже, за изгородью из колючей проволоки, просматриваются расположившиеся в ряд дряхлые теплицы, с отсутствующими стеклами, видимо, когдатошное подсобное хозяйство. Справа от нас длиннющий пакгауз или ангар, черт их разберет. Возле закрытых ворот на глухой бетонной стене светятся красным крупные буквы, подновленные, видимо, совсем недавно.

"РАСТОЯНИЕ РАЗРЕШЕННОГО ПОДСТУПА — 50 М"

Прикинув на глаз, понимаем, что если придерживаться скрупулезно, придется обходить аж за котельной. Но на всякий случай, берем все же левее.

Под ногами битый кирпич, растрескавшийся шифер и крошево иссохшего гудрона. Пахнет соответствующей пылью.

За ангаром строительный мусор перестает покрывать землю. Здесь из нее свободно торчит сухая трава. Она что, так сухой и всходит? Прочую растительность представляют разбросанные поодиночке искривленные черные яблони, увешанные розовато-зелеными плодами. Диаметр червоточин наводит на мысль, что черви здесь толщиною в большой палец. Непонятно только, почему при таких размерах они не свешиваются наружу, разве что, залезая внутрь, тут же сворачиваются клубком.

Но яблонево поле нешироко, по происхождению это лишь полоса отчуждения. Лес же, в котором резко обломавшиеся вражьи диверсанты пускали слюни на стратегический объект, стоит сплошной стеною рядом. И лес в данный момент, похоже, непроходимый. Ладно бы просто заваленный буреломом, так еще и заросший по краю густою крапивой. В такой, наверное, и с запущенным кариесом не полезешь.

Поскольку слева крапива выходит из чащобы и забирается даже за колючую проволоку теплиц, следуем вправо. Здесь ее, родимую, кто-то косил. На щи, что ли? Метров через сто упираемся в крепкий домик, обнесенный бревенчатым забором, за которым кто-то хрюкает, мукает, кокает и гавкает — гнездо какое-то.

Перед домиком разрыв в лесном массиве, в него уходит дорожка. Заворачиваем на нее. Почти сразу же открывается вид на зачарованное озеро. Вода в нем темна и даже не шелохнется. Стоящие на другом берегу мертвые деревья отражается на поверхности, как в зеркале — со всей четкостью, но вверх ногами.

Тропинка ведет по левому берегу. Похоже, это дамба, перекрывающая глубокий овраг. Получается, озеро рукотворно и звать его полагается прудом, но язык не слушается. Ступаем по узенькой перемычке. Справа зеркальная гладь, слева крутой обрыв. Почему дамбу до сих пор не размыло, совершенно непонятно.

Тропа продолжается в заозерье. Петляет по кустам, которые то малина, то красная смородина. Иногда поперек ее пролегают полуутопленные в земле огромные сгнившие стволы, покрытые ярко-зеленым мхом, кои приходится обходить по всей длине, поскольку перекарабкиваться рискованно. Таких деревьев, чуть ли не в три обхвата, тут отродясь не водилось. Даже подобных пней не видно. Кто притащил их сюда?

Выбираемся на так называемую просеку. Это тот же лес, в котором, однако, помимо обычной растительности попадаются опоры бывшей высоковольтки, правда, уже без проводов.

Без проводов-то, без проводов, но что-то, вроде, гудит? Напрягаем оба уха. Не-ет, не гудит — воет. Вернее, повывает. Без чувства и надежды. Видать, болящий волчара устал жалобиться.

Идем влево по высоковольтной линии. Через шесть столбов лес начинает редеть, а у седьмого совсем сходит на нет, открывая пологий спуск в речную долину. Где-то на той стороне загородная дорога подступает к въездному мосту в Надоль-аль-не-Надоль, а левее, на высоком бугре, располагается меринова резиденция.

На опушке под раскидистым кустом своей ягоды сидит матерый волчище с заметно подведенным брюхом. Сидит и качает опущенной головой.

— Вот-вот, — злорадствуем мы вместо приветствия, — зубы надо было чистить. Или хотя бы хрящи когтем выковыривать.

Волчара зыркает на нас, но не отвечает. А что здесь скажешь?

— Ладно, хватит тут зад просиживать, — продолжаем мы, снимая с плеча аркан. — Ужо пойдем, лечить тебя решено. Со всей культурой. Зафиксируют, чтоб не брыкался, вставят в пасть металлическую распорку и будут то ли сверлить до самого нерва, то ли драть вместе с корнем. А может, дабы не жаловался потом по лесам на отсутствие братской заботы, сначала одно, затем другое. Любишь дантистов-то?

Волчара злобно ощеривается, даже, пожалуй, вызверивается.

Ну да, кто ж их любит?

Примеряемся — и оп-па! Аркан шелестит, разворачиваясь в полете, и обхлестывает волчинную башку петлей. Выбираем излишек, наматывая на левый локоть. Закидываем веревку на плечо и тащим. Волчара изо всех сил упирается.

Преодолевая сопротивление, наклоняемся вперед и сдвигаем-таки его с места. Неожиданно веревка резко провисает, и мы валимся ничком на землю. Повернув голову, обнаруживаем чуть ли не в метре от себя раскрытую клыкастую пасть. Углядеть в ней кариес не успеваем. Инстинктивно катимся рывком влево и на третьем обороте стартуем прямо из положения лежа.

Через тридцать метров волчара теряет к нам интерес, садится на задние лапы и принимается как-то странно мотать и дергать башкой. Присмотревшись к движениям, мы, наконец, проникаем в зародившийся замысел. Будь боль в пальце, он бы его, конечно, отгрыз, но выкусить самому себе зуб... Прав костюмированный, ты, брат, неразумен.

— Ладно, — говорим, — может, тебе сначала новокаину вкатят, дураку такому.

Осторожно возвращаемся, медленно наклоняясь, подбираем аркан. Отступаем почти на всю длину и повторяем маневр, стараясь поймать момент, когда натяжение веревки резко ослабнет.

Можно сказать, удается. Во всяком случае, падаем мы не от неожиданности, а просто споткнувшись.

Не оглядываясь, катимся влево и рвем вперед с низкого старта.

На этот раз пациент гонится за нами уже метров пятьдесят. Потом опять садится и обреченно мотает башкой.

— Да, брось, — подбадриваем его, — спорим на шашлык, что ежели не будешь тормозить, то достанешь?

Биться об заклад волчара не хочет. Даже не желает вникать в условия.

Приходиться понужать.

Но алгоритм действий несложен, векторы предсказуемы, а скорости сопоставимы. Так что приноравливаемся и за один рывок одолеваем уже метров по сто.

Когда на вечерней зорьке останавливаемся у крепенького домика возле лесной кромки, за бревенчатым забором поднимается разноголосый хай, и из ворот выскакивает мужик с навозными вилами наперевес.

— Очень хорошо, мужчина, добровольная помощь в этапировании пациента в миссию вам зачтется.