Том 13. Алисизация: раскол

Он принялся лихорадочно и самозабвенно тереть липкие руки о рубаху, не переставая кричать. Лишь много раз вытерев их, он осознал, что влага на ладонях — не кровь, а просто пот.

Это был сон — но, даже когда Юджио пришел к такому выводу, ему далеко не сразу удалось успокоить бешено колотящееся сердце и справиться с холодной испариной, проступающей по всему телу. Остаток воспоминания об абсурдно ужасном кошмаре прилип к нему и не желал исчезать.

Мать и отец… Я почти и не думал о них с тех пор, как ушел из деревни.

Мысленно пробормотав так, Юджио зажмурил глаза и попытался дышать неглубоко.

Когда он был маленьким и жил в Рулиде, мать работала в поле, ухаживала за овцами, да еще и домашним хозяйством занималась; ей просто некогда было ласкать Юджио. Они спали в разных постелях, даже когда он был совсем ребенком, и Юджио не помнил, чтобы он этим был недоволен.

Так почему же теперь этот сон…

Юджио помотал головой и обрубил эти мысли. Сны насылает богиня луны Лунария по своему капризу. Так что в кошмаре, приснившемся ему, никакого смысла нет.

Когда дыхание немного успокоилось, Юджио задумался, а где же он находится. Все еще съеживаясь, он осторожно открыл глаза.

Первое, что он увидел, — это был алый ковер, невероятно густой и с вытканным хитрым орнаментом. Этот ковер тянулся и тянулся во все стороны, сколько Юджио ни искал взглядом его край; Юджио трудно было даже предположить, сколько мог стоить этот ковер, если бы он продавался в текстильной лавке в пятом квартале Северной Центории.

Лишь взглянув прямо перед собой, он увидел наконец вдалеке стену.

Однако эта стена не была ни деревянной, ни каменной. Через равные интервалы там стояли золотые колонны, украшенные громадными мечами, а между ними были стекла. Скорее, это можно было бы назвать чередой окон, а не стеной; но комнат, где драгоценное стекло использовалось бы в таком безумном количестве, не найти даже во дворцах четырех императоров, правда ведь?

Множество облаков, синих в лунном сиянии, парило за этой стеклянной стеной. Комната явно находилась выше, чем даже облака.

Подняв голову, Юджио увидел синевато-белую луну, плывущую в уголке ночного неба. Вокруг нее мерцало невероятное количество звезд. Свет, льющийся с неба, столь богатого звездами, был слишком ярок; Юджио не сразу сообразил, что сейчас глубокая ночь. Судя по высоте луны, было немного за полночь. Значит, пока он спал, дата изменилась, и сейчас было уже двадцать пятое число пятого месяца.

Наконец Юджио посмотрел вертикально вверх. Высоко над головой висел идеально круглый потолок, и Юджио не видел ни намека на лестницу, ведущую на следующий этаж. Стало быть, эта комната расположена на самой вершине Центрального собора.

Широкий потолок нес на себе прекрасное, яркое изображение. Сверкающие рыцари, изгоняемые чудовища, горный хребет, разделяющий землю… похоже, это была иллюстрация сотворения мира. Там даже повсюду были вставлены кристаллы, мерцающие, точно звезды.

Только почему-то богиня творения Стейсия, которая должна была играть на картине важнейшую роль, находилась не в центре, где следовало бы. Центральная часть была чистой и белоснежной, и эта пустота словно бы царила на картине.

Юджио смотрел, нахмурившись, потом наконец опустил взгляд. Прежде он был на четвереньках, но сейчас приподнялся — и тут же стукнулся обо что-то спиной. Он поспешно обернулся.

— ?!

Юджио лишился дара речи — так и застыл, изогнувшись всем телом. Прямо позади него возвышалась боковина колоссальной кровати.

Кровать была круглая, как и комната, и в поперечнике составляла мелов десять. Четыре золотых столбика поддерживали балдахин, тоже золотой; с него свисали, касаясь друг дружки, тонкие фиолетовые кисти. Кровать покрывала белоснежная простыня, напоминающая шелк из Восточной империи. В звездном свете, льющемся через окна, она слабо сияла.

И — посреди кровати угадывался силуэт. Юджио видел лишь смутные контуры, остальное закрывала тонкая полупрозрачная ткань, свисающая сверху.

Не дыша, Юджио вскочил. Он не мог поверить, что не заметил чьего-то присутствия, хотя несколько минут находился так близко. Нет, даже не это главное; он, судя по всему, несколько часов проспал, прислонясь к этой кровати. Как такое вообще получилось —

Дойдя до этого места в своих размышлениях, Юджио наконец вспомнил последнюю картину, запечатленную в его спутанной памяти.

Точно… я сражался с героем той старой легенды… с командующим Беркули.

Мы с ним оба застряли во льду из-за «высвобождения памяти» «Меча голубой розы»… потом, прежде чем наши Жизни кончились, появился тот мелкий тип в безвкусном шутовском наряде… вроде его звали распорядитель Чуделкин… и он наговорил всяких странных вещей. Потом он подошел, при этом топтался по ледяным розам… а потом…

На этом воспоминания обрывались. Возможно, шут его сюда и отнес, но Юджио понятия не имел, почему. Рука сама ощупала пояс, однако «Меч голубой розы» куда-то делся.

Охваченный внезапно нахлынувшим чувством беспомощности, Юджио вгляделся в силуэт на кровати. Враг это или друг?.. Да нет же, он ведь явно в Центральном соборе и, скорее всего, на верхнем этаже. Кто бы тут ни был, это уж точно не друг.

Юджио понимал, что правильнее всего сбежать отсюда, приглушая шаги, однако желание узнать, кому принадлежит эта спящая фигура, пересилило. Но как бы он ни тянулся вверх, лица, скрытого за тонкой тканью, свисающей сверху в середине кровати, видно не было.

Затаив дыхание, он мягко занес правое колено на кровать.

Колено глубоко погрузилось в белый шелк, точно в снег. Юджио в панике вытянул руки вперед, но и они утонули в мягкой материи.

Недавний кошмар вновь явственно всплыл у Юджио перед глазами, когда постель начала заглатывать его. Невольно его спина задрожала, но все же он осторожно поднял на кровать и левую ногу. Встав на четвереньки, он медленно, очень медленно пополз к середине.

Осторожно передвигаясь по невероятно громадной кровати, Юджио не мог не подумать, сколько же первосортного пуха находится здесь, под простыней. Полгода уходит на то, чтобы сделать один-единственный тонкий матрас, если день за днем собирать перья домашних уток, которые живут на заднем дворе его дома в Рулиде.

Остановившись перед полупрозрачной завесой, Юджио обратился в слух. До него донеслось мерное, хотя и очень тихое дыхание. Судя по всему, человек перед ним по-прежнему спал.

Он робко потянулся вперед правой рукой. Поддел пальцами ткань и мягко приподнял.

Как только синевато-белый свет упал на середину кровати, Юджио выпучил глаза.

Там лежала женщина.

Легкое одеяние бледно-фиолетового цвета — в точности такого же, как «окно Стейсии», — с серебряным шитьем по краям; белые руки сложены на животе. И руки, и пальцы — тонкие, как кукольные; но чуть выше них Юджио увидел два подпирающих ткань внушительных холмика и в панике отвел глаза. Кожа грудей, выглядывающая из глубокого выреза, тоже белоснежно сияла.

Наконец Юджио посмотрел на спящее лицо женщины.

В этот миг ему показалось, что из него высасывают душу, и он перестал видеть все остальное.

Как это лицо могло быть таким совершенным? Оно показалось Юджио прекраснее, чем вообще дозволено иметь человеку. Рыцарь Единства Алиса, с которой он сражался на 80 этаже, тоже обладала безупречной красотой, но та красота все же оставалась человечной. Что вполне естественно: Алиса ведь человек.

Но это существо, спящее всего в меле от него, было —

Способен ли величайший из столичных скульпторов за целую жизнь изваять такой шедевр? Юджио не мог подобрать слова, чтобы описать даже мельчайшую долю этой красоты. Попытайся он сравнить эти губы с цветком — во всем Мире людей не нашлось бы цветка с такими прелестными изгибами.

Брови, обводящие закрытые глаза, и длинные волосы, стекающие на простыню, были точно из чистейшего серебра. Они холодно блестели, отражая синеву сумрака и белизну лунного света.

Юджио опомниться не успел, как его рассудок оказался схвачен, словно муха сладким медом.

Лишь желание притронуться к этим рукам, к этим волосам, к этим щекам заполнило его голову, и больше там не осталось ничего.

Он вяло подобрался на четвереньках еще ближе, и его носа коснулся аромат, какого он никогда в жизни не ощущал.

Еще чуть-чуть — и пальцы его протянутой руки достанут… еще чуть-чуть — и достанут до этой гладкой кожи…

Нет, Юджио.

Беги!

Он услышал возглас где-то вдалеке.

Маленькие фейерверки взорвались в его сознании и чуть разогнали густой туман, царящий в голове. Юджио распахнул глаза и отдернул правую руку.

Этот голос… где же я его уже слышал…

Он пытался вспомнить, несмотря на головокружение, и к нему постепенно возвращалась способность мыслить.

Что… со мной случилось?.. Что я здесь делал?..

Он опустил взгляд на лежащую перед ним женщину, чтобы разобраться в ситуации, и снова в его голову забралась вязкая, тяжелая сонливость. Поспешно отведя глаза, Юджио замотал головой.

Думай. Думай.

Я должен знать эту женщину. Женщину, которая спит одна в роскошной постели на верхнем этаже Центрального собора. То есть — которая обладает высшей властью в церкви Аксиомы — которая правит всем в Мире людей…

Стало быть — это первосвященник. Администратор.

Юджио раз за разом повторял это имя, которое наконец вспомнил.

Человек, по вине которого забрали Алису, украли ее воспоминания, превратили ее в Рыцаря Единства. Величайший мастер Священных искусств, против которого даже Кардинал, девочка-мудрец, обладающая неизмеримой силой, ничего не могла поделать. Заклятый враг Кирито и Юджио.

И эта самая Администратор спит сейчас перед ним.

Я могу победить… прямо сейчас?..

Не задумываясь, он сдвинул дрожащую левую руку к поясу, но «Меча голубой розы» там не было. То ли его украл распорядитель Чуделкин, то ли он по-прежнему под слоем льда, покрывающим гигантскую ванну. Даже если враг спит, без оружия он не сможет…

Нет.

Оружие оставалось. Меч — маленький, но в некотором смысле более могучий, чем Божественные инструменты.

Юджио передвинул левую руку с пояса на грудь и мягко прижал к материи рубахи. Пальцы ощутили нечто твердое, крестообразное. Последний козырь, данный ему Кардиналом.

Если этот кинжал вонзить в Администратора, она мгновенно сгорит насмерть — ее сожжет Священное искусство, которое, минуя пространство, нашлет Кардинал.

— …Гх…

Однако Юджио лишь выдохнул в замешательстве, сжимая кинжал через ткань.

Этот кинжал предназначался Рыцарю Единства Алисе. Конечно, не для того, чтобы ее сжечь — а чтобы Кардинал ее усыпила, а потом вернула ей память и превратила в прежнюю Алису. Если этого не сделать, поражение Администратора для Юджио бесполезно. Конечно, если Администратор будет уничтожена, прежнюю Алису, возможно, удастся вернуть и без применения кинжала, но уверенности в этом у Юджио не было.

Охваченный сомнениями, которые он не в силах был разрешить, Юджио, кусая губы, вновь услышал тот же таинственный голос вдали.

Юджио… беги…

Но прежде чем этот голос, кажущийся каким-то слишком уж далеким, добрался до его сознания —

Серебряные брови спящей женщины мягко шевельнулись.

В безмолвном изумлении Юджио смотрел, как белые веки медленно-медленно поднимаются. У него даже взгляд застыл, не только левая рука, по-прежнему держащаяся за кинжал. Способность думать, только что вернувшаяся, вновь испарилась.

Женщина на миг опустила приоткрывшиеся веки, потом несколько раз мягко моргнула, словно побуждая Юджио к действию. И наконец с третьей попытки глаза открылись полностью.

— Ах…

Вздох сорвался с губ Юджио.

Глаза были чистого серебряного цвета — таких он ни у одного человека раньше не видел. На подобных зеркалам радужках, как на поверхности воды, колыхались слабые отсветы всех цветов. Божественное сияние, рядом с которым любой драгоценный камень этого мира показался бы тусклым.

На глазах у Юджио, так и стоящего на четвереньках неподвижно, как статуя, пробудившаяся женщина легким движением села. Она поднялась, будто ее тянула вверх какая-то сила; руки по-прежнему оставались сложены под грудями. Длинные серебряные волосы мягко всколыхнулись, хотя ветра в комнате не было, и сплошной волной потекли вниз по спине.

Женщина (или девушка — с открытыми глазами она выглядела немного моложе) — поднесла ко рту правую руку, словно не обращая на Юджио ни малейшего внимания, и коротко зевнула.

Ее ноги, до того выпрямленные, согнулись вправо. Стройное тело покачнулось, и девушка оперлась на простыню левой рукой.

Оставаясь в этой соблазнительной позе, девушка наконец повернула голову влево и посмотрела на Юджио в упор.

Полностью серебряные глаза, окаймленные радужным сиянием; Юджио даже помыслить не мог, что они принадлежат человеческому существу, — ведь в них не было зрачков. Они были невыносимо прекрасны, но не позволяли заглянуть в сердце девушки, потому что отражали весь свет, как зеркало.

Пока Юджио смотрел на собственное ошеломленное лицо, отражающееся в этих двух маленьких зеркалах, блестящие, жемчужно-серые губы девушки шевельнулись. И голос, сладкий как мед и чистый, как хрусталь, с едва заметным оттенком очарования произнес.

— Бедное дитя.

Юджио не сразу понял, что именно она сказала. Не замечая вялости своих мыслей, находясь как в тумане, он переспросил:

— Э?.. Бедное?..

— Да. Бедное, несчастное дитя.

Голос был полон в равной мере незапятнанной чистоты и очарования роковой женщины; такой голос способен внести смятение в сердце любого, кто его слышит.

Блестящие жемчужные губы улыбнулись, и медовый голос потек вновь.

— Ты подобен засохшему цветку в горшке. Как бы глубоко ты ни тянулся корнями, как бы высоко ты ни тянулся листьями, подставляя их ветру, ты не находишь ни капли влаги.

— …Цветок… в горшке…

Юджио нахмурился и попытался понять смысл этих загадочных слов. Его сознание по-прежнему было в тумане, но под взглядом девушки где-то в сердце родилась колющая боль.

— Ты понимаешь. Как отчаянно ты страждешь, как отчаянно жаждешь.

— …Жажду чего?..

Его губы двигались сами собой, выплевывая сухой, хриплый голос.

Девушка, неотрывно глядя на Юджио своими зеркальными глазами и не убирая улыбки с губ, ответила:

— Любви.

Любви… она сказала?

Это как будто… она имела в виду, что я… не знаю, что такое любовь…

— О да. Ты несчастное дитя, которое никогда никто не любил.

Это же неправда.

Моя мать… она любила меня. Когда мне снился плохой сон и я не мог заснуть обратно… она всегда обнимала меня и пела мне колыбельную.

— Разве эта любовь принадлежала одному тебе? Ведь не принадлежала, не так ли? На самом деле ты получал то, что оставалось, когда твои братья забирали свою долю, не правда ли?..