Тени Острова Дронов

Мэт влетел на кухню, заставив вздрогнуть мать, которая наводила там порядок и следила одновременно и за кипящими на газовой плите кастрюлями с борщом и картошкой, и пыхтящей скороваркой с жарким, и за происходящим на экране старого LCD-телевизора бесконечными событиями какого-то непрерывного, слёзодавильного сериала. Наскоро соорудил себе два большущих бутерброда с копчёной кетой и маринованной черемшой, налил из кувшина брусничного морса, подхватил всё это в охапку и, откусив на ходу огромный кусок, устремился назад, в свою комнату.

— Петя, ты опять, что ли на свой остров забрался, да? — с утвердительной интонацией спросила вдогонку мать. — Тебе же врачи категорически запретили. Давай немедленно заканчивай свои гулянки, сейчас ужинать будем по-нормальному — нечего куски на лету хватать и портить желудок.

— Ма! Всё путём, я недолго, — из-за набитого рта у него вышло — "ф-фё фуфём", но он не стал уточнять. Не до того. Поставил тарелку с бутербродами и кружку с морсом у клавиатуры и, не переставая интенсивно жевать, выгнал хитромордого Кешу из-под компьютерного стола в коридор. Бросил ему вслед приличный кусок копчёной кетины, дабы отвлечь на некоторое время от попыток проникновения на запрещённую территорию. Затворил за ним дверь. Уселся в кресло. Втиснул руки в перчатки. Надел обруч и, вглядываясь в развернувшуюся на виртуальном экране живую Островную действительность, принялся отхлёбывать кисло-сладкий морс, запивая им вкуснейшие кетовые бутерброды. При этом желудок его еле слышно удовлетворённо урчал, благосклонно принимая наскоро пережеванные куски и обильно выделяя пищеварительный сок.

Так они и стояли вместе со Снеж у таверны — с удовольствием жуя, похрустывая, прихлёбывая, и поглядывая друг на дружку с улыбкой.

Мэт стоял лицом к таверне и почему-то совсем не удивился, когда ощутил тепло, исходящее со стороны дальнего от него угла. Вначале он совсем не испугался, ну, тепло и тепло. Где жильё, там и тепло. Но потом его удивил сам характер тепла. Это было не совсем тепло. Даже скорее, это было совсем не тепло. Просто то, как оно ощущалось, точнее всего, описывало понятие "тепло".

И вот тогда он немного удивился. Потому что в этот момент ему почему-то вспомнилась Тьма. Та, которая напала на него в подземельях Четвёртого Бастиона. Та, которая стремилась подавить в нём всякое тепло. Та, в реальность которой он отказывался верить всё это время. Та, которая вышибла его с Острова на два года. Каким-то образом эта "тьма" была связана с источником неожиданно тепла в углу таверны. Каким? Нет ответа. Может быть тем, что и то, и то, он чувствует... чувствует каким-то необычным способом? Он уже начинает догадываться, что упоминания "тепла" и "холода" лишь попытка отобразить результаты работы нового чувства привычными понятиями. Нового чувства? О чём это он?

Он поперхнулся морсом и надсадно закашлял. Снеж звонко постучала по спине его дрона. Ему стало смешно, и он поперхнулся уже крошками от бутерброда:

— Ты... что! Кха... Моя спина за тысячи километров от кха-кха-кху... сюда, — и он надолго зашелся кашлем, разбрызгивая слёзы, которые тоже были за тысячи километров от Острова, от таверны и от объективов его дрона.

— Должна же я как-то помочь. Вот, что я должна делать, если тебе вдруг станет плохо с твоими психами, а?

— Ничего ты мне не должна. Тем более, ты всё равно ничего не сможешь сделать...

Он резко умолк, потому, что внутри него, не в теле, не в мозгу — а словно бы в душе, вдруг ожила светлая синяя точка, которой он помогал в битве с Тьмой. В битве, которой он всеми силами отказывал в реальности существования. Воспоминание о которой, он старательно вытравливал химией и выжигал электричеством, тщательно глушил гипно-массажем и вытаптывал самовнушением. И теперь здесь он вдруг, внезапно, сразу понял — битва реальна, она была, и вполне возможно, она ещё будет.

Он ясно видел слегка встревоженное лицо Снеж, пошарпанную пластиковую дверь таверны, входящих и выходящих дроннеров, и рваные тучи на холодном небе, и мёрзлый лес, и дальние сопки. Всё это виделось так ясно и чётко, что даже не возникало никакого сомнения, в том, что с ним что-то может быть не в порядке. Он в сознании, сознание работает исправно, и он ощущает тепло, идущее из таверны. И ощущает живой свет внутри своей души. Это было так, и не признавать этого было невозможно. И ему стало страшно — а вдруг это... этот пучок, эта бесцветная точка тепла тоже заметит его, что тогда делать? Или вдруг эта светлая синяя точка внутри него как-то себя проявит и... Что может быть после этого "и" он не знал, и пока не был готов узнать.

Он справился с кашлем, быстро дожевал ставший безвкусным бутерброд и допил ставший пресным морс.

— Всё, Снеж, идём отсюда, мне здесь перестало нравиться... Быстро уходим. Пойдём к моему хорошему знакомому, у него зарядимся и отдохнём.

— Ты что! У меня уже давно желтая лампочка моргает, я не дойду!

— Ничего, здесь рядом, минут пятнадцать. А если что, я тебя донесу. Не впервой мне таскать скаутов, не дрефь!

И он быстро потащил удивлённую Снеж за руку. Под удивлённые взгляды группы рейнджеров, мирно стоявших неподалёку. Потащил прямо в сторону тропы, идущей в северном направлении к обсерватории Стекляруса, их бывшего с Валетчиком места обитания. Непонятный тёплый источник стал удаляться. Он это "видел" своим новым чувством. И это "видение" становилось всё более и более чётким. Это было непонятно и потому страшно. А синий огонёк в его душе удивился, как и все, вспыхнул на секунду и растерянно потух.

"Ну, вот и славно, — подумал Мэт, — хоть что-то вернулось к норме".

А в зимних, низких тучах проглянула на миг светлая прогалина, и тут же её стремительно затянули, наступающие с севера тёмно синие снежные громады. Заметно похолодало.

— — —

* * *

*

— Кхэ, — сказал Алекс, — вы кто?

— Ох, простите, мой благородный друг, я вас не представил! Жан, голубчик, это и есть наш знаменитый герой, благородный Алехандро Отважный. Стяжатель бессмертной славы в эпической битве с ордами поганого Саурона. А это, собственно, тоже, мой очень дорогой и не менее благородный друг Жан Великолепный, который...

— Прекратите паясничать, Крот, — приятным женским контральто сказал Жан, — я прекрасно осведомлена о личности, уважаемого Александра, и не нуждаюсь в его представлении. А для вас Александр, я просто Жан. Надеюсь, мы подружимся, что будет очень кстати, так как я поступаю в ваше распоряжение. С целью усиления ударной составляющей нашей группы. Мы будем работать вместе теперь.

— Вы, женщина? — поразился Алекс.

— Я прощаю вам эту бестактность сейчас. Но в другой раз попрошу вас быть более осмотрительным в ваших выражениях, дорогой друг. Педро, вы невыносимы! Ваши распутные манеры дурно влияют на неокрепшую юношескую натуру.

Педро сиял и радостно улыбался, всячески изображая из себя похотливого кота, увидавшего очаровательную сиамскую кошечку. Алекс набычился.

— Почему это — бестактность. Что я такого сказал? И потом, какое усиление ударной силы? Мы с Педро сами кого хочешь, так ударим, что мало не покажется.

Вместо ответа Жан ткнула Алекса пальцем в глаз, причём так быстро, что тот еле сумел увернуться.

— У вас великолепная реакция, Александр. Большинство остаются без глаза в этой демонстрации. Я рада, что в вас не ошиблась. А бестактность ваша состоит в том, что я достаточно молодая девушка, чтобы не быть женщиной.

Алекс покраснел.

— Простите, я, кажется, действительно сказал что-то не то. Простите меня.

— У вас могут быть действительно хорошие манеры, молодой человек, — смягчившимся бархатным голосом сказала Жан, — достаточно лишь оградить вас от грубого, солдафонского влияния Педро. Я этим займусь, с вашего позволения. Нет, но вы только посмотрите на этого фигляра! Александр, согласитесь, он просто невыносим.

Педро трясся от беззвучного смеха, вытирая рукой невидимые слёзы.

— Всё, всё, всё, — сказал он, выставляя вперёд руки с растопыренными пальцами. — Жан, вы просто прелесть! Не примите на свой счёт, это из меня прёт солдафонская натура, которая дурно влияет...

И он опять зашелся в беззвучной тряске.

— Фи, вы неисправимы! — с большим чувством сказала Жан и отвернулась к стене с многочисленными экранами.

Один из экранов неожиданно моргнул и высветил картинку — громадный бледный паук Назгула во всей своей зловещей красе. В зале вначале притихли, а затем яростно засвистели, заулюлюкали и затопали ногами.

— Тихо все! — взревел кто-то из середины. — Дайте послушать, что-то важное передают!

Шум слегка утих, и стал слышен голос диктора:

— Дорогие телезрители, просим вашего внимания, сейчас мы передадим заявление главы Союза Рейнджеров Среднеземных и Южных Уделов. Нашего всеми любимого и уважаемого мастера Дьер Трувиля. Прошу вас, сударь.

Бледный паук съёжился и уехал в верхний угол экрана, а его место занял сам глава клана рейнджеров в корпусе мелкого скаута с белым шарфиком на "шее".

— Приветствую вас, свободные жители свободных Земель нашего благословенного Острова игровой свободы! Сразу начну непосредственно. Все вы с нами в курсе, что славные дела наши, которых привели к боевым боестолкновениям боевых групп с обеих сторон в конечном итоге. К которым стремились по освобождению Западных Уделов от гнёта гнусных узурпаторов в лице пресловутых кланов "головоглазов"... или, как их? Да. Воинов, то есть, Саурона, то есть. И клана его. И прежде до них "Инквизиторов Клинка"... Э? Что? А! Да-да — "Стального Клинка". Спасибо. Я его и имел... А-а... И вот, когда жители Западных Земель, Уделов, то есть, могут уже свободно пользоваться теперь всеми благами... благами свободных своих волеизъявлений. То есть, свободно уже могу себя изъявлять... как бы... В это самое время, ещё пока не пойманный преступный руководитель этой преступной братии встал на преступный путь и ведёт тем самым неприкрытый разбой на большой дороге в подземельях Четвёртого Бастиона. Находясь фактически там. Мы не можем пока обезвредить всю эту шайку-лейку, ибо у нас... у них, то есть, — но и у нас! — там целая разветвлённая бандитская инфраструктура. В центре которой они и укрываются от законных рук правосудия вплоть до сих пор текущего момента. То есть, грубо говоря простым языком — подло прячутся и коварно скрываются, используя складки местности. И посему мы настоятельно вас просим — не пытайтесь проникнуть в эту инфраструктуру. То есть, не посещайте Четвёртый Бастион до особого нашего разрешения. Иначе на свой страх и риск рискуете остаться без своих дронов, а то и гораздо хуже. Пока мы не можем раскрыть всех нюансов, но знайте, что они есть, и очень плохие, ибо... И пока мы не добьемся их улучшения, вам необходимо строго воздержаться. Ну и, для тех, кто не совсем в курсе, мы сейчас всем покажем фотографии пресловутого главаря шайки Верховного Назгула и всех уцелевших соратников из всей его лейки, которые сподвижники. Внимательно запомните их в лицо с целью опознания фото-робота и сообщайте нам немедленно об их положении в нахождении на Островных координатах по тому, как отождествите. Во-от. Уже можно снять? Ах, да! Награда для опознавшихся состоит из денежного и материально-технического состояния, которые имеют... и-и, да! Теперь объявление для рейнджеров, которые офицеры от лейтенантов и выше, но без последних. Завтра состоится разбор полётов пятничного рейда в казематы подземных глубин, которые окончились плачевным состоянием и посему будет жестоким. Имейте в виду, с каждым из которых... а... буду разбираться индивидуально-групповым методом, невзирая на количество. Так себе и зарубите... А? Всё уже? Ну, тогда...

За кадром послышался приглушенный несдержанный смешок. Экран мигнул, и на нём стали вырисовываться в три-дэ изображении все уцелевшие представители верхушки клана Воинов Саурона с подробным описанием, дронов их носящих, с указанием всех, достойных внимания наворотов и апгрейдов каждого. Дикторша милым голосом давала необходимые пояснения, буде таковые находились... э-э... на Островных координатах.

Алекс хмуро всматривался в черты физиономий дронов, с сияющими во лбу алыми "оками Саурона". Фас, анфас, профиль... Вот-вот, так они тебе позировать и будут во тьме "казематов подземных глубин". Тюкнут этой своей глушилкой и всё — пишите письма "индивидуально-групповым методом".

— Стареет, Дьерчик наш, стареет, — Жан томно вздохнула, помахивая рукой наподобие веера. — Раньше ребята целые рассказы из его афоризмов подбирали, а сейчас, пару-тройку оборотов и всё. Стареет... Кстати, Александр, я в свободное от Островных игрищ время занимаюсь социологией, и хотела бы испросить ваше мнение по вопросу, в котором вы бесспорный специалист. Вы позволите?

— Дозволяю... то есть, спрашивайте.

— Благодарю. Итак: как, по-вашему, может сказаться на человеческом социуме появление в его среде разумных индивидуумов кибернетического происхождения? Не вызовет ли это отторжения со стороны носителей естественного разума, носителей разума, порождённого руками человеческими? Или, напротив, не вызовет ли это неприятия искусственными носителями, наших социально-моральных норм, выстраданных в многовековые этапы развития? Что вы можете по этому поводу заявить?

— Э-э... — сказал Алекс в глубочайшем затруднении. Педро с громадным любопытством и вниманием следил за его муками. — Даже и не знаю. Я ведь не знаком с социологией. Совсем не знаком. Вы простите меня, Жанна... Жан, кто же может вам на это ответить? Если, по-моему, никто толком не знает, что такое свой собственный, естественный разум, не говоря уже об искусственном. Никто ведь его не видел, разум, и вообще... э... А это ведь только от нас зависит, каким он будет. Вот, рождается ребёнок... Ни от отца, ни от матери не зависит, каким будет его разум. Только от их генетического набора, который они получили от своих предков по наследству, которые... Они же не могут влиять на свои генетические наборы, верно? А с искусственным разумом такое не пройдёт — нет ведь никаких накопленных генетических запасов, верно? Всё придётся собирать самим, вплоть до самых мелких мыслишек. Так что, только от нас всё и зависит. Да? — спросил он у улыбающегося Педро.

Педро улыбнулся ещё шире и неопределённо пожал плечами. А Жан серьёзно смотрела на Алекса большими, с голубым отливом объективами и задумчиво шевелила губами, словно скусывала отшелушившиеся чатинки с обветрившихся губ.

— Вы знаете, Алекс, мне страшно. Страшно, что это произойдёт, а мы будем к нему совсем не готовы. Я имею в виду, к появлению искусственного разума.

— Я думаю, что всё будет хорошо. Главное отнестись к этому разуму по-человечески, и он ответит нам тем же. Он ведь будет человеческого происхождения, да?

— Как знать, как знать... Очень много в человеческом социуме было примеров нечеловеческого поведения индивидуумов и целых социальных групп. А их человеческое происхождение не вызывает сомнений, верно, Александр?

— Хм... Наверное, в это виноваты наши звериные корни, да? А если мы не будем переносить своё звериное начало в роботов, то откуда тогда они возьмут нечеловеческое поведение, а?