Призванный. Возможно, баллада

ЛИЧНОСТЬ

ЗДОРОВЬЕ:

75 хитов

СУДЬБА

ГЕРМЕНЕВТИЧНОСТЬ:

эмпатия ++

Оглядываем окрестности.

Лог от врагов полностью очищен. Лишь в самой пойме, в прибрежной осоке, призрачным абрисом высвечивается одинокая желтая линия, спешно змеящаяся за поворот излучины.

Делать здесь больше нечего.

Ладно, дома у нас действительно не имеется, но переночевать, все же есть где.

Двери склада открываются за долю секунды до того, как мы грохаем в них уже занесенным кулаком. Видать, братуха, сидящий у мониторов, отрабатывает реакцию.

Впрочем, встречает он нас уже на полдороге к входу.

— Отстреливаться от погони не надо?

— Вроде нет.

— Тогда отбой. Войсковики свои генеральные наступления, как правило, на утро планируют. Не то чтобы от их потомков можно штурма ждать, но приглядывать все же надо.

Добираемся до отведенного топчана и отключаемся, подтвердив использование в страховом полисе имени с добавленным штрихом.

Глава VIII

Братуха опять успевает подняться раньше. Когда, позевывая и натыкаясь на ящики, добредаем до наблюдательного закутка, он, стоя к нам спиной с поднятой кисточкой в руке, оценивает, видимо, только что законченную работу. На оборотной стороне старого пожелтевшего плаката, пришпиленного к стене, поблескивающими свежей акварелью буквами выведено:

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Всем жителям городка

Ровно в полдень явиться на плацевое поле

для рытья братской могилы у постамента

Лопаты приносить с собой

— Думаешь, придут? — спрашиваем с сомнением.

— Половина, как минимум. Гены. Кадровая память предков. У них до сих пор, чей прадед старше по званию, тот и прав.

— Постараюсь не пропустить. То еще, наверное, зрелище будет. Когда вывешивать собираешься?

— Ближе к ночи. Спектакль, следовательно, завтра. А твои успехи как, нашел? — он поворачивается к нам.

— Булавку, как ты изволил выразиться, да, а вот сам он исчез. Забил аспида, коварно прикинувшегося дохлым, и направил босые стопы в родное племя. Кажется, навсегда, потому как изгнание на этом закончилось. Если я, конечно, правильно подобрал слова. Мыслит он не понятиями, а все больше ощущениями.

— А ты мысли умеешь читать?

— Не совсем, просто иногда чувствую чье-нибудь внутреннее состояние.

— Так ты его видел?

— Нет. Только околевшего гадюшонка с воткнутой им в череп булавкой.

— Значит, на расстоянии чувствуешь?

— Получается, что и так могу.

— Ну ты прям великий гарпунщик.

— Какой еще гарпунщик?

— Тот, что за белым китом гонялся.

— Ты про капитана Ахава? Он-то здесь причем?

— Да в том-то и соль неморская. Ходил тут у нас по казарме самодельный фикшн. Сам я, правда, не читал, но вроде, загарпунив Дикого Мобю, он какого-то другого монстра выслеживать принялся, уже в наших краях.

— А разве кит его не утащил в бездну?

— Да то очередная легенда прикрытия, чтоб не привлекать лишнего внимания. А вообще-то, он был специалистом по врагам рода человеческого. И появление очередного главного гада каждый раз чуял издалека и задолго. Заранее перебирался в место, откуда исходила деформация длинных линий, и тщательно готовился к встрече.

— С гарпуном в засаде, говоришь?

— Смеяться в том рассказе можно от начала и до конца, но вот с оружием у него был полный порядок. Целый арсенал, от баллисты до стилета, и все из серебра.

— А кто автор шедевра?

— Да замполитова дочка, из средних. По всем журналам рассылала, но, кажется, ни в одном не решились печатать.

— А чего ее на писания потянуло?

— Мамаша ее на культуре была сильно задвинута. Клубом здешним заведовала. Замполит по долгу службы зашел как-то ознакомиться с последней передовицей и не заметил, как зачитался. Кончилось скандалом и женитьбой. Наплодили они потом кучу дочерей. И всех требовалось пристроить. Вот и появилась тут библиотека, литературный кружок, армейская балетная студия, арт-ателье да краеведческий музей под руководством младшенькой, замполитовой любимицы. Первогодков в рамках воспитательной работы выстраивали цепью и посылали прочесывать окрестности. И чтоб каждый непременно чего-нибудь принес: урыльник из урочища, трилобита из карьера или хотя бы необычный минерал. Хренологический дневник при музее издавался. Про погоду, природу, народные приметы, обычаи и местные поверья. Там и были сведения, на основе которых средняя создала позже свою историю про гарпунщика, неотступно блюдущего линии.

— А как бы его полистать, дневник-то этот?

— Музей в клубе помещался. Можно пошарить. Но вряд ли там что осталось. Прапор, когда еще горючка имелась, всему их семейству целый камаз сундуков привез с монастырской мебельной фабрики. Чего дочери оттуда не забрали, сам потом подчистил. Попробуй выспросить у Плешивого. Он из замполитова клана, той ветви, что от балетной студии тянется. Она более других похожа на непрерывную. Но поскольку сына основатель не сумел зародить и происхождение тоже приходится вести от внука, право на главенство рода постоянно у них оспаривается. Но, по-любому, он должен быть в курсе.

Итак, с кого начинать поиски, установлено. И с именем мы угадали.

На выходе из склада сворачиваем налево. Отдаем честь старикану, стерегущему ворота в миссию. Тот выпячивает губу и демонстрирует профиль. Еще раз сворачиваем налево. У закрытой двери амбулатории стоит бабуся в платочке и читает вслух табличку:

— Се-го-дня при-ем в по-сел-ке.

— Пойдешь проверять? — спрашиваем.

— Зачем? Когда его из миси турнут, первым делом принимать он здесь будет.

— А думаешь, турнут?

— Конечно. Он же зверье это всякое с детства на дух не переносит. Со дня на день жду, что сорвется. Дедок вон мой на прошлой неделе пошел в сарай к кабанчику, так вместо того, чтоб, как обычно, почистить, навернул его подборкой по голове, потом еще с полчаса по огородам гонялся. Назад пускать отказался наотрез. Не могу, грит, больше на этого засранца смотреть. Пришлось продавать. А всего-то три месяца терпел, не три года.

— Да, похоже на предвещающий знак.

— Перст судьбы, помяни мое слово.

— Ладно, помяну. А пока скажи-ка, не попадался ли тебе на глаза Плешивый?

— Попадался, — подтверждает бабуся, — с гроссбухом подмышкой и карандашом за ухом. В сторону поселка направился. Видимо, чтобы текущий баланс услов с Харей улегулировать.

— Урегулировать, — поправляем автоматически.

— Урегурировать? — недоверчиво переспрашивает она.

Машем рукой. Все равно этому слову в правильном виде не прижиться.

Пересекаем центральную аллею, минуем клуб, проходим гаражи и огибаем по краю общий погост.

Из окошка первого домика деревенского проулка выглядывает скорнячиха.

— Догнал дурачка-то вчера? — любопытствует она.

— Не удалось, — вздыхаем мы.

— Ну, теперь придется дня три назад ждать.

— На этот раз он, кажется, совсем ушел. Вернулся в родное стойбище. От мужа в свое время не доводилось слышать о племени охотников в здешних лесах?

— Да все, кто в окрестностях промышлял, тут и жили, в городке да поселке. Охотились, пока ружья не развалились и порох не кончился.

— А с луками-копьями, топорами-рогатинами?

— Для этого надо сноровку с детства иметь. Да и оружие только с виду простое, а чтобы сделать, как положено, тоже навык немалый требуется. Спроси на всякий случай у кузнеца...

— А про змееловов каких-нибудь ничего тебе не известно? — не отстаем мы.

— Да змеи-то все больше не в лесах живут.

— А змеиная мазь для коленей у тебя откуда?

— Так от лекаря. Он сам их и делал.

— А яд где брал?

Скорнячиха пожимает плечами:

— Тогда неинтересно было, а сейчас уже и не спросишь. Он постоянно в своей мисе пропадает, а если и выходит, то ни на какие лечебные вопросы не отвечает. Подписку о неразглашении вроде бы давал.

— Даже так?

— Говорят.

В начале проулка вырисовывается искомый Плешивый. В самом деле с амбарной книгой подмышкой и карандашом за ухом.

— Сдается мне, лесникова вдовица, что ты не все тут правильно запомнила. Видно, придется тебе еще одну экскурсию устраивать.

С этими загадочными словами отходим от окошка на середину дороги, оставив скорнячиху изнывать от любопытства. Ничего, пусть немного потерпит, тем более что замысел еще не обрел конкретных очертаний.

Плешивый вскидывает приветственно руку.

— Как там у нас с мирной рыночной торговлей? Слыхал, ты уже в склад внедрился.

— Работаем в указанном направлении, — солидно отвечаем мы. — В данной связи возникла настоятельная потребность ознакомиться с некоторыми материалами местного краеведческого музея.

— Эва, ты вспомнил, — опешивает он. — Они-то с какого боку прилепились?

— Сложная комбинация, не хочется пока вдаваться.

— Сглазить боишься?

— Вроде того.

Плешивый задумывается.

— Наследные сундуки должны находиться у старшего представителя линии. Значит, экспонаты музея хранит ведьма.

— В смысле характера?

— Мм, больше в смысле занятий. Хотя характер у нее тоже... ээ... неуживчивый.

— Не с заимки ли у Кабаньей дубравы?

— Нет, та из библиотечной ветви и просто по натуре своей нелюдима. Музейная же директорша еще при жизни отца со всеми рассорилась и перебралась в хозяйство бывшего заповедника возле обсерватории.

— Обсерватории?

— Народное название многофункциональной радиолокационной системы. И странное дело, вроде всегда одна жила, но откуда-то у нее внучка взялась. Аналогичная история потом приключилась и с той. Так что сейчас там обитает внучка внучки, не знаю, сколько раз пра положено вставлять.

— И как туда добираться?

— Можно по основной дороге на север, через пару километров на ней поворот налево. Местные же предпочитают пользоваться лесной тропинкой за подстанцией. Считается, что так быстрее.

— А полигоны тоже в тех краях?

— Пусковые установки подалее расположены.

— Радиация там есть?

— Не должно быть. Ракеты в шахтах законсервированы. Разве что заряд на какой подтекает слегка. На всякий случай, того, что растет, не ешь, из родников и ручьев не пей.

— Дышать-то там можно?

Плешивый смеется.

— Давай мы тебя сразу в скафандр обрядим. Я народ созову, скажу, Гагарин к нам по грибы пожаловал. Только ты уж крикни, когда будешь махать рукой на прощание, это самое: "Поехали!", чтоб никто не сомневался.

Представив сцену, тоже улыбаемся.

— Ладно, пошли.

— Мне еще тут надо кое-какие разногласия по поводу портупей уладить. Хочешь, подожди.

— Да нет, путь неблизкий, время дорого.

Направляемся обратным порядком в городок. Проходим его без остановок. За аркой к баракам не сворачиваем. Может, через подстанцию и быстрее, но, наверное, только если той тропинкой уже хаживал. Так что продолжаем движение по бетонной дороге, поросшей квадратами лебеды, упорно прущей из зазоров плит.

С обеих сторон лес подступает к обочинам почти вплотную, утвердившись даже в профильных рвах. Еще немного и взломает корнями полотно. Многие плиты и так уже на стыках не совпадают по уровню, и форсировать густые лебедовые полосы следует с осторожностью, чтобы не запнуться. Посему ровного маршевого хода, способствующего отрешенности от ближнего окружения, не получается.

Вообще, толком подумать в последние дни не удается. Преобладающие балаганные перебивы не дают сосредоточиться, ухватить ситуацию целиком, вникнуть в глубины. Чересчур много фрагментов, на первый взгляд, не связанных друг с другом. Но это, скорее всего, ровно наоборот, от их недостаточности. Как в разбросанном пазле. Видимо, время для общей картины еще не наступило. И для единого ритма, организующего движение. Пока на его роль претендует лишь дурачковая плясовая с притопами.

А давай-ка, Брайан, спляшем на ходу. Дабы какой эвентуальный враг, затаившийся в дремучих лесах, не только сам зарекся переступать нам путь, но и потомкам своим паче чаяния заповедал. Как там у нас?

Драку — фу!

Драку — на!

Драку — бить, бить, бить!

Ишь как действует, не только певчие, но и жужекрылые притихли. Однако даже в закольцованном виде на марш не тянет, вперед не ведет, потому что изначально настроена на поступательно-возвратное движение, проще говоря, топтание на месте.

Через пару километров дорога утыкается в поперечную, такую же бетонную. В самом основании примыкания из кустов на противоположной обочине выглядывает нечто вроде дота, оборудованного вместо окон узкой горизонтальной бойницей. Темно-серые грифельные ящерки с черным узором на спине, гревшиеся на солнышке, юркают по своим расщелинам, не интересуясь, зачем мы пожаловали и имеем ли на то дозволение в развернутом виде.

Вправо дорога просматривается лишь метров на триста, поскольку изгибается по длинной дуге почему-то к югу, хотя именно тем концом ей вроде положено выводить на север. Слева же тянется по идеальной прямой километров на пять, далее то ли заканчиваясь, то ли круто сворачивая.

Нам в ту сторону, по крайней мере, пока.

Почти сразу натыкаемся на квадрат в центре полотна, поросший уже не по периметру, а сплошняком, и не столько лебедой, сколько репьем пополам с бурьяном. Плита, покрывавшая когда-то это место, валяется шагах в двадцати дальше по дороге, словно выдранная и отброшенная. Метров через двести попадается еще одно пустое гнездо. Перевернутая плита лежит, правда, рядом.

Неожиданно осознаем, что вернулось ощущение опасности. Как в самом начале, на выходе из глиняного карьера. Левая ладонь инстинктивно приподнимается и выдвигается чуть вперед, правая неподвижно обвисает, сохраняя минимальное расстояние до рукоятки ножа в голенище.

Что-то резко ударяет между лопаток. Тело само исполняет разворот на опорной ноге, одновременно выбрасывая левую руку в трофирующем блоке. Правый кулак застывает на бедре. Но цуки наносить некуда. То, что ударило, уже валяется у наших ног. Зеленая саранча сантиметров пятнадцати длиной, можно сказать, маленькая. А где остальные? Им же положено тучей перемещаться.

Но в притихшей округе совершенно пусто. Видимо, отбилась от своих где-то в Такла-Макане, потом летела-летела-летела и уткнулась головой прямо в спину Брайана, идущего по заброшенному шоссе к дальним полигонам на свидание к ведьме. Что ж, бывает. Если кто считает по-другому, пусть попробует первым бросить в нас камень. На всякий случай вытягиваем именное оружие из ножен. Желающих посоревноваться, однако, не находится. Как хотите. Засовываем нож на место и двигаем дальше.

В конце дорога вовсе не обрывается, а даже разветвляется. Во-первых, в самом деле резко сворачивает вправо, выписывая затем зигзаг и переставая просматриваться, а во-вторых, пройдя сквозь прикрытые ажурные ворота, продолжается уже по огороженной территории чего-то, возможно, искомого хозяйства бывшего заповедника.

Проржавевшие ворота толкать не рискуем. Завалятся — объясняй потом, что Брайан не вредитель, а лишь в гости заглянул. Просто просачиваемся в заборную прореху.

Видимо, попадаем по адресу, потому как нас тут же встречают. Из кустов слева выметывается оголтелая стая шавок и пытается взять в кольцо, всячески понося на своем визгливом языке. Отступаем спиной к забору, не давая зайти сзади. Вцепится еще какая сдуру в штанину. Обслюнявит, а то и порвет.