Акула пера в мире Файролла-11 Снисхождение

— 'Коллективное бессознательное' — это про нас — согласилась Вика.

— Молодец — сказал я ей — Народ, закончили про отдых, поговорим о деле. Вот какая штука — я тут узнал от Виктории Евгеньевны, что у нас упала посещаемость страницы в сети. Незначительно, на шесть процентов, — но упала.

— Ерунда — отмахнулась Шелестова — Сессия же, студенты перестали лодыря гонять и за учебники засели. Скоро вернутся.

Вика чуть слышно скрежетнула зубами. Обидно? Ну, что тут поделаешь.

— И тем не менее — я насупил брови — Ребята, у нас есть две основные задачи — читателю не должно быть скучно, и он все время должен удивляться тому, что ему не скучно. Если этого нет — то мы зря получаем денежку. Потому будет так. Каждый из вас должен придумать что-то качественно новое, что в очередной раз подстегнет интерес читателей, а именно — заставит их обсуждать это новое на форуме, заваливая его комментами. Подчеркну — речь не идет о чем-то долгосрочным, просто о чем-то, что спровоцирует очередной всплеск популярности издания. Я уже такое придумал, теперь очередь за вами. Кто выдаст идею, которую я признаю лучше своей, тот получит сладкую конфету.

— Узнаю старого доброго Кифа — Петрович тихонько засмеялся — И выйдет как тогда с Светкой Волошиной.

— А что было с Волошиной? — заинтересовалась Шелестова.

— Кто такая Волошина? — секундой позже спросила Вика.

— Петрович, не надо грязи — нахмурился я — Идею у Светки тогда спер не я, а Ефремов, и ты это знаешь не хуже, чем я. Да и то — спер — сказано громко. Светка дала ее зародыш — и не более того, а он ее развил, причем будь здоров как. У него вообще светлая башка.

— Знаю-знаю — подтвердил Петрович — Я — знаю. Но все подумали на тебя. А когда все думают на одного человека, то даже зная, что он не при делах, все равно начинаешь как-то в этом сомневаться.

Все навострили уши, Таша даже жевать перестала, как видно им всем было интересно послушать истории из моей молодости, тем более — с грязноватым душком.

— Согласен — решил прекратить я этот спор — Объективно Петрович прав. Не в смысле той истории с Волошиной, а в конкретном данном случае. Я сейчас напишу свою идею на бумажку и отдам ее на хранение Ксюше, как человеку, славящемуся своей честностью и непредвзятостью. Когда подведем итоги — прочтете, что там написано и решим, чья идея лучше.

— А конфета будет правда конфетой? — уточнил Самошников — Или она будет приятно шуршать и на ней будут циферки написаны? И буковки, желательно — нерусские.

— Будут победителю и циферки, и буковки — пообещал я — И еще — отгул на день, когда он сам пожелает.

— А когда итоги подведем? — потерла ладошки Шелестова — Ух, есть у меня одно соображение!

— Да в пятницу и подведем, чего тянуть — ответил я — И сразу — 'Титаник' со дна мы поднимать не будем и Эйфелеву башню воровать из города Парижу тоже не станем. Соразмеряй планы и действительность.

— С ее папой она и так может эту башню получить — язвительно заметила Соловьева.

— Зависть — грех — назидательно произнесла Шелестова, которую слова Мэри совершенно не тронули, это было видно. Видимо, привыкла уже к такому — Да и не потянет он финансово Эйфелеву башню-то, надо признать. Вот пирамиду какую, не из главных — это, пожалуй, да. А то и несколько.

— Хорошо быть богатым — протянул Самошников.

— Хочешь быть богатым — не будь ленивым — Вика топнула ножкой — Начинаем работать! Таша, я сейчас тебе эти чипсы скормлю не ректальным путем!

— Не каким путем? — удивилась та, убирая просто-таки бездонный пакет за спину.

— Она их тебе... мнээээ... зондирует — тактично пояснил Петрович — Дитя, послушай умудренного жизнью человека — убери этот харч от греха, вон, Виктория Евгеньевна потихоньку закипать начала. А еще лучше — дай его мне на хранение. Я за ним присмотрю, я для тебя его сберегу.

— О-па — даже подпрыгнул я — Не все мне старое припоминать. А кто таким же макаром тогда две бутылки 'Кубанской особой' сберег, которые Самойлов на свой день рождения берег, а? Кто их выпил, пока мы на плэнер добирались?

— Враги — глядя на меня кристально честными глазами ответил Петрович — Враги. Ну, не я же? Хотя били меня, что было — то было. И если мы вспомнили ту лесную вылазку, то стоит упомянуть о некоей Закатовой, с которой ты там же....

— Враги выпили, точно — перебил я его поспешно — Я еще тогда говорил — около тебя какой-то бомж терся, это его рук было дело. И я тебя не бил, между прочим.

— Как интересно жило старшее поколение — Шелестова с неподдельным любопытством слушала нашу беседу — А что такое — 'Кубанская особая'? Это какая-то экзотическая выпивка?

— Куда экзотичней — я вспомнил непередаваемый словами бодун, который оставлял после себя вышеупомянутый напиток и в горле пересохло — Не то слово. Да, о старшем поколении. Лен, спасибо, что напомнила.

Нет, я бы вспомнил о Мамонте, вот только, боюсь, по дороге домой. Не та уже память, что раньше, чего греха таить.

— Всегда пожалуйста — мне улыбнулись и подмигнули — О чем речь?

— Киф, ты передовицу будешь писать или мне этим заняться? — из моего кабинета выглянула Вика.

— Буду, но позже — направился к двери — Мне надо кое-куда отойти.

В кабинете Мамонта было непривычно пусто и чисто, как видно, все вещи он уже вывез. Только на столе стояла картонная коробка, в которую мой наставник укладывал какие-то блокноты, записные книжки и канцелярские товары, вроде дыроколов и степлеров. Последнее принадлежало не ему и забиралось не из жадности или скупости, а исключительно по старинной народной традиции — уходишь — уноси все, что гвоздями не прибито. Ну, и за что потом бубну не выбьют. Если мне придется уходить как ему, то я тоже все утащу. Пустячок, — а приятно. И будет что вспомнить.

Кстати, Мамонт еще скромничает. Мне рассказывали об одном кренделе, который даже рыбок из офисного аквариума выловил. А другой решил утащить две коробки бумаги, уж не знаю, накой она ему нужна была. Все бы ничего — но коробки тяжелые, в каждой по пять пачек все-таки. Так у него грыжа вылезла, причем он даже из здания выйти не успел.

— Это ты — Мамонт явно не ждал гостей — Я-то гадаю — кого черти принесли? Наши все как крысы по углам разбежались, хоть бы одна сволочь заглянула, попрощалась. Хотя, если честно — кое-кто зашел. Целых два человека, ты третий. А остальные уже списали меня со счетов, сидят, гадают кто следующим главным редактором будет.

— Интересный вопрос — я присел на гостевой стул — А кто будет? Неизвестно?

— Понятия не имею — просипел Мамонт, утрамбовывая в коробку бювар — Даже не интересно. Но я бы поставил на тебя.

— На меня? — абсолютно неподдельно удивился я — С какого перепуга?

— Ты любимчик собственников — пояснил тот без малейшей иронии — Я не знаю, что там у вас и как, но при этом я давно живу на свете и кое-что в этой жизни понимаю. Тебе достаточно просто сказать о том, что ты хочешь быть главредом — и завтра ты будешь сидеть в этом кресле.

— Ну, вы меня прямо демонизируете — засмеялся я.

— Хорошее слово — Мамонт плюхнулся в кресло и тоже хохотнул, правда, как-то невесело — Поверь мне, так и будет. Ты думаешь, я не знаю того, что им дела до нашей газеты нет? Они купили ее походя, между делом. Знаешь, как в магазине кофе 'три в одном' покупают. 'У меня сдачи нет, возьмите вон, пакетик'. Вот тут ровно то же самое. И чего им не отдать тебе это место? Никифоров, пора взрослеть. Вроде умный мужик, мир повидал, в 'горячих' точках был, даже про проституток пару раз писал — а все думать не хочешь.

Ну, а что, все правильно он сказал. И про газету, и про меня. Если бы я головой думал, а не другим местом, то еще прошлой осенью бы от одного предложения отказался.

Хотя — о чем я? Эти ребята все-равно меня достали бы. Не в смысле — вывели из себя, а заставили бы согласиться на то, чтобы я им служил. Без вариантов.

— Давайте по-другому поступим — мне почему-то стало очень грустно. С Мамонтом отсюда уходила не только приличная куча канцелярской чепухи, с ним уходила эпоха — Давайте я с ними поговорю о том, чтобы вы остались.

— Зачем? — Мамонт нахмурился — Не надо с ними ни о чем говорить. Никифоров, я сам отсюда сваливаю, доброй волей. Меня никто не увольнял, я добровольно, без принуждения написал заявление об уходе.

— Но зачем? — не понял его я — Для чего? Если над вами не каплет, то стоит ли...

— Стоит, Никифоров, стоит — Мамонт начал выдвигать ящики стола, проверяя — не завалялось ли там чего полезного — Не хочу я, чтобы меня в какой-то момент турнули. Взбредет твоим хозяевам тебе приятное сделать, даже без твоего на то желания — и отправлюсь я за порог. Нет, лучше я сам, как полагается, с гордо поднятой головой. Тем более не на улицу ухожу, специалисты вроде меня без работы не остаются.

— Нашли что-то? — порадовался я за него.

— А как же — он нашел в одном из ящиков ручку, пощелкал ей и бросил в коробку — Газета, поменьше нашей, но зато там и служба не в пример спокойнее. 'Новости Юго-Запада'. Буду о высадке деревьев рапортовать, о встречах с депутатами. Хорошее место, чтобы встретить старость, так сказать.

Н-да, видно не так уж ты и нужен в мире печати, если в районную газетенку идешь.

— Семен Ильич — решил еще раз попытаться его уговорить я — Подумайте все-таки, а? Я с ними поговорю, никто вас не снимет и за порог не отправит, слово даю.

— Все — массивная ладонь привычно бахнула по столешнице — Сказано тебе — время пришло уходить. Не нуди!

— Плохо — негромко сказал я — Без вас здесь все будет не так.

— Не будет так, как при мне — будет как-то по-другому — изрек одно из своих (а может и чужих, заигранных) мудрых изречений он — Ты всяко не пропадешь, больно изворотлив. Не подумай, это я не критикую тебя, наоборот — хвалю. Времена сейчас такие, что по-другому нельзя. А если припрет, в чем я крепко сомневаюсь, но все-таки — если станет туго — приходи, устрою тебя корреспондентом у себя. Будешь школьные концерты освещать и про культурные мероприятия на открытых площадках писать. Ты хоть и алкаш, каких поискать, да и балбес порядочный, но парень неплохой. Не совсем ты сволочь, не то, что все остальные. Хотя я сам виноват в том, что в последние годы у нас тут, в редакции, нормальных людей не осталось почти.

— Да ладно вам — не согласился я с ним — А Петрова? А Севостьянов? Они ведь заходили, да? Так что зря вы.

— Да это я так — потер глаза ладонью Мамонт — Ладно, попрощался с наставником? Ну и вали к себе, до шести вечера — это мой кабинет. Расселся тут, понимаешь, как у себя дома.

— Спасибо вам, Семен Ильич — встав, протянул ему руку я — За науку, за то, что не дали скатиться в алкогольную пропасть, за... Да за все.

— Иди уже — он тоже встал и сцапал своей лапищей мою ладонь — И вот что. С хозяевами своими будь осторожен. Я ничего конкретного про них тебе сказать не могу, но нутром чую — что-то в них не то. Не знаю, что, не могу объяснить, просто чую. И про место корреспондента я не шутил, если что — звони.

Я потряс его руку и, больше не говоря ничего вышел из кабинета. А что говорить? Все уже сказано. Вот только внутри стало очень пусто, причем неожиданно для меня. Просто есть вещи, которые кажутся незыблемыми, они не могут менять своего места в пространстве. Волга впадает в Каспийское море, солнце встает на востоке, 'пифагоровы штаны' во все стороны равны. Где-то между солнцем и штанами в моей картине мироздания был Мамонт, который всегда сидел в своем кабинете, рычал, орал, брызгал слюной и забирал себе львиную долю гонорара за 'джинсу'. Он был — а теперь его нет. И я почему-то ощутил себя ребенком, которого мама поставила в магазине в очередь, а сама ушла за макаронами, которые забыла положить в тележку. Я точно знаю, что без него не пропаду и бояться нечего, но при этом ощущаю невероятную незащищенность перед этим миром. Понятное дело, что это секундное ощущение, что так на новость реагирует моя психика, и это нормально. И все-таки, все-таки... С другой стороны — можно ему позавидовать. Он ведь и впрямь ушел сам, красиво, если это можно так назвать. Да и из истории газеты он никуда не денется. Уже через неделю-другую он станет 'Мамонтом, который ушел', через год превратится в 'был тут шеф, по прозвищу Мамонт', а лет через пять, если кто-то из нынешних сотрудников еще будет здесь работать достигнет высоты под названием 'Да вы, молодые, жизни не нюхали, Мамонта не застали. Вот где была жесть!'.

Не отказался бы я от такой славы, только это вряд ли, харизмой не вышел, мелковат, жидковат. Меня забудут через пару дней, и максимум, на который я могу рассчитывать это: 'Никифоров, которого за какие-то заслуги на 'Вестник' поставили. И еще вопрос, каким место он этот пост заработал'.

Вот так про меня скажут. Досадно, но так и будет.

Настроение совсем испортилось, я через силу написал передовицу, вяло поковырял вилкой обеденные котлеты, которые захватила с собой Вика, сказал Мэри, что ее репортаж о вчерашнем событии гляну завтра и, плюнув на все, начал рыться в сети. А чего еще делать?

Кстати — про колонию пикси на форумах игры ничего не было. Точнее — упоминалось, что в канализации под Эйгеном чего только нет — и бандитские гнезда, и зарытые сокровища, и квестов набрать немало можно, но конкретики — ноль. Так что вся надежда на брата Юра.

К слову — а не сходить ли мне в Эйген сегодня? А почему нет? Главное, чтобы брат Герц уже получил от своего руководителя информацию о местонахождении этой злосчастной колонии. Зря я брату Юру вчера сказал 'днями'. Надо было — 'завтра'.

Плюс — неплохо бы повидаться с бароном, не стоит эту встречу откладывать в долгий ящик. Только место надо найти получше, поукромней. Вот таскался я к нему на кладбище — и получил результат — кто-то меня срисовал.

Нет уж, сегодня я буду умнее. Есть такое место, где нас ни одна собака не увидит, хорошее место. Я свитка не пожалею, точнее — даже двух, но зашифруюсь как следует.

Собственно, по прибытии домой я сообщил Вике, что про парикмахерскую помню, но ненадолго залезу в капсулу, ибо — надо, полюбовался глазами, декоративно закатываемыми под лоб и отправился в Файролл.

Против моих ожиданий в замке стояла тишина — фея не чудачила, не искрила, не орала и не гоняла безобидных НПС. Ее вообще не наблюдалось в поле зрения. Может, тоже сессию сдает? Ну, и дай ей бог!

Зато обнаружился Назир, он вынырнул из какого-то замкового поворота и привычно пристроился за моей спиной, когда я направлялся к покоям счетоводов.

— Ты где был? — спросил я у него на ходу — Я уж удивляться начал, подумал, что тебя отозвали обратно в замок Атарин.

— Дела были — коротко ответил мне ассасин и погладил гладко выбритый череп, на котором еще недавно находились черные волосы.

— Понятно — кивнул я — А прическу чего поменял?

— Обрили — совсем уж хмуро произнес Назир, по его виду было понятно, что ответов на последующие вопросы я не получу.

Ну, обрили и обрили. Бывает. Но — хорошо, что он вернулся, не знаю, как и что, но в том же Эйгене он лишним не будет.