Призванный. Возможно, баллада

Чу! никак что-то журчит? Будто бы ручей, да не простой, а горный.

Действительно, дно распадка выстлано какой-то твердой породой, в которой упорная вода проточила себе глубокую извилистую щель. Сколько же лет крохотному ручейку надо для этого стараться? Или он знавал и более изобильные времена?

Тропа пропадает на левом берегу, а на правом не появляется. Следовать, впрочем, удобно и по скальному ложу. Отдельно лежащих камней вроде бы нет, так что опасность оступиться даже в сгустившихся сумерках невелика. Склоны распадка мало-помалу крутеют и сдвигаются. И как ни странно, верхние их кромки возносятся все выше и выше.

Вот тебе раз! Заворачиваем вправо и обнаруживаем почти перед самым лицом сплошную чуть ли не отвесную стену. Тупик, однако. А как же ручей? Ощупываем скос, никаких тебе расщелин. Вода, оказывается, выбивается прямо из подножия скалы.

Что-то тут не так. Но в наступившей темноте, разбавленной лишь светом звезд, разобраться в геологическом феномене трудно. Где, кстати, луна? Почему отлынивает?

Делается слегка не по себе. Словно невзначай, касаемся рукояток обоих ножей, какой из них удобнее лежать в ладони?

Впрочем, не стоит перебарщивать. Поднимаемся, проводя попутно руками по карманам. Вот оно, ведьмино зелье, похоже, приспело его время. Вытаскиваем пузырек, отковыриваем пластмассовую пробочку, взбалтываем и решительно употребляем внутрь. Вкус у него именно тот, каковой сам по себе и предполагался. Нас передергивает сверху донизу. Только не надо резко выдыхать, как бы оно не устремилось следом. Совсем не к месту вспоминается топологическая аксиома про то, что через точку прокола любой тор можно вывернуть наизнанку. Ладно, не умничай, Брайан.

На душе залегает тяжесть, но в глазах проясняется. Пейзаж подсвечивается слегка зеленоватым. Темное начинает проступать на темном. Оказывается, в нем достаточно оттенков, чтобы при наложении не сливаться. Какое-то странное впечатление производит мир, в котором видно и без наличия света. Хотя, может, и не сам мир, а лишь наше в нем присутствие. Словно мы уже и не от него. С другой, так сказать, стороны.

От пограничных размышлений отвлекают колокольчики навигатора.

ЛИЧНОСТЬ

ЗДОРОВЬЕ:

95 хитов

ОСОБЕННОСТИ:

ночное зрение

Хорошо бы глаза в темноте не стали светиться. А то это вроде как чересчур...

Отодвигаемся на пару шагов и задираем голову. Боковые откосы ущелья практически отвесны, и взойти на них без специального на то снаряжения, видимо, не получится. А вот перегораживающая стена достаточно уступчива. В обоих смыслах. И ногу, есть куда пристроить, и сильно противодействовать она явно не будет.

Значит, вперед!

Треть подъема одолеваем без помощи рук, исключительно за счет разгона и умения держать равновесие. Дальше, правда, приходится уже карабкаться. Но не особенно долго. Уцепляемся за шершавый обломок скалы и вылезаем на верхний край. Который скорее гребень.

Продолжающееся дальше ущелье слегка расширяется, дно его заполнено водой, подступающей к самому подножию крутых склонов. Другого берега не видно, потому что теснина заворачивает вправо.

Каменоломни, случается, ведут свое происхождение от заброшенных рудников. И коли так, перед нами, вполне возможно, остатки одного из старых хвостовых отвалов, а то, на чем мы стоим, выходит, хорошо сработанная насыпная дамба.

Перемычка по уровню сильно не дотягивает до верхних кромок ущелья, так что на них не переберешься.

Плюнув напоследок в искусственное горное озеро, спускаемся обратно. Это не тот путь, которым наблюдатели возвращаются в стойбище.

Устремляемся вниз по распадку.

Когда боковые скаты становятся достаточно пологими, лезем на левый.

Поднявшись на лесистый гребень, оглядываем доступное. Из-за деревьев можно заметить лишь то, что на западе небо слегка синее. Но это ведь от закатившегося солнца, а не от далеких костров.

Втягиваем носом ночной воздух. Но мы с наветренной стороны, а принюхиваться против ветра что толку?

Настораживаем ухо. Скучающего собачьего перелая не слышно, да охотничьи псы попусту, наверное, и не брешут.

Что там еще перцепцию обеспечивает? Осязание и вкус. Пощупать и попробовать на зуб. Действенные методы, но на расстоянии трудно применимые.

Остается главное чувство поисковика — интуиция.

Посему без дальнейших раздумий двигаем на север, но не прямо, а через восток.

Пересекаем отрог и ныряем в соседний распадок.

Осматриваемся. Сначала с открытыми глазами, потом с закрытыми. Чутко притопываем.

Не то.

Перебираемся в следующий.

Повторяем исследование.

Опять не то.

В четвертом распадке задерживаемся на дольше.

Неуверенно поднимаемся до первого поворота.

Нет, показалось.

В пятом, по одному лишь рельефу сразу же понимаем, вот оно. Дорога из бывших рудников выходила именно здесь. Такое ни с чем не перепутаешь. Профиль, он и через столетия профиль.

В подтверждение срабатывает навигатор, мелодично оповещая о свершившемся изменении.

ЛИЧНОСТЬ

СПОСОБНОСТИ:

5. Восприятие 4

ЗДОРОВЬЕ:

97 хитов

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 3.777(7).

Ситуационное соответствие: 1.259(259)

Можно было, наверное, обойтись и без бегания за Лукавым Куропатом по оврагам, но, с другой стороны, отчего ж не размяться, когда предлагают?

Да и интуицию надо ведь еще пробудить, не все же время она бодрствует в полной готовности.

Она у нас дама утонченная, изнеженная, разве что не ленивая. Склонная поваляться в праздности, похихикать, глядючи, как прочее простонародье чувств упирается по-черному. И раньше, чем остальные свесят набок языки, подключиться ее не допросишься. Не желает она, видите ли, в общую телегу впрягаться. Свои у нее методы, особенные, другим не очень-то и понятные.

Но мы знаем, как с кочевряжливыми обходиться.

Потому и не сидим впотьмах, а целеустремленно движемся вперед.

В данный момент по распадку.

И его широкое ложе ведет нас в верховья.

От дороги собственно осталась лишь характерная приподнятость полотна с плотно утрамбованным насыпным покрытием, на котором до сих пор травы селятся неохотно.

Куда, кстати, везли отсюда все нарытое, а потом и наломанное? В той долине, по которой мы поднимались за вихрастым, следов дороги нет. На выходе из распадка она, видать, заворачивает в другом направлении, дальше в холмы.

Боковые гребни опять начинают возноситься выше и выше, а склоны делаются все круче, постепенно превращаясь в откосы.

Из-под осторожной ноги стремительно вышуршивает длинное извивающееся тело и, размашисто загребая лапами, прытко прет прямо по осыпи вверх. Хвост потеряешь, дура!

Судя по размерам, эта ящерица тут с эпохи матриархата.

С перепугу могла ведь и броситься. С мозгами-то у них действительно не шибко.

А не грянуть ли нам дурачкову запевку? Для прелиминарной острастки.

Ну и для поддержания духа. А то вроде как опять тянет поежиться.

Но предполагаемое стойбище все ближе, ночь глубже, спится, наверное, слаще, и подбирающиеся к дому крики в таких случаях, как правило, не возбуждают в кондовых хозяйских душах доброжелательности. А мы ведь именно в гости идем, пусть и без приглашения.

Заканчивающийся пологий поворот открывает вид на дальнюю часть ущелья, перегороженного в самом узком месте высоченной баррикадой из наваленных друг на друга камней. В оставленный посредине проход можно протиснуться лишь по одному, да и то боком. Что называется, не размахнешься. А если еще при этом навстречу примутся тыкать копьем в лицо, то желание рваться вперед очень быстро угаснет.

Со штурмом тут голимый но пассаран.

Копьеносцев не видно, но, наверняка, окрестности под приглядом.

Отступаем назад за поворот и двигаем обратно, пока что не солоно хлебавши.

Как только откосы превращаются снова в склоны, лезем на правый. Выискиваем на гребне сосенку потолще и устраиваемся с обратной стороны в углублении между корней, прямо на хвойной подстилке. Завернувшись в куртку, отключаемся.

Утро мудренее.

Особенно когда канунный вечер выдался мудреным.

Глава XI

Пробуждает нас солнце, поднявшееся достаточно высоко для того, чтоб высветить сосенные корневища уже прямыми лучами.

Нехорошо, Брайан. Кто рано встает...

Придется, видимо, нам с тобой сегодня обходиться без подачек.

Выдыхаем остатки сна и вбираем в себя энергию ближайшей к планете звезды.

Правильно, мы сами кому хошь подадим. Если, конечно, на деле захочем. То есть, захотим. Выражаясь штилем, буде таковое желание возыметь соизволим.

Ну-ну, давай-ка без перехлестов. Гордяк с утра обычно к облому.

Спускаемся по склону, потом поднимаемся по ложу распадка.

В природе тихо, не сказать, настороженно.

Относим это за счет традиционного начала действия. Герой вышел на сцену, в зале перестали обсуждать свое, поерзали и замерли. Ждут. Не отчебучит ли он чего с ходу?

С ходу не отчебучит, у нас тут не скетч. Эпическая поэма. Правда, без списка кораблей. Плыть пока некуда.

Жуя сорванную по пути травинку, появляемся из-за поворота и неспешным шагом направляемся к завалу.

Над ущельем повисает длинный свист. Из прохода выбираются двое стражников с копьями, на верхние камни высыпают еще четверо с дротиками. Острия не то чтобы уже нацелены, но и в сторону не глядят.

Вся стойбищенская охрана без исключения одета только снизу, причем, большей частью не до конца. Обувкой форсят лишь копьеносцы. Дротикометатели, видать, рангом еще не вышли.

Правый привратный гвардеец, распространяя шкурный дух, выдвигается чуть вперед и без околичностей интересуется:

— Чего надо?

И начинает заговорщицки подмигивать.

Но вряд ли из желания предупредить, видимо, это просто тик.

Брайан отводит взгляд и скользит им по окоему.

— Да вот, записаться к вам хочу.

Привратник на пару секунд застывает, затем принимается семафорить глазом с удвоенным пылом.

— Записаться? Грамотный что ли? Писарей нам не треба, жалобы строчить некуда.

— Ну, вступить в ряды, — меняет Брайан формулировку.

Сосредоточившись на скоростной морзянке, правый гард отключается от беседы. Вместо него назидательное слово берет левый, с шевелящимся хрящеватым носом.

— Вступают в коровью лепеху. Ненароком.

— Тогда стать вашим членом, — пробует Брайан.

— Да мы сами с усами, — взгагатывают наверху, — своими силами управимся.

— Слушай, — восклицает включившийся вдруг правый, — а может, он на испытание приперся? Чего-то такое говорилось. Ну-кась покличьте Шмыгу.

Верхние, поворотясь назад, начинают размахивать руками и выкликать искомого по имени, сначала вразнобой, потом, подстроившись друг к другу, хором.

Минут через десять из прохода выныривает упитанный недомерок с выпученными от старания глазами.

— Позови-ка сюда Сухорукого, — говорит ему правый гард. — Скажи, на испытание пришли.

Недомерок разворачивается и бросается обратно.

Спустя четверть часа возвращается и задышливо докладывает:

— Сухорукий не может, пайки делит. Велел действовать по ритуалу.

Правый начинает чесать в затылке. Потом обращает взгляд на левого. Тот сразу же берет быка за рога.

— Сгоняй-ка к костру, — говорит он недомерку, — уточни, кто у нас по ритуалу?

Шмыга исчезает в проходе.

Через пятнадцать минут появляется снова и бодро докладывает:

— Гугня!

— Чего гугня? — не сразу въезжает левый гард.

— По ритуалу у нас Гугня.

— А! — светлеет тот ликом. — Тогда зови Гугню.

На этот раз Шмыга оборачивается за двадцать минут.

— Гугня занят.

— Чем? — удивляется правый гард.

Недомерок бросается назад.

— Стой, — орет левый, — это не надо, обидится еще. Спроси лучше, что делать?

Шмыга скрывается в проходе.

Обратно предстает лишь через двадцать пять минут и уже не совсем бегом.

— Говорит, пусть начинают ритуал.

Возникает пауза.

По истечении оной стражники принимаются переглядываться и перетаптываться.

— Э... — произносит раздумчиво правый гард, усиленно подмигивая.

— Эта... — вторит левый, вовсю шевеля носом.

Но находятся не они, а один из верхних со лбом, который язык не поворачивается назвать высоким, хотя он и занимает на лице ровно половину.

— А с чего начинать?

Нижние недовольно косятся, но ситуация вынуждает, попустительствуя вылезанию поперед, согласиться, что вопрос в самую точку.

Правый дает отмашку недомерку:

— Разузнай.

Левый добавляет уже в спину:

— И поподробнее.

На исходе получаса Шмыга возвращается чуть ли не шагом, но с обстоятельным посланием от Гугни:

— Начинать с загадок. Которые на прошлой неделе заучивали. Загадывать в таком порядке: Дергун, Носач, Умник. Если кто чего перепутает, Сухорукому будет сказано, чтоб урезал пайку, для просветления памяти.

— Вот гундюк! — с чувством произносит правый гард, но тут же спохватывается: — Этого передавать не надо.

— А чего надо? — спрашивает Шмыга, но не получает ответа.

Левый смотрит на правого.

— Тебе первому. Помнишь?

— Летом и зимой... черт, не складно...

— Еще по одной? — неуверенно подсказывает левый.

Правый морщится:

— Да нет, там про то, что все едино...

— Я! Я знаю! — орет с баррикады долголобый. — Я и Гугне помогал выбирать их.

Привратники слажено косятся вверх. Правый тоскливо вздыхает:

— Ладно, спускайся.

Долголобый скрывается за обрезом, затем появляется уже из прохода. Первым делом осматривает ноги Брайана.

— Ботиночки где брал?

— Далеко, — отрезает Брайан.

— Может, отойдем? — предлагает левый гард правому, кивая в край завала. — А то подслушает.

— Э, наверху, не спать! — рявкает тот.

Оценив уровень моментально возросшей боеготовности, направляется к подножию откоса. Сотоварищи следуют за ним.

Репетиция не затягивается на очень уж долго, учитывая состав труппы.

Со стороны хорошо видно, как увлекшийся долголобый пытается дирижировать процессом. Старшие привратники уклоняются от взмахов рук, не забывая периодически наступать ему своими чунями на босые пальцы.

Через полчаса исполнители возвращаются на основную сцену.

Премьера запускается без трех звонков.

Правый гард набирает в грудь воздуха и начинает:

— Зимой и летом одним цветом, кто это?

— Кто, говоришь? — усмехается Брайан. — Конечно, конь.

Правый подмигивает обоими глазами, потом поворачивается к левому. Левый шевелит носом и переводит взор на долголобого. Тот расправляет плечи:

— Это с какого такого конь?

— А с какого такого не конь? — легко отражает Брайан выпад и, не давая противнику опомниться, устремляется в свою атаку: — Где ж ты видал, чтобы кони цвет меняли?

Долголобый морщит верхнюю часть лица и принимается искать достойный ответ.

Застоявшийся без дела Брайан переходит к добиванию.

— Конь не заяц, шубы у него нет, скидывать по весне нечего. Да и прятаться ему не от кого. Верно я говорю, мужики?