Призванный. Возможно, баллада

Старшие привратники молчат, но, похоже, не от несогласия, просто не привыкли к резким поворотам. Наконец, левый бросает вопросительный взгляд на правого. Тот пожимает плечами.

— Ну, получается, моя очередь, — произносит левый, решительно поводя носом. — Не лает, не кусает, а в дом не пускает. Кто это?

— Опять конь, — отвечает Брайан без раздумий.

— Подожди, — начинает суетиться левый. — Не лает, не кусает, ладно. Но почему не пускает?

— А ты пробовал войти в дом, когда в дверях конь стоит, да еще задом?

Левый смущенно чешет в затылке:

— Ну, коли задом, пожалуй, и лягнет.

— То-то и оно! — хвалит его Брайан за сообразительность.

— А чего это конь на крыльце делает? — раздается подчеркнуто насмешливый голос долголобого.

— За овсом пришел, по-другому не допросишься, — отвечает Брайан, не поворачивая головы, и быстрыми точными мазками завершает картину: — Внутрь не лезет, следить не хочет. Стоит себе в дверях, поматывает хвостом да ржет потихоньку. Ждет, когда же в хозяине совесть проснется.

Картина производит впечатление.

— Хватит умничать! — рявкает на долголобого правый гард. — Доставай ужо свою.

— Хорошо, — смиряется тот, — но предупреждаю заранее, у меня она совсем другого склада.

— Давай-давай, — подбадривает его левый, — предупреждун складенный...

Долголобый вылезает вперед и, хитро сощурившись, начинает:

— Не сеют, не сажают, а сами вырастают...

— В конюшне? — уточняет Брайан, не дослушав вопроса.

— Почему? — тормозит тот. — В любом месте.

— Это точно, — вздыхает правый гард, — где придется.

— А потом мамку впрягут в телегу, — подхватывает левый, — а он весь день за ней бегает, выискивает момент, чтоб молочка пососать.

Лиц стражников касается своим крылом печаль.

В наступившей тишине слышно, как Шмыга шмыгает носом.

— Да не может быть, — вскрикивает вдруг долголобый, — чтоб, куда ни кинь, всюду конь!

— Уверен? — переспрашивает Брайан. — Тогда я свою загадаю. Никто не против?

Возражающих не обнаруживается. Правый гард машет рукой: чего уж сейчас.

Выдержав паузу, Брайан повышает голос:

— Кто над нами вверх ногами?

Собравшиеся искоса взглядывают в небо, кое-кто как бы невзначай делает шаг в сторону.

Левый гард подводит черту:

— Точно, теперь ночь напролет кошмары будут мучить. А все из-за тебя, складун предупредучий. Пошел наверх!

Долголобый скрывается в проходе, затем появляется на гребне и пристраивается там с самого краешку.

Правый оглядывает ряды и натыкается на Шмыгу, которого тоже можно послать. Он так и поступает:

— Вали доложи Гугне, что загадки кончились. Пусть сам голову ломает, чем дальше заняться.

Шмыга послушно сваливает.

Молча ждем. Смотрим друг на друга. Охранники сообща на одного Брайана, Брайан на всех разом.

Отдохнувший за время конского парада Шмыга оборачивается чуть ли не за десять минут.

— Гугня позже подойдет. Велел к заданиям переходить.

— Как это позже? — не сдерживается правый гард.

— Не знаю, — Шмыга отводит честные глаза, — с шаманом они там о чем-то спорят.

Левый находит вопрос по существу:

— А задания-то какие?

— Самим, сказал, придумать. Чего, говорит, кому надо, пускай то и задает.

Проворней всех реагирует пришедший в себя долголобый.

— Мне ботинки надо, — заявляет он с высоты. — И как раз на толстой подошве.

Брайан тщательно замеряет его взглядом, затем приступает к осаживанию:

— Это не задание, а мздоимство. Вернее, мародерство, учитывая, что снять с меня что-либо можно только с мертвого. Ты хорошо подумал? До такой ли степени тебе их надо?

Долголобый отворачивается. Похоже, не до такой.

Но опять находится раньше остальных.

— Тогда пусть ящерицу уберет.

Левый гард смотрит на правого. Тот фыркает и пожимает плечами. Левый разводит руками:

— Ну...

Долголобый приосанивается и объявляет:

— Задание первое: убрать мерзкую ящерицу.

— Что за ящерица? — переспрашивает Брайан.

Долголобый передергивается.

— Двухвостая. Как увижу, с души воротит.

— Действительно, два хвоста?

— Еще хуже, он у нее раздвоенный на конце. — Долголобый брезгливо надувается. — Тут вообще сплошные уроды.

— Особенно один, — подсказывает правый гард. — Которого пора, похоже, снова учить.

— Да я не о присутствующих, — спохватывается долголобый.

— А я как раз о тебе.

— Ладно, мужики, давай ближе к делу. Где она водится?

— Да вон, на том уступе, — долголобый кивает на левый склон. — Снизу ее никак, очень уж осторожная. Даже когда на камне греется, только хвост видно.

Карниз, проходящий на высоте метров четырех, выглядит неприступным. По всему отвесному подножию ни выбоины, ни щели. Ни краешек подошвы пристроить, ни даже пальцами зацепиться.

С другой стороны, четыре метра не четырнадцать. Всего-то два роста. Если встать на цыпочки и вытянуть руки.

Брайан поворачивается к долголобому:

— Поди-ка сюда.

— Это еще зачем? — подозрительно вскидывается тот.

— Подсобишь немного.

— Почему я?

— Ты задание придумал или не ты?

Брайан переводит взгляд на левого.

— Он, он, — злорадно подтверждает гард.

Долголобый с недовольными бормотаниями спускается с баррикады, затем появляется из прохода.

— И чего делать?

— Да почти ничего, — успокаивает его Брайан. — Присядь на корточки у откоса, вон там. Да не спиной, так не сдюжишь.

Долголобый разворачивается.

Брайан приближается, примеряется и влезает ему на плечи, как в седло.

— Так. Теперь упираемся руками в стену и потихонечку встаем. Давай-давай! Или попросить, чтобы тебя копьем в зад ткнули?

Долголобый кряхтит, но все же поднимается.

— Нормально, — оценивает Брайан ситуацию. — Теперь моя очередь.

Немного поерзав, выбирается из седла и взгромождается долголобому ногами на плечи. Затем, перебирая ладонями по откосу, выпрямляется во весь рост.

Пальцы до предела вытянутой левой руки нащупывают срез. Но на одной руке не вымахнешь, а правая в своем краю до опоры почему-то не достает. Ладно, есть еще запас.

Брайан ставит левую ногу на вершину долгого лба и подтягивается на одной левой, посылая правую в разведку. Та, наконец, плотно, всей ладонью, обхватывает шершавый выступ на карнизе.

Пошел!

Брайан с силой отталкивается левой ногой, вытягиваясь в струнку, фиксирует вес тела на правой руке и забрасывает левую дальше и чуть шире. Та, в свою очередь, находит удобную выбоину уже на самом уступе.

Остается лишь подтянуться, скребя носками башмаков по откосу, забросить одну ногу и перевалиться на карниз.

Спокойно полежать не получается, потому что почти перед носом вызывающе шевелится темно-коричневый раздвоенный хвост об трети метра длиной.

Хлоп! Метнувшаяся ладонь с размаху прижимает его к поверхности. Прочие части тела дергаются, отрываются и разлаписто несутся по неровностям скалистого уступа.

Без оглядки и, кажется, сломя голову. В дальнем конце карниза все это дело вместе с каменистым крошевом рушится вниз.

Чего ж так убиваться? Новый бы вырос, уже треххвостый. На радость долголобому.

Где он там, кстати?

Стоит у стены, послушно ждет, поскольку другой команды не было.

— Ну-ка, — окликает его Брайан, — глянь! Оно?

И бросает хвост в подставленные руки.

— Бе! — немедленно доносится снизу. — Бэ! Буэ!

Он что, все подножие решил заминировать? Как же теперь спускаться? Придется искать другое место. Следуем по пути, прочертанному бывшей хвостоносицей. Немного не доходя до обвального финала, обнаруживаем небольшое понижение уступа с удобной закраиной. Уцепляемся, повисаем на руках и, слегка оттолкнувшись ногами от склона, прыгаем с разворотом. Приземляемся и с полуприседа переходим в кульбит через левое плечо. Символически отряхиваем штаны и возвращаемся к баррикаде.

— Ну как? — интересуемся, приблизившись.

— Здорово! — отвечает правый гард.

— Теперь он три дня точно есть не станет, — добавляет левый.

— Будем считать первое задание выполненным, — подводит итог Брайан. — Излагайте второе.

Правый с левым переглядываются, согласно поджимают губы и морщат лбы.

— Давай ты, — решает правый. — Мне еще подумать треба.

Левый щурится и скребет в виске. Наконец, начинает:

— Да, в общем, оно у меня тоже дурацкое...

— Не боись, Умника все равно не переплюнешь.

— Ну вот, — говорит левый гард, — птицы.

— Чего птицы? — недопонимает правый.

— Чего-чего, гадют на подлете! — прорывает левого. — До твоей стороны, может, и не достают, а на меня то и дело попадает. Да и сожрут кого, кости вниз бросают, и тоже не промахиваются. Стой тут и косись постоянно, как бы не зацепили.

— Ну, не знаю, — пожимает плечами правый гард, — птицы, они и есть птицы, как же им не гадить?

— Хорошо тебе с того края смеяться, а у меня уже скоро шея скривится!

Не расположенный к отвлеченным темам Брайан прерывает затягивающийся спор:

— О каких птицах-то речь?

Левый тут же оборачивается.

— Вон видишь на верхушке склона раздвоенный пик? Прямо под ним и гнездуются. Где-то в углублении, снизу не усмотришь. Возле гнезда они мусорить не хотят, вылезут на край уступа и швыряют подальше. Долетает в аккурат досюда.

— Экие зловредные у вас соседи, — сочувствует Брайан.

— Я и говорю, специально метят, никакого спасу от них.

— Но будь ты трижды орлом из орлов, — наставительно произносит Брайан, — а и на тебя укорот сыщется.

И поднимает с земли обломок камня.

Подкидывает на ладони. Тяжеловат, пожалуй.

Подбирает другой, потом еще один.

Прохаживается перед завалом, поглядывая на склон.

Найдя самую подходящую точку, останавливается. Примеряется, затем с резкого, веретенообразного, разворота на месте посылает камень вверх.

Прочертив параболу, тот ударяется прямо в острие правого пика с внутренней его стороны. Вкупе с выбитыми осколками сыпется в пиковую седловину и, увлекая за собой сопутствующее крошево, лавинообразно выкатывается на уступ. Оттуда раздается заполошный клекот, в воздух взлетают три птицы, одна другой крупнее, разметанная туча хвороста и каменистая шрапнель. За исключением взорливших пернатых, все поднятое рушится вниз, судя по траектории точно на баррикаду.

— В укрытие! — зычно командует правый гард, и охранники проворно запрыгивают в узкий проход.

Брайан, наоборот, отбегает подальше.

Град обломков накрывает сторожевой завал, замысловато киксуя и рикошетя при падении. Непечатные выкрики из прохода навеивают мысль, что при атаке с воздуха убежище из него никудышное.

Когда стихает осколочный дождь, за дело берутся пернатые. Двое самых крупных заваливаются в пике, выравниваются над баррикадой и на бреющем полете проносятся вдоль узкой щели, поливая укрывшихся жидким пометом.

Совершив два полновесных захода, остаются в вышине, наблюдая, как их действия старательно повторяет меньшой.

Правильно, хороший повод освоить родовую тактику.

После чего всем семейством исчезают за обрезом правого склона, возможно, чтобы нагулять новый боезапас.

— Все, мужики, — весело объявляет Брайан, — вылазь! Отбой тревоги.

Опасливо покашиваясь в небо, из прохода показываются стражники, прихрамывая, потираясь и отряхиваясь.

Больше всех, похоже, досталось левому привратнику. Отряхнуться у него никак не получается, надо, видимо, отмываться.

Опять же верно, заварил кашу — хлебай в три горла.

— Ну и методы у тебя, — бормочет он, подозрительно шевеля носом.

— Есть проблема, — Брайан выворачивает ладони вверх, — нет проблемы.

Следом появляется правый. Он пострадал заметно меньше, всего лишь шальным камнем раскровянило губу.

— Теперь я уже и не знаю, — говорит он, вовсю подмигивая, — чье задание умнее.

— Ты свое сначала придумай! — огрызается левый.

— А я тем и занимался, — продолжает веселиться правый, — пока нас с твоей подачи дерьмом закидывали.

— Вот и излагай.

— Вот и излагаю.

Выпятив грудь, правый ведет взглядом по полукругу и натыкается на стражников, переминающихся с одной босой ноги на другую перед завалом.

— А вы чего повысыпали? Ну-ка на место!

Те гуськом втягиваются в проход, затем вылезают на бруствер с обратной стороны.

Оценив расположение, правый возвращается к начатому.

— Так вот. Тут у нас пониже в долине камень есть. Может, видал, когда шел?

— Не помню.

— Ну, не просмотришь, заметный. А рядом с ним тропка. И примерно в полдень с одного склона на другой пробегает кабан. Каждый день. С диким визгом и хрюком, будто его уже режут. Даже здесь слышно. И все время в одну сторону, с моего края на тот. В обратную ни разу не было, назад где-то в другом месте перебирается. Зачем ему это нужно, я не знаю.

— Да выдрючивается просто, — фыркает левый. — Потому как скотина.

— У меня, — правый быстро выставляет поднятые ладони, — претензий к нему никаких. Пусть бы развлекался, коли настроение хорошее. Но ведь мясо... И какое! Совсем не то, которым нас кормят. Смекаешь, куда речь?

— Дротиком пробовали?

— Естественно, первым же делом. Все впустую. Он хоть в одно время выбегает, но каждый раз неожиданно. И с таким ревом, что рука сбивается.

Брайан скребет в затылке одним ногтем.

— Ладно, веревку надо, подлинее.

— Заарканить думаешь? Пытались, дохлый номер. Бежит он с опущенной мордой.

— Наугад? — уточняет Брайан.

— Ну да, не глядя. Изучил уже дорогу.

— Это хорошо. И пару бойцов мне. Из тех, что поплоше.

— Как скажешь, — соглашается правый и обращает лицо к баррикаде. — Э, бечеву сюда. Тебе, тебе говорю, нечего пучиться.

Лупоглазый страж на левом фланге вздрагивает, падает на колени и начинает шарить под ближним камнем. Затем вскакивает и поднимает в руке веревочную петлю со свернутым в кольца хвостом.

— Я сказал сюда, — напоминает старший привратник.

Пучеглазый отшатывается и во весь рост валится назад. Чудом там не убившись, выныривает из прохода и протягивает веревку.

Брайан забирает ее и вешает на плечо.

— Как тебе боец? — спрашивает правый гард.

— В самый раз. Но еще одного надо.

— Может, Умника возьмешь? — предлагает левый.

— Да он вроде занят.

— Э! — повышает голос правый. — Ты долго там еще будешь стену заблевывать?

— Бу-буэ! — изыскивает Умник скрытые резервы организма.

— Да-а, — тянет задумчиво левый, — это такое дело, что отвлекать себе дороже.

— Одного не понимаю, — добавляет правый, — как он ухитрился столько сожрать?

— Тихушничал, видно, — предполагает левый.

— Мужики, — прерывает философские размышления Брайан, — вы еще про "не в коня корм" вспомните.

— В смысле?

— В смысле, уж полдень близится.

— Верно, — спохватывается правый гард и гаркает: — Гусак!

Правофланговый стражник вытягивает длинную шею и согласно поименованию откликается:

— Га?

— Подь сюды, говорю!

Гакнув еще разок, тот спускается с баррикады и вышагивает из прохода, высоко задирая ноги и покачивая в такт верхней частью тела.