Пустынные земли

* * *

Оказывается, в седле неплохо спится. Особенно, если конь не хромает, а предыдущей ночью было не до сна. Та еще ночка выдалась...

Разобравшись с подьячим, пришлось принять угощение от забияки. Но, в целом даже лучше получилось, потому что широкая натура мещанина не удовлетворилась одним собеседником и в круг общения был включен Федот. Чисто номинально, поскольку стрелец реагировал исключительно на команду: 'Вздрогнем, други!', а все остальное время мирно почивал.

Веселье закончилось поздним утром, с приходим в кабак стрельцов Тайного приказа.

Поглядев на их старшого, забияка, кстати, так и не назвавший своего имени, вспомнил, что ему пора домой. На выходе был внимательно осмотрен, но отпущен.

— Этот давно здесь? — спросил стрелецкий десятник у хозяина заведения, кивая в сторону Федота.

— С вечера сидит.

— И никуда не отлучался?

— Не, все время здесь... Даже по нужде во двор не выходил. Я уже опасаться стал, как бы не обгадился. Но, пока, обошлось.

— Кроме тебя будет кому это подтвердить?

— Даже не сомневайся. Илья-колесник, ты ж его сам только что видел, рядом с Федотом и вот этим господином, — быстрый взгляд в мою сторону, — в обнимку цельную ночь просидел. Ведро горелки на троих вылакали. А чего случилось-то, Петрович?

— Касьян нынче ночью преставился. Илья Митрофанович считает, что может случиться, помогли ему в том. А какая кошка между подьячим и Федотом пробежала, в Туле только глухой да слепой не ведает. Вот и велено мне найти его и спрос учинить.

— Дьяку виднее, кого карать, а кого миловать, — кивнул кабатчик, вытирая руки о фартук, — на то он царем батюшкой и поставлен. Только Федот здесь ни с какого боку. Крест на том целовать стану. Хоть на дыбу.

— Ну, тогда и я греха на душу брать не стану. И без того человеку досталось.

Десятник присел рядом на скамейку и бесцеремонно растолкал Федота.

— Просыпайся, ловчий. А то так и Судный День проспишь.

— Чего? — стрелец с трудом разлепил глаза и недоуменно уставился на пустой штоф.

Повинуясь знаку десятника, кабатчик подошел и поставил перед Федотом наполненный до половины стакан. Стрелец хватанул его залпом, весь передернулся, но ожил. Потянулся к миске с капустой.

— Очухался? — уточнил десятник, дождался осмысленного взгляда и продолжил негромко, посматривая при этом в мою сторону. — Тогда, слушай сюда. Нынче ночью помер Касьян. Вроде, не по своей охоте. Задушен... На кого в первую очередь подумали, сам догадаешься?

— Касьян подох?! — вскочил Федот и размашисто перекрестился. — Слава тебе, Господи! Кабатчик, вина всем! Я угощаю!

— Сядь... — десятник промолвил, как отрезал, а от хозяина кабака просто отмахнулся. — Успеешь отпраздновать. А теперь, если на дыбе повиснуть не хочешь, забирай Настену и уходите из города. До полудня, чтоб и след ваш простыл.

— Но это же не я...

— Верю. Но Царь-батюшка не только крамолы не терпит, но и даже слухов о ней. И если решат, что подьячего убили — кому-то голову срубить придется. А между вами такая ненависть, что другого даже искать не станут. Хочешь с плахой обняться? Нет? Тогда послушайся совета. И помни: свидимся во второй раз — миндальничать не стану, повяжу.

Десятник похлопал стрельца по плечу и вышел. Федот остался сидеть. Похоже, не мог взять в толк: радоваться ему или печалиться.

— Слышал разговор... — я начал издалека. — Десятник верно сказал. Уходить тебе из города надо.

— Куда? Уйти не велика наука. Но ведь все равно найдут. От царского гнева не спрячешься... Только хуже будет.

— Не дури, паря. Если не знаешь куда, приставай ко мне. Все веселее, чем одному. Коня рогатого найти помочь не обещаю, но в другой дичи недостатка не будет. Да и от разбойников, отбиться легче.

Стрелец покивал задумчиво.

— Благодарствую. Мне деваться некуда, мало кто беглого стрельца на службу взять рискнет. С радостью пойду с тобой. Я ведь белке в глаз попадаю из лука, а в чтении следов мне и вовсе равных нет.

— Отлично. Мне, как раз, такой следопыт и нужен. Ну что, по рукам?

— Можно. Только вот закавыка какая. Женку с собою я таскать не согласен. Жизнь ратная не для бабы. Если б ты выдал мне талеров четыреста, чтобы я мог ее пристроить у дальних родственников, то хоть сей же час пойду, куда скажешь. Не могу я молодицу и без мужа, и без денег оставить.

— Это решаемо... Держи.

— Благодарствую.

Приятно совершать добрые дела. Особенно, если и самому от этого польза получается. Всего-то гниду придушил, а в награду получил дружбу опытного воина и отличного охотника. Это даже больше пресловутых трехсот процентов, ради которых всякий торгаш готов на любое преступление.

— Сочтемся. Жди меня через час в гости. Там и договорим. А чтоб спокойнее тебе было, и хлопцев с собой прихвати. Пусть на крылечке посидят...

— Держи! Держи! Лови!

Вопли рвущиеся из дюжины ражих глоток вытряхнули меня из полудремы, как хозяин нашкодившего кошака, прежде чем за дверь выбросить. Только еще спал да нежился, а хоп! и уже на улице, под дождем. А то и вовсе, посреди лужи...

Быстро оглянулся... Мама дорогая! Это уже не голопузые разбойники. Количеством не меньше десятка. Все на лошадях. Да и на самих железо посверкивает на солнце. Кольчуги или кирасы — не разобрать точнее. Казаки или лисовчики!

Тут нам не светит. Надо ноги делать!

Не теряя драгоценных секунд, подхлестнул лошадь и погнал ее галопом... Преследователи завопили что-то на разные голоса. Пальнули несколько раз, но ни одна пуля даже рядом не вжикнула. Спасибо, за вопли. Вовремя разбудили. Иначе б пропал ни за понюшку табака. А так — шанс имеется.

Во-первых, — я очень неплохо провел время на рынке. Сбагрил весь хлам, снятый с бандитов. А на вырученные деньги, обменял свою хромую клячу на вполне приличную верховую лошадь. Отчего мог сейчас поспорить в скорости с казаками.

Во-вторых, — сходил к городскому голове и узнал у него о караване, что сегодня отправляется из Тулы в Краков, и маршрут которого очень удачно пролегал мимо Замошья. С купцом тоже удалось договориться. Смекнув, кого именно я хочу пристроить к нему в попутчики, он проявил невиданное человеколюбие и согласился взять с собою Федота с женкой и моих дуболомов. Всего за какие-то жалкие сто талеров. Начинал, правда с трех сотен. Но я быстро растолковал ему выгоды от присутствия в охране опытного стрельца и еще двоих бойцов. В общем, поплевали на ладони и хлопнули по рукам.

Когда я заявился в дом Федота, там стояло оживленное веселие. Видимо, Настена раньше мужа оценила преимущества от смены места жительства. Так что сборы много времени не заняли, и я застал все семейство на крыльце. Вместе с Четвертаком и Пятаком...

Радость длилась ровно до того момента, пока молодка не услышала мой голос. После чего стала бледнеть и краснеть попеременно, меняясь в цвете лица буквально каждую секунду. Но, видя что я в упор ее не узнаю, Анастасия достаточно быстро взяла в руки сперва себя, а потом и мужа. Так что мое предложение и способ перебраться в Замошье, хотя бы на время, было одобрено единогласно. В том смысле, что Настена сказала: 'Хорошо', а Федот, взглянув на нее, кивнул.

В-третьих, — я не стал нарушать правила приличия и нанес визит вежливости князю Семену Прозоровскому. Который, совершенно случайно оказался в крепости. Князь был в хорошем расположении духа, а когда узнал, что я собираюсь в Смоленск, пользуясь оказией, передал со мною письмо воеводе Обуховичу. И даже двадцать талеров отсыпал.

Прикрываясь этим поручением, мол дело срочное и все такое, мне удалось и бойцов своих сплавить. Попутно, ответственность за их обучение, переложив на Федота. А чего, пусть передает передовой опыт. Пообещав, обернутся как можно быстрее. Староста ведь тоже от меня известий ждет.

В общем, по совокупности проделанной работы, на какое-то время я остался один. Чем и воспользовался по полной. Потому что чем меньше отряд, тем быстрее он передвигается. А уж одинокий всадник и вовсе несется как ветер. 'Москва-Воронеж — хрен догонишь!'

Покричали разбойнички мне вслед, разрядили самопалы еще по разу, да и отстали.

Может, поняли что бесполезно, а может, от того, что стены Смоленска на горизонте показались. А разбойникам вблизи большого города лишний раз шастать недосуг. У стражников кони быстрые и в намыленных веревках недостачи нет.

Глава пятая

В город я проехал беспрепятственно. Может, потому что стражники одинокого всадника за отряд не считали, а может, потому что благодаря уничтожению разбойников возле Замошья у меня появилось какое-то уважения на территории Речи Посполитой. Кто не знает, что слухи распространяются со скоростью звука, причем совершенно неизвестными путями? Как будто стрижи и вороны их разносят. Не суть, сэкономил пятак — и то хлеб.

На сей раз не стал шляться по торговым и злачным местам, а привязал коня, привел себя в порядок у колодца, и отправился к воеводе. Федор Обухович, к счастью тоже оказался на месте. Помахал перед стоящим у парадного лакея письмом от князя Прозоровского и прошел внутрь.

— Здравствуй, пан воевода.

— И ты здоров будь... — проворчал тот, недовольно отрываясь от каких-то бумаг на столе. — Обычно для простолюдинов у меня только нагайка имеется, но сегодня я добрый. Говори чего надо и проваливай.

Угу. Запомним. Авось, свидимся еще где на кривой дороге. Земля она круглая. Хотя ты об этом, еще и не знаешь. Уверен, что она плоская и на трех китах стоит.

— Мне самому, ничего, пан воевода. А вот князь Семен Прозоровский из города Тулы велел кланяться и письмо передал.

— Давно жду... — подобрел Обухович. — Давай... Это хорошая новость. Спасибо, сударь.

Годится. Всего-то делов, что пару часиков в седле поболтался, да от дезертиров сбежал. А уже сударь, а не холоп. Уважение мне в тему. Проще будет о податях говорить. А воевода, тем временем и сам продолжил:

— Я вот что подумал, сударь. Если князь Семен тебе личное послание доверил, стало быть, человек ты доверия заслуживающий.

В этом месте я вежливо промолчал. Потому что ни о каком доверии Прозоровского и речи быть не могло. Оказия, не более того.

— Может, и для меня поручение одно исполнишь? — продолжил развивать мысль Обухович.

Почему нет? Если за доставку письма заплатили, то и тут, можно рассчитывать.

— Говори, пан воевода. Все, что в моих силах...

— Дело не сложное, но щепетильное... — погладил бороду боярин. — Кому попало не поручишь. Нужен человек умеющий держать язык за зубами... Сможешь?

Воевода вопросительно поглядел на меня. Я промолчал — демонстрируя, что таки да, умею. Минуту или две играли в гляделки, потом Обухович смекнул в чем дело и слегка улыбнулся.

— Да... Похоже, сударь, ты именно тот, кто нужен. Так вот. Мне доподлинно известно, что кровавый убивец и насильник Яцько Кривой прячется в одной из моих деревень. По соображениям государственной важности, коих тебе знать незачем, послать на его поимку стражников я не могу. Но и оставить душегуба в покое — тоже. Понимаешь?

Кивнул естественно. Что тут непонятного. Чистильщик нужен.

— За голову Яцька кладу триста монет. Голову в Смоленск можешь не привозить, поверю на слово. Вижу, человек ты обстоятельный, понимаешь что с правителями лучше не ссорится. Ну, берешься?

Казнить убийцу, это при любой власти дело почетное. И на небесах зачтется.

— Сделаю. Где искать татя?

— Тут недалече. Как за ворота выедешь, бери на север. Верстах в десяти от города деревенька Камышное. Там он и прячется. У родичей... Решил, видимо, что так близко искать его не станут. И да... Все что при нем найдешь — твое.

Это воевода обронил уже мне в спину. Благословил, значит... Словно я собирался ему что-то отдавать. Но, то была бы моя воля, а так — официальное разрешение заныкать добычу имеется.

Пока я аудиенции удостаивался, конь отдохнул, так что десять верст одним духом пролетел. Едва успели раствориться вдали стены Смоленска, глянь — уже тын перед глазами.

Деревня Камышное. Если б не на равнине стояла, а на взгорок залезла — точь-в-точь Замошье. На глаз видно — народ едва животеет. От того, видать, и берутся за кистень. Ну, я им не адвокат. Каждый за себя решает и ответ держит.

Начнем, как полагается — со старосты. Присмотрел избу чуть богаче остальных, крытую дранкой а не камышом, — туда коня и направил.

Староста, по обыкновению здешнего сельского начальства, настойчиво заплевывал шелухой собственное подворье.

— Здоров будь, господин... — завидев меня, оторвался от своего занятия и поднялся навстречу. — С далека ли будешь? По своей воле путешествуешь или дело государево исполняешь?

— По всякому... — я не стал ходить кругами. — Слышь, староста. Доподлинно известно мне, что душегуб некий, по прозвищу Яцько Косой, у тебя приют нашел. Сам выдашь лиходея или мне поискать?

Староста враз поскучнел лицом, помолчав в раздумье, после пожал плечами:

— Деревня наша стражей не охраняется. Кто хочет — въезжает, кому не нравится — уезжает. Недосуг мне за каждым путником приглядывать. Так что не обессудь, господин, ничем помочь не смогу. А поискать хочешь — воля твоя, препятствия чинить не стану, все двери для тебя открыты. Смотри...

И на том спасибо... Чего тут искать, всего хозяйств — десятка полтора домишек. Да пара-тройка общинных амбаров. Загон для скотины и летний выгул. За полчаса все обошел и в каждую щель нос сунул. Пусто... М-да, незадача. Либо воеводу обманули, либо беглого предупредил кто-то. Или — я не там искал... А где?

Хороший вопрос. Хотя... погоди... Кто сказал, что убивец непременно в деревне сидит? Не зима же... Вон за околицей и стожки с сеном и шалаш пастуший.

Еще и не подъехал — понял, что не ошибся. Возле шалаша сидел по-турецки скрестив ноги довольно крупный мужик, в наброшенном на плечи тулупе.

— Здоров, дядя, — придержал коня и спешился в нескольких шагах от незнакомца.

— И тебе не кашлять, — проворчал тот, не поднимая головы.

— Издалека будешь?

— Тебе что за дело?

— Да есть у меня мысль, сударь, что ты известный тать и душегуб Яцько Косой.

— Обознался ты... Свиридом меня кличут.

— Ну, тогда извини. Бывает. В таком разе, думаю, не откажешься Смоленск проведать? Если и в самом деле грехов на тебе нет — получишь пять талеров за беспокойство. Соглашайся. Хорошие деньги, здесь и за месяц столько не высидишь.

Не угадал. Видимо, мало предложил. Обиделся дядька. Выхватил из-под полы топор и бросился на меня. Только я давно этого ждал.

'Шпага!'

Топор оружие опасное и смертоносное, если ты древесная колода и покорно ждешь удара. А если отступить чуток и дать врагу промахнуться, то он вслед за молодецким ударом тоже вперед шагнет. Аккурат чтобы животом на кончик клинка наколоться. Обычно, это никому не нравится. В том числе душегубам. И попытаются они от такого прикосновения прыжком назад избавиться. На секунду-другую даже о топоре позабыв. Яцько тоже... А второго шанса я ему уже не дал. Шпага прошелестела снизу вверх, перечеркивая наискосок волосатую грудь татя. В верхней точке замерла, один поворот кистью, и клинок упал обратно — теперь уже сверху вниз. Точно между шеей и ключицей...