Проект Данте. Врата Ада.

Вокруг раскинулись пологие холмы с красноватой, выжженной солнцем землей и желтой, выцветшей травой.

После примерно четверти часа езды грунтовка закончилась, и мы выехали на широкий, мощеный брусчаткой тракт, о чем я сразу же пожалел — рессор у повозки не было, и хотя дорога была довольно ровная, качественная, мелкая вибрация повозки сильно напрягала и нервировала.

На этом широком тракте начали попадаться различные встречные повозки — фургоны, груженные фруктами и овощами открытые тележки, один раз встретился даже решетчатый автозак подобный тому, на котором я ехал.

Окружающий пейзаж оставался прежним — все те же пологие холмы, вот только теперь часто по сторонам отходили дороги, упираясь в богато изукрашенные ворота. Не иначе жилища богачей в предместьях большого города.

Через некоторое время, подтверждая мою догадку, дорога в очередной раз вильнула, и передо мной открылся завораживающий вид — с вершины холма на котором мы сейчас были, открывалась панорама города, раскинувшегося в широкой бухте, вода которой бликовала золотом под лучами восходящего солнца. Прямо передо мной виднелись предместья — разбросанные то тут, то там белоснежные дома загородных вилл, а дальше местность превращалась в долину, которую всю занимал город, будто обнимая вклинившееся в землю море. И даже отвоевывая часть водной глади — будто двумя клешнями полукругом возведенных прямо на воде стены защищали гавань, в которой сейчас лесом возвышались мачты кораблей.

Сам город также был огорожен стеной, за которой сплошной чешуей шли черепичные крыши домов, разрываемые только лишь ровными линиями улиц. Но к центру панцирь будто раскрывался, виднелись проплешины площадей, большие здание господствующие над улицами и кварталами, но ни одно из них не могло поспорить величием с кажущейся огромной даже на таком удалении арены, находящийся почти в самом центре.

За городом, уже на пределе видимости я смог рассмотреть, что уровень рельефа повышается, и на другом конце огромной бухты возвышаются несколько скальных мысов, на одном из которых построен белоснежный дворец.

Наслаждался картиной недолго — дорога теперь все больше спускалась вниз по холмам, и целиком панораму больше теперь было не рассмотреть. Зато теперь увеличилось количество повозок и людей на дорогах, двигающихся как в город, так и из него. Процокав подошвами, проехал даже разъезд всадников человек из десяти, один из которых на древке копья гордо нес какой-то поднятый металлический знак, блеснувший на солнце. Всадники были облачены в доспехи, отдаленно напоминающие тех, которые были на стражниках — такие же полукруглые пластины панцирей на плечах, похожие шлемы со щитками на плечах. Вот только брони всадников были не пример богаче, и не кожаными, как у стражников, а металлическими, блестевшими на солнце там, где их не закрывали плотные фиолетовые плащи.

Еще около получаса езды по оживленному тракту, и телега со мной подкатила к городским воротам, где нас пустили в обход очереди, едва один из моих сопровождающих подошел к начальнику караула.

Стоило только въехать в арку ворот, как со всех сторон на меня обрушился равномерный гул большого города. Улочка оказалась узкой, дома жались к другу, наползая один на другой и закрывая небо выдающимися вперед балконами. Снизу практически в каждом доме на первом этаже располагались какие-то лавки, выставленными лотками с товаром закрывая тротуары, выдавливая на огороженной высоким бордюром проезжую часть людской поток, который тек, не обращая внимания на повозки. И, похоже, оказался я где-то в аналоге города Римской Империи — настолько характерна была одежда прохожих. Но здесь все было очень яркое, и даже однотонно желтые стены домов и пыльная мостовая домов не могли сбить это очарование насыщенных цветов.

По мере приближения к центру города улица расширялась, да и дома уже не так тесно жались друг к другу, несколько раз даже мелькнула зелень садов. Людей стало больше, хотя было уже не так тесно. Окружающие вокруг выглядели по-разному, но почти все были одеты в туники и будто сошли со старинных картин. В основном преобладали темные цвета — рабы или слуги, по всей видимости. А может и рабы-слуги. Но много было и праздношатающихся граждан, блестящих лысинами на солнце и степенно шагающих по своим делам, кутаясь в тоги. Но не только лысины блестели — сверкали на солнце и многочисленные украшения матрон, периодически появляющихся в толпе. Тоже одежда характерная: поверх разноцветных туник хитоны (или они столы называются?) — подобие тоги у мужчин. Изредка можно было заметить воинов в доспехах, при этом их облачения были совершенно разные, и большинство совершенно не типичны для эпохи Империи.

Несколько раз нашу повозку, возница которой уже стоял на ногах и громкими криками пытался разогнать лезущих прямо под копыта лошади прохожих, обгоняли паланкины, которых несли в основном темнокожие рабы. Длинные, жилистые, очень выносливые по виду. Перед одним из паланкинов даже следовало несколько бугаев, расталкивающих толпу.

Жизнь била ключом — катились мимо тележки развозчиков продуктов, бегали водоносы, жалась к стенам всякая шантрапа. Эти то, как раз, как и большинство праздношатающихся граждан, обращали на меня пристальное внимание, кто-то показывал пальцем, жестикулируя. Между делом в меня прилетело несколько огрызков и прочей дряни.

Мда. Иногда, еще в прошлой жизни, я очень хотел оказаться где-нибудь в Римской Империи. Оказался. Время наслаждаться.

Неожиданно как-то вдруг стены домов расступились, и передо мной возникла Арена. Именно так, с большой буквы — величественно здание поражало, возвышаясь над городом, подсвеченное восходящим солнцем.

После щелчка кнута возницы телега ускорилась и, прогрохотав по брусчатке, подъехала к одной из сводчатых арок в высокой, точно не ниже десятиэтажного дома стены арены. После переклички моих сопровождающих со стражниками, ворота в арке отворились, и снова клетка со мной двинулась вперед, резко подрагивая от неровностей покрытия.

Заехав внутрь, возница на небольшом пятаке развернул телегу, после чего стражники, сопровождавшие меня, соскочили на землю. Со стороны подошло еще несколько, держа наготове оружие, пока меня грубо вытаскивали.

Мелькнула открытая дверь, темный коридор под уклоном, заполненный грохотом деревянных подошв, и я оказался в большой камере, по стенам которой было приковано несколько человек. Помещение было полуподвальное — у одной из стен вверх поднималась лестница, ведущая к решетке, сквозь которую проникал яркий солнечный свет.

Здесь были не только заключенные — в камере присутствовало несколько стражников, которые под расписку на дощечках приняли меня у сопровождающих. Местные стражники подвели меня к одной из стен и, освободив от креста на спине, заковали в кандалы, висящие на стене. Действовали они сноровисто, уверенно и без затаенной боязни. Я присмотрелся к одному из них:

Страж Арены

Уровень 35

Да, серьезные ребята. Но кроме них, в помещении был еще и седобородый старец, которого я не сразу заметил. Он пристально наблюдал за мной, но когда я попытался в свою очередь присмотреться к нему, ничего не вышло. Вернее, к нему-то я присмотрелся, вот только отображения имени и уровня над его головой не появилось.

Между тем, забрав металлическое приспособление, к которому я был прикован последнее время, двое стражников, проделавших со мной весь путь на телеге, вышли, переговариваясь расслабленно. А я остался висеть на цепях, приглядываясь к решетке выхода, сквозь частые прутья которой виднелся краешек трибуны.

Сомнений в том, что выходить я буду точно не через ту дверь, как в камеру зашел, у меня не оставалось.

Время шло, а внимания на меня никто не обращал.

Вообще никто. Дежурные несколько постояльцев, трое оборванцев типа меня, смиренно висели по стенам. Кто-то, как я, осматривался по сторонам, часто поглядывая в сторону решетки выхода на арену, кто-то просто обвис на цепях, безвольно повесив голову.

Стражники тоже не докучали — изваяниями двое встали у решетки, двое у входной двери, а облаченный в балахон старец в углу присел на небольшой стул и читал объемный фолиант, вовсе ни на кого внимания не обращая.

Около часа томительного бездействия, и вскоре по коридору забухали шаги. Грохнула дверь, открываясь, и в камеру завели еще одного постояльца.

'Ух ты' — мысленно удивился я. Удивился, потому что в камеру привели не человека. Орка.

Невысокий, широкоплечий. Кожа у него была светло-коричневая, как у лягушки, только без глянцевого блеска. Большие, прижимающие верхнюю губу клыки выступали из нижней челюсти, едва до линии носа не доходя.

Орка приковывали к стене грубо, наградив несколькими ударами. Да, явно здесь орков не любят. Или может этого, конкретно.

Гашризз

Уровень 27

Прикованный орк не шевелился, а на мой присматривающийся взгляд даже не повернулся.

Разбавленное пришествием орка, время вновь потянулась томительным ожиданием. Постепенно на грани слуха вклинивались какие-то посторонние звуки. Совсем негромкие, но реально отвлекающие меня от попыток решить — мучаюсь я сейчас с зачетом времени к тренировке духа, или нет.

Но постепенно звуков, природы которых я не понимал, как ни старался идентифицировать, становилось все больше. Равномерные, мягкие. Как будто шаги.

Шаги? — вскинул я голову вверх. Точно — шаги. Высокий потолок камеры тонул в темноте, но не для меня — несколько мгновений и в серости я различил будто ступени наоборот.

Вот оно что — камера находится под трибуной арены, на которую люди прибывают. А для чего они прибывают, догадаться совсем не сложно.

Постепенно сквозь мягкие и глухие, отдаленные потолочным перекрытием звуки шагов вклинился гул большого количества людей. Теперь потолок как будто зажил своей жизнью — периодически едва-едва вибрировал, иногда даже пылью поплевываясь из щелей.

Вот что за люди? Время едва десять утра, а они уже собрались на зрелища смотреть. И не спится им ведь.

— Дорогие жители Витиаса! Я приветствую вас здесь и сейчас! Здесь, где сегодня утром, услаждая ваш взыскательный взор, гладиаторы Императорской школы отточат свои клинки и умения, совершая при этом общественно полезные дела! Да-да, сегодня на Арене найдут свою смерть закоренелые преступники и отбросы общества, те, чьи ноги не достойны даже ступать на нашу благословенную землю!

Глашатай говорил что-то еще, но меня в это время слегка заколбасило.

Нет, я понимаю, виртуальность конечно, но смерть... Может меня здесь без права на ошибку оставили? А может.... Может, стоит мне погибнуть на арене, и я увижу перед собой профессора в белом халате, который попросит прощения и отлистает мне денежку за участие в эксперименте? Действительно, ведь последние воспоминания у меня за апрель, а сейчас август... может я подписался на участие в какой-нибудь исследовательской программе....

В исследовательской программе луны — оборвал я свои мысленные метания. Да и Бас мне звонил зачем? — последним мысленным вопросом прекратил я свои поиски соломинки. И некоторых усилий стоило, чтобы удержаться от дальнейших размышлений на тему, что может держать в руках профессор, которого я увижу в момент появления в реальном мире.

Не просто же так меня сюда запихнули. Вот только за что? И кто? Неужели действительно за того порезанного парня тогда, в Сочи?

Стражники между тем уже расстегнули кандалы на руках одного из прикованных к стене оборванца и вели его к решетке.

— Уважаемая публика Витиаса! Перед тобой исчадие Геттских лесов, разбойник из недавно разгромленной нашими доблестными воинами банды...

На исчадие каких-то лесов разбойник, которого сейчас древком копья ударили в поясницу, выкидывая на арену, не походил совсем. А походил он на оборванца, который долгое время много работал и очень мало ел. Судя по всему, публика Витиаса думала также, потому что конец речи представления глашатая сопровождал недовольный гул и свист.

— Обязанность умертвить разбойника, тревожившего покой жителей Империи, досталась всеми известному Хоргосу! Витиас, встречай гладиатора, который сегодня послужит клинком правосудия...

Неизвестного мне Хоргоса приветствовали. Знают, любят. Наверное.

Даже минуты не прошло с момента представления 'исчадия лесов' и его карающей длани, как толпа сверху ухнула одобрительным выдохом.

Ясно, первому по списку пришел конец.

Второй оборванец оказался домушником. Невысокий, щуплый паренек, и со слов ведущего представления оратора обчистил виллу какого-то богатея. Несмотря на побитый вид, этот продержался дольше минуты. Хотя может, его просто убивали долго — по крайней мере, удовлетворительный гул длился гораздо дольше, чем когда лесной разбойник на арену вышел.

— Эй, Змееглазый! — сбил меня чей-то негромкий голос, когда я только собрался послушать оратора, представляющего третьего посетителя арены.

Удивленно повернув голову, я посмотрел на орка.

Хм, ну да. На меня уставился.

— Я? — спросил его одними губами.

— Ты можешь выполнить мою последнюю просьбу?

Интересно, а почему он меня змееглазым назвал? У меня что, взгляд какой-то особенный? Не замечал вроде раньше.

Трибуны в это время громко загудели, даже несколько раз ахнув. Видимо третий приговоренный к смерти дорого пытался продать свою жизнь, между делом производя впечатление на публику.

Черт, а... 'Симбионт' — неожиданно вспомнил я озадачившее меня название героического класса в описании персонажа. Брр — сразу же содрогнулся я, едва плечами не передернув: ненавижу змей. Если у меня действительно глаза такие?

Орк по-прежнему выжидательно смотрел на меня, и я кивнул, отбросив посторонние мысли.

— Если ты выживешь, сообщи моим родичам из клана Багрового Топора, что я умер достойно, — покосившись на стражников, которые не обращали на нас внимания, наблюдая за происходящем на арене, произнес Гашризз.

— Хорошо, сообщу, — удержавшись от лишних вопросов, произнес я.

— Я сделаю все, чтобы тебе было легче, — посмотрел мне в глаза орк. — Ты только исполни просьбу, — добавил Гашризз, кивнув и сразу отворачиваясь. Больше он на меня не смотрел, даже тогда, когда к нему подошли стражники, освобождая от цепей.

Сутулящегося Гашризза подхватили под руки, и повели к решетке выхода. В тот момент, когда от удара древком орк дернулся, почти пробежав пару шагов, появляясь на арене, гулу толпы будто громкости прибавили.

Не любят здесь орков, явно — хотя фон стоял почти однородный, но в эмоциях криков читалось злоба, ненависть, насмешки. Но больше всего в равномерном гуле было предвкушения. Предвкушения чужой крови. И даже пыль с потолка камеры пологом посыпалась — люди на трибунах от возбуждения топали ногами.

— Витиас! Не все жители степей одинаково лояльны Империи! Перед вами сын орочьего племени, поправший законы нашего города! — сильным голосом начал говорить оратор, перекрывая улюлюкающие крики.

— Честь исполнить правосудие пред вашими глазами выпала...