Том 12. Алисизация: восхождение

Однако сидящая напротив нас Кардинал дала неожиданный ответ:

— Лучше, когда его нет. Если он у тебя перед глазами, твое воображение на нем и застрянет. Тебе ни руки, ни глаза не нужны, чтобы ощутить, приблизить и выпустить скрытые воспоминания меча. Если ты видишь его мысленно — этого достаточно.

— Мысленно… а, ага… — пробормотал я и снова вспомнил тот раз, когда ожили стебельки зефирии. Если я правильно помню, я тогда не только не прикасался, но даже не смотрел ни на четыре Великих Цветка, делившихся Жизнью, ни на почти мертвые зефирии. Я просто верил и воображал. Воображал, как жизненная сила изливается, собирается и втекает.

Юджио, видимо, тоже что-то понял — он мелко закивал. Девочка-мудрец в черной мантии посмотрела на нас, чуть улыбнулась и торжественно объявила:

— Отлично! Итак, сперва как следует представьте себе ваш драгоценный меч, лежащий на столе. Не останавливайтесь, пока я не подам знак.

— …Понял.

— Сделаю, что смогу.

Ответив хором, мы с Юджио выпрямились на стульях и уставились на стол.

В прошлый раз я сдался секунд через пять, но сейчас продолжал упрямо пялиться. Спешить некуда. Для начала надо очистить сознание.

«Черный». Если подумать — мечу должно быть обидно, что его до сих пор зовут таким дурацким прозвищем, временным именем.

Год работы понадобился, чтобы верхняя ветвь Кедра Гигаса приняла форму меча; сделал это искусный чеканщик Садре в столице, и работу он закончил 7 числа третьего месяца. Сегодня было 24 число пятого месяца, то есть этот меч стал моим спутником меньше трех месяцев назад. Если не считать ухода и тренировок, я всего дважды доставал его из ножен — против прошлогоднего первого меча Академии Уоло Левантейна в тренировочном поединке и против первого меча Академии этого года Райоса Антиноса — в реальном бою. И все.

Однако оба раза черный меч помогал мне, проявляя способности, которые нельзя объяснить иначе как волей самого меча. И это несмотря на то, что именно я срубил его прежнюю ипостась, Кедр Гигас. Может, наше знакомство и краткое, но чувство единения и уверенности, когда я сжимаю его рукоять и запускаю навык мечника, было ничуть не хуже, чем с моими любимыми мечами в прошлом.

Несмотря на это, я не решался дать мечу имя; причина была в том, что я чувствовал — контраст с мечом Юджио, «Мечом голубой розы», слишком ярок, если их поставить вместе… может, поэтому.

Белый и черный. Цветок и дерево. Два меча, похожие и непохожие.

Вроде никаких оснований для этого не было, но с тех самых пор, как мы вышли из Рулида два года назад, меня все время преследовало одно и то же предчувствие. Что «Мечу голубой розы» и черному мечу судьбой назначено когда-то столкнуться между собой.

Разум говорил, что такого не должно произойти. Потому что у владельцев этих мечей, меня и Юджио, нет ни малейшей причины сражаться друг с другом. Но в то же время сердце подсказывало мне, что к самим мечам это не относится. В конце концов, именно «Меч голубой розы» срубил Кедр Гигас и бросил его на землю…

Несмотря на то, что в моем сознании царила отнюдь не пустота, а воспоминания и тревога, я продолжал мысленно рисовать на столе черный меч. Простое навершие рукояти в виде усеченного конуса… сама рукоять, обтянутая черной кожей… короткая дужка гарды… широковатый полупрозрачный клинок, словно сделанный из черного хрусталя — трудно поверить, что раньше это было дерево. Падающий на него свет собирается внутри, и бритвенно-острое лезвие красиво сияет…

Все части воображаемого меча сперва неуверенно подрагивали, но стабилизировались по мере того, как посторонние мысли уходили из головы. Вскоре меч обрел твердость, вес, даже теплоту; от него исходила густая аура.

Сосредоточенно глядя на блестящий клинок, я вдруг услышал идущий откуда-то голос.

«Глубже. Погрузись глубже. Пока не ощутишь память меча, всю его суть».

Чернота начала беззвучно распространяться от меча в стороны. Она скрыла стол, затем пол, и вот уже весь мир залила тьма. Я и глазом моргнуть не успел, как в этом лишенном света бесконечном пространстве остались только меч и я. Черное оружие молча поднялось, остановившись лишь тогда, когда навершие рукояти оказалось внизу, а острие вверху. Мое тело дернулось и распалось, сознание втянулось в меч.

Придя в себя, я обнаружил, что стал кедром, цепляющимся корнями за холодную землю.

Повсюду вокруг — густой лес. Но почему-то рядом со мной нет ни единого дерева. Широкий пустой круг, и я одиноко стою в его середине. Пытаюсь обращаться ко мхам и папоротникам, растущим у моего подножия, но они не отвечают.

…Одиночество.

Чувство страшного одиночества переполняет меня. Я хочу потереться ветвями о ветви других деревьев, я жадно тянусь к ним всякий раз, когда дует ветер, но, увы, не дотягиваюсь.

Может, дотянусь, если ветви будут длиннее. С этой мыслью я изо всех сил начинаю впитывать корнями энергию земли, а листьями — энергию солнца. Тут же мой ствол становится толще, ветви длиннее. Мои листья-иглы приближаются к светло-зеленым листьям дуба конара, растущего ближе всех.

Однако — ах, какая неудача. Я даже не успеваю прикоснуться к дубу конара — его листья желтеют, буреют и вянут; порыв ветра — и они опадают. Ствол и ветви теряют влагу, сохнут, гниют, и в конце концов он падает. И не только конара. Остальные деревья, окружающие пустую поляну, одно за другим сохнут и падают. Мох тут же скрывает их останки.

Какое-то время я горюю посреди выросшей поляны, потом вновь поглощаю энергию земли и солнца. Мой ствол со скрипом утолщается, ветви со скрипом удлиняются, растут во все стороны. Я поворачиваюсь к вершине ближайшего аогаси, отчаянно тянусь листьями.

Но — вновь его листья опадают, ствол гниет, лишившись Жизни, и дерево падает, прежде чем я успеваю до него дотронуться. И соседнее с ним. И еще одно. Деревья падают одно за другим, и пустое пространство вокруг меня снова расширяется.

Деревья сохнут из-за того, что я поглощаю энергию земли и солнца, пытаясь протянуть ветви подальше. Я это понимаю, но все равно не прекращаю попыток прикоснуться к соседям. Сколько раз это повторилось? Я и сам не заметил, как стал в десятки раз выше остальных деревьев в лесу, а пустая поляна стала в десятки раз шире. И во столько же раз усилилось мое одиночество.

Как бы далеко ни тянулись мои ветви, день, когда мои иголки прикоснутся к листьям других деревьев, не наступит никогда. Но когда я осознал это, было уже поздно. Моя крона, распростершаяся высоко над лесом, пожирает солнечный свет с огромной площади, а корни, протянувшиеся под землей, впитывают колоссальное количество энергии почвы. Холодная, пустая земля расширяется с каждым днем, а деревья вокруг падают и падают, падают и падают…

— Хорошо, достаточно.

Этот внезапно раздавшийся голос освободил меня от оболочки кедра.

Вокруг меня оказалась Великая библиотека, где я и был. Бесконечные стеллажи, залитые оранжевым светом ламп. Полированный каменный пол. Круглый стол — и на нем два меча. Мой «черный» и «Меч голубой розы» Юджио. Они выглядели точь-в-точь как настоящие, но настоящих здесь просто не могло быть. Оба наших драгоценных меча отобрали, когда повезли нас в собор.

Пока я ошеломленно пялился на черный и белый мечи, с противоположного края стола протянулась маленькая рука и взялась сперва за черную рукоять. Меч резко задрожал — и тут же исчез без звука.

Та же рука коснулась «Меча голубой розы». И он тоже мгновенно исчез, будто его всосало в ладошку.

— …Да. Подтверждаю — я получила «память оружия», которую вы оба мне передали.

В голосе слышалось удовлетворение; я встретил взгляд девочки в черной мантии, Кардинала. Лишь тут до меня дошло, что я был в трансе или типа того. Я повернулся к Юджио — взгляд его зеленых глаз бесцельно блуждал; потом его тело задрожало, и он несколько раз моргнул.

— …Аа… Я был на вершине самой высокой горы Граничного хребта…

Он потом начал бормотать что-то невнятное, и я на автомате спросил его, смущенно улыбнувшись:

— Так ты в горы отправился?

— Ага. Там было чертовски холодно и очень одиноко…

— Эй, отдыхать еще не время.

Я уже почти вошел в режим трепа, но, когда меня отругали, поспешно заткнулся и выпрямил спину. Исподтишка глянул на девочку-мудреца — глаза за линзами пенсне были закрыты, брови приопущены, давая понять, что она задумалась о чем-то; но тут Кардинал легонько кивнула и сказала:

— Хм… Пожалуй, правильнее будет не придумывать супертехнику, а поставить во главу угла простоту ритуала. Кирито, давай начнем с твоего меча.

Она хлопнула по столу пальцами левой руки, и на поверхности беззвучно материализовался лист пергамента. Кардинал притронулась к листу — на этот раз правой рукой — и легонько провела по нему сверху донизу.

Одного этого хватило, чтобы на листе проступили строки заклинания — больше десятка строк. Развернув пергамент вверх ногами, она толчком послала его в мою сторону. Потом повторила все эти действия — и второй лист очутился перед Юджио.

Мы с партнером переглянулись и одновременно уставились на листы перед собой.

Темно-синие строки, выведенные аккуратным почерком, были все на Священном языке, то есть на латинице; ни одного символа не было из Общего языка, то есть из японского. Был выдержан обычный формат ритуалов Священных искусств: слева номера строк, справа текст. Я пробежался по заклинанию, начинающемуся с [system call] на первой строке и заканчивающемуся [enhance armament] на десятой; подсчитал слова — их было больше 25.

Да, это заметно короче, чем заклинание полного контроля, которое Рыцарь Единства Элдри наложил на свой кнут, но все равно — зазубрить его будет трудновато.

— Ээ, это… мне его с собой взять…

— Естественно, нельзя. Ты и сам должен знать — даже соплякам в Академии не разрешается подглядывать в учебники во время тренировок, — с раздражением на лице ответила Кардинал, потом добавила: — А главное — если ты возьмешь с собой объект, имеющий отношение к Великой библиотеке, и он попадет в руки врага, есть вероятность, что изоляция библиотеки будет нарушена.

— Т-тогда те кинжальчики…

— Они привязаны непосредственно ко мне, так что здесь проблем не возникнет. Все, прекращай жаловаться и начинай запоминать. Смотри, Юджио уже начал.

Я обалдело повернулся к Юджио — и точно, он, как и положено прилежному ученику, уже пожирал глазами пергамент, шевеля губами. Я смирился с неизбежным и вернул взгляд к своему тексту — но тут Кардинал безжалостно добавила новое указание:

— У тебя максимум тридцать минут, ты должен запомнить раньше.

— Н-нет, ну это же не экзамен в Академии… как насчет чуточку подольше…

Я начал было упрямиться, чувствуя, что впору сдаваться, и тут молния ударила вновь.

— Имбецил! Вот смотри: вас бросили в подземную тюрьму и отобрали мечи вчера, примерно в одиннадцать утра. А право собственности обнуляется, когда проходят двадцать четыре часа, так что ты рискуешь потерять шанс воспользоваться заклинанием полного контроля.

— А… н-ну да. Кстати, который сейчас час?..

— Семь утра давно уже позади. Если принять, что вам понадобится два часа на то, чтобы забрать мечи, то у вас почти нет времени.

— …П-понятно.

На этот раз я собрал волю в кулак и вперился в строчки команды на полном серьезе.

К счастью, Священные искусства Подмирья пишутся на знакомом английском языке, это вам не магия «ALfheim Online». Синтаксис похож на тот, что применяется в языках программирования, так что, если я пойму, о чем идет речь, то легко смогу запомнить.

Заклинание, выписанное Кардиналом, а) объявляет, что ссылка на внутренние данные объекта (то есть память оружия) должна храниться в основной памяти; б) выбирает необходимые части и модифицирует их; в) присваивает их мечу, тем самым усиливая его боевые характеристики; похоже, эти три процедуры оно и включает. Технически это нечто близкое к «эксперименту по перезаписи буфера воображения», который я проводил над зефирией, когда был младшим учеником; но в этом ритуале было полно слов, которых нет в учебниках Академии, так что записать его текст, как только что сделала Кардинал, невозможно, если не знать все команды.

Я продолжал думать на подобные темы уголком сознания, даже пока втискивал десять строк заклинания себе в память.

Исследователи из RATH, создавшие Подмирье, назвали хранилище данных, где была информация обо всех объектах, «мнемовизуалом». Я в самых общих чертах объяснил его устройство Асуне и Синон в кафешке Эгиля в Окатимати (Тайто-ку); правда, для меня это было уже два года назад. Потом я угодил сюда; с тех пор благодаря длительным наблюдениям и экспериментам я стал все понимать гораздо лучше.

Все, что существует в Подмирье, — не полигональные модели, как в существующих на сегодняшний день VRMMO. Память подключившихся… нет, живущих в этом мире людей; память о камнях и деревьях, собаках и кошках, инструментах и зданиях, ну и так далее — считывается, усредняется и хранится в банке данных, том самом «мнемовизуале». И когда возникает надобность, эти воспоминания извлекаются и передаются тому, кто сюда нырнул. В общем, чтобы заставить цвести зефирии, которые предположительно не должны этого делать в Северной империи, я временно перезаписал усредненные данные «не могут цвести» в буфере новыми, рожденными моим воображением данными «можно заставить цвести».

Абсолютно каждый объект в этом мире хранится в виде воспоминаний.

Если так, то можно ведь сделать и обратное — превратить воспоминание в объект? Это могло бы объяснить ту необъяснимую картину, которую я когда-то видел.

Два года и два месяца назад, придя в себя в лесу к югу от Рулида, я вышел к реке Рур, которая текла через лес. И там мне вдруг привиделась сцена — отчетливая, будто настоящая. Я видел со спины идущих вместе ребят, подсвеченных закатным солнцем: русоволосого мальчика, девочку с длинными золотыми волосами и паренька с короткой черной прической.

Образ исчез в считанные секунды, но это явно была не иллюзия. Я до сих пор отчетливо его себе представляю, стоит лишь закрыть глаза: красный закат, колышущийся блеск волос девочки, звук шагов по короткой траве. Должно быть, тогда я призвал этих трех детей из своих воспоминаний. Русоволосый мальчик — наверняка Юджио. Девочка с золотыми волосами — Алиса. А черноволосый —

— Прошло тридцать минут. Как у вас дела?

Услышав слова Кардинала, я оборвал мысли, копошащиеся в уголке сознания.

Перевернув лежащий на столе пергамент лицевой стороной вниз, я попытался вспомнить слова заклинания, начиная с первой строки. Даже не сосредотачиваясь в полную силу при запоминании, я легко воспроизвел текст до последнего слова и с облегчением ответил:

— По-моему, безупречно.