Некрос: Языки Мертвых. Главы 1-8 из 13)

— Как знать, — хмыкнул Бильга. — Только расклад теперь поменялся. Два варианта у нас есть. Первый — мы на пару рейдим Дор-Унташ, лут делим. Без дураков и без посредников.

— А второй? — поинтересовался я. Бильга ухмыльнулся и с хрустом почесал бороду.

— Второй — я говорю тебе, как дойти до Дор-Унташа, а дальше ты справляешься сам. И делить ничего не надо.

— О как, — сказал я. — А один я такой рейд потяну?

— Без понятия, — ответил Бильга с той же противной ухмылкой.

Варианта-то два, но по факту — один. Ну и хрен с ним. На то и мультиплеер.Я протянул Бильге руку. Она почти исчезла в широкой лапище моего новоиспеченного сопартийца.

— Когда выступаем? — спросил я.

— Как и собирались — завтра. Чем раньше, тем лучше. Заночуем у меня. Тебе ведь все равно некуда идти?

— Некуда, — сознался я. Бильга кивнул:

— Теперь есть. Постарайся не отстать и держи ушки на макушке — в городе к вечеру становится неспокойно.

Вышли на улицу — в мутный поток грязных, бессмысленно суетливых людей. Сумерки уже начали сгущаться над городом. От множества факелов стены заросли языками жирной сажи, стража, в темных, засаленных доспехах бродила по улицам, расталкивая прохожих тупыми концами копий, отталкивая щитами. Бильга действовал не намного аккуратнее, не стесняясь отвесить хорошего пинка тем, кто оказывался совсем уж на пути. Улицы петляли, сменяя одна другую, и я уже совсем потерял ориентацию. Неребтум был мало похож на Акшак — извилистый и хаотичный, он казался противоположностью геометрически строгого города богини Ашарте. Приглядевшись, я отметил, что даже на одной улице дома отличаются друг от друга — прежде всего качеством и аккуратностью постройки. Похоже, часть хибар достраивали в разное время и в целом — относительно недавно. Они закрывали и сужали когда-то широкие и ровные улицы, порождая множество отнорков, тупиков и изгибов. Верхние этажи нависали над нижними, часто сходясь друг с другом вплотную, соединяясь хилыми мостками, образуя многоярусный лабиринт, который скрипел и гудел над нашими головами.

— Ты где-то здесь живешь? — спросил я Бильгу, перекрикивая уличный гомон.

— Обитаю, — бросил тот через плечо. — Чтобы обзавестись своим жильем, надо хорошо постараться. Построить свой дом ты можешь только став подданным города, в котором хочешь поселиться — для чего должен получить благословение бога-покровителя этого города.

— Где-то я слышал, что боги оставили этот мир.

Бильга засмеялся — громко, хрипло.

— В этом и есть главная трудность.

Мы свернули на какую-то небольшую площадь, в отличие от большинства улиц вымощенную известняковыми плитами. В центре ее стоял каменный столб, украшенный рядами клинописи от верха до низа. На вершине столба была закреплена плоская каменная чаша, в которой дрожало на ветру ярко-зеленое пламя. Удивительно, но здесь было пусто — только редкие, торопливые прохожие. Никто не сидел у стен, не торговал с земли, не просил милостыню. Удивительно, но в стенах окружающих домов не было даже дверей и окон.

— Что за место? — спросил я негромко.

— Герезманох. Проходим, не задерживаемся.

Мы были почти на середине, в паре шагов от столба, когда кто-то окрикнул нас — низким, утробным голосом. Я обернулся.

Сзади стоял некто, коренастый и широкоплечий, в длинном, ниже колен пластинчатом доспехе и глухом шлеме. На плече он держал странное оружие, чем-то похожее на ацтекский меч, только железный. Впрочем, по граням его так же щерились зазубренные пластины из темно-фиолетового камня. Косматая, стянутая грубым медным кольцом борода торчала из-под уродливой личины высокого, заостренного шлема. Бильга отодвинул меня в сторону, неторопливо достал из-за спины щит, вытащил топор, несколько раз взмахнул им, разминая руку.

— Чего тебе? — спросил он хмуро.

— Ты знаешь, — прогудел неизвестный, перехватывая оружие в две руки. Я достал панцербрехер. Враг казался неповоротливым и тяжело бронированным. Как раз то, что надо. Бильга медленно пошел вперед.

— Будешь драться на священной земле? — поинтересовался бородач. Бильга даже не дрогнул.

— Боги умерли. Святость земли иссякла.

— Так я и думал.

На секунду все как будто застыло — я чувствовал как медленно, словно кровь превратилась в студень, стучит в моих висках пульс. Я двинулся влево, обходя броненосца по флангу. Бильга, подняв щит, пер прямо. Сопоставляя его деревянный кругляш с чугунной балкой в руках противника, я очень сомневался, что он выдержит даже один удар. Значит, нужно было успеть до этого удара.

Все как будто взорвалось — я метнулся вперед и вбок, одновременно делая глубокий выпад, стараясь попасть стык доспеха на боку бородача. Бильга сделал длинный подшаг, слегка наклонив щит от себя и занеся топор для удара сверху. Бородач двинулся навстречу, заведя свое странное оружие влево в исполинском замахе.

Сила удара была такой, что массивный броненосец прокрутился на все триста шестьдесят. Удар пришелся на щит, раздробив его в щепки и не задержавшись даже на долю мгновения. Мой выпад почти достал врага — но уже не в бок, а в грудь, прямо в одну из пластин. С тем же успехом можно было пытаться пробить гранитный монолит. Исполинский меч врезался мне в плечо, швырнул на землю, заставив пролететь пару метров, выронив оружие.

[Правая рука: Онемение: 10 сек.]

[Кровотечение]

[Оглушение: 3 сек.]

Я успел приподняться на локте, когда Бильга, в прыжке, схватив топор двумя руками, опустил его на голову врага. Остатки щита все еще болтались у него на предплечье, но удар вышел страшным — он пробил шлем, заставив бородача пошатнуться и отступить. Его страшный меч упал на плиты мостовой. Бородач мотнул головой, Бильга отпустил застрявшее в шлеме оружие, выхватил из-за спины тонкий стилет и, порвав дистанцию, вогнал его бородачу в глазную щель. Они замерли на какое-то мгновение, потом Бильга вырвал руку со стилетом и темная кровь брызнула на личину из открывшейся раны. Он отступил на пару шагов, наблюдая за противником. Тот согнулся, прижав ладонь к личине. Другой он подхватил топор и высвободил его, швырнув на мостовую. Я поднялся, подхватив панцербрехер. Бородач, залитый кровью и пошатывающийся, медленно отступал. Оружие его осталось лежать на грязно-желтых плитах, рядом с топором Бильги. Тот провожал его спокойным, внимательным взглядом. Наконец, враг скрылся в проулке. Я оперся о панцербрехер, переводя дыхание.

— Почему он не умер? — спросил я. Бильга поднял свой топор, достал из сумки тряпицу и аккуратно протер лезвие.

— Это как раз тот пример, когда Здоровье заменено Корпусом. У него достаточно корпуса, чтобы пережить мои удары — но это не спасает его от контузии и потери глаза. Чтобы победить, не всегда нужно убить. Тем более что убить не так уж и просто, особенно, если речь о серьезном противнике. Пойдем, пока здесь не появилась стража. Боги, может, и умерли, но законы их все еще блюдутся.

Мы поспешно убрались с площади. Минут пять шли в молчании. Я старался не думать об открытой ране в плече. Вокруг окончательно стемнело — только светильники желтыми языками разрывали темноту, резали глаза. В ушах звенело, глаза то и дело заволакивало пеленой. Нужно было остановиться и перевязаться — иначе, дело могло кончиться паршиво.

— Погоди, — окрикнул я Бильгу. Тот обернулся, недовольно хмурясь, потом увидел пятно крови на моем рукаве.

— Чего сразу не сказал?

— Думал, дойдем...

— Меньше думай. Раны надо обрабатывать сразу — если не хочешь остаться без руки.

Он забрался в сумку, достал уже знакомую баночку с мазью, бинты, споро промыл рану, смазал и перевязал ее, потом дал мне глотнуть. Во фляге был алкоголь.

— Вставай, — Бильга подхватил меня под руку. — Идти осталось недалеко.

Мы прошли еще пару улиц, пока не оказались в глухом тупике с единственной, низкой дверью. Бильга с силой ударил в нее кулаком — раз, другой, третий... Наконец, тяжело шорхнул изнутри засов и она раскрылась. В проходе стоял худой, пучеглазый старик в невообразимом рванье. Оглядев меня и Бильгу, он молча отступил, пропуская нас.

Внутри было темно и тесно. Повсюду ощущалась странная возня, словно мы оказались в гнезде крупных грызунов. Бильга протащил меня сквозь этот шевелящийся мрак и, неразличимый во тьме, отпер скрипучий замок. Когда дверь закрылась за нами, он чиркнул огнивом и разжег куцый масляный светильник. Несмелый огонек бросил на его угловатое лицо длинные тени.

— Лучше тебе не видеть, что там, — он кивнул на дверь. Я не стал спорить.

— Я вывалюсь, — сообщил через секунду. Бильга кивнул:

— Можно. Когда вернешься?

— Часов через восемь.

— Добро. Давай.

VII

Infected forever — we hide inside the hive

Grey and faded — hibernated lives

A moment without presence — as we fall in line

Lost in the maze — of iron must be the night

Of iron must be the night

"The Book Of Sand"

Голова раскалывалась от усталости, но уснуть никак не получалось. Ворочался с боку на бок, чувствуя, как сухо стучит в затертую наволочку пульс на виске. Жесткая, только после стирки ткань неприятно трет щеку. Через окно на потолок падает рыжий прямоугольник — вдоль дома проезжает машина, свет фар попадает в комнату всего на несколько секунд, но этого достаточно, чтобы глаза сквозь веки среагировали на него. Я открываю глаза и смотрю в потолок, уже потемневший, белый цвет, смешиваясь с темнотой, становится серым, как пепел. Нет, так не пойдет.

Я встал, не включая свет, вышел на кухню. Там зажигая лампу над кухонным столом, поставил чайник. Бегемот сонно щурился на меня из своего закутка. Зеленый чай с мятой — вот что мне сейчас нужно. Мяты нет — откуда она возьмется? Есть настойка мяты перечной. Не совсем то, но пойдет, наверное. Эту дрянь мы обычно бавим с водкой — пузырек настойки на пол-литра. Получается отлично — пьется легко, не требует закуски и пробивает сразу и без разговоров. Но с чаем должно тоже получиться нормально. Почти как кофе с коньяком, только не кофе и без коньяка. И эффект противоположный.

До сих пор не укладывается в голове, что просидел за игрой двенадцать часов подряд. Казалось, времени прошло совсем немного. И никто ведь не позвонил... Пришлось сообразить ужин из полуфабрикатов. Потом, без душа сразу — в кровать. Лучше бы в ванной повалялся часок, честное слово.

Откупориваю пузырек зубами, отливаю в чашку щедрой рукой. Комнату заполняет острый, холодящий ноздри аромат. Обеспокоенный Бегемот просыпается, выбегает ко мне, начиная требовательно мяукать.

— Чудак, это же не валерьянка, — я добавляю ложку сахара, чтобы усугубить чудовищное кощунство над древним напитком, бездумно колочу в чашке ложкой, словно загипнотизированный. Кто-то на верхнем этаже шаркает тапками по полу — ночью это особенно хорошо слышно. Смотрю на часы — половина второго. Детское время. Еще есть шанс отоспаться.

Возвращаюсь в комнату, забираю со стола телефон. Зачем? Просто так — уже сформировалась привычка везде таскать его с собой. Помню, один мой приятель говорил, что телефон уже не телефон. "Это портативный медиа-центр". Ну, типа того. Идешь в туалет — серфишь в нете. Едешь в метро — читаешь очередную хитовую книгу. Стоишь в очереди — репостишь в фейсбуке чей-то дебильный прикол.

Отпил из чашки — вкус получился тот еще, с мятой явно переборщил. В носу засвербило, чихнул, отогнав Бегемота. Зажег экран.

У вас одно новое SMS.

Долбаные спамеры. Даже ночью от вас покоя нет. Полез в меню, намереваясь удалить сразу, не читая.

Света (1) 01:24

Выходит, только что пришло, пока я на кухне с чаем возился. Нет, точно, ничего хорошего там быть не может. Не бывает ничего хорошего в эсэмэсках, отправленных во втором часу ночи. Задумчиво смотрел на выделенную жирным строчку среди ряда бессмысленного рекламного спама и сообщений об операциях с карточкой. Чего тебе надо? Уже два месяца ведь прошло. Ну, почти два. Могла бы в личку написать, в ВК или ФБ.

Палец завис над экраном. Что-то удерживало, не давало коснуться. Да что за фигня! В этом нет ничего страшного. Скорей всего какая-то глупость. Это же Светка — избалованная, самовлюбленная девочка, которая кусала за губы при поцелуе, если ей что-то вдруг не нравилось, которая могла купить себе подвенечное платье в день рожденья и отправиться в нем бродить по ночному городу в компании с подругой. Могла позвонить вечером и проговорить до самого утра. Удивительно, сколько денег уходило в наш первый с ней месяц. Мы могли говорить по пять-шесть часов подряд. Говорить у нас получалось хорошо. А вот с остальным как-то не ладилось. Это удивительно, как сильно человек любит сам себя. Настолько сильно, что иногда просто не воспринимает никого больше. Ну, точнее воспринимает, но только как дополнение, инструмент для себя. Средство. И это еще вопрос, кто из нас был большим эгоистом — мне от нее немного и нужно было. А ей от меня? Я вообще не очень понимал, зачем я ей. Когда я первый раз остался у нее ночевать, мы взяли бутылку шампанского. Я в тот день устал — только вернулся из поездки, потом мы весь день провели на ногах. Пока она была в ванной, я уснул. Вот так прямо на кровати, запрокинув голову, распялив рот и захрапев. Проснулся минут через двадцать, но момент был упущен. Потом были другие ночи, и другие дни. Но, наверное, именно эта, первая, определила курс наших отношений. Курс в пустоту.

Нажал, ожидая идиотского подката в духе "Ты спишь?"

"Я скучаю по нашим ночным разговорам"

Скучает она. А я нет. Весь смысл этих разговоров был в том, чтобы трахнуть тебя.

Или нет?

Два месяца назад ответ на этот вопрос казался вполне однозначным. Теперь, когда все прошло, сам вопрос стал... не таким простым. Инструмент оказался важнее результата. Проблема в том, что мне теперь делать. Одними ночными разговорами ведь дело не ограничится. А все кроме них... Я не уверен, что хочу этого.

Ответить грубо. Ответить вежливо. Не отвечать. Ответить так, как она ждет.

Я отложил телефон, сделал большой глоток из остывающей чашки. Спать совсем расхотелось. Поднял телефон, нажал пару раз, поднес к уху. Нет, Светка не спит. Чокнутая полуночница, прожженная недоготесса, она просто не может спать в такое время.

— Привет, — ответила почти сразу.

— Привет.

— Я тебя разбудила?

— Нет.

— Чем занимаешься?

— Чай пью.

Она помолчала.

— А я в квартире убирала.

Да, это Светка. Убирать в квартире после полуночи — это ее стиль.

— Вспомнила, как мы с тобой разговаривали по ночам. Ты с кем-нибудь встречаешься?

— А ты?

— Мы снова сошлись с Сережей.

Предсказуемо. Она два года встречалась этим типом до меня, потеряла с ним девственность. Не то, чтобы он ей сильно нравился. Парень был замкнутый, молчаливый и скучный сверх меры. Вообще удивительно, что они так долго продержались. Наверное, первое время не было других вариантов, а потом привычка взяла верх.