Некрос: Языки Мертвых. Главы 1-8 из 13)

I

With every dawn

Of hunger and thirst

The world deforms

To a pale uncertain ash

"Death and the Labyrinth"

— Ну что? Поздравляю, дружище! Давай, всего тебе самого-самого и без уголовной ответственности, ага? — Олег энергично потряс мне руку и похлопал по плечу. Выглядел он как всегда: немытые, взлохмаченные волосы, щетина пятнами от плохого бритья, растянутый серо-синий свитер.

— Спасибо. Рад тебя видеть, — я отступил, пропуская его внутрь. Стянув с ног берцы и повесив на крюк купленную в сэконде британскую армейскую куртку, Олег отправился в комнату, где уже сидело пять человек. Заперев дверь и выключив свет в коридоре, я пошел за ним. Двадцать пять лет — что-то вроде юбилея, конечно, но справлять его я не особенно собирался. Хорошим людям чтобы выпить, повод не нужен — было бы желание и возможность. Последние пару лет я съезжал с этой темы, но в этом году друзья все как один насели на меня, заявив, что четверть века — срок, который нельзя спустить просто так. Не иначе как задумали что-то — видно было по их хитрым рожам. А еще по тому, что ни один подарка не вручил. Больше того — не принес даже. Ничего крупнее пачки сигарет, это точно.

В комнате уже успели порядком накурить — причем паршивым, вонючим табаком. Ну да шут с ним — вообще я в комнате не курил, но на пьянках, особенно зимой, делал себе и друзьям послабление. Подъезд — холодный и пропахший открытым мусоропроводом, балкон — на десятом этаже, незастекленный. Так что, кроме комнаты вариантов не оставалось: в туалете толпой не покуришь, в кухне и втроем уже тесно.

Сегодня компания подобралась чисто мужская. Своих женщин в эту тусовку я не ввожу принципиально — ценю комфорт и целостность нашего общества. Любая баба, какой бы замечательной она не была, долго выдержать нас не сможет. А не сможет выдержать — начнет рушить. Нет, спасибо. Обойдусь. Но сейчас все равно у меня никого нет — со Светкой расстались почти месяц назад, а другой тян пока не нарисовалось. И хорошо. Последние отношения как-то подутомили, честное слово.

Олег уже разливал по стаканам джин. Торопился дойти до общей кондиции — особо никто его не дожидался, пить начали уже с полчаса как. Саша по привычке бавил джин "Швепсом" — из всех нас к алкоголю он был самый неприученный, от чего изрядно комплексовал и изобретал странные истории о своих необычных пристрастиях и способах потребления. Антон возился с ноутбуком, забрав его со стола на диван. Вообще я не люблю, когда трогают мой ноутбук, но учитывая, что на столе сейчас его могли залить джином и газировкой, забрызгать лимоном и замацать жирными руками... Антон, увидев меня, засуетился и после пары кликов быстро клацнул альт-табом. Я сделал вид, что ничего не заметил. И ежу понятно, что раз крупных подарков с собой не принесли, замутят что-то софтварное. Что Антон, как самый рукастый с компами в нашем обществе, сейчас наверняка и обеспечивал.

На табурете в углу засел Рома, высокий парень цыганских кровей, смуглый, черноволосый и большеглазый. По артхаусной бомжеватости он перебивал даже Олега — ношеный спортивный костюм образца начала нулевых, драные носки и стойкий запах немытого с неделю тела. Добавить к этому воспаленные от постоянные недосыпания глаза и кустистую бороду, отпущенную только из-за нежелания тратить время на бритье — и получится портрет, способный до смерти напугать одинокую женщину в темной подворотне. И все-таки Рома (или Рене, как все его звали) был человеком вполне социализированным — имел работу, квартиру и жену. Кипучей своей энергичностью он чем-то напоминал Сашу — оба они всегда с жаром хватались за любое дело, но почти всегда бросали его, не доведя до конца. Но Рене, помимо того, имел еще въедливый образ мышления. Его желание и умение искать "дырки" и обходные пути в любой системе делали его интересным собеседником. Точнее — спорщиком. Слушать его было не особо интересно, а вот спорить с ним — очень даже. Вообще, я считал, что эта его черта — мутировавшая цыганская жуликоватость, постоянное желание обмануть систему и существовать не подчиняясь ей, но пользуясь ее благами.

За столом, примеряясь к разлитым стаканам сидели Иван и Алекс — двоюродные братья, закоренелые страйкболисты и геймеры, изрядно подзавернутые на теме ВМВ. Податься в реконструкцию им не хватало денег — оба работали на местной железнодорожной станции чем-то вроде "парней на все руки". Их могли кинуть обходить пути, могли поставить с лопатами на погрузку, отправить помощникам в ремонтный участок... Короче, скучать на работе не приходилось, только денег это приносило меньше, чем хотелось бы. А с другой стороны — кого из нас устраивает наша зарплата? Разве что Артема, у которого она в долларах, а жены и детей пока нет.

— Именинник, давай сюда! — Ваня, слегка встряхнул в воздухе бутылкой "Лондон Хилл", намекая, что давно уже налито и все меня ждут. Последнее время, когда коньяк в магазинах стал совсем бодяжным, мы как-то незаметно перешли на джин — "Бифитер", "Лондон Хилл" или "Гордон" в зависимости от текущих финансов. Стоил он, само собой, подороже, но пить его было гораздо приятней, чем то пойло, которое сейчас продавалось с коньячными или водочными этикетками. Я кивнул, подошел к столу, подхватил стакан. Остальные тут же подтянулись.

— Ну, будь здоров, — коротко оттостовал Рене. Звякнуло стекло, и народ выпил. Саша отставил свой стакан и положил руку мне на плечо.

— Владислав! — этот уродец всегда звал меня так, когда собирался подколоть. — Раз уж мы наконец-то собрались тут все... да, Олег, это про тебя...сам пошел... наконец собрались все... позволь вручить тебе наш скромный, но очень полезный подарок...

— Саша, харе трепать! — подал голос Иван. Саша ответил ему рожей с театрально гипертрофированным недовольством. Он любил такого рода эффекты — самый простой и безотказный способ привлечь к себе внимание. А внимание он, как можно догадаться, любил.

— Этот подарок станет для тебя самым незаменимым на ближайшие месяцы... нет, годы. Ему ты предано посвятишь свою молодость...

— Звучит так, будто вы мне ящик тяжелой наркоты решили подогнать, — заметил я. Саша разочарованно скривился:

— Владислав, фу! Какая пошлятина. Есть в нашем мире вещи и получше... с тем же эффектом. И главное — целиком законные.

— Короче — вот! — не выдержал Антон и поставил передо мной раскрытый ноутбук. Там была открыта стимовская страница, точнее — корзина со статусом заказа. Какое-то время я смотрел на нее, как баран на новые ворота. Прошло, наверное, секунд десять, прежде чем до меня дошло.

— Это она, да?

— Не, нифига, — мотнул головой Олег разжевывая дольку лимона. — Это не просто "она". Это "Abruption: Tongues of the Dead", Делюкс эдишн с поддержкой Окулуса и Гидры. Чувак, ты понимаешь, что мы теперь у тебя будем зависать день через день?

— А смысл? — заявил из своего угла Рене, уже вскрывший баклагу пива и втихаря потягивавший его. — Окулус у Влада один. Если ты думаешь, что он пустит тебя играться в "Эбрапшен", а сам будет сидеть в туалете с книжкой...

— Погоди, — вмешался я, приглядываясь к экрану, — Я читал, что Делюкс в этом году будет доступен только в Штатах...

— Ну, типа, не только в Штатах, можно и в Европу заказать, если исхитриться, — протянул Антон. Этот парень всегда имел альтернативный взгляд на вещи. Чаще всего неочевидный и сомнительный на первый взгляд, но в итоге, мать его, почти всегда правильный. И труднодостижимый.

— Короче, сам клиент он, типа, риджен-фри., — пояснил Олег. — Штатовский сервак уже работает, а европейский откроют через две недели. Как раз коробка до тебя доедет.

— Отлично, — кивнул я. Иван незаметно вставил в ладонь Олега бутылку, и тот с готовностью разлил пойло по стаканам.

— Спасибо, парни, — сказал я, поднимая свой. — Давайте за нас. За дружбу.

Да, давно мне так не угадывали с подарком. Наверное, с детства, когда родители еще знали меня как облупленного и хорошо помнили, какая игрушка в магазине мне по-настоящему запала в душу. Девки любят подкалывать: "В жизни мальчика самые сложные — первые сорок пять лет". Да, мать его, да! Я люблю компьютерные игрушки, я трачу на них кучу времени. Моя б воля — проводил бы в виртуале все свободное время... правда, тут есть нюанс — качественного продукта мало. Если попадется такая вещь, которая зацепит на сотню часов — это уже большая удача. А так, двадцать-тридцать — потолок.

Но "Abruption" тут стоял особняком. Мои с ним отношения начались еще в начале нулевых. Тогда вышла на PC культовая (и как всегда, коммерчески провальная) Blade of Darkness. Игра настолько мастерски моделировала бой с холодным оружием, что, с одной стороны, получилась адски сложной, отсеяв сразу девяносто процентов игроков, а с другой — завоевала на годы крепкую стайку железобетонных фанатов, которые потом лет десять к ряду сравнивали с ней все игры подобного жанра. Я был одним из этих фанатов.

Очень долго на горизонте не появлялось ничего даже близко сравнимого с БоД. Всякие там Rune, Enclave, Knights of the Temple, Chivalry, War of Roses, Lords of the Fallen и прочие, куда более шлаковые поделки не приносили ожидаемого удовлетворения. Небольшим просветом стала портированная с консолей серия Dark Souls, но для меня она была слишком японской, чтобы протащится по ней на полную. По-настоящему понравился разве что Bloodborne, весьма неплохой по атмосфере и настроению, но, увы, не средневековый. Но это все прелюдия.

"Abruption" вывели на Кикстатер молодые разработчики, фамилий которых, я, само собой, даже не старался запомнить. Все они когда-то как-то отметились в проектах А-класса, так что опыт определенный у них был. Идея заделать люто хардкорный "рубильник" в лучших традициях жанра уже не раз взлетала на краудфандинге, но здесь успех был, скажем так, неоднозначный. Денег игра набрала почти вдвое больше, чем планировалось, но вот бэкеров, вложившихся в нее, было не так уж и много. Противоречие разрешалось просто — большинство из них вложили серьезную сумму. Пять сотен американских было скорее средним взносом, многие вкладывались по тысяче и больше.

Но менеджеры студии тем временем не сидели сложа руки. К собранным трем с половиной миллионам они добавили еще два, заключив контракт с Razer об использовании в игре их экспериментального варианта прошивки для Hydra — контроллера, который отвечает за улавливание движения и передачу его в игру. Суть новой прошивки, которая должна была продаваться в комплекте с игрой, была в том, что контроллер реагировал на изменение физиологического состояния игрока, посылая игре сигналы — и игра реагировала на них меня статы, физику персонажа и даже картинку.

В итоге, игра находилась в разработке еще два года (к пяти, которые были до выхода на Кикстатер), подкармливая фанатов редкими геймплей-видео и приоткрывая завесу над теми или иными фичами. Самое приятное, что она не была перезаморочена условными деталями — ее суровая аскетичность обещала игрокам челлендж, основанный прежде всего на их личных способностях, а не на тупой прокачке и покупке имба-эквипа за реальные деньги.

— Ты — ретроград и олдфаг, — заявил мне Саша, потягивая свой швепсоджин. — Скоро все игры перейдут на модель "pay-to-win".

— Без меня, — я не стал спорить с прогнозами приятеля. — Но мое кредо нерушимо: "Я могу платить за игру — коробку или абонемент, но никогда не буду платить за внутриигровые фишки".

— Но DLC ты покупаешь, — возразил Олег. Я мотнул головой:

— Это другое. DLC — хороший способ продлить удовольствие от понравившейся игры. Потому я и покупаю только сюжетные дополнения, а не паки с крутыми стволами или шмотом. Так что предъява мимо.

— Через две недели предъявы будут не у меня, а у твоего начальства, — заявил Олег, разливая очередной круг. — Когда их задолбет видеть на твоем месте зомби, с красными от постоянного недосыпа глазами.

— Этого не будет, — я уверенно мотнул головой и опрокинул в себя привычно щекочущую горло порцию джина. — А-а, хорошая штука!

— Это еще почему? — удивился Олег.

— Потому что это джин, а не бормотуха, — уверенно пояснил Антон. Все заржали. Олег фыркнул, мотнув головой.

— Не, я не про бухло. Почему не будет? Только не говори мне, что в десять спать ложиться будешь.

— Думаю, буду, — заявил я. — Тем более, что для этого можно даже из игры не выходить.

— Во блин, — подал голос Рене. — А спать в Окулусе — голову не надавит?

— Да это я просто так сказал, — мысль спать, не выходя из игры, мне и самому казалась глупой. — Я думаю, за день я успею наиграться. Или вы думали, я не был готов? Я еще в начале года отпуск себе согласовал к выходу "Abruption"...

От поднявшегося в комнате ржача по-моему даже задрожали стекла. Иван пару раз хлопнул меня по плечу, процитировав "Саус Парк":

— I don't have WoW account. I have life!

— Иди к монахам, — отпихнул я его. — А вы все будете торчать по своим поганым работам и завидовать мне!

— Да, так все и будет, — сквозь смех кивнул Антон.

Несмотря на это с меня стребовали демонстрацию геймплей-видео, сделанных для Окулус, и долго спорили, будут ли в игре "консольные уши" — тупая система сохранения, например. А так же, на что именно ориентировались разработчики: на BoD или DS...

Две недели тянулись мучительно долго. С одной стороны, у меня было чем заняться: я забил холодильник продуктами, пополнил запас кошачьего корма для Бегемота — моего верного соквартирника; перестирал все, что накопилось, отправил в химчистку ковры, заплатил уборщице за выдраенные туалет и ванную. Короче, сделал все, что могло бы заставить меня отвлечься в следующий месяц. Хотелось бы верить, что "Abruption" хватит на весь отпуск. Впрочем, учитывая хардкорность — должно хватить. Если, конечно, раньше не надоест.

И вот курьер отдал в мои руки долгожданную коробку. Упаковочный материал сразу же отправился в мусорное ведро и через пару минут я уже любовался обшитой кожей шкатулкой с тисненым лого игры и оковкой из темной бронзы. Внутри оказались обещанные футболка, плакат и фигурка героя. Покрутив ее в руках, я улыбнулся — сделана неплохо. Никогда раньше не покупал коробочные издания, предпочитая цифровые копии. Быстрее и удобнее. Но так тоже прикольно.

А вот и сам диск с игрой. Отправив его в привод, я быстро прощелкал вкладки инсталлятора, привычно снимая и выставляя нужные галочки. Место под игру было заготовлено заранее, система переустановлена и обновлена, работа контроллеров проверена. Теперь, все что оставалось — это подождать полчаса, пока игра закачается и установится. Смешно, но на диске был только цифровой ключ-код и крошечный файл вэб-установки (не считая цифрового артбука, саундрека и пары видео). Убедившись, что все идет как надо, я отправился на кухню — пообедать. Потом на это времени точно не будет.

Бегемот, когда я вошел, оторвался от своей миски и коротко мяукнул. Это могло быть приветствие, но скорее всего толстяк намекал, что не мешало бы добавить харчей. Я полез в холодильник — еще один требовательный мяв подтвердил догадку — и достал оттуда кастрюлю с супом и открытую банку корма.

Когда я вернулся в комнату, игра уже установилась, маня чекнутым боксом "Launch Game". Нет, рано.

Я включил и проверил Гидру, надел на голову Окулус. Глаза постепенно привыкли к изменившейся картинке. Все, теперь можно.

Черная пелена перед глазами постепенно обрела объем, глубину. Это была уже не плоская завеса неподсвеченных пикселей, а пространство, ограниченное стенами и потолком, грубые, неровные очертания которых улавливал привыкающий к темноте глаз. Тишину нарушил тихий, скребущий шорох где-то впереди-вверху. Я прислушался, потом шагнул на звук.

Шорох резко усилился, превратившись в сухой грохот раскалывающегося камня. Мутное, красноватое свечение зигзагом трещин разрезало темноту, потом камень не выдержал. Мощный взрыв разбил стену передо мной, и огромная, невидимая рука схватила меня и потянула — вперед и вверх. Воздух загудел в ушах, из темноты я вырвался на свет — бледный, дрожащий. Моушн-блюр, застлавший глаза при рывке, рассеялся. Я висел в воздухе, метрах в пяти над землей, на перекрестье шести веревок паутиной натянутых между двух высоких деревянных столбов. Внизу была огромная, развороченная яма в кольце каменных колонн, грубых и массивных. Рядом с ними горели два костра — точнее два горящих кургана не меньше пары метров в высоту. В ярких отсветах серели вывороченные булыжники, черными кляксами на земле выделялись продолговатые ямы с кучами вывороченной земли вокруг. Человеческие трупы, истлевшие и рассыпающиеся, валялись прямо на земле. Я все еще висел в воздухе, удерживаемый неведомой силой. Мне казалось, я слышу сиплое дыхание чего-то большого — но вокруг была лишь темнота — и размытые очертания за пределами освещенной кострами земли. Я посмотрел на себя, но себя не увидел. В это время внизу экрана проступила надпись:

[Соединение с сервером установлено]

Я увидел, как трупы подо мной начинают шевелиться, ползти, словно притягиваемые невидимыми нитями. Под моими ногами они собрались в огромную кучу, за которую словно взялся умелый вивисектор. Кости отделялись от гниющей плоти, поднимались в воздух, устремляясь ко мне. На секунду мне показалось, что я вижу чьи-то руки — нечеловеческие, со множеством пальцев, которые поднимают жуткий материал. Позвоночник, череп, ребра, лопатки, ключицы, предплечья... меня собирали как конструктор, умело и любовно. Скелет постепенно сложился, подвешенный на тихо скрипящих веревках. Потом настал черед плоти. Темная, висящая лохмами, она соединялась с костями, обретая упругость и эластичность, меняя цвет. Собрались в животе потроха, их затянуло мышечной тканью, потом невидимые руки натянули поверх лоскуты кожи, в темных пятнах и прорехах, которые затягивались, стоило коже закрепиться на теле. Зрелище было настолько же реалистичным, насколько и жутким. Я видел, как конвульсивно сокращались оголенные мышцы, как легли на лицо фрагменты кожи — настолько близко, что я, не сдержавшись, отпрянул. Собираемое по частям тело судорожно дергалось, надежно удерживаемое веревками. Еще немного, и тело будет собрано.

Внизу, на самой границе поля зрения в темном воздухе проступили надписи:

[Контроллер Hydra обнаружен]

[Камера и микрофон обнаружены]

[Голосовой интерфейс подключен]

Вид изменился. Теперь передо мной было как бы две картинки. В одной я по-прежнему смотрел из глаз висящего на растяжках тела, в другой, прозрачно наложенной на первую — смотрел на это тело со стороны.

[Активирован конструктор внешности]

[Команда "Next" для продолжения. "Random" — для случайной внешности персонажа ]

Ага, началась генерка персонажа. Сколько себя помню, в RPG к ней было два подхода: кто-то пытался ввести его в игровой процесс, кто-то, наоборот, превращал его в логико-математическое упражнение с цифрами и зависимостями. Тут, видимо, первый вариант.

С внешностью я разобрался быстро. Видимо камера отсканировала меня и представила мою фигуру в качестве базовой, так что я ограничился косметическими изменениями — сделал персонажа лысым с черной толстой косой на макушке, короткую бороду-шотландку, слегка затемнил кожу, добавил пару татуировок — на плечо и на спину. Комплекцию сделал более массивной — но не бугристого бодибилдера, а коренастого, ширококостного дядю с наметившимся брюшком и толстыми, как бревна руками и ногами. Финализировал.

[Выберите класс персонажа]

[Бессмертный Клибинар — малоподвижный воин, полагающийся на щит, доспех и мощные удары]

[Гвардеец Владыки — средняя подвижность, опыт со щитами, хорошая защита и урон]

[Храмовый страж — средняя подвижность, тяжелая и средняя броня, легкое и дистанционное оружие]

[Воин дальних земель — высокая подвижность, легкая защита, среднее и дистанционное оружие]

[Убийца гигантов — тяжелое оружие, высокий урон, высокая подвижность, легкая защита]

[Призрак Пустыни — дистанционное оружие, высокая подвижность, высокая точность, легкая защита]

Я читал, что выбор класса в Abruption был скорее номинальным, сильно влияя только на стартовое снаряжение и распределение параметров. По мере прохождения же, можно было выровнять персонажа под свой стиль прохождения. Надеюсь, так и будет. А пока, остановимся на Гвардейце — этот класс выглядел более-менее универсальным.

Я подтвердил выбор класса, тут же заметив, что обнаженное тело покрылось слоями одежды и снаряжения. В этот же момент веревки, удерживающие персонажа, вдруг лопнули — все разом, и я сорвался вниз, упав на кучу распотрошенных трупов, тех самых, что пошли на запчасти для меня. Поднявшись, я осмотрелся. Впереди, от границы каменного кольца, начиналась широкая тропа. Там, на самой границе света костров, стояла приземистая фигура, кажется, женская. Прикинув, что бояться не стоит, я направился к ней.

Это была старуха. Сгорбленная, отвратительная старуха со спутанными седыми волосами, в черно-серых лохмотьях, давно утративших всякую форму, длинными худыми руками, как палки торчавшими из тряпичного вороха, и желтушной, дряблой кожей. Ее маленькие глазки были залеплены гнойной слезой, длинный, крючковатый нос высох и заострился.

— Еще один пришел в наш мир.

— Ты кто? — спросил я, немного удивившись отсутствию диалогового интерфейса.

— А это разве важно? — визгливо захихикала старуха. — Разве для начала ты не хочешь узнать кто ты?

— Я знаю, кто я.

Старуха снова залилась противным скрипучим хохотом.

— Это вряд ли! Ты имя-то свое знаешь?

[Назовите имя персонажа]

— Вад, — стараясь говорить громко и внятно, ответил я. У каждого геймера есть дурацкий ник, который приклеился к нему еще в ранние годы. Мой появился лет пятнадцать назад, в компьютерном клубе, когда я в спешке вбивал ник для сетевой игры — Vlad. Просто и без левых понтов. Только вот буква L не напечаталась. Вот и получился Vad. В Ад, то бишь. Не самый плохой ник, если играешь в Анриал или Квейк.

— Вад, — повторила старуха с хриплым смешком. — Так, значит, тебя зовут? Или ты только что придумал это? Это и правда твое имя?

[Сохранить имя "Вад"?]

[Кивните для подтверждения, мотните головой для отмены]

О том, что "Abruption" с Гидрой будет распознавать больше трех десятков жестов, я слышал еще в предварительных заявлениях разработчиков. Интересно, сколько их на самом деле, и как хорошо они считываются?

Я кивнул. Старуха продолжала смотреть на меня своими пустыми желтыми глазами. За гранью Стоунхенджа, освещенного ревущим пламенем костров, тоскливо завывал ветер, слышался сухой шелест, словно качались осенние, без листьев, деревья.

После подтверждения передо мной появился лист персонажа — призрачные дымные таблицы, парящие в воздухе. Надо сказать, информации в них было немного. Во всяком случае, понятной. Большинство цифр были вписаны в ячейки напротив малопонятных пиктограмм. Все попытки найти подсказки, успеха не имели. Словами было записано только несколько параметров — напротив них были полоски с цифрами поверх них:

[Здоровье: 150]

[Эссенция: 100]

[Энергия: 100]

[Усталость: 0]

[Голод: 0]

[Жажда:0]

На второй половине вкладки было мое снаряжение: круглый, около восьмидесяти сантиметров в диаметре щит, наподобие викингского — простая, в сколах и трещинах доска, на которой еще можно было разглядеть остатки чьего-то герба; прямой меч почти без гарды, треугольным клинком и массивным яблоком — вроде римской спаты. Сталь посерела и утратила блеск, но на кровостоке можно было разглядеть темную вязь каких-то рун. Шлем — самый обычный шпангенхельм: обруч, на нем закреплены накрест две полосы, подложка — толстая, заскорузлая кожа, в одном месте пробитая чем-то плоским, в пяток сантиметров шириной — кинжалом, похоже. Броня — стеганка, поверх которой одет кожаный жилет, усиленный рядами железных заклепок. Наручи тоже кожаные — узкие продольные полоски на широких ремнях. Все выглядит так, будто снято с трупа, до того пролежавшего пару недель в поле. Поножей вообще не было — только высокие сапоги. Сомнительная защита. Цифры я смотреть не стал — проще будет разобраться о ходу, когда будет с чем сравнить. Берем то, что дают, а там посмотрим, как оно покажет себя на практике.

Я поднял руку и коротким движением смахнул меню персонажа, растаявшее облачком дыма. В меня снова вперился змеиный взгляд старой ведьмы. Она разглядывала меня с безразличием и презрением, как кусок подпорченного мяса на базаре.

— Что теперь? — спросил я. Она рассмеялась, надтреснуто и хрипло.

— Откуда мне знать? Я тебя сюда не звала.

Вот значит как? Хорошо. Попробуем с другой стороны.

— Где ближайший город?

— Город? — омерзительный, похожий на скрип мела по стеклу, смех этой карги уже начал раздражать. — Ты не знаешь, где оказался, пришелец. Здесь нет городов. Только руины, в которых властвует смерть и разорение. Где-то жизнь еще теплиться, но это лишь редкие угли в бесконечном море золы и пепла.

— Весь мир не может умереть, старуха. Ты вот жива, — заметил я, разглядывая клинок. Он выглядел пугающе реальным — щербатое лезвие, темная вязь неизвестных рун, потемневшая от засохшей крови оплетка рукояти...

— Жива? — ведьма затрясла лохматой головой. — Ты уверен в этом? А сам ты? Жив?

— Пока жив, — ответил я, возвращая оружие в ножны. — И собираюсь оставаться живым, чтоб ты знала.

Это было сомнительное утверждение — тело моего персонажа несколько минут назад было собрано из частей трупов. Черт его знает, можно ли назвать его живым... Старуха разразилась истерическим смехом, резким и внезапным. Голос ее звучал как визг ножовки по сухому дереву.

— Тебе нужно на север, — успокоившись, она указала куда-то вправо. — Там у границы Сиппара, Пепельного леса, начинается тропа. Она приведет тебя в Аккаде, Погребенную деревню. Ближе тебе ничего не найти.

— Ты живешь в Аккаде? — спросил я. Старуха фыркнула.

— Мне нет дела до этих червей в человечьей шкуре. Мое жилище здесь, в холме Элам. Если тебе понадобиться безопасное место, можешь развести свой костер рядом с ним.

Понятно — здешнее убежище. Надо запомнить. Может старуха еще и зельями фарцует... Сейчас смысла спрашивать нет, а вот потом может пригодиться.

— А что еще есть поблизости?

Карга снова мотнула головой, замахал перед собой руками, словно отгоняя надоедливых мух.

— Смерть и разрушение... везде — смерть и разрушение... — ее бормотание стало тревожным, неразборчивым. — Обелиск. Обелиск из черного обсидиана скрывается в сердце Сиппура, Пепельного леса. Обелиск наблюдает... Ничего не скроется от его незрячих глаз! Тысячи мертвых глаз в камне, смотрят во все концы мира. Обелиск все помнит...

Неожиданно, она стала пятиться, низко сгибаясь и шаря в воздухе руками словно слепая. Прежде чем я решил, что с ней делать, старая карга скрылась в темноте. По здравому размышлению, я решил не гнаться за ней — в конце концов, она рано или поздно окажется в своей норе под холмом. Там найти ее будет проще, чем рыская вслепую по неизвестной локации.

Я осмотрелся. Чего нельзя было отнять у "Abruption" — это фанатичной любви к деталям. Может это, конечно, только в стартовой локации, но выглядело все просто отлично. Можно было рассматривать растрескавшийся камень массивных колонн и даже на секунду не усомниться, что он — настоящий. Одежда и снаряжение — точно так же. Пятна, трещинки, потертости, следы ржавчины, прорехи и надрывы, нитки, вырванные из швов...

Ладно, полюбоваться красотами время еще будет. Пойдем, посмотрим, что снаружи.

За пределами освещенного кострами Стоунхенджа стояла глухая ночь. Луна в рваном кольце похожих на ветошь облаков освещала землю мертвенно-бледным, дрожащим светом. Почва под ногами сухо хрустела. Казалось, под редкими пучками высохшей до костяной белизны травы не земля, а слой вулканического шлака, битого черного стекла. Высохшие остовы деревьев валялись там и тут, словно кости давно умерших гигантов. Кора, листья, тонкие ветки — все давно исчезло, оставив только гладкую в длинных трещинах древесину. Редкий кустарник так же казался безжизненным — ни одного листика, только колючки длиной в полпальца на прочных и гибких, как проволока ветвях. Тропинку, о которой говорила ведьма, я нашел быстро. Она начиналась в нескольких шагах от Стоунхенджа и уходила в сторону леса — жуткого сплетения давно умерших деревьев. Они стояли так густо, что те, у кого корни уже окончательно сгнили, не могли упасть, зажатые другими. Остатки коры темными отметинами пятнали побелевшую древесину. Под ногами от каждого шага поднимались облачка серой пыли — наверное, потому лес и назвали пепельным. Лишенные коры, белесые ветви мертвых деревьев, гнулись под порывами ветра, как узловатые щупальца. Тропа шла под ними, петляя среди покореженных стволов. Странные звуки доносились из глубины леса: вой ветра или глухие, нечеловеческие голоса его обитателей... хотя трудно было представить, кто смог бы жить здесь.

Тропа становилась шире, а лес вокруг постепенно редел — словно болезнь, невидимый огонь, уничтоживший в нем жизнь, распространялся из середины, из самого его сердца.

Сначала я услышал звуки. Чьи-то шаркающие шаги, которые едва выделялись из общего хриплого лесного бормотания. С каждой минутой они становились отчетливее. Глаза непроизвольно поискали радар, на котором должны были отметиться красные точки противников, но игра не давала такой поблажки. В этот самый момент мой первый противник вышел из тени мертвых деревьев.

Вначале я решил, что это человек. Он был похож на человека — две руки, две ноги, голова. Одежда — рваные, бесформенные лохмотья, сплошь покрытые черной грязью. Он двигался медленно, с трудом, едва переставляя ноги. В одной из безвольно висящих рук он сжимал дубину — простой обломок палки, один конец которого был покрыт чем-то бурым. Голова была опущена, волосы — свалявшаяся пакля — торчали клоками. Кожа проплешин была слишком темной для живого человека. Зомби. Как оригинально. Ну что же, это ведь тренировочный уровень. Скорее всего, тренировочный. Ладно, зомби так зомби.

Я обнажил меч, взяв его в две руки. Щит снимать не стал — вряд ли несчастный уродец успеет даже замахнуться на меня. А вот силы приложить побольше не помешает.

Мы медленно сошлись. Он — с трудом волоча ноги по покрытой шлаком земле. Я — осторожно двигаясь в стойке, стараясь не упустить удобного для атаки момента.

Когда между нами оставалось не больше пяти шагов, мертвец вдруг словно взорвался — одним рывком порвал дистанцию, одновременно со всего размаху наградив меня боковым. Я успел поднять меч для блока, но удар был такой сильный, что блок мой просто сшибло, а дубина почти не задержавшись врезалась в шлем. В ушах зазвенело, перед глазами разлилась чернота, расцвеченная электрическими искрами. Я отмахнулся вслепую, клинок встретил что-то мягкое, похожее на мешок с песком. В глазах прояснилось. Я оттолкнул мертвеца ногой — как раз вовремя — дубина просвистела прямо перед моим лицом. Тварь, отступив на пару шагов, тут же кинулась на меня снова. Я шагнул в сторону, пропуская удар мимо себя, и с коротким замахом вогнал клинок между ребер мертвеца. Он захрипел, рванулся, высвобождаясь от засевшего в нем лезвия, одновременно наотмашь ударив палкой — в левое плечо, так, что я едва не выронил меч. Пришлось отступить — сделать еще удар я просто не мог. Мертвец на мгновение замер, потом прыгнул на меня — с места, без подготовки, занеся над головой дубину. Все, что я успел сделать — выставить вперед клинок, сжимая его двумя руками. Тварь наделась на стальное острие, как жук на иглу — но это не остановило ее. Всем своим весом мертвец повалил меня на землю, по самую рукоятку нанизавшись на клинок. Изъеденное гниением лицо было буквально в паре сантиметров от моего. Мертвец выпустил свою дубину и руками обхватил шлем, потянув назад и вниз. Понимая, что еще немного — и он доберется до моей шеи, я изо всех сил рванулся в сторону... Темные, обломанные зубы кадавра впились в ворот стеганки, затрещала ткань. Я почти чувствовал, как течет по коже липкая, холодная слизь — то, что было вместо слюны во рту этого урода. Еще рывок — и я повернулся на бок, сбрасывая трупака с себя. Он еще сжимал мой шлем, но сейчас это стало для него фатальным — никакой ремешок не удерживал шлем, и теперь, когда у меня было пространство для маневра, я смог высвободить голову, оставив в руках мертвеца пустую железку. Откатившись, я схватил первое, что попалось под руку — ту самую дубину, которой избивал меня кадавр. Со всего размаха несколько раз я ударил его сверху вниз по плечам и голове. Звук был такой, будто выбивали старые матрацы — глухой и короткий. Один удар пришелся прямо в висок, расколов череп и высвободив темную, похожую на мазут жижу. Мертвец конвульсивно задергался, я отошел на пару шагов, пытаясь успокоить дыхание, поднял выброшенный мертвецом шлем. Мой враг тем временем извивался все сильнее — пока, наконец, словно тряпичная марионетка, которую тащил за нитки неопытный кукловод, не поднялся на ноги. Тело его при этом неестественно выгибалось, и по всем законам физики он должен был упасть. Зрелище было настолько гротескным и жутким, что я стоял, как завороженный и не мог даже пошевелиться. Мертвец выпрямился, двумя руками схватился за торчащий у него в животе меч и с натужным хрипом вырвал его. Перспектива остаться с дубиной против клинка меня совсем не порадовала. Пока труп примерялся к моему оружию, я налетел на него, с силой ударив дубиной по запястью. Раздался мерзкий сухой хруст, и кисть мертвеца повисла под неестественным углом. Вторую руку он выкинул вперед, захватив меня за воротник и рванув к себе. Я едва успел выставить перед собой дубину — зубы сомкнулись на дереве, отвратительно скрипя и крошась. Оставив палку на съедение, я схватился за рукоять меча — прямо поверх обмякшей холодной кисти. Что-то захрустело, оружие поддалось, оказавшись в моей ладони, а оторванная кисть упала на шлак.

Мертвец левой рукой перехватил дубину, я отпрыгнул назад — едва успев избежать очередного удара. Кадавр не давал передышки. Он бросился на меня снова. В этот раз я ушел в сторону, встречая рубящим на уровне живота. Оружие вспороло брюхо трупу, он по инерции проскочил еще пару шагов, потом замер, тупо глядя, как вываливаются из него черные, похожие на клубок сколопендр, кишки. Кажется, в этот раз я его успокоил — он шагнул раз, другой, зашатался...

Смотреть, как он упал, мне было некогда — с разных сторон из леса вышли еще трое его приятелей. Все что я успел — выхватить из-за спины щит и кое-как продеть в него правую руку. Интересно, этим тварям хоть как-то мешает, что я левша?

Они навалились, стараясь нападать все разом. Я прижался к толстому стволу, в котором от времени появилось углубление — что-то вроде дупла, от самой земли, метра два в высоту и полметра — в глубину. Один зомби, вооруженный длинной, метра полтора, палкой, ударил меня сверху. Я принял на шит, тут же длинным выпадом достав того, что подобрался слева. Клинок вошел мертвецу в горло, разорвав его как старую пересохшую бумагу. Темная слизь толчками потекла из раны и распяленного рта, но мертвеца это даже не замедлило. Его дубина огрела меня по руке, выбив оружие. Третий, тем временем, попытался достать меня ударом в плечо, но дубина лишь со стуком ударилась о ствол. Сверху посыпалась пыль, труха и какие-то мелкие жуки. Для меня дело оборачивалось плохо — без оружия мне не протянуть и минуты. Выставив перед собой щит, я попытался оттолкнуть им стоящего слева, прорваться к упавшему мечу. Меня настигли сразу два удара по голове и спине. И снова в глазах потемнело, а уши заложило, как от резкого погружения под воду. Я упал на четвереньки, край щита резко ударил в подбородок. Вслепую я шарил руками по пыльной земле, пытаясь нащупать меч, а сверху на меня обрушился целый град ударов, прижимая к земле, не давая прийти в себя. Рукоять легла в ладонь за секунду до того, как все закончилось. Экран окончательно потемнел, шум в ушах сменился монотонным гудением. Сквозь черноту медленно проступила короткая обведенная багровым дымом надпись.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

Я сорвал с головы Окулус, пытаясь перевести дыхание. Из коридора недовольно мяукал Бегемот, демонстрируя свое желание войти в комнату и посмотреть, чем таким занят его соквартирник. Я, пошатываясь, как на подпитии, подошел к двери, открыл ее. В ушах звенело, по вискам текли крупные капли пота, руки слегка подрагивали. Из зеркала в коридоре на меня смотрел раскрасневшийся, вспотевший тип с выпученными глазами. Бегемот заходить в комнату не стал, глядя на меня с подозрением. Я потер шею рукой, стараясь унять нервный тремор. Нужно было что-то сказать — просто чтобы услышать собственный голос. Я посмотрел в глаза своему отражению. В них читалось удивление — а с ним и тот неугомонный азарт, которого я давно уже не испытывал. Сейчас можно было сказать только одно:

— Ну, ни хрена себе.

II

Where is the hunger?

With eyes of sadness it stares

The air it hangs dying

Dressed in the nightmares of old

"At War with Reality"

Да, это было неожиданно. Минут через пять я окончательно успокоился, заварил себе зеленого чая с медом, затащил сопротивляющегося Бегемота себе на колени. Кот недовольно поворчал, но уразумев, что вырваться не удастся, спокойно улегся и терпеливо вылежал, пока я не разобрался с чаем. Вернувшись в комнату, послал к черту подлое желание поискать чей-нибудь видео— или текст-гайд, снова проверил контроллеры и камеру, после чего поглубже вздохнул и нахлобучил на голову Окулус.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

[Продолжить?]

Я кивнул. Надпись поблекла, темный фон начал медленно светлеть, пока не стал совершенно белым. Из белого проступили прочие цвета — хаотичный набор размытых пятен, постепенно обретший форму и объем.

Я лежал на земле у небольшого костра, обложенного потемневшими от копоти камнями. В ушах звенело, сердцебиение отдавалось в глазах пульсированием капилляров и плавающими красными кругами. Костер был разведен у подножия холма, в склоне которого была вделана убогая, потемневшая от плесени дверь. Справа от двери было небольшое подслеповатое оконце, под которым вместо скамьи лежал наполовину вросший в землю древесный ствол, весь в узорах короедов. На нем сидела ведьма, перебирая лохмотья своими по-птичьи худыми лапами.

— Очнулся? Ну, и как смерть на вкус?

Вкладка с правого края экрана показала лист игрока. Часть цифр рядом с пиктограммами изменилась. Изменились и те, что были с надписями и полосками.

[Здоровье: 142,5]

[Эссенция: 95]

[Энергия: 70]

[Усталость: 5]

[Голод: 2]

[Жажда: 23]

Выходит, не так уж и погиб. Могло быть и хуже. Я попытался сглотнуть, но в горле совершенно пересохло.

— Пить хочу, — сказал я, решив не вдаваться в мелодраматизм. Старуха противно захихикала.

— Воскрешение всегда приносит жажду. Вода в бочке за дверью. Пей. Но не забывай — это моя вода.

— Не забуду, — я поднялся на ноги, оглядел себя. Все вроде было на месте — оружие, щит, заплечная сумка. На броне появились новые пятна — наверное, кровь того приятеля, которого я таки уговорил перед тем как уговорили меня... Мотнув головой, я отправился ко входу в нору. Дверь противно скрипнула, пропуская в старушечье логово. Внутри было темно — только где-то в глубине багровым горели угли жаровни. Бочка нашлась сразу же, на краю ее висел небольшой глиняный ковш. Приоткрыв крышку и зачерпнув, я сделал несколько больших глотков. Реакция не заставила себя ждать.

[Жажда: -23]

[Энергия: +23]

Я бегло просмотрел лист персонажа. Кажется, ничего больше не изменилось. Попытался осмотреть нору, но было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то. Вышел наружу. Старуха неподвижно сидела на том же месте, завороженно глядя, как пляшут в костре языки пламени.

— Что со мной случилось? — спросил я. Она осталась неподвижной. На холме выл в пустотелых поваленных стволах ветер. Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила:

— Ты умер.

— Нет, старуха, не умер. Когда умирают — потом не встают с сушняком, как на похмелье.

Она подняла на меня свои пустые глаза.

— Встают. Здесь — встают. Ты пришелец. Тебя нелегко убить. Плоть держится за тебя цепко, как кошка. Она умирает, разрушается, но потом восстанавливается. Каждый раз, снова и снова.

— Получается, что я бессмертный?

— Бессмертный? — она опять разразилась своим отвратительным смехом. — Я бы так не сказала. Ты — корм. Пища для тех, кто пытается выжить здесь.

— Корм? Это что еще значит? — такой подход к вопросу меня совсем не вдохновлял. Старуха поднялась со своего места и пошла, выставив вперед руки. Похоже, она действительно ничего не видела. Ее длинные пальцы шевелились в воздухе, как антенны уродливого насекомого, улавливая вибрации воздуха и указывая, куда идти. Обогнув меня, она направилась к дверям своей хижины. Нащупав их она остановилась, слепо вперившись в покрытые черными пятнами плесени доски.

— Один за другим, целые куски этого мира отгнивают. Жизнь покидает их, вытекая, как вода сквозь песок, оставляя после себя лишь безжизненную пустоту. И те, кто остаются... испытывают жажду. Постоянную, растущую с каждым днем жажду жизни. Убив тебя, они поглощают ее из твоей плоти. Это насыщает их. Это делает их сильнее, а тебя — слабее. На той тропе они снова встретят тебя — но будут... более живые, а значит — более опасные.

Вот как. Ну что же, никто не говорил, что будет легко. Не за казуальную легкость я эту игру два года ждал. Разберемся. Я тоже туда не пустой приду. Может не сильнее, но умнее — точно. Оглядевшись, я заметил багровое зарево вдалеке. Это должно быть Стоунхендж, откуда я начал. Отлично. Значит, сначала туда, а оттуда на тропу. Правда, идти до него не близко...

— У тебя есть фляга? — вдруг спросила старуха. Я пожал плечами и попытался вызвать экран инвентаря. Безрезультатно.

— Посмотри в сумке, если не помнишь, — посоветовала карга. Чувствуя себя идиотом, я снял с плеча мешок, развязал его.

Фляга была. Большая, в чехле с петлями для ремня. Пустая.

— Так и быть, можешь набрать ее у меня. Но только один раз. Вода здесь ценится выше металла.

Оглядев безжизненную равнину я про себя согласился с каргой. Если вода тут и вправду нужна постоянно, то запастись ей не помешает. Набрав полную флягу, я повесил ее на поясе. Оружие в этот раз я прятать не стал — лучше пройтись со щитом на руке, чем пропустить пару ударов. Старуха убралась вглубь своей норы, грохотала чем-то жестяным, бормоча странно и неразборчиво.

Бугристую равнину между холмом Элам и Кольцом Камней покрывал сухой кустарник, похожий на колючую проволоку из Первой Мировой. Редкие деревья уже успели упасть и врасти в шлаковый грунт, часто попадались на пути кости людей и животных, бледно-ржавые в лунном свете.

Второй раз подряд игра застала меня врасплох. Какая-то тварь словно материализовалась из темноты — похожая на огромного, больного пса, с косматой, клоками вылезшей шерстью. На разодранной, сочащейся гноем и сукровицей морде огнем горели два глубоко посаженных глаза, блестели в свете луны кривые, в темных пятнах клыки. Она прыгнула, явно собираясь вцепиться в горло — я едва успел подставить щит. Зверюга сжала зубами в его край, навалилась лапами, потянув вниз, выворачивая руку. Прежде чем она окончательно повалила меня, я с силой вогнал клинок ей в основание шеи — собственный вес в падении помог распороть гортань и хребет. Острие, пробив плоть, с сухим шорохом вошло в землю, тварь захрипела, из пасти, бурля, полилась бурая кровь, зубы разжались. Я высвободил щит, поднялся... Еще один зверь бросился на меня справа. Тактика у тварей была однообразная — подобраться поближе и попытаться в прыжке достать до горла. В этот раз я успел — мерзкая морда с глухим стуком впечаталась в щит, удар сбоку располосовал покрытую струпьями шкуру. Тварь отскочила, начав медленно кружить вокруг меня. Хруст шлака предупредил о появлении еще одной, может даже двух. Нужно было действовать, не дать себя окружить. В два резких шага порвав дистанцию, я обрушил на раненого зверя мощный удар сверху. Он оказалась прытче, чем я ожидал — шустро отскочил назад. Сзади раздалось глухое рычание и в спину врезалось что-то большое и тяжелое. В ухо ударило надсадное, хриплое дыхание, страшно щелкнули челюсти.

— Кинжал мне! — отчаянно пытаясь достать тварь мечом, я мог только жаловаться. Длинное лезвие не было приспособлено к таким атакам. Оно скользнуло вдоль морды пса, видимо лишь слегка ее расцарапало, тварь же изловчилась и вогнала клыки мне в шею. В глазах взорвался огненный вихрь, уши заполнил звенящий шум. Вторая зверюга, бросилась мне в ноги, впившись в голень. Теперь стоит третьей повиснуть на руке — и все, можно сливать воду.

Спокойно, я еще стою. Перекинув меч обратным хватом, я с размаху вогнал его в между лопаток той твари, которая рвала мне ногу. Оружие вошло в плоть с чавкающим, влажным хрустом, который тут же заглушил визгливый хрип умирающего зверя. Один есть. Отлично. Отбросив щит, я правой рукой схватил за морду тварь, грызущую мне шею. Используя руку, как упор, направил движение клинка. Щербатая сталь вошла между челюстей животного, войдя в мягкое небо. Зарычав, зверь с силой стиснул зубы. Я ухватился правой рукой за гарду и с воплем вогнал оружие глубже, стараясь при этом провернуть его. Я видел, как лилась по броне бурая жижа, которая была у этого животного вместо крови. Проворот клинка разжал челюсти и оно, уже мертвое, свалилось на землю. Я и сам едва не последовал за ним — словно мне и вправду порвали зубами шею. Перед глазами плыло и раздваивалось, в ушах стоял оглушительный звон. Интерфейс услужливо подсказал:

[Кровотечение. Эффекты:]

[Здоровье: -0,2/сек.]

[Энергия: -0,1/сек.]

[Усталость: +0,2/секунду]

[Жажда: +0,5/сек]

И никакого намека, что пройдет само. Я прислушался — вокруг было тихо. Кажется, всех оприходовал. Присел на корточки, достал сумку. Помнится, там было что-то, что можно использовать для перевязки...

Внутри оказалось довольно много всего. Хорошо, что разработчики тут не поскупились на описания — сам бы я разбирался очень долго. Фляга на поясе тоже подсветилась:

[Промыть рану: 1 ед. воды. Уменьшить риск заражения на 25%]

Ну что, разумно. Прижечь бы конечно, но огня нет и развести его нечем. Что у нас еще имеется? Порывшись в рюкзаке, извлек оттуда плоскую жестяную банку.

[Священная мазь Нинлиль. При использовании в повязке останавливает кровотечение через 8 сек.; нейтрализует контактный яд через 5 сек.; останавливает заражение ран]

То, что надо. Я отложил банку и продолжил поиски. Наконец, обнаружились бинты — серые, узкие тряпки, скатанные в тугие рулоны. Черт, жаль, что тут нет пластыря — не очень представляю, как перевязывать рану на шее...

К счастью, до такой степени реалистичности игра не дошла. Стоило взять бинт в руку, как интерфейс предложил перевязать рану. Получив подтверждение, он уточнил, использовать ли мазь? Снова да. Оукей, так вроде получше.

[Кровотечение остановлено]

[Здоровье: 98]

[Эссенция: 95]

[Энергия: 51]

[Усталость: 17]

[Голод: 2]

[Жажда: 30]

А вот и не получше. Снова забрался в сумку в поисках его-то, что можно применить в этой ситуации. Решение нашлось и сейчас — небольшая табакерка, потертая и выцветшая.

[Нюхательная смесь купцов Бад-Тибира. Снимает 10 единиц усталости]

Я осторожно открыл табакерку. В слабом лунном свете трудно было разглядеть, но, кажется, там был порошок. Я поднес его к носу и осторожно вдохнул. Удивительно, но игра распознала и этот жест. Усталость уменьшилась, как и обещал интерфейс. Глоток воды решил проблему с жаждой. По крайней мере, в большей части — 25 из 30.Значение энергии поднялось до 81. Ага, значит, значения Усталости, Жажды и, наверное, Голода, напрямую вычитаются из значения Энергии. Просто, но логично. Точнее, на ее максимум. Каждый взмах меча отнимал энергию, но восстанавливалась она быстро — буквально в секунды.

Пепельный лес встретил меня знакомыми шорохами. Теперь я был настороже — зная, что в любой момент могу нарваться на засаду, прислушивался к каждому подозрительному звуку. Ага, вот и место моей предыдущей... встречи. Тела убитого мной кадавра здесь не было. Равно как и моего. Больше того — вокруг было тихо. Я осторожно подошел к дереву, где меня зажали и забили, осмотрелся. Кажется, совсем ничего нет. Хотя...

В темном, рыхлом шлаке что-то поблескивало. Я наклонился, осторожно смахнул рукой шлак... Там лежал небольшой, поблескивающий серебром предмет. Это оказался маленький, с ноготь большого пальца металлический череп со странной руной на лбу. Всплывающая надпись обозначила его как [Руна мертвого].

Покрутив черепок в пальцах, я спрятал его в сумку. Странно, куда все-таки подевалась нежить? Или они не привязаны к конкретному месту?

Ответ обнаружился сам собой — в нескольких шагах, за деревьями, я увидел кадавров, неподвижно лежащих среди вывороченных белесых коряг. Они выглядели так, будто попали в камнедробилку — тела изувечены, превращены в жуткое, гнилостное месиво. Дубины их валялись тут же, все покрытые черным ихором и облепленные шлаком и пеплом. Похоже, что они устроили свалку за тот глоток жизни, который сумели вытянуть из меня. Но никто не оказался достаточно силен, чтобы выйти победителем. Твари дрались до последнего, пока могли шевелиться. Дубинами, руками, ногтями, зубами...

— "Станут сильнее", — передразнил я старуху. — То-то я глажу...

В ответ на мои слова, один из трупов зашевелился. Это было больше похоже на конвульсию, тело было слишком сильно повреждено, чтобы двигаться по-настоящему. Я видел, как сокращаются, брызгая сукровицей, рваные мышцы, как дрожат торчащие обломки костей. Прежде чем я успел достать меч, задергались и остальные трое. Они походили на уродливых марионеток, которых дергал за ниточки пьяный в стельку кукловод. Каждая конечность двигалась сама по себе, в разлад с остальными — и все же, в этом хаосе проглядывала какая-то система. Уже знакомая система.

Тела ползли не ко мне — они собирались вместе. В огромный комок увечной плоти, сплетаясь все теснее. Я не стал ждать окончания, рубанув мечом сверху, вложив в удар всю силу. Кублящееся мясо поддалось с отвратительным хлюпаньем, будто я распорол мешок грязи. Из раны толчками потекла густая, черная слизь, но это не остановило движения трупов. Я ударил снова, потом еще и еще. От напряжения потемнело в глазах, уши заполнило пульсирующим гудением. Я кромсал отвратительное нечто перед собой, пока не превратил его в конвульсирующую, залитую черным кашу. Искромсанные частички еще продолжали дергаться, но уже, кажется, не могли стягиваться, собираться. Я остановился, наблюдая, как восстанавливается полоска энергии. Хлебнул воды, оглянулся, ища, обо что вытереть лезвие. Предсказуемо, ничего подходящего не нашел. Не важно. Можно было уходить — едва ли это в ближайшее время станет опасным. Со временем станет, можно не сомневаться, но, надеюсь, уже не для меня. Кое-как стряхнув с клинка налипшую слизь, я вернулся на тропу.

Лес вокруг постепенно сменился редколесьем — если можно так назвать похожие на желтые клыки стволы, начисто лишенные веток. Землю под ними устилал густой слой золы и угля, редкие пучки травы были похожи на мертвые волосы, а кустарник, высохший и колючий, низко стелился по земле.

Я заметил его метров с пятидесяти. Высокая фигура в тяжелом плаще, опирающаяся на посох или короткое копье. Сблизившись, я разглядел на нем потемневшую от времени и ржавчины кирасу, из-под которой выбивалась видавшая виды кольчуга и шерстяной поддоспешник. Голову неизвестного закрывал топфхельм, весь во вмятинах и царапинах. В руке было копье — небольшое, метра два, с толстым древком и массивным, зазубренным с одной стороны наконечником. Этот не выглядел нежитью — двигался ровно и спокойно, по мере приближения поудобнее перехватив оружие. Или моб классом повыше, или другой игрок.

Я остановился, воткнул в землю меч и поднял открытую ладонь в приветственном жесте. Неизвестный остановился, изучая меня, затем снова двинулся — по широкой дуге, сближаясь и одновременно обходя.

— Может, поговорим? — предложил я. Игрок не ответил, острие его копья уже смотрело мне в грудь. — Значит, не поговорим. Или ты не понимаешь? English?

— Shut up and just die, will you? — ответил мне копейщик, подтверждая догадку о его "человеческом происхождении". Интересно, смогу я с ним что-то сделать? Интерфейс молчал — ни полоски здоровья, ни даже ника или класса. Придется выяснять опытным путем. Подхватив меч и выставив вперед щит, я двинулся по встречной параболе.

Хороший копейщик может доставить немало баттхерта, особенно если твой клинок — короче метра и не самый легкий. Тут главное не дать врагу держать дистанцию — в ближке ему будет не развернуться. Походу, он это тоже понимает... Отходит, осторожничает. Ну, раз так, не будем рассусоливать!

Я рванул вперед, приняв запоздалый укол вражьего копья на щит. Острие скользнуло по дереву и сорвалось вверх — всего в паре сантиметров от моей щеки. Но сам копейщик в этот момент отлично раскрылся — тут же получив колющий в бок, почти в подмышку. Клинок со скрежетом процарапал кирасу и вгрызся в кольчугу — та приняла и сдержала удар. Копейщик отскочил, снова попробовав достать меня копьем в лицо. Я отвел удар щитом, с подшагом попытавшись достать его ниже линии кирасы — в бедро или пах. Острие пробило кольчугу и вошло в тело — неглубоко, но достаточно, чтобы заставить врага слепо дернуться. Короткий замах, боковой удар — нацеленный в основание шеи, открытое и беззащитное. Клинок прошел выше — ударил в шлем, не причинив вреда. Рыцарь, кажется, опомнился — коротким ударом древка толкнул меня в живот, увеличив дистанцию, отшагнул, уйдя от моего запоздалого удара, и быстро ткнул острием в бедро, чуть выше колена. Зазубренный наконечник легко пропорол штанину, войдя в ногу почти наполовину. От боли взгляд заволокло красным, но я все же ударил мечом по древку. Глухой стук... Выдержало!

Высвободив оружие, рыцарь попытался достать меня примитивным ударом в грудь. Слишком медленно, слишком однообразно. Отбив атаку щитом я снова наискось рубанул ему в шею, сделав быстрый шаг вперед. От упора на раненную ногу в глазах опять потемнело, но сквозь звон в ушах я услышал скрежет разрубаемого железа и хриплый вскрик противника.

Мы разошлись, я несколько раз мотнул головой. Не знаю, помогло ли это или просто так совпало, но в глазах прояснилось. Я увидел копейщика с залитым кровью плечом, который явно не спешил нападать снова.

— Ну чё, падла, схавал? — не очень вежливо поинтересовался я. Он в ответ коротко рыкнул и бросился на меня.

Копье мелькало в воздухе как игла швейной машины. Это хорошая тактика для копейщика без щита — серия быстрых обманных выпадов, которые словно прощупывают оборону противника. Стоит найти брешь — и последует мгновенный удар. Только против нормального щитовика такой метод не очень-то работает. Острие тыкается в щит, и тут же я ударом сбоку сбиваю его в сторону — достаточно, чтобы порвать дистанцию и нанести удар.

Меня опередили на долю секунды — сзади на копейщика обрушился страшный удар. Он замер, тяжело мотнув головой и пошатнувшись на ослабевших ногах. Ситуация поменялась — я резко схватил его за древко и потянул на себя. От моего рывка копейщик полетел вперед, едва не свалившись. За его спиной раздался хриплый, булькающий рык. В темноте проступила уродливая, угловатая фигура, уродливая гора мяса, перекошенная и асимметричная. В монстре было под три метра роста, а весил он никак не меньше двухсот кило. Правая рука, толстая и длинная, до самой земли, с глухим стуком ударила о землю там, где только что стоял мой противник. Левая, непропорционально короткая и тонкая, конвульсивно дергалась. Уродливая, шишковатая голова с рваным, распяленным ртом, раскачивалась, как у китайского болванчика. Одежды на нем не было — только какие-то гнилые обрывки, которые непонятно как держались на торсе, словно вырастая прямо из мяса. Я прыгнул в сторону, наученный прошлой дракой с кадаврами — как раз вовремя, за секунду до того, как монстр, прыжком с места приземлился там, где я только что стоял. Копейщик, все еще ошарашенный, попал под этот каток — его швырнуло в сторону, он прокатился по земле, выронив оружие. Я ударил тварь колющим в бок, клинок легко пропорол осклизлую, бледную шкуру, впился в потроха. Высвободив оружие, я смотрел, как лезут из раны сизые черви кишок, все в разрывах, сочащихся черным.

Монстр заревел, потянулся ко мне своей куцей ручонкой.

Я не рассчитал — и открытая ладонь врезалась мне в челюсть. Рука размерами была не больше моей, но замах и общая масса тела сделали свое дело — меня швырнуло в сторону, на несколько секунд ослепив и оглушив. Когда зрение прояснилось, я понял, что лечу вверх, подхваченный огромной лапищей. Тварь подняла меня на высоту своей двухметровой правой, с ревом отшвырнув до того, как я успел схватиться за оружие. Я пролетел метров десять, прежде чем встретился с высохшим, сучковатым стволом. Меч вылетел из руки, щит застрял между веток. Я рванул руку, пытаясь высвободиться. Монстр уже несся на меня, вытянув вперед огромную конечность, растопырив узловатые, длинные, толстые пальцы. Я выскользнул из ремней щита ровно в тот момент, когда он сграбастал меня и подтянул к своей морде.

Теперь я мог разглядеть его лучше. И понять, что гляжу не на него, а на них.

Морда твари была сплетением четырех когда-то человеческих лиц. На меня смотрело пять матовых, подернутых пленкой глаз, еще три вытекли и представляли собой пустые сочащиеся гноем провалы. Носовые щели срослись в одну, неровную многолучевую звезду, пасть — рваная рана из четырех ртов, заполненная гнилыми, трухлявыми пеньками зубов. Языки внутри — сочащаяся слизью опухоль, шарообразный нарост с короткими ложноножками.

— Надо было тебя сжечь... — произнес я, уже приготовившись ко второй смерти в этой игре. Но в этот момент монстр дернулся, выгнувшись и разжав руку. Я упал вниз, увидев, что сзади подоспел копейщик. Его оружие вошло под ребра твари, пробив ее насквозь — я видел кончик острия, торчащий из груди монстра. Но этого оказалось недостаточно.

Тварь с ревом развернулась к новому врагу, одним этим движением вырвав из его рук древко. Левая лапа схватила копейщика за край кирасы, правая, чудовищно огромная, сомкнулась на топфхельме. Раздался скрежет металла, смешанный с воплем боли. Я оглянулся. Меча в темноте видно не было, но прямо передо мной торчало древко копья. Схватив его двумя руками, я изо всех сил рванул на себя. Оружие высвободилось, из рваной раны хлынул поток гнойной слизи. Тварь взревела, отбросила копейщика и обернулась ко мне. Ровно тот маневр, на который я рассчитывал. Прямой удар снизу вверх — и наконечник с чавканьем входит под челюсть монстра. Красная, пульсирующая пелена заволокла взгляд, уши наполнились густым, колокольным гулом.

Только спустя несколько мгновений и я пришел в себя. Зрение вернулось, и я увидел нависшего надо мной монстра с головой пробитой широким наконечником. Собственный вес глубоко насадил тварь на оружие, а попытка вырваться — расколола череп, как гнилую тыкву. Под чудовищной массой твари, древко надломилось. Монстр стоял неподвижно, медленно сочась омерзительно натуральным ихором. Копье не держало его. Почему он не падал? Я осторожно отпустил древко, шагнул в сторону. Тварь, с шипением, словно гнойный пузырь, медленно осела на землю. Темная плоть задымилась чем-то горчично-зеленым, стала опадать, как сдувающийся шар. Через пару мгновений от нее осталось лишь сочащееся дымом пятно на земле, в котором можно было с трудом разглядеть ошметки сгнившего мяса.

Подняв меч и щит, я подошел к копейщику. Да, похоже, парень-таки получил свое. Голова его превратилась в окровавленное бесформенное нечто, где железо и плоть перемешались в одно. Я присел рядом с ним на корточки, высматривая, чем поживиться.

Мародерство в игре никогда не казалось мне чем-то зазорным. "Kill. Loot. Improve" — стандартная формула почти любой RPG. Да что там, даже в долбаной стратегии эта схема работает. Но тут впервые я почувствовал себя как-то... неуютно, что ли. Одно дело, навести курсор на труп и нажать "Обыск", а совсем другое — своими руками лапать залитое кровью тело. Даже если ты не чувствуешь прикосновений. Но, с другой-то стороны, если так пойдет и дальше, то шмот мне понадобится. Поборов брезгливость я перевернул погибшего на спину и принялся осматривать его.

Первое, что стал искать — кинжал. Увы, у копейщика его не оказалось. Кираса выглядела неплохо — в отличие от топфхельма, она мало пострадала. Боковые застежки нашлись быстро, после чего игра сама сняла с мертвого доспех, не забыв сообщить мне его параметры:

[Защита: Дробящее: 30 / Колющее: 20 / Рубящее: 40 / Элементальное: 0 / Магическое: 0]

[Прочность: 48/60; Ремонтопригодность: 70]

[Ограничения и штрафы: Усталость: + 0,2/мин.]

Оказалось, моя клепаная броня выглядит куда хуже:

[Защита: Дробящее: 20 / Колющее: 30 / Рубящее: 30 / Элементальное: 0 / Магическое: 0]

[Прочность: 35/50; Ремонтопригодность: 30]

[Ограничения и штрафы: Маневренность: — 1; Усталость: + 0,1/мин]

Напялить кирасу поверх кожанки игра не дала. Пришлось стянуть у копейщика еще и кольчугу, которая давала неплохую защиту от рубящих, но почти не помогала против дробящего и колющего урона. Теперь что-то начало проясняться — поддоспешник оказывается тоже играл свою роль, так что защиту стоило рассматривать комплексом этих трех слоев. При этом на руки, ноги и голову бонусы защиты не работали, им защита начислялась от наручей, поножей и шлема соответственно. Оно-то вполне логично, но не для игры. Наручи у копейщика были железные, но нельзя сказать, что много лучше моих. Чуть больше защиты, но отнимают энергию и снижают подвижность. Поножи я снял — благо можно было одеть их поверх сапог, а вот наручи решил оставить свои.

В худой сумке копейщика нашлась пара потемневших, заскорузлых бинтов, мятая банка с мазью Нинлиль, потертый кошелек с десятком мелких монет и мешочек с бурым порошком, который интерфейс назвал [Табак Ур-Нанше], добавив, что эффекты неизвестны. Бинты я брать побрезговал, а вот остальное отправилось в сумку.

Возня с экипировкой отняла у меня немало времени — может даже полчаса. Последним штрихом было сообщение интерфейса:

[Рана (шея) полностью затянулась. Повязка может быть снята]

Оказалось, что бинт я могу использовать несколько раз — если предварительно промыть его водой. Помывку я решил оставить на потом — неизвестно, как долго мне добираться до ближайшего источника воды. Убрав бинт в сумку, и прихватив заодно те два, что были у копейщика, я поднялся.

Вместе со мной поднялся копейщик.

Медленно, как пьяный, он пополз, слепо ощупывая землю перед собой. Нащупал древко своего оружия, рывком подхватил его и, опираясь, как на посох, встал на ноги. Шлем по-прежнему напоминал раздавленную пивную банку, кровь на ней уже успели залепить шлак и пепел. Шатаясь, он побрел на меня, волоча копье по земле. Если это был респаун, то совсем не такой как у меня.

— Не надо, парень, — попросил я его, поправляя щит и поудобнее перехватывая меч. Вряд ли он услышал мои слова. Как и те кадавры с дубинами, он в момент из медлительного и неповоротливого превратился в стремительного — бросился вперед, резко выкинув копье. Я едва успел отбить его. Острие мерзко скрипнуло по дереву щита, вырвав несколько крупных щепок. Я ударил прямым, коротким выпадом в грудь, вогнав клинок сантиметров на пятнадцать, но памятуя прошлый опыт, сразу вырвал его и добавил рубящим в шею. Он успел вскинуть древко, отведя мой удар, я пнул его ногой в живот, но только заставил отойти на шаг — больше ему помог, чем себе. Новый удар копья скользнул по кирасе, древко окончательно сломалось, а я рубанул по руке, между наручем и рукавом поддоспешника — глухо хрустнул сустав, клинок на секунду застрял. Вырвав его, я снова пнул копейщика — в этот раз в колено, заставив оступиться. Выгаданных секунд хватило на последний рубящий удар — между плечом и шеей. Клинок разрубил ключицу и вился в плоть. В этот раз попытки вырвать его успехом не увенчались.

[Энергия: 0] — порадовал интерфейс.

К счастью, копейщику хватило и этого. Он медленно опустился на колени, застыв так на пару секунд, после чего тяжело завалился на бок, подняв клубы серой пыли. Я осторожно покосился на то место, где "испарился" монстр. Нет, там ничего не изменилось. Вот и славно. Пора двигаться дальше.

К Погребенной Деревне я добрался на рассвете. Не то, чтобы идти было так далеко — просто рассвет наступил быстро. Мутное, цвета темной бронзы солнце медленно поднялось над горизонтом, едва различимое сквозь истлевший саван бледно-рыжих облаков. Деревня стояла на невысоком холме, у подножья которого текла небольшая, бурная речка, перекатывавшаяся по гладким черным камням. На другом ее берегу стоял еще один холи с разрушенной башней на вершине. Никакого частокола или даже простого забора вокруг деревни не было. В центре ее стоял большой, продолговатый каменный дом с приземистыми, без окон стенами и высокой, двускатной крышей. Вокруг него теснились лачуги поменьше, деревянные с односкатками, порытыми странным серым материалом, напоминающим ломаный, растрескавшийся шифер. Из трубы одной из лачуг валил дым, и звучали тяжелые удары металла о металл. Возле входа стояла женщина без шлема, но с коротким клинком на поясе и арбалетом за спиной. У нее были коротко стриженные выгоревшие волосы и длинный шрам от правого виска до подбородка. Судя по оружию и увесистому рюкзаку, она так же была игровым персонажем. Интерфейс ничего не говорил о том, можно ли драться в городах, но интуиция и опыт подсказывал — можно. Я остановился шагах в десяти, вогнал меч в землю и поднял руку с открытой ладонью.

— Ты кто? — мрачно поинтересовалась девушка.

— Вад, — ответил я. — А ты?

— Ианна, — она подошла ближе, разглядывая меня. — А ты выглядишь не сильно потрепанным. Недавно в игре?

— Ну да, — подтвердил я. Девушка довольно кивнула и показала в сторону башни:

— Пойдем?

"Интересно, на кой? — подумал я, выдернув меч и отправив его в ножны. — А еще больше интересно, голос игра синтезирует или это реальный?"

— Не бойся, — улыбнулась (или лучше сказать — оскалилась) Ианна, — Драться не будем. Хотела бы прибить — расстреляла бы на дистанции.

— Справедливо, — согласился я. — Веди.

Реку пришлось переходить вброд. Вода казалась чистой, прозрачной. Я решил на досуге спросить, можно ли её пить. Мы поднялись по склону к башне.

Древняя кладка давно развалилась и обросла серым, больше похожим на плесень мхом. Мелкие деревья когда-то пустили корни прямо в стенах, но теперь засохли и торчали, словно лапы скелетов, безжизненные и изломанные.

Лестница наверх обвалилась, обломки ее успели врасти в землю. Внутреннее пространство выглядело нетронутым. Мягкий сухой мох тихо шелестел под ногами, первые лучи бледного солнца пробивались сквозь щели в кладке, расчерчивая сумрак тонкими, едва различимыми струнами. Ианна уверенно вошла внутрь, огляделась, сбросила рюкзак и аккуратно сложила оружие, после чего сняла с рюкзака скатку и разложила ее прямо на поросшей мхом земле.

— Можешь заняться костром, — бросила она походя. — Будет не лишним.

Немного удивленный, я наломал засохших веток, сложил их в небольшое, выложенное булыжниками кострище, порылся в сумке, где, помнится, видел что-то похожее на трут и огниво. Игра перехватила управление, и костер разгорелся — хоть и с четвертой попытки. Ианна тем временем достала из рюкзака флягу, отпила и протянула мне. Я осторожно приложился к горлышку, скосив взгляд в нижнюю часть экрана:

[Кислое вино Лагаша]

[Усталость: — 10]

[Жажда: — 20]

[Восприятие: -1]

[Координация: -1]

Пока я изучал записи об изменении параметров, Ианна, усевшись на скатку, стянула с себя кожаный жилет, сапоги и штаны. Перехватив мой взгляд, она фыркнула и слегка хлопнула по скатке ладонью.

— Давай, снимай свое барахло и иди сюда. И флягу возьми с собой.

Вот так просто. Впрочем, это игра — тут и не должно быть сложно. Если конечно, не играть про сложные, романтические отношения. Я расстегнул кирасу, стянул кольчугу и поддоспешник, избавился от наручей и поножей, снял ремень.

Мы оставались почти одетыми — Ианна сняла штаны, но осталась в рубахе, мне пришлось и того проще. Уже потом я понял, зачем было так делать — в этот момент игра выглядела уж слишком реально. Настолько, что если тут добавилась бы еще и обнаженка, могло вообще крышу подорвать. Прелюдии не было — девушка сразу взяла дело в свои руки, не давая мне проявить инициативу. Я почти чувствовал ее сдавленное, прерывистое дыхание на своем лице, но так и не решился поцеловать — останавливал ее неподвижный, остекленевший взгляд. Мы двигались навстречу друг другу короткими, скупыми рывками с минимальной амплитудой. Ианна вцепилась руками в мох, ко мне не прикасалась. Я видел как проступили на ее коже мелкие капельки пота, как она прикусила губу... Симуляция была настолько детальной, что ощущение реальности оформилось в первую же минуту.

Когда все кончилось, очень захотелось стащить окулус и бахнуть вискаря. Сердце колотилось как бешенное, обманутый организм требовал продолжения — вернее реального воплощения того, что только что прокрутили перед ним. Невозмутимый интерфейс тут же отписался:

[Усталость: +17]

[Жажда: +41]

[Голод: +6]

[Энергия: -64]

[Эффект "Опьянение" прошел.]

[Эссенция: +15]

Интересно, так быстро потому что игра ограничивает или есть какие-то прокачки?

— Дай попить, — попросила Ианна. Я протянул ей флягу. Отпив, она вернула ее мне. Утолив жажду, я подумал, что недурно бы сейчас перекусить, но отметив, как быстро стухает усталость, решил, что лучше полежать. Я повернулся к девушке, разглядывая ее лицо. Выглядело оно чертовски натурально — можно было заметить те самые мелкие "некрасивости" присущие живому человеку, которые в компьютерном портрете вытесняются неестественной плавностью линий, превращая лицо в мертвую сумму отдельных черт. Очень хотелось верить, что игрок на том конце — женщина. Переспать, пусть и виртуально, с мужиком я бы не хотел. А вот шрам ее был похож на нарисованный — хоть и очень хорошо. Другой — уже не рубленный, а полукруглый и широкий, длиной с ладонь — разместился на шее, примерно там, где меня цапнула та поганая шавка.

— Сколько раз? — спросила Ианна, поймав мой взгляд. Звучало это слишком неоднозначно.

— А сколько надо? — вопросом на вопрос ответил я. Девушка сморщилась.

— Умирал сколько раз? — она явно хотела добавить еще что-то в мой адрес, но сдержалась.

— Один, — ответил я, не успев обидеться. Ианна кивнула — кажется, слегка разочаровано.

— Значит дело во мне, — сказала она после паузы, вперив взгляд в низкое, серое небо в щербатом кольце разрушенных стен. Глаза ее в этот момент почему-то стали более блестящими. — Пора завязывать с этим. Толку уже никакого.

— А что не так? — спросил я, чувствуя себя в чем-то виноватым. Нет, она точно женщина. Только они могут заставить мужика стыдиться на ровном месте.

— А ты не в курсе еще? — Ианна повернулась на бок, опершись головой о ладонь. — Секс восстанавливает эссенцию. Чем свежее партнеры — тем больше. Ты сколько получил?

— Пятнадцать, — ответил я. Ианна улыбнулась — точнее растянула губы в гримасе, которая должна была означать улыбку. Взгляд и лицо ее радости не выражали. Они вообще ничего не выражали.

— А я — всего три, — сказала она. — Чем больше смертей, тем меньше профит.

— А что это за параметр? Я думал это что-то вроде манны для магов...

— Не угадал. Это — жизненная энергия. С каждой смертью ты понемногу ее теряешь. А вместе с ней — максимальный уровень здоровья.

— Только не говори, что восстановить ее можно только...

— Нет, — девушка снова легла на спину, уставившись в некую бесконечно далекую точку в затянутом облаками зените. — Самый простой способ — убить чужого перса. Чем больше у вас разница в левеле — тем больше ты получаешь. Ну, понятное дело, не можешь получить больше, чем у него есть.

— А если эссенция совсем кончилась? Персонаж погибает? — спросил я, тайком разглядывая Ианну. Даже в рубашке она выглядела весьма недурно. Под грубой тканью угадывалась немаленькая, округлая грудь, голые ноги были крепкими и стройными, правда все в белесых росчерках шрамов.

— Нет. Все здоровье так не потеряешь. Максимум — две трети. Потом просто перестаешь качаться — пока не восстановишь хоть сколько-то. Это начиная с тридцати трех. Когда упадет до нуля — становишься Sloughed. Отторгнутым.

— Это как?

— Никак. Персонаж становится зомби. Медленный, почти все приемы заблокированы, опыта не получает. Только эссенцию. Единственная способность — телепорт к ближайшему игроку. По сути, управляемый моб.

Я вспомнил копейщика, который поднялся и попер на меня после боя. Может парень тоже был на последнем глотке эссенции, когда его свалили...

— Я бы тупо нового персонажа создал с таким раскладом, — сказал я. Ианна кивнула:

— Я бы тоже. Наверное. Если так делаешь, то персонаж становится мобом уже по полной. И бродит так, пока не набьет себе эссенции. А потом можно к нему вернуться и попытать счастья снова. Все вписывается в концепцию мира.

— Понятно, — от услышанного стало как-то неуютно. Странно, когда понимаешь, что кадавры, которых ты недавно бил, могли быть чьими-то персонажами. Может даже, оставались персонажами — под управлением игрока. Нет, вряд ли. Игра недавно стартанула, не успело бы их столько набраться. Я мотнул головой, стараясь выгнать неприятный осадок из мыслей. Посмотрел на согнутую в колене ногу Ианны. Рубашка на бедре задралась — так, что хотелось подвинуть ее рукой еще дальше, увидеть изгиб талии, почувствовать мягкую, шелковистую кожу. Я непроизвольно сглотнул.

— Ты не хочешь... еще?

Ианна повернулась ко мне. Лицо ее казалось безжизненным, восковым. Не компьютерной моделью, нет — наоборот, было в этой отрешенности что-то пугающе натуральное... Апатия, как на фотографиях в учебнике клинической психологии.

— Смысла нет. Второй раз сработает только через сутки. А через сутки мы разойдемся.

Эти слова только усугубили ощущение жути, клубившееся внутри меня.

— Ну, нам ведь не обязательно расходиться. Вдвоем веселее, нет?

— Нет, — девушка резко встала и стала деловито натягивать штаны. — Не веселее. Не та игра. Побегаешь немного, поймешь.

Я молчал, не зная, что сказать. Ианна надела сапоги, поднялась, завозилась с жилетом. Потом, подхватив оружие, бросила на меня недовольный взгляд.

— Это мое место. Собирай вещи и уматывай.

— Может, пристрелишь? — внутри меня вдруг вспыхнула обида. — Эссенции много не будет, но хоть сколько-то? А?

— Может и пристрелю, — спокойно ответила Ианна, поднимая арбалет. Взвелся он простым движением рычага. С коротким металлическим щелчком, стрела подалась на ложе из-какого-то кармана, типа обоймы. — Я думала над этим.

— Ну так что же ты? — я поднялся на ноги и встал напротив нее — так что арбалет целился мне прямо в грудь. Между нами было полметра, не больше. Откуда-то сверху спланировал высохший, бурый листок. Похожий на маленькую звездочку, медленно кружась, он парил у нас над головами. Я поднял на него взгляд...

Глухую вибрацию спускаемой тетивы я услышал уже после того, как что-то туго ударило меня в грудь. Опустив взгляд, я увидел торчащий между ребер хвост арбалетного болта. Он выступал всего на три-четыре пальца, так что, скорее всего, острие прошло насквозь и сейчас выглядывало у меня из спины. Яркость и четкость изображения стали падать, я видел как все вдруг развернулось набок и рванулось вверх. Потом стало совсем темно.

[ВЫ ПОГИБЛИ] — знакомые уже слова проступили из мрака, заставляя почувствовать себя идиотом. Идиот, а кто же еще — вот так первый раз сдохнуть в PvP. Но самое противное было в другом — у меня все еще была эрекция.

III

A black lung full of ash

A parasitic void

Oh, the tenebrous upheaval

Our defeat triumphant

"Circular Ruins"

— Да твою же ж мать!

Я стащил с головы окулус, едва сдержавшись, чтоб не грохнуть его о стену. Бегемот за дверью удивленно мяукнул и тяжело поскребся лапой в дверь. Я почти упал на диван, уперся локтями в колени и несколько секунд просто смотрел на свои, безвольно повисшие руки. Они слегка подрагивали. За окном уже совсем стемнело. Посмотрел на часы в мобильном — половина седьмого. Телефон в руке вдруг ожил, завибрировал, резанув по ушам громким гитарным рингтоном. Едва не выронив аппарат, я все же поднес его к уху, не сумев даже зафиксировать в мозгу, кто звонит:

— Алло?

— Привет, дружище, — после нескольких часов игры голос Олега почему-то показался чужим и неестественным. — Как сам? Получил посылку?

— Получил, — я покосился на лежащий на полу окулус. В трубке что-то зашелестело.

— Ну и как впечатления? Не подкачали разрабы?

Я помолчал немного, не зная, что ответить. Такой, кажется, простой вопрос, а в голову не помещается.

— Эй, — раздалось из динамика бодрое гыгыканье Олега, — столько впечатлений, что слов не хватает?

— Да нет, — я тряхнул головой. — Нормальная игра, просто сложная. Разбираться надо.

— Сложная? Гайд посмотри, — невозмутимо предложил Олег.

— Сам разберусь, — неожиданно резко ответил я. — Ты, это, чего хотел? Я тут весь в плейтесте. По самое немогу.

— Думал зайти, посмотреть на твое чудо. Ты как?

Я пожевал губу. Видеть его сейчас не хотелось. Вообще никого сейчас видеть не хотелось. Но с другой стороны...

— Ну, заходи...

— О, отлично! Чего с собой взять?

— Не знаю. Вроде все есть. Пить я не буду.

Все, чего мне сейчас хотелось — это побыстрее закончить с разговором. Олег в динамике снова зашелся своим гикающим, прерывистым смехом.

— Ой, да ладно! А как же обмыть? Сделаем так — я возьму, так, для старта, а там посмотрим. Давай, через час буду.

Телефон коротко пискнул, динамик умолк. Я положил его на стол, какое-то время посидел глядя перед собой, решая, что делать. Решение, впрочем, было вполне очевидное.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

[Продолжить?]

К своему удивлению, я очнулся в той же башне, только теперь солнечные лучи расчерчивали сумрак над головой не слева направо, а справа налево. Выходит, время к закату.

Ианны, само собой, в башне не было, равно как и ее вещей. Мои же девушка не тронула — они так и валялись, как я их бросил. Единственное, что изменилось — в моей груди не торчал арбалетный болт. Но в сером полотне рубахи имелась округлая дырка, обрамленная бурой кляксой запекшейся крови, а на коже в том месте бугрился похожий на пентаграмму шрам. Ну и само собой, привычно просели параметры:

[Здоровье: 135]

[Эссенция: 90]

[Энергия: 59]

[Усталость: 8]

[Голод: 10]

[Жажда: 23]

Выпив остатки воды из фляги, одевшись и собравшись, решил, что стоит поискать таверну — если в такой дыре вообще бывают таверны. С одной-то стороны, это — ньюби-таун, тут должна быть таверна, с другой стороны — никто не обещал, что будет легко. Не нравится — разлогинивайся и проваливай нафиг. В любом случае, стоит пополнить запас воды — с ней тут, по ходу, постоянная напряженка. Может, разжиться еще одной флягой?

Я вышел из башни, огляделся. Не то, чтобы я ожидал, что Ианна устроит мне тут засаду (или вернется попросить прощения) — но то, что я выяснил о местных нравах, заставляло быть начеку. Спустился к реке, зачерпнул воду ладонями, осторожно поднес к губам.

[Жажда: -5]

Хорошо, работает, значит. Я достал флягу, отпил, отвинтил крышку и опустил сосуд в воду, глядя как выпрыгивают из горлышка пузырьки. Да, прекрасная детализация. Даже не вериться, что моя машина тянет все это на шестьдесят фпс, гладенько, как киношку.

Перешел реку, поднялся на холм, пробрался между лачуг к большому дому, подошел к дверям. Не к дверям даже, к воротам. Налег на створки, раскрыл. Внутри было сумрачно, под высоким потолком висел густой дым. Длинный открытый очаг тянулся вдоль всей залы, занимавшей, по-видимому, три четверти здания. Он размещался в обложенном камнями углублении. Пол зала был земляной, присыпанный каким-то сеном, но вдоль очага тянулись деревянные настилы, которые, как видно служили здешним обитателям и столами и лежанками. Над огнем были установлены железные распорки, на которых, свисая на ржавых цепях с крюками, парили большие, закопченные котлы.

Народу здесь было немного. Серые ссутуленные люди, в основном старики и старухи, одетые в заношенную, бесцветную одежду, многократно латанную и перешитую с одного плеча на другое. Они ютились у стен, стараясь остаться в тенях, не дать себя рассмотреть. Я медленно шел по залу, и никто из них не обратился ко мне, не сделал попытки меня остановить. Я прошел до дальнего конца, где, как и ожидал, увидел небольшой помост. На нем стоял настоящий стол и несколько стульев. Тот, что в центре был выше других и с резной спинкой. Умелый резчик (точнее, умелый дизайнер) вывел на ней тонкую вязь клиновидных рун, птиц с телами львов и людскими головами, высоких длиннобородых героев в длиннополых одеждах с копьями в руках и богатыми украшениями на шеях и запястьях. Все стулья на помосте пустовали.

— Что тебе здесь нужно? — раздался сбоку низкий, слегка гундосый голос. Я обернулся, увидев грузного, коренастого мужчину. На нем была свободная туника, когда-то ярких цветов и богато расшитая, сегодня — выцветшая и обтрепанная. Из-под туники выглядывали рукава кольчуги, кольца которой потемнели и слиплись от ржавчины. На поясе, украшенном позеленевшими медными бляхами, висел тяжелый, длинный меч, на руках — тяжелые кожаные браслеты, украшенные кованой медью, изображавшей оскаленные лики чудовищ — такие же зеленые, как и бляхи на поясе. Косматая борода торчала клоками, грубо остриженные волосы удерживал грубый железный обруч, покрытый клинописью. Гравировка металла здешним мастерам удавалась явно хуже, чем резьба по дереву.

— Я хотел бы поесть и отдохнуть перед дорогой, — сказал я, стараясь говорить вежливо. Воин посмотрел на меня из-под нахмуренных кустистых бровей.

— Мы не можем кормить всякого прохожего бродягу. Если есть чем заплатить за еду — тебя накормят.

Вот и пригодились монеты, залученные у копейщика. Достав из сумки кошелек, я многозначительно встряхнул им. Монеты глухо звякнули. Как ни странно, бородач этот жест понял.

— Давай три орла и садись у очага, — произнес он, протягивая широкую заскорузлую ладонь. Я выудил из худого кошелька три монетки и протянул хозяину дома. Мелкую моторику игра взяла на себя.

Я уселся на одном из настилов сразу возле помоста со столом. Старая бабка, сгорбленная, закутанная в тряпки, как мумия, притащила мне глиняную миску с каким-то густым варевом, от которого вовсю валил пар. Поставив его на доски передо мной, она достала из-под лохмотьев ломоть бурого хлеба и какой-то овощ — что-то среднее между морковью и репой, бесцветный и жухлый. Их она положила рядом с тарелкой и, пятясь, убралась в темноту у стены. Хлеб и морковку я замотал в чистый бинт и спрятал в сумку, достал флягу, поставил рядом с собой и только тогда принялся за еду. Деревянная ложка была грубой и неудобной, но к счастью, проблема эта была чисто виртуальной. Эффектом остался вполне доволен.

[Горячая пища: Голод: -15, Усталость: -5]

[Тепло очага: Усталость: -6, Эссенция: +0,5]

[Энергия: +21]

Я поискал взглядом бородатого типа. Он был здесь — так же, как и остальные, прятался в тени, буравя меня недовольным взглядом.

— Спасибо, хозяин. Я не знаю твоего имени...

— Потому что я не назвал его, чужак. Не обманись — то, что ты преломил хлеб в моем доме, не делает тебя другом. В этой земле нет друзей. Больше нет.

— Не вопрос. Я хотел спросить — сюда не заходила женщина? Такая же путешественница. С арбалетом, в кожаном жилете...

Бородач выступил вперед, присев на край помоста и сцепив похожие на черные корни руки в замок.

— Она бродила по округе еще утром. Искала торговца, хотела меняться. Но торговец не пришел в Аккаде. Должен был прийти, но не пришел. Думаю, он погиб на пути из Неребтума — в Акшаке, возможно. Так я и сказал этой женщине. И она ушла.

— А как мне добраться до Акшака?

Воин смотрел на меня исподлобья, играя желваками на заросших скулах. В глазах его пугающе ясно читались недовольство и подозрительность. Никогда раньше в играх я не видел, чтобы эмоции были так хорошо переданы лицевой анимацией. Он казался почти живым, почти... настоящим. При том, что кожа была рыхлой и бледной, а взгляд мутным, как у тяжело больного.

— Тебе нужно перейти реку и отправиться на восток. Лучше отправляйся прямо сейчас, в ночь.

Перспектива брести неизвестно куда в кромешной темноте меня не слишком радовала, но наверняка в словах бородача была какая-то логика.

— Ты не хочешь, чтобы я оставался до утра?

— Я от тебя ничего не хочу, — ответил мужчина, поднимаясь. — Можешь оставаться — до тех пор, пока у тебя есть чем платить за еду. Но если ты решил идти — иди ночью. Дорога идет по равнине — ты будешь открыт со всех сторон, — а от тебя и без того слишком сильно воняет жизнью.

Понятно. Что же, звучит вполне логично — а значит, стоит выдвигаться. Солнце уже должно было сесть. Поднявшись с настила, я кивнул воину:

— Благодарю за кров и пищу.

Он не ответил. Я молча покинул большой дом, провожаемый липкими взглядами прятавшихся в тени фигур. В стропилах тяжело и надсадно выл ветер, скрипели рассохшиеся доски, рыжими бликами переливались раскаленные угли в очаге. А снаружи начался дождь. Его косые струи стучали о дерево щита и металл кирасы. Я про себя пожалел, что не взял у копейщика его плащ. Влага лезла в глаза, мешая обзору, но ничего, что можно было бы использовать как капюшон или козырек у меня не было.

Сумерки еще не успели окончательно уступить темноте — возможно, где-то на горизонте, под покровом облаков, еще светило тусклое солнце. Дождь прибил пепел под ногами и тот больше не клубился при каждом шаге, зато налипал жирными, липкими пластами на подошвы. Я перешел реку, в считанные минуты разбухшую от дождя, и двинулся на восток, как указал мне бородач. Довольно быстро вышел на старую грунтовую дорогу с давно проторенной колеей, которая тянулась между полями. Когда-то они орошались сложной системой каналов, которые брали воду из реки, но сейчас каналы высохли, да и сами поля представляли собой безжизненные, покрытые пеплом пустыри, все изрытые развороченные, словно кто-то выбирал из земли последние, самые мелкие и негодные плоды и зерна. Вскоре поля закончились, уступив место равнине, покрытой черным песком вперемешку с сажей. Эта смесь от воды размокла, превратившись в густую кашу, мерзко засасывающую ноги. Дорога превратилась в болото, булькая и пузырясь от дождевых капель. Тьма окончательно воцарилась вокруг — ни единого проблеска сквозь густую пелену облаков. Чтобы не сбиться с пути, я отыскал длинную палку и, как слепой шарил ей перед собой, чтобы не сбиться с дороги. Палка в руке слегка светилась при движении — отполированная ее поверхность словно ловила какие-то слабые отблески невидимого глазу источника света. Залитую сползшей с обочин шлаковой грязью, дорогу было трудно отыскать — приходилось нащупывать ее. Дорога обычно в итоге отвечала твердостью, а на обочине палка могла сантиметров на тридцать провалиться в грязь. По этом люфту я и определял, куда ступать. Выходит, с фодой тут было не так уж и плохо, как мне показалось вначале — если, конечно, дождь не был отравленным или редким. Я едва тащился через пропитанную влажной гарью темноту, борясь с желанием снять окулус и послать поганую игру ко всем чертям. Но обида все еще не отпустила меня — хотелось нагнать Ианну и посчитаться с ней за простреленную грудь. А если бросить все, то можно ее и не догнать. К тому же, скоро уже должен прийти Олег, и тогда уж точно придется прерваться.

[Промокли одежда и обувь]

[Усталость: +5]

[Энергия: -13]

Сквозь монотонный шелест дождя я расслышал какой-то посторонний звук. Остановившись, вслушался. Звук повторился — скрипел и чавкал шлак под чьей-то поступью. Нельзя было точно сказать, как далеко он был — может в полусотне метров, а может и совсем рядом. Он шел размеренно, неторопливо и кажется — в мою сторону. Я воткнул палку в грязь на краю дороги, нацепил на руку щит, достал из ножен меч. Звук шагов становился все отчетливее, к нему добавилось тяжелое сопение — неизвестная тварь тяжело всасывала ноздрями воздух, принюхиваясь.

"От тебя слишком сильно воняет жизнью", — поганый бородач, накаркал. Как драться, когда не видишь даже вытянутой руки? Куда бить, если даже не представляешь размеров ублюдка?

Тварь еще раз шумно втянула воздух и заревела — коротко и утробно. Не думая, я рванулся в сторону, влево от источника звука. Что-то массивное пронеслось мимо, зацепив плечо, развернув вполоборота. Широко рубанул мечом, услышал, как шаркнуло лезвие по толстой, окостенелой шкуре, ударил еще раз — выпадом, стараясь попасть в рану. Монстр завизжал, как свинья, врезался в меня со стороны щита, повалил в грязь. Я высвободил меч, подтянул щит. Клыки с влажным хрустом разгрызали дерево, я упер острие в вибрирующую плоть, надавил... Скользнуло по кости, сильно расцарапав шкуру. Зверь взвыл, удвоил усилия. Затрещала, ломаясь, доска, щит потянуло от меня.

[Щит сломан] — сообщил интерфейс почти ослепив белизной букв на непроницаемо-черном фоне.

Я снова нажал, в этот раз подняв острие выше. Есть! Клинок глубоко вошел в тело, заставляя тварь корчиться и хрипеть. Я давил изо всех сил, все глубже вбивая меч в монстра. И тут он отпрянул, вырвав оружие из моих рук. Я слышал, как он, волоча лапу, убирается с дороги — в долину, в дождливую тьму. Отбросив обломки щита, я медленно поднялся, вглядываясь в серебристые призрачные очертания окружения — тот скупой визуальный ряд, который сейчас предоставляла игра. Совершенно неясно было, что теперь делать. Нагнать монстра было несложно, только вот оружия, чтобы добить его не было, а надежды, что тварь сама издохнет от раны, я не питал. Идти дальше без меча — гиблое дело, убьют в первой же стычке. Возвращаться в Аккаде? Тоже без толку — торговца там нет, да и денег на новый клинок вряд ли хватит. Пошарив в темноте руками, я нашел свою палку. Шаги и скуление твари все удалялись и были уже почти не слышны.

— После смерти меня и так в Аккаде выкинет, — решил я. А раз так, то менять маршрут смысла не было. Гоняться за монстром в темноте означало потом не выбраться на дорогу, так что оставалось только одно — добраться до Акшака. Если бродячего торговца и правда убили в Акшаке, а Ианна или кто другой еще не добрался до тела, то шанс подобрать замену своему клинку у меня есть. А значит — стоит поторопиться.

Правда, легче это сказать чем сделать — особенно, когда бредешь вслепую, не представляя какую петлю выкинет дальше дорога. Казалось, прошла вечность, прежде чем я увидел откуда-то слева слабый желтоватый отсвет. Но учитывая, что Олег еще не пришел, реального времени дорога отняла не больше получаса. А вот штрафы за это время выросли прилично, к [Промокшей одежде и обуви] добавилось [Замерз], накинув полтора десятка усталости и списав энергии почти вполовину, а так же сильно снизив физическое сопротивление и еще пару параметров, назначения которых я еще не понял.

Свет виднелся откуда-то слева, казалось, метрах в двухстах от дороги. Уходить с нее не особо хотелось — кто знает, смогу ли я потом на нее выбраться? К тому же, дорога могла просто делать петлю и потом вывести меня к этому свечению... А, ну его к черту! Не хочу бродить кругами, устал. Я свернул с дороги и двинулся навстречу свету.

Идти пришлось дольше, чем я ожидал. Оказалось, то, что с дороги выглядело, как слабое зарево в итоге оказалось мощным костром. Языки пламени поднимались почти в мой рост, а диаметр кострища был не меньше двух метров. От костра поднимался столб жирного серого дыма, а крупные хлопья пепла, поднятые горячим потоком, смешивались с дождем, делаясь тяжелыми и липкими.

В круге света я увидел фигуру. Крупный, около двух метров ростом человек, стоя ко мне спиной с отмороженной ритмичностью поднимал и опускал огромный молот, сжимая его двумя руками. Отрывистый, вибрирующий хруст ударов говорил, что бил он не живую плоть. Похоже, он ломал какой-то прочный камень. Он стоял позади костра, так что я хорошо мог разглядеть его: на плечах громилы висел тяжелый, отороченный мехом плащ, уже полностью промокший — я видел как по его складкам стекали ручейки воды, которые уже не могла впитать плотная ткань. На руках воронено поблескивали латные пластины, при движениях глухо звенела кольчуга. Плечи ссутулены, спина сгорблена так, что головы почти не видно — только заостренная верхушка шлема. Вокруг широко расставленных, закованных в железо ног валялись крупные куски камня — как будто он расколол на части небольшую колонну. Или обелиск.

— Эй! — крикнул я, подгадав между ударами. До него было метров десять, плюс костер. Я специально окликнул издалека, чтобы было время убежать. Дядя выглядел сильным, но не очень быстрым, так что шансы свои я оценивал, как мне казалось, вполне трезво.

Он в последний раз опустил молот, замер. Медленно обернулся ко мне, все еще не разгибая спины. Лицо закрывала вороненая маска личины, отливавшей в свете костра рыжим. На покрытой вмятинами кирасе был наклепан медными пластинами какой-то герб — из-за игры света и тени было не разобрать его в деталях. Упер крупный боек молота в землю, тяжело оперся руками на рукоять. Кажется, ему надо было отдышаться.

— Ты кто? — спросил он через несколько секунд.

— Вад, — коротко ответил я. — А ты?

— Кулаба. Что ты здесь делаешь? Ты пришел к Обелиску?

— Я пришел на свет. Иду за еще одной из наших. Инанной. Невысокая, короткие волосы, арбалет... Не встречал?

— Встречал, — кивнул Кулаба. При этом жесте блики костра на личине заставили ее, словно живую, двигаться, гримасничать. Отличная рисовка — одновременно натуральная и гротескно-жуткая... — Но не сегодня. Некоторое время назад. Она собиралась в Акшак. У нее там встреча.

Он помолчал, слегка повернув голову и зачарованно вглядываясь в пляску языков огня. Потемневшие, в пятнах ржавчины латницы напоминали клешни робота.

— А ты что здесь делаешь? — спросил я, чувствуя, что молчание начинает напрягать. Он приподнял голову, уставившись на меня черными провалами глазниц.

— А ты не видишь? — спросил хмуро.

— Вижу, ты разрушил какой-то обелиск.

— Здесь не бывает "каких-то обелисков", — Кулаба переступил с ноги на ногу, заставив железо доспехов мерзко скрипеть. — Обелиски смотрят. Их взгляд всегда на тебе.

­— У меня дежа вю, — буркнул я, припоминая бормотание старухи тогда, у стоунхенджа. Интересно, передо мной игрок или таки NPC? Для непися слишком гладко говорит... хотя и ведьма, и бородач тоже вели разговоры очень естественно. Ладно, разберемся.

— А зачем нужны эти обелиски? — спросил я. Кулаба долго стоял не шевелясь, не произнося ни слова.

— Это не правильный вопрос, — сказал он, когда я уже собирался спросить о другом.

— А какой вопрос правильный?

— Зачем обелискам нужен ты.

Я скептически скривился, радуясь, что мимику гидра скорее всего не считывает. Черт подери, что значит "скорее всего"? Вообще не считывает! Конечно, не считывает... Нет, похоже, это все-таки NPC. А я его вначале за игрока принял. Интересно, почему — ведь скриптовая до мозга костей картинка была! Ну, с NPC и разговор надо иначе строить. У каждого такого болванчика — своя цель. И эта цель обычно идет игроку в профит. Главное разобраться, как его получить.

— Тогда расскажи, зачем обелискам мог понадобиться такой как я.

Рыцарь пошевелился, развернув плечи, подхватил молот и взвалил его себе на плечо. Пластика была настолько живой, что я почти физически ощущал тяжесть этого оружия. Ощущение было совсем другое, чем когда смотришь на мега клинки и дубины в японских слэшерах. Разошлись под весом древка пластины наплечника, скрипнув кожаным ремешком, провернулась в ладони рукоятка, вслед за инерцией движения корпус слегка подался вбок. Это было настолько круто, что казалось попросту невозможным.

— А что ты знаешь о месте, в котором оказался?

— Почти ничего.

— А что хочешь узнать?

— Больше.

Взгляд Кулабы снова застыл на мне, черный и неподвижный. Потом он двинулся вперед, медленно и тяжело ступая по размытой дождем земле. Башмаки его почти полностью тонули в засыпанной пеплом грязи. Он обошел костер, остановившись в нескольких шагах от меня. Вид у него был такой, что по коже пробежали мурашки. И страшно было не от того, что на расстоянии удара застыл здоровенный мужик в железе, а от того, что нельзя было предвидеть, что он сделает в следующую секунду.

— Обелиски — как светильники для мотыльков, — его хриплый голос вибрировал от напряжения, словно он держал на плечах невыносимую тяжесть. — Они притягивают таких как ты. Яркий свет... ты растворяешься в нем, ты заворожен властью, которую Обелиск дает тебе власть над собой, власть над другими. Ты подносишь ему смерть, считая, что себе оставляешь жизнь. Но одно неразрывно связанно с другим. У каждого явления есть противоположность. Власть — это всегда лишь обратная сторона рабства. Ты еще не понял, не познал обелиск — иначе, увидев, что я делаю, обязательно попытался бы помешать.

Объяснение было очень туманным. У меня создалось впечатление, что Кулаба специально избегает точных формулировок, словно не желает раскрывать сути. Что же, попробуем его спровоцировать...

— Если обелиск дает силу и власть, — произнес я осторожно. — Зачем уничтожать его?

— Ты не слушаешь, — качнул головой рыцарь. — Обелиск порабощает. Он всегда смотрит. Он следит за тобой, за каждым твоим шагом. Впитывает тебя. Куда бы ты ни пошел, ты найдешь их. Даже разрушив один, ты лишь на время прикроешь всевидящее око над небольшим клочком земли.

Рыцарь, качнувшись, перекинул молот с плеча на плечо. Я тем временем рассмотрел герб на его груди — геральдический щит, на красном поле три белых полосы — две тонкие, одна широкая. Намокший пепел и пыль надежно скрывали детали герба— если они были, конечно, эти детали.

— Если их все равно восстанавливают, зачем ты их рушишь?

— Это не правильный вопрос.

— А какой правильный? — я воспользовался уже сработавшей схемой. Но, к моему удивлению, в этот раз не прокатило.

— Тот, на который ты в состоянии ответить сам.

Нет, этот тип точно решил меня достать.

— Тебе никто не говорил, что такие ответы не способствуют конструктивному диалогу?

Ответ последовал тут же.

— А тебе никто не говорил, — рыцарь скинул молот с плеча и перехватил его двумя руками, — что надо читать между строк? Например, сейчас между строк очень явно читается мое желание убить и выпить тебя, безоружного идиота, который надеется, что сможет убежать от меня. И желание это становится тем сильнее, чем больше дурацких вопросов ты задаешь.

Это был неожиданный поворот. Нет, в том, что Кулаба собирается сагриться на меня, я почти не сомневался. Но то, что передо мной таки игрок...

— А по-другому этот вопрос мы решить не можем? — спросил я, прикидывая, куда мне ломиться. Назад к дороге — глупо. На дороге рыцарь будет только легче меня нагнать. Тем более — сейчас, когда из-за проклятого дождя я порядком просел по энергии.

— Мы вообще ничего не будем решать, — сказал Кулаба, отступив на шаг. — Я просто постараюсь тебя не убивать. Очень постараюсь.

— Наверное, я задам еще один дурацкий вопрос... Почему тебе хочется, но нельзя убить меня?

— Этого требуют обелиски. И это противоречит выбранному мной пути.

— А кто поставил эти обелиски? И кто восстанавливает их?

Рыцарь опустил молот, уперев его массивным бойком в грязь. Обернулся к костру, слегка подавшись к огню, словно хотел впитать больше тепла. Он вел себя совсем не так, как ведут люди в игре. Создавалось такое впечатление, что он вообще не получал удовольствия от происходящего. Наоборот, он тяготился им.

— Легендариум приписывает их Древнему Королю. Как и большую часть бед, которые постигли эту проклятую всеми богами землю. Я не видел Древнего Короля, хоть говорят, он все еще не умер. Точнее, не исчез. Теперь, когда Рука Эн-Уру-Гала простерлась над восточным краем, трудно утверждать что-то наверняка. Жизнь уходит из этой земли... И те, кто в силах, грызут друг другу глотки, пытаясь заполучить те крупицы, что остаются. Как будто это что-то изменит. Уйти раньше или позже — все равно, рано или поздно тебе нечего будет выжать для себя. Посмотри вокруг...

— Да, здешние места выглядят как техногенная пустыня где-нибудь в китайской промобласти.

— Здешние места выглядят хуже любой техногенной пустыни. Это некротическая ткань, мертвое образование в живой плоти. Разлагающаяся и уничтожающая все вокруг.

Я какое-то время молчал, решая, что сказать, точнее, что еще спросить.

— Должен же быть какой-то способ. Ты же занимаешься... чем-то другим. Не тем, чем остальные. И что это за путь, о котором ты говорил?

— Еще один неправильный вопрос, — качнул головой Кулаба. — Способа нет. Этот мир уже не спасти. Вопрос в том, что конкретно ты собираешься делать по этому поводу.

Охренеть. По ходу это один из искателей глубокого погружения. Такие обычно попадают в игры из ролевой среды, точнее из дивнюков. Самая отвратительная часть этой, и без того не лучшей субкультуры. Вот загоняется чудак.

— Я вообще поиграть зашел.

— Вот и играй, пока играется. А там...

— Что "там"?

— Что-то поменяется. Рано или поздно. Скорее всего, просто забьешь.

Я кивнул. Тут наши мнения точно совпадали:

— Рано или поздно точно забью. Ладно, бывай.

— Бывай.

Я развернулся — не без неприятного холодка в затылке — и зашагал назад к дороге. Можно было попытаться соорудить факел, но я понятия не имел, можно ли это сделать подручными средствами, без соответствующего айтема, а спрашивать у Кулабы не хотел от слова совсем.

— Эй, Вад! — окликнул он, когда я отошел уже метров на десять. Я обернулся. Рыцарь темным силуэтом вырисовывался на фоне костра.

— Не говори больше "один из наших". Ты ни дьявола не знаешь, кто наш, а кто нет.

Я хотел съязвить, но решил, что в данном трэде банхамер явно у Кулабы. Потому ограничился коротким "Учту", про себя дополнив "чмо занавесочное".

Как ни странно, на тропу я вышел без особых проблем. Дождь не прекращался, но я уже как-то научился с ним мириться, даже рад был ему — похоже, именно он как-то "подсвечивал" силуэты местности. А потом впереди, немного выше линии зрения, проступил рыжий отсвет.

Он становился се ближе и ярче, пока, наконец, я не разглядел светильник на треноге, качавшийся под небольшим каменным навесом у наполовину обвалившейся стены. Рядом со светильником зиял темный провал высоких, стрельчатых ворот, за которыми слабо угадывались другие источники света. Рядом со светильником лежал скорченный, высохший труп, сжимая в руках меч с наполовину обломанным лезвием. Ну что, это лучше, чем ничего. Приблизившись, я осторожно ткнул труп палкой — не хватало еще, чтобы он этим обломком пырнул меня, когда я окажусь на расстоянии удара. Нет, не шевелится. Быстро наклонившись, я ухватил за гарду и потянул оружие из мертвой руки. С коротким хрустом она развалилась, рассыпавшись на длинные, острые обломки костей и влажные лохмотья темной кожи с налипшими черными волокнами мышц. Я взвесил оружие в руке, пару раз взмахнул им для пробы. Не так и плохо, на самом деле.

[Сломанный Скрамасакс]

[Урон: Рубящий: 97/Колющий: 35/Дробящий:20; Скорость/Энергия: 13]

[Запас прочности: 8/30; Ремонтопригодность: 12]

Акшак оказался городом-крепостью, давно покинутым и заброшенным. Пройдя в проем ворот, я оказался в лабиринте узких, извилистых улочек, проложенных между жмущимися друг к другу домами, обвалившимися и ветхими. Кто-то прошел здесь совсем недавно, разжигая старые уличные светильники — большие глиняные плошки с потрескавшимися, закопченными краями. Они горели слабым желтым пламенем, почти бездымным. Топливо в них напоминало мазут, густой и темный, равномерно и медленно горящий по всей поверхности. От дождя светильники шипели и фыркали, но не затухали — возможно, вода уходила на дно, оставляя масло сверху. Интересно, на сколько их хватит? В Blade of Darkness встречался зажженный факел, который лежал брошенный на полу пещеры. Если его не поднять, он будет гореть бесконечно. А если поднять — потухнет в тот же срок, что и обычные.

Подозрения подтвердились — город был давно покинут жителями. Только редкий треск светильников и шелест дождя нарушали тишину этого места. Глинобитные лачуги здесь соседствовали с особняками и храмами, сложенными из огромных каменных блоков. Многие хибары от времени разрушились и просели, каменные же постройки казались нетронутыми. Их стены украшали резные барельефы, а у входов стояли величественные статуи — крылатые львы и бородатые истуканы, могучие демоны и прекрасные увенчанные витыми рогами женщины. Темнота не давала разглядеть статуи подробно, но, многие из них пострадали — отломанные фрагменты их лежали на земле, зарывшись в черную грязь улиц. Рядом с обломками мрамора лежали белесые, вымытые дождем и ветром кости.

В одной из хижин я услышал шорох, осторожную возню. Не спеша приблизился, стараясь держаться так, чтобы из окон меня было не видно. Встал у самой стены, стараясь высунуться на самую малость, заглянул в оконный проем. Темнота внутри была расчерчена полосками желтого, дрожащего света, который исходил от светильника, стоявшего на крыльце соседнего дома. Контраст света и тьмы был поразительным — одно сменялось другим без малейшего перехода — прямоугольный участок света и непроглядная темнота. На свету виднелись какие-то обломки, трухлявые доски, мусор. Мебель была изуродована до неузнаваемости, превратившись в бесформенные груды гниющего хлама . Шорох повторился — где-то в дальнем углу. Мне показалось, что я различил там какое-то движение. Кто-то небольшой старался затаиться, но никак не мог устроиться неподвижно.

Я отошел от окна и прошел к двери, осторожно толкнул ее — ручки не было, только выдранный кусок доски на ее месте. Дверь скрипнула и отворилась. На желтом прямоугольнике света, упавшем в комнату, задрожала длинная тень человека с оружием — моя тень.

Земляной пол размок от протекавшей с потолка влаги — сплошная черная грязь, усыпанная мусором и обломками. Тлен и разрушение властвовали здесь безраздельно, лишив все предметы своей изначальной формы и назначения. Теперь можно было только догадываться, как должно было выглядеть это место.

Вслушался, стараясь различить в непрерывном шуме дождя звуки внутри комнаты. Шагнул внутрь, подняв щит, ожидая прыжка из темноты. В углу зашуршало, метнулось вдоль стены, мелкое, чуть больше крупной собаки. Явно боялось меня больше, чем я его. Забилось в дальний угол, заскулило. И тут, порыв ветра сильно качнул пламя, и светлый прямоугольник окна на мгновение сдвинулся в сторону, осветив угол, где оно сидело.

Я замер, пораженный увиденным. Там, в темном, засыпанном гнилым мусором углу сидел ребенок. Грязный, худой, как скелет, в невообразимых лохмотьях, скрюченный, со вздутыми суставами, непропорционально большой головой и вздувшимся животом и темной, почти черной кожей. Тьма снова скрыла его, но теперь я видел глаза — большие, светящиеся желтым глаза. Мертвец. Ребенок-нежить. Твою мать. Он смотрел на меня голодными глазами, глазами, в которых читалась неутолимая жажда — и все же, он слишком боялся нападать на меня.

Я вышел, с силой захлопнув за собой дверь. Поганые извращенцы. Нет, такого я не люблю. Я знаю, это народная забава — массовое убийство детишек в "Фоллаутах", народ такое дело любит. Но только не я. Если разрабы рассчитывали, что я буду гоняться за этим головастиком ради крупиц опыта... Ужасно захотелось выключить поганую игру ко всем чертям.

По ушам резанул посторонний, резкий звук. Я поспешно выскочил из проема, оглянулся. Улица по-прежнему была пустой и безлюдной. Звук повторился. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять — сквозь наушники окулуса слышу звонок домофона. Чувство такое же, как утром сигнал будильника вплетается в ткань ускользающего сна, сначала естественно, а потом все сильнее и сильнее разрушая ощущение реальности происходящего.

Я стянул шлем, поставил его на стол рядом с машиной. Вышел в коридор, еще раздосадованный неприятным эпизодом. Снял трубку разрывающегося домофона.

— Алло?

— Что "алло"? Открывай давай.

Олег. Нажал на кнопку, дождался, когда в трубке запищала открывшаяся дверь, повесил на рычаг. Открыл замки, вернулся в комнату, надел окулус. Несколько секунд — и расплывчатая картинка снова становится объемной, настоящей. Капли дождя тихо шлепали по мутным лужам, распускаясь тонкими кольцами. Огонь светильников рыжими пятнами играл на солнце.

— Ладно, закончили, — остановил я патетику. — Меню. Выйти. На рабочий стол.

Изображение словно засосало в бездонную черноту. Привычная картинка появилась спустя пару секунд. Еще через секунду хлопнула дверь — вошел Олег.

Я отложил контроллер, прикрыл глаза и надавил на веки пальцами. Слушал, как возится в коридоре приятель — расстегивает куртку, расшнуровывает берцы.

— Эй! Есть кто живой!? — раздался его недовольный голос.

— Заходи, — я откинулся на диване без всякого желания шевелиться. Пощупал ребра, убедился, что не болят. Конечно, не болят. Что за идиотские мысли?

Олег ввалился в комнату, шелестя полиэтиленовым пакетом. Забравшись в него, вывалил на стол пачку шоколадного печенья.

— Кофе найдется? — поинтересовался, падая рядом со мной. Я кивнул. Олег вопросительно приподнял бровь, подождал пару секунд.

— Ладно, пойду, чайник поставлю.

Только когда он поднялся, я открыл глаза.

— Погоди. Раз, два, три... встали.

Поднялся. Олег хмыкнул:

— Когда, говоришь, диск пришел? Вид у тебя такой, будто вчера вечером.

— Часов пять назад.

Мы пошли в кухню. Бегемот, невесть откуда взявшийся, тяжело топая, пробежал к своей миске и, увидев, что она пуста, издал солидно-короткий, но требовательный мяв. Олег потянулся к нему рукой, но Бегемот зло шикнул.

— Не фамильярничай, — перевел я. Олег хмыкнул и уселся на табурет. Я набрал воды в кофеварку, засыпал бурого порошка, противно попахивающего горелым и уже слегка слежавшегося.

— Ну? — спросил Олег, разглядывая меня.

— Что "ну"?

— Как ты относишься к проблеме Исламского государства, блин! Как игра? Рассказывай давай!

— Хорошая. Наверное. Я еще не разобрался.

— Дружище, ты ее уже пять часов гоняешь. Для какого-нибудь очередного CoD'а — это полная сюжетная кампания. Даже две. Неужели не хватило времени вкурить?

— Сложная адски. Никакого хелпа, туториала, стартовых локаций. Сразу мордой в навоз.

— Нагибают, да? Нагибают... Ну, а как ты хотел?

— Хотел, чтобы наоборот. Но вообще-то, ты не прав. За это время только два раза погиб. И то, один раз по глупости. А возможности были, можешь не сомневаться.

— И как, прокачал чего-нибудь уже? Такого, поярче?

— Типа того. Простуду.

— Не понял?

— Забей. Это я шучу типа. Тут можно нахватать всяких гадостей, не только тяжелым предметом по голове. Почти как в "Фоле"

— А лечиться тоже как в "Фолле" — докторским саквояжем или у непися на другом конце карты?

— Вообще без понятия. Я только думал заняться проблемой, как ты пришел. Думаю хватит просто отогреться у костерка. Посмотреть хочешь?

Олег потер подбородок.

— А знаешь — нет. Не хочу. Так я ее на компик поставлю, поиграю в свое удовольствие — или с удовольствием на нее поматюгаюсь, не важно. А если сейчас через твой окулус и гидру насмотрюсь на суперграфику и реалистичный интерфейс, потом с клавы и мыши играть точно не смогу. Так что, не порть мне впечатление.

— Как скажешь, — я достал кофеварку и разлил кофе по чашкам. Насыпал в свою две ложки сахара. В чашку Олега — три.

— Погоди, ты же вроде без сахара пьешь? — Олег с подозрением посмотрел на меня.

— Не знаю. Что-то захотелось сладкого. Для мозга полезно, говорят.

— Посмотри на меня и избавься от этой опасной иллюзии. Для мозга полезно мозгом работать. У меня на первой работе была начальница — София Михайловна. Всю жизнь работала головой — и к семидесяти оставалась в ясном рассудке и без намека на старческий маразм.

— И что?

— А ничего. Вышла на пенсию, живет себе хорошо. Надеюсь. Я это к тому, что голова не должна без толку простаивать. Ты вот сегодня чем, кроме игры занимался?

— Уборкой. В магазин сходил. Кота накормил. Два раза.

— Люто интеллектуальный труд. С работы не звонили?

— Нет. Зачем им звонить?

— Ну не знаю. Ты же все-таки супервайзер, а не слесарь. Сам же говорил, что без тебя там все разваливается.

Я отхлебнул кофе. От непривычной сладости даже зубы немного свело. Нет, все-таки сахар это зло. Зачем я его насыпал?

— Я подготовился к отпуску. Еще пару дней меня дергать не будут.

— Пару дней? Сурово подготовился.

Бегемот снова намекнул, что не мешало бы его накормить. Я внаглую проигнорировал требование. Котов надо кормить два раза в день. Во избежание ожирения. Бегемот посмотрел на меня обвиняющее, в корне не согласный с такой позицией. Олег молчал, задумчиво глядя себе в чашку. Почувствовав мой взгляд, поднял голову.

— Пить точно не будем? Я бы коньячку потребил. Немного, грамм по двести пятьдесят.

— Нет, я пас сегодня. Хочу еще Abruption погонять.

— Ну да, чей-то я туплю. Извини, — Олег допил свой кофе и отнес чашу к раковине. Там сполоснул, протер и убрал в шкаф. Из всех моих гостей он, самый, наверное, неопрятный в одежде, всегда мыл за собой посуду. Такой вот забавный парадокс.

— Ладно, давай, выгоняй меня. Я еще к Рене обещался зайти сегодня. Ты если что, тоже подтягивайся.

— Не уверен. Но посмотрю. Если часов до восьми надоест выгребать — зайду.

— Отлично. Тогда не прощаемся.

Олег сноровисто запаковался в свои берцы и военную куртку, ушел. Закрыв за ним дверь, я слышал, как гудит на площадке вызванный лифт, шаркают о щербатый бетон подошвы. Вернулся в комнату, зарыв дверь перед самым носом Бегемота. Посмотрел на шлем Окулуса.

Цепочка светильников ясно указывала дорогу, и я шел от одного к другому, как на поводке. От этого на душе было неприятно, но плутать по запутанным проулкам вообще без всякой системы — идея еще хуже. Последняя пара светильников стояла у входа в огромное здание, стоявшее особняком от остальных. Это был каменный параллелепипед с высоко поднятым порталом и широкой, сужающейся лестницей ведущей к нему. Две массивные квадратного сечения колоны обрамляли вход, украшенные сложной узорчатой резьбой. Перед ними, на длинных выступах обрамляющих лестницу, стояли две статуи — высокие мужчины в длиннополых одеждах, с копьями в руках, длинными бородами и высокими шлемами без забрал. Еще один светильник стоял у самого входа. Слабые языки пламени трепетали от сквозняка, вырывавшегося из проема.

Поднявшись, я осторожно прошел внутрь. Просторная каменная зала тонула с блеклом сумраке, огонь светильника тонул в нем, не в силах пробраться и на десяток шагов вглубь. Следы Ианны я увидел почти сразу же: распростертое тело кадавра, лежавшее на спине без видимых повреждений. Присмотревшись, увидел обломок болта, торчащий в глазнице. Хороший выстрел, надо иметь в виду.

Стены украшены сложными рельефами, уже осыпавшимися и растрескавшимися. Сцены изображают древние битвы, могучие герои сражаются с чудовищами, отвратительными, нечеловеческими, поражая их огнем и железом. Еще одно тело, снова без заметных ран. Одежда на мертвеце — жуткие, истлевшие лохмотья, оружие — ржавая булава на темной, с белыми пятнами гнили рукояти. Ткнул тело носком сапога — под ним лужа, а вокруг — сухо. Похоже, "заезжие гастролеры", может быть из города, а может и вовсе снаружи. Пошли на запах, преследовали Ианну, тут и пересеклись. Или не Ианну.

Зал окончился арочной галереей, за которой открывалось несколько проходов вглубь строения. Долго пытался определить, куда могла пойти девушка, но тщетно — в сумраке следов было не разобрать. Выбрал наугад — крайний правый. После небольшого поворота открылась лестница, ведущая вниз. Вернулся, проверил центральный и левый проходы. Левый был зеркальным отражением правого. Может, внизу они даже сходились. Центральный через несколько шагов оканчивался тупиком, в котором на уровне груди была устроена небольшая ниша. Осторожно пошарил в ней лезвием меча. Ничего. Если и было, то забрали до меня. Вернулся в правый проход, начал спускаться. Стало совсем темно, захотелось разжиться факелом или светильником. Нет, для этого пришлось бы оставить щит — не самое лучшее решение, учитывая, что вероятнее всего в следующий раз я умру от стрелы. Лестница сделала поворот, и слабый отсвет рассеял темноту внизу. Дойдя до конца, обнаружил небольшую комнату с каменной чашей-светильником в углу. С другой стороны — такой же выход, прямо впереди — тяжелая деревянная дверь, слегка приоткрытая. Прислушался — тихо. Осторожно заглянул в щель. В паре шагов от двери лежало что-то громоздкое, темное. Труп, но для кадавра великоват. Осторожно приоткрыл дверь — ржавые петли противно заскрипели. Прислушался. Все та же тишина. Шагнул в коридор, обошел тело. Высокий, в ржавом железе воин. В руке — длинный, в темно-бурых пятнах меч, что-то вроде катцбальгера. Наклонился, обломком клинка разжал руку в заскорузлой перчатке, высвободил оружие. Ты смотри — угадал

[Кошкодер]

[Урон: Рубящий: 120/Колющий: 100/Дробящий:30; Скорость/Энергия: 15]

[Запас прочности: 20/45; Ремонтопригодность: 68]

Клинок длиной сантиметров шестьдесят, с тремя тонкими кровостоками разной длины, гарда хорошо сохранилась, а вот кожа на рукояти порядком растрескалась — что в целом никак не мешало. Взмахнув мечом пару раз, убедился, что оружие вполне достойное. Хотел стянуть с головы мертвеца шлем с глухим забралом, но тот не поддался, словно врос в голову мертвеца. Ну и леший с ним.

Откуда-то донесся слабый шум — глухой лязг железа, шаги. Насторожился, поднял щит, поудобнее перехватил меч. Двинулся вперед, стараясь не шуметь. Мелкая каменная крошка под ногами противно хрустела. Шагов через десять коридор под прямым углом вливался в другой, темный. Я прижался к левой стене, стараясь заглянуть за правый угол, потом наоборот. Никого. Осторожно вышел, быстро крутнувшись...

Только из-за этой осторожности я успел вскинуть щит. Такой же кадавр, как тот, что лежал в проходе у двери, со всего размаха обрушил на меня удар двуручного клинка. От удара щит жалобно хрустнул и раскололся.

[Правая рука — онемение, 15 секунд]

Пырнул врага коротким выпадом, стараясь попасть в шею — между шлемом и кирасой, воротника у него не было. Меч противно взвизгнул, оцарапав железо доспеха, и соскользнул в сторону, пройдя над плечом. Ответный удар не заставил себя ждать. Стесненный ближним боем враг не растерялся — вскинув свое оружие, он с силой ударил меня яблоком в голову. В ушах зазвенело, перед глазам полетели искры. Я снова ударил, уже двумя руками, прямо в грудь. Железо кирасы заскрежетало, пропуская острие меча. Я с усилием нажал на рукоять, заставив тварь отступить на шаг, рванул оружие на себя, используя противоход... Едва успел парировать тут же последовавший удар — медленный и примитивный, но мощный настолько, что я едва удержал меч. Враг оружия не опустил, надавив сверху, вынуждая отступить. Я пнул его ногой в живот, отталкивая от себя — вышло не очень, кадавр остался на месте, но давление на секунду ослабло. Отведя длинное лезвие в сторону, я с коротким замахом рубанул его по рукам. Это сбило его контрвыпад и дало мне секунду для нового удара — рубанул по шее, в этот раз ухитрившись попасть под шлем. Брызнула черная жижа, я потянул оружие на себя, раскрывая порез. Кадавр пошатнулся, попытался рукой закрыть рану. Я снова рубанул его. Он повалился на колени, потом, от моего пинка, упал на спину. Я добил его ударом в щель забрала, насквозь пробив тухлый череп, перевел дыхание, прислушался.

Снова тишина. На перекресток, где мы сошлись, еще как-то попадал свет светильника от лестниц, но дальше начиналась полная темнота. Сбросил остатки щита с правой руки, наклонился, чтобы посмотреть на двуручник кадавра.

Тяжелое, неповоротливое оружие, панцербрехер. Трехгранное лезвие длиной больше метра, длинная, на три обхвата рукоять. Мощный колющий урон, ослабленный рубящий, низкая скорость и высокое потребление энергии. К тому же сильно пострадал от времени, да и ремонтопригодность всего тридцать пять. Хотя чинить-то пока особо и некому. Можно взять с собой, благо пока вес позволяет — может пригодиться в драке на открытых пространствах с неповоротливой, бронированной вражиной. Наверное.

Интерфейс заботливо сообщил о росте усталости и жажды. Присел прямо на пол, глотнул воды из фляги. С усталостью проблемы не решило, но с жаждой разобрался. Посмотрел, нет ли фляги на трупе мечника. Не было. Поднялся, снова вслушался в тишину, пошел вправо — всегда соблюдай правило лабиринта, особенно в полной темноте. Шел, каждые пару шагов касаясь локтем стенки. Отсветы из входного коридора скоро остались позади, уступив кромешной темноте, влажной и беззвучной. Коридор постепенно изгибался, описывая дугу. Возможно, на другой стороне были какие-то дверные проемы, проходы, но справа стена была глухой.

Впереди снова показался свет. Коридор делал плавный поворот выводя в просторную залу, тьму которой рассеивала пара светильников. В их рыжем свете по залу бродили трое — кадавры, без сомнения. В плече одного торчал арбалетный болт. В тенях в дальнем краю зала угадывался труп. Я остановился.

Трое. Один ранен. Может и не один, но всерьез рассчитывать на такое не стоило. Где Ианна? Учитывая, что они тут спокойно расхаживают, похоже, удача от нее отвернулась. А что делать мне? Хороший вопрос.

Отступил в темноту, осторожно достал двуручник, убрал кошкодер в ножны за спиной. Примерился к рукояти, осторожно взмахнул. Воздух, рассеченный лезвием, глухо загудел. Замер, ждал, что все трое услышат, кинутся на меня. Нет, не заметили. Теперь главное выбрать момент.

Подранок бродил ближе всего ко мне. Я дождался, когда он подойдет совсем близко, рванулся, занеся оружие над головой. Мертвец почуял меня с трех шагов, резко обернулся — ровно для того, чтобы принять прямой, простой как дверь удар сверху вниз. Удар опрокинул его, клинок рассек плоть и железо доспеха сантиметров на двадцать, застрял. Я не стал с ним возиться — отпустил рукоять и выхватил кошкодер. Двое остальных уже были рядом. Я отпрыгнул назад, уходя от ударов, шагнул вбок, так чтобы один закрывал меня от другого, закружил. Что-то загудело коротко и сипяще, и один из кадавров завалился на бок. В виске у него торчал арбалетный болт. Значит Ианна все-таки здесь. Хорошо — и плохо.

Я быстро атаковал второго — колющий в живот, отшаг, меч вверх, сбивая удар такого же клинка в руке кадавра. У этого щит — небольшой, считай кулачник, но пользуется им умело, принял укол, теперь отвел рубящий сверху, контратаковал. Еще один болт прожужжал рядом, но в цель не попал — звякнул о камни. Я рубанул слева, стараясь обойти щиток и повредить руку. Лезвие полоснуло по мясу, чуть выше наруча, как раз по сгибу. Рука безвольно обвисла, но кадавр успел пырнуть меня в плечо, да так, что в глазах поплыли кровавые пятна. Следующий удар ему не дала сделать Ианна — болт попал в бедро, сбил его — а я закончил схватку, почти отрубив ему правую руку. Он медленно упал, а я резко развернулся, пытаясь обнаружить, где засела арбалетчица. Это оказалось несложно.

Похоже, коридор, по которому я шел, огибал эту залу по периметру, выходя в нее симметрично с двух сторон. Сам зал имел форму полукруга, с выходами в его основании и полусферический потолок. В скругленном его конце под потолком имелось несколько довольно широких выступов с остатками каких-то культовых предметов — статуй или идолов, не знаю. На один из них и взобралась Ианна.

— И что теперь? — поинтересовался я, внимательно следя за ее оружием.

— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответила девушка. Я пожал плечами:

— Думаю, что оттуда ты меня достать можешь, а я тебя — нет.

Она не ответила.

— Но забралась ты туда по двум причинам. Тебя сильно ранили и арбалетные болты у тебя на исходе. Может даже совсем кончились.

— Хочешь проверить? — поинтересовалась она. Я снова пожал плечами.

— А смысл?

Она не ответила. Прикидывает варианты. Если ее и правда серьезно ранили, до Аккаде ей самой не добраться. Даже если пристрелить меня и выпотрошить сумку. Можно договориться и вернуться в деревню вдвоем, но после происшествия в башне доверяться мне должно быть боязно.

Я на секунду посмотрел ниже сидящей на выступе Ианны. Под ней пол уходил вниз, в итоге оканчиваясь массивными каменными воротами.

— А что там? — спросил, не рассчитывая на ответ.

— Понятия не имею, — ответила Ианна. — Я раньше тут не была. Что-то большое.

Я подумал и направился к воротам. По пути выдернул из трупа панцербрехер, взвалил на плечо. Не то, чтобы я собирался эти ворота открывать — они выглядели адски тяжелыми и рукоятей или колец на створках не было никаких. Ианна настороженным взглядом провожала меня.

Внизу, слева от ворот обнаружился массивный рычаг.

— Ты что там делаешь?

— У нас тут патовая ситуация. Я ее решаю.

Не дожидаясь банального и предписанного в таком месте "Не вздумай!", я навалился на рычаг. Тот со скрежетом поддался и пополз вдоль желоба. Камень створок тяжело заскрипел, ему вторил приглушенный лязг невидимых цепей и шестерней. Ворота медленно разошлись. Я всматривался в темноту, пытаясь разобрать размеры и вид помещения за ними. Похоже, спуск вниз за дверями продолжался, довольно пологий, без ступеней.

Утробный, оглушающий рев прервал мои размышления. Я спешно отступил к свету.

— Это что? — спросила Ианна негромко.

— Сколько говоришь у тебя болтов?

— Четыре.

— Понятно.

Без лишних рассуждений я метнулся к распростертым на полу кадаврам, наклонился, позволив игре заняться извлечением стрел. Рев раздался снова, уже ближе. Успел достать три, прежде чем монстр появился в проходе.

Это было что-то вроде гибрида змеи и сколопендры: огромное продолговатое тело, диаметром почти в метр, с сотнями мелких суставчатых лап и похожей на крокодилью мордой в шипастых хитиновых пластинах, с длинным, загнутым на концах клювом. Глаз на морде не было, либо они были слишком хорошо спрятаны. Зато были два длинный суставчатых уса, ощупывающих воздух перед собой. Спину покрывал ряд роговых шипов и пластин, напоминающих битый, замшелый камень. Чудовище выползло из проема и приподняло переднюю половину туловища, поднявшись метра на три, повело мордой из стороны в сторону, наконец, обернувшись ко мне. Усы мелко трепетали, показывая на меня, как стрелки гротескного компаса. Почуяло.

В эту секунду я отчетливо понял две вещи:

Оно не протиснется в коридор — тот самый коридор, который сейчас был прямо за моей спиной.

Оно легко достанет Ианну на уступе, стоит только развернуться. Арбалетчица будет для нее бургером на тарелке, ни больше, ни меньше.

Тварь заревела так, что зазвенело в ушах, и кинулась на меня — тяжело и медленно, оглашая залу дробью множества лап о каменные плиты пола.

— А вот прямо сейчас зазвонит домофон и выясниться, что меня решила навестить мама! — сказал я, прыгая в сторону. Огромный клюв с размаху обрушился туда, где я только что стоял, выбив из камня искры.

IV

We are a burning darkness

Swamped by a thousand seas

Mute from fear, hollow and eternal

We sleep forever

The end goes on

Bodies like pillars of dust — disappear once again in the wind

During the night, we move in circles, in unbroken structures

"Heroes and Tombs"

Ошибся. Неправильно оценил размеры коридора, не подумал, что ползучий монстр как раз в таких узких норах должен себя отлично чувствовать. Вбежал в проход, после пяти шагов обернулся — и едва успел отскочить. Огромный клюв щелкнул прямо перед лицом. Развернулся, побежал вперед... тяжелый стук сотен ног оглушал, скрип хитина о камень кладки напоминал скрежет кирпича по стеклу. Споткнулся о тело кадавра, упал вперед, выставив руки прямо перед собой. Правую ногу сжало, как тисками, поволокло назад. Чудовище приподняло морду, я повис в воздухе, касаясь пола плечами и головой. Хочет подкинуть меня, чтобы засунуть поглубже в пасть. Вытянул из-за спины двуручник — сам не понял, как получилось. Выставил перед собой, как пику. Чудовище рывком подбросило меня к потолку, на секунду разжав челюсть. Меня с силой ударило о каменный свод, изображение поплыло, поблекло, челюсти снова сжались — с жутким хрустом.

[Правая нога сломана]

[Скорость: 2]

[Маневренность: 3]

[Острая боль]

[Энергия: -15 на 10 сек.]

Когда зрение прояснилось, я обнаружил морду чудовища прямо перед собой. Нога по бедро была в темной, истекающей слизью пасти. Она снова потянула меня вниз — для следующего броска. На контрудар — всего секунда... Я перехватил панцербрехер и мощным толчком вогнал его между хитиновых пластин, прямо под правую скулу. Трехгранный клинок с протяжным шипением вошел в плоть, конвульсивно содрогнувшуюся. Монстр мотнул головой, впечатав меня в левую стену с такой силой, что затрещал камень кладки — или мои кости...

[Сломаны ребра]

[Энергия: -10]

[Сила: 11]

Отполз, выхватил кошкодер, побежал — сначала на четвереньках, потом в полный рост, хромая, опираясь о стену. Добрался до перекрестка, оглянулся. Монстр сипло ревел, мотая огромной башкой, пытаясь ударами о стену избавиться от засевшего в шее двуручника. Не помогало — только глубже вгонял его. Из раскрытой пасти толчками выливалась гнойно-желтая слизь, заливая пол и забрызгивая стены. Ковыляя, я прошел по левому коридору, вернувшись в залу. Визгливый, скрежещущий рев известил, что чудовище решило последовать за мной.

— Ты еще жив? — поинтересовалась со своего насеста Ианна. Я подобрался к соседнему выступу, цепляясь за щели в камнях, взобрался на него. Вышло с трудом, едва не сорвался. На секунду показалось, что сломанные в игре ребра отдавались в груди настоящей болью. Карабкался, не используя правую ногу — подтягиваясь на руках и упираясь левой. Дышал тяжело, пот щипал глаза. Выбрался на уступ в тот момент, когда чудовище ворвалось в залу. Упал на спину, стараясь успокоиться.

— Твою мать. Твою-бога-душу-мать...

Монстр замер, оставив попытки избавится от противной стальной занозы. Повел мордой из стороны в сторону, шевеля в воздухе усами.

— Выстрели в него, — прошептал я Ианне. Между нашими выступами было метров пять. Как раз то, что надо. Арбалетчица сидела на том, что был с правой стороны. Идеальный расклад.

— Иди к черту!

— Стреляй, говорю! — сквозь зубы прошипел я. — А то обоих сожрет!

Чудовище замерло, направив на меня свои вибрирующие усы. Я достал кошкодер, поднялся на ноги, прижимаясь плечом к стене. Нет, не прокатило. Придется выкручиваться самому.

Вспомнил о странном порошке копейщика в сумке, думал достать, но оказалось, что сумки нет — наверное, слетела, пока меня трепали и лупили о стены.

Монстр заревел, двинувшись ко мне. Теперь он осторожничал или просто не мог разобраться, где точно я нахожусь. В этот момент коротко щелкнула тетива, и низко прогудел в воздухе болт. Чудовище дернулось, выгнувшись одним боком, визгливо взревев. Я обернулся — Ианна спокойно взвела арбалет и вскинула, прицеливаясь. Второй болт влетел прямо в раскрытую пасть — в черное, лоснящееся нёбо. Истошный, булькающий вой едва не оглушил, чудовище замотало мордой, бросилось к источнику своей боли.

Мой план сработал — маршрут чудовища пролегал прямо под моим выступом. Когда шипастое, похожее на мертвый кусок кишечника, тело оказалось в нужной точке, я упал на него сверху, выставив кошкодер, как пчела — жало.

Подобный трюк в играх — нифига не редкость, но никогда раньше мне не было так страшно проделывать его — потому что никогда раньше это не выглядело так по-настоящему. Воздух коротко взвыл в ушах, тупой удар, тут же — пляска огня в глазах от приземления на сломанную ногу, треск вспарываемой хитиновым шипом ткани, надписи, сменявшие одна другую стремительно...

[Острая боль... Энергия: -15 на 8 сек.]

[Кровотечение...]

[Трупный яд...]

[Правая рука — онемение, 10 сек.]

[Левая рука — онемение, 10 сек.]

Я даже не читал их. Кошкодер удачно вошел между пластинами на хребте твари, от силы удара рукоять вырвало из ладоней, глухой хруст заглушило натужным ревом чудовища. Оно рванулось, заваливаясь на бок, я сорвался, покатился по полу, уже не соображая, где я и что я. Монстр поднялся на дыбы, упал — с грохотом, от которого заложило уши, и мелко завибрировал пол. Он корчился, выгибаясь во все стороны, нещадно стуча головой и хвостом о пол и стены.

Я приподнялся, отползая от твари подальше. Поднял голову, увидел, как выпрямляется на своем выступе Ианна, вскидывает арбалет, долго и тщательно целится. Глухо щелкнула тетива, болт с хрустом вошел в голову чудовища, куда-то в район виска. Испустив визгливый, пронзительный хрип, оно уронило тяжелую голову на камни и замерло. Все еще не веря, я медленно поднялся на ноги, настороженно наблюдая за огромной тушей. Она была не меньше десяти метров в длину и около двух — в обхвате. Голова — крупнее, массивнее туловища, как у древних хищных амфибий. Острый, загнутый накрест клюв, слепая, безглазая морда. Ианна спрыгнула на пол, зашипела от боли. Я присмотрелся — левая нога у не была выгнута в голени, голенище сапога сбоку странно выпирало. Перелом. Как и у меня. Надеюсь, она знает, что с переломами делать.

Перед глазами плыло, интерфейс намекал, что с трупным ядом в крови стоит что-то сделать. Я, шатаясь и придерживаясь рукой за стенку, заковылял в коридор — искать сумку. Ианна, наоборот, первым делом занялась выковыриванием своих болтов из трупа монстра.

— Ты куда? — спросила деловито.

— За сумкой.

— Меч возьми.

— Зачем? Там безопасно.

Она подняла голову, посмотрев на меня, как на умалишенного.

— Здесь не бывает безопасно. Нигде. Никогда.

Я пожал плечами и продолжил идти куда шел. Паранойя. Сейчас, с мечом или без, меня любой кадавр возьмет. Не говоря уже об арбалетном болте между лопаток.

Зал скрылся за поворотом, стало совсем темно. Хлюпала под ногами обильно разлитая кровь монстра, густая и вязкая, как мазут. Щурился, пытаясь разглядеть сумку. Нашел ее спустя пару минут — возле самого перекрестка. Ремень порвался, но застежка уцелела. Достал банку с мазью, бинт — занялся раной, глубоким разрывом от ядовитого шипа. Ушло два бинта. Снял с пояса флягу, напился, немного разогнал усталость порошком купцов Бад-Тибира. Только потом вернулся в залу. Меня встретил взведенный и вскинутый к плечу арбалет. Руки у девушки были в перчатках с длинными крагами, все в какой-то блеклой слизи, потеки и брызги — на броне и одежде.

— Это я, — устало махнул рукой. — Как дела?

— Было и лучше, — Ианна вела себя настороженно. Кажется, боялась, что я попытаюсь расквитаться с ней за башню. К черту — сейчас мне было уже наплевать, к тому же, она вроде как помогла мне.

— Ты не в курсе, как тут с переломами справляются? — спросил я, подходя ближе, но стараясь все же держаться на некотором расстоянии — чтобы не провоцировать.

— Без понятия. Меня раньше не ломали.

— Понятно, — я огляделся, приглядывая, что бы использовать в качестве лубка. Ничего подходящего. Медленно подошел к телу чудовища, взялся за рукоять кошкодера, потянул. Меч с противным хрустом высвободился, из раны потекла густая, с какими-то белесыми комками, слизь. Лезвие сломалось — в ране осталось сантиметров десять клинка. Отбросил кошкодер, ставший бесполезной железкой. Подошел к трупам, разжился новым.

— Здорово ты его, — вдруг сказала Ианна. — Не злишься?

— Злюсь? Чего вдруг? — я посмотрел на нее недоуменно. Арбалетчица фыркнула:

— Понятно. Не в курсе.

— Не в курсе чего?

— Опыт. Получает тот, за кем последний удар. Тот, кто убил.

Я глубоко вздохнул. Не то чтобы я сильно разозлился, но понять, что все эти прыжки, удары о стены и потолок, переломы в итоге не принесли никакого профита...

— Дроп с него есть какой? — спросил хмуро. Ианна кивнула:

— Есть.

— Что там?

Она отступила:

— Смотри.

Я обошел исполинский труп, разглядывая его брюхо. Сегментное, как у насекомого, каждая пара лап соединена хитиновой пластиной. Ианна вскрыла несколько, выпотрошив темные, осклизлые внутренности. Пол был залит бурой, маслянистой жижей вперемешку с какими-то обломками и кусками плоти. Пищевод и продолговатый желудок вывалены наружу, распороты. В желто-зеленой слизи — полупереваренные кости, черепа, изъеденный коррозией металл. Видно, что она успела здесь поковыряться. Я порадовался, что гугловскую железку, синтезирующую запахи, еще не вывели в серию — вонь тут должна была стоять невыносимая. Разгреб останки острием кошкодера... Ничего интересного. Разве что длинный, слегка изогнутый кинжал... но взять его побрезговал — к тому же, прочности у него почти не осталось. Без особой цели прошелся вдоль туловища к голове. Тут брюшные пластины выглядели иначе — разделились на три сегмента, так что стыки вместе образовывали овал, почти в размер человека.

— А это еще нахрена? — Я наклонился, разглядывая стыки. Похоже, соединение подвижное. Ковырнул клинком, поддел, навалился. С сипящим чавканьем, створка поддалась, откинувшись в сторону. Под ней была какая-то полость, темная. По одной раскрыл остальные. Отступил, разглядывая. Подошла Ианна с факелом.

— Ничего так, — прокомментировал я. В полости, высохший, как мумия в саркофаге, покоился труп. Руки скрещены на груди, одежды нет, в плоть вросли десятки трубок, соединяясь сквозь плоть с сосудами и жилами человека. Высохшая, бледная кожа покрыта татуировками — сложная вязь непонятных, зловещих символов. На худой шее тускло поблескивает тонкая цепочка с небольшим темным камнем. Я подхватил ее, подержал камешек на ладони, рванул.

Цепочка не поддалась. Я рванул снова. Бесполезно. Покрутил, выискивая замок — тоже нет. Поднял клинок — перерубить цыплячью, не толще запястья, шею казалось делом нетрудным.

Мертвец раскрыл глаза — две сияющие бледно-желтым монеты, выкинул вперед руки, вцепившись крючковатыми пальцами в мое плечо, обхватив кошкодер прямо за лезвие. Я изо всех сил старался удержать в руках оружие, Ианна откинула факел, подняла арбалет, шагнула в сторону, стараясь выцелить мертвеца. Я отпустил оружие, отпрыгнул назад. Глухо щелкнул арбалет, болт с коротким всхрипом вошел в череп кадавра. Тот, словно не заметив, выбрался из своего саркофага, получил еще стрелу, перехватил оружие и пошел на меня. Трубки тянулись за ним, как жуткая, истлевшая мантия. Третий болт пробил ему висок. Я отступал, зацепился за что-то ногой — сломанный кошкодер. Наклонился, подхватил, едва не упав из-за больной ноги. Кадавр ударил сверху, все-таки свалив меня. Я перекатился, не видя ничего из-за кровавой пелены перед глазами, поднялся, широко рубанул — вслепую, не видя врага, Поднялся, отпрыгнул, снова неудачно приземлившись на сломанную ногу. Щелчок тетивы, еще один глухой удар. Сквозь красноту вижу перед собой кадавра — меч в двух руках, поднят над головой.

Рипост — штука опасная, особенно если не знаешь, умрет ли враг от пробитого насквозь горла или даже не заметит раны. Обломанное лезвие вспороло сухую кожу, разрубило гортань, пробило хрящ между позвонками и вышло наружу. Я рванул лезвие вбок, зацепив краем цепочку, потянув. Она разорвала последнюю лохму высохшего мяса, и голова с глухим стуком, словно пустая коробка, покатилась по полу. Туловище, с поднятым мечом замерло, зашаталось и рухнуло где стояло.

— Видишь, — я медленно поднял клинок, на котором болталась цепочка. — И мне экспы перепало. И лута.

Ианна не ответила, она отступила к стене, прислонилась, опустила арбалет.

— Ты знаешь, что это? — спросил я, широким жестом указав на многоножку и безголовый труп.

— Без понятия.

— Выходит, что эта дрянь — что-то по типу танка, а тот, в наколках — вроде как пилот. Интересно, где-то есть описание мобов?

— Надо искать в игре. Расспрашивать, находить книги, свитки. Обелиски.

— Обелиски?

Ианна посмотрела на меня, как на идиота и отошла к стене. Занялась ногой: стянула сапог, аккуратно распорола штанину от низа до колена. Кусок кости торчал сквозь кожу, уродливо белесый, в темных разводах засохшей крови. Девушка подняла голову, посмотрела недовольно.

— Хреново выглядит, — сказал я. Не самая лучшая фраза в разговоре с женщиной, но ничего умнее не придумалось. Она не ответила, опустила взгляд, осторожно надавила пальцем на кость, зашипела. Отняла руку, несколько раз шумно вдохнула и выдохнула, нажала снова. Чуда не случилось — обломок продолжал торчать. Кажется, это не особо смутило девушку. Она достала из сумки флягу, бинты и пару каких-то жестяных банок. Промыла и протёрла рану, потом открыла банки и тщательно смазала рану их содержимым. После этого, туго перетянула ногу (даже без жгута) и обулась — так, словно с ногой было всё в порядке. Поднявшись на ноги, Ианна стала деловито упаковывать вещи.

— Круто, — сказал я. — Не поделишься?

— Нет, — просто и прямо ответила она, вскидывая арбалет и отступая к дальнему выходу. — Я ухожу. За мной идти не советую — сначала выстрелю, потом стану разбираться. Всё понял?

— Нет не понял. Наоборот, понял, что есть смысл держаться вместе?

— Не имеет.

— Если бы не я, тебя бы прибили тут.

— Это вряд ли.

— Почему так?

Она разрядила арбалет, повесила за спину. Медленно отступила, избегая в полную силу ступать на левую ногу.

— Сам разбирайся. Тут во всем так — нужно разбираться самому, качаться самому, побеждать самому и умирать — тоже самому.

— Да ну, к черту, — остановил я патетику. — Это же мультиплеер! Какой в нем смысл, если нельзя нормально друг с другом взаимодействовать?

— Холодным и стрелковым оружием, — подернула плечом Ианна и, развернувшись, скрылась в проходе. Удаляющиеся шаги сопровождались коротким, сухим эхом.

— Вот ведь дура, — заключил я. Другого ничего ведь и не скажешь. Вздохнул, прислушался, убеждаясь, что шаги её совсем затихли, развернулся.

Обстановка в зале мало изменилась. Огромная туша чудовища все так же валялась рядом, залитая темной, спекшейся кровью. Огонь в светильниках слегка подрагивал — похоже, свозило из распахнутых внизу ворот. Я попробовал слегка опереться на сломанную ногу. От острой боли экран взорвался волной огненных искр, в ушах бешено застучал пульс. Едва не упав, я, опираясь на меч, как на трость, подобрался к трупу монстра. Нашел засевший по самую рукоять панцербрехер. Упершись спиной в челюсть монстра, ухватился за гарду двумя руками, потянул. Оружие долго не поддавалось, но потом вдруг резко освободилось, так, что я едва удержался на ногах. Клинок, не смотря на мои подозрения, остался целым. Отлично. Убрав кошкодер, я оперся на двуручник. Вот. Так намного удобнее.

Теперь нужно было озаботиться лубком для ноги. Хитиновые пластины с брюха чудовища выглядели вполне подходящими. Тем более что оторвать их можно было "чисто" — не испачкав в крови и других выделениях.

Это занятие отняло у меня примерно минут двадцать, но в итоге из двух узких пластин и обрывков одежды кадавров я соорудил себе вполне сносную шину, в которой мог относительно свободно передвигаться и даже наступать на ногу. Интерфейс, оценив мои старания, сообщил:

[Правая нога — оказана первая помощь]

[Скорость: 4]

[Маневренность: 6]

[Усталость: 12]

[Жажда:23]

Похоже, это максимум, что сейчас можно сделать. Присел к стене у светильника, достал флягу. Судя по звуку, почти пустая. Отвинтил крышку, приложился... так и есть. Последние глотки утолили жажду, но воды больше не было. А еще есть царапина на плече, про которую совсем забыл. Кровотечения не было, вот и забыл. Кое-как обеззаразив и перевязав, поднялся. Ну что, надо двигаться.

Внезапно, одна мысль остановила меня. Амулет. Черный камешек, который я снял с трупа "пилота". Он висел на обломке меча... Хоть убей, я не мог вспомнить куда его подевал. Может, игра сама отправила его в сумку? Раскрыл, пошарил — нет, амулета там не было. Обыскал все вокруг — ничего. Черт. Ладно, может глюк какой?

Я обошел труп монстра и направился в распахнутые ворота. Если уж надеяться на респаун, то надо хотя бы что-то полезное найти здесь. Помимо быстрой и унизительной смерти.

За воротами открывался проход на нижний ярус — широкая каменная лестница, круто уходящая вниз. Теперь я, судя по всему, оказался под большим залом храма — еще не под землей, если я правильно оценил высоту цоколя. Глаза постепенно привыкли к темноте, хотя она здесь не была полной — слабое, бледное свечение исходило от стен — слишком призрачное, чтобы найти его источник, но дающее достаточно света, чтобы различать обстановку вокруг.

Лестница вывела меня в галерею с низким потолком, опирающимся на длинные ряды массивных квадратных колонн. Это место казалось пустым и покинутым много десятилетий назад — если забыть о том чудовище, что выползло отсюда буквально час назад. Его следы я отыскал быстро — оно оставило целую дорогу в слое вековой пыли, покрывавшем каменные плиты пола. Пошел по следу, тяжело опираясь на панцербрехер. Лезвие глухо звякало о камень, скрипело, оставляя на нем глубокие царапины.

Следы скоро вывели к логову. Оно было в дальнем конце зала, где фосфорное свечение было слабым. Огромная куча земли и вывороченных камней обрамляла вход в широкую круглую нору. Ее края были усыпаны изломанными, неестественно белыми костями, которые от прикосновения крошились и рассыпались. Вперемешку с ними валялись бесформенные обломки потемневшего от ржавчины железа. Экскременты покойного чудовища, то, что не смогли переварить его потроха. Лезть в нору не было никакого желания — да и смысла. Прошелся вдоль стены, ни на что особо не надеясь, опираясь рукой о шершавый камень барельефов. Здесь в темноте можно было только гадать, что было изображено на них. Да и кому есть до этого дело? Мертвое, заброшенное место, как пустое, высохшее насекомое — даже падальщику нечем поживиться.

Странный, внезапный звук заставил замереть, напряженно сжав рукоять меча. Звук повторился. Так и есть — кто-то звал, окликал из темноты, слабо и несмело. Осторожно, вслушиваясь в каждый шорох, я пошел на голос. Он шел из пролома в стене, узкого, такого, что можно было пролезть только на четвереньках.

— Я слышу тебя, — шептал голос из темной дыры. — Я слышал твои шаги! Ты здесь, рядом... Хвала светлым богам, если они все еще есть где-то во вселенной. Я слышал звуки боя. Ты убил Архонта? Судя по воплям, убил. И тварь, и наездника. Это хорошо... Да, это хорошо! Теперь нам никто не помешает!

— Ты кто? — делать вид, что меня нет было глупо. В дыру я лезть не собирался, но поговорить... Поговорить можно, почему нет.

— Я — Куд, торговец из Неребтума. Это город к северо-востоку отсюда. Ты знаешь Неребтум?

— Нет.

— Все знают Неребтум, последний оплот жизни в северных землях. Ты тоже знаешь, но хочешь меня обмануть, да? Хочешь! Я слышу это в твоем голосе!

Я не стал спорить. Кажется, это торговец, о котором упоминал бородач из Аккаде. Значит все-таки не погиб. Пока не погиб.

— Как ты оказался здесь, Куд? — решил я задать более насущный вопрос.

— Оказался? Я не оказался, я шел. Я думал, Архонт уже умер, умер или ушел. Подземный ход ведет в храм Ашарте, ход который выкопали уже после того, как город оставила жизнь. По улицам бродили сотни безжизненных, уничтожая всякого, кто рискнет войти через городские ворота. Но сокровища Ашарте манили и смельчаки шли — шли, чтобы умереть, отдать свою жизнь мертвецам. Но были и другие — не такие смелые. Они искали иной путь. Они прорыли подземный ход прямо в тайные покои храма. Они забыли об Архонте, решили, что он ушел или умер. Может, они даже не знали, что в храме Ашарте был Архонт. Он убил их всех.. почти всех. Одному удалось спастись. Он вернулся в Неребтум, без денег и правой руки, став попрошайкой и пьяницей. Он продал мне секрет этого хода за три монеты, а через пару недель умер, захлебнувшись своей блевотой в придорожной канаве.

— И ты пошел сюда?

— Не сразу. Прошло много лет, прежде чем я решился. Улицы Акшака опустели — мертвецы расползлись по долине, гонимые жаждой чужой жизни, многих истребили, но не всех. Нежить словно наводнение сошла на город Куту, тогда живой и цветущий на берегу великой реки. Они пришли со всех сторон сразу — и поглотили его. Весь город целиком. Никто не спасся. Не помогли ни стены, ни отважные воины-защитники, не помогло и то, что все, кто мог держать в руках оружие, встали на защиту. Нежити было столько, что она заполнила собой рвы и преодолела стены, выстроив валы из множества тел. Куту пал, а мертвецы рассеялись, уйдя дальше на юг. Рассказывали, что Архонт возглавил тот штурм, и я подумал, что это был Архонт Акшака. Я ошибся. Но теперь, я благодарю светлые силы за эту ошибку.

— Это еще почему? — рассказ торгаша мне показался не очень правдоподобным. Ладно еще мертвецы, штурмующие город — это игра в конце концов. Но поверить, что торгаш полезет сам в логово монстра, надеясь, что его там нет... Такие обычно находят дурачков, согласных на самоубийственную авантюру ради экспы и дропа. Квест в чистом виде. Самому-то зачем лезть? Вообще, не в правилах игродела наделять NPCспособностью самостоятельно решать свои проблемы.

— Если Архонт не ушел, значит что держало его. Возможно — пакт с Богиней. Ашарте могла поручить ему оберегать какую-то святыню, предмет большой важности и силы. И большой ценности, да, да!

— И ты рискнешь его забрать? А как же гнев богини?

Куд засмеялся — противным, визгливым смехом:

— Кто верит, что боги все еще живы? Если и так, то они первыми оставили этот мир. Я не боюсь их гнева.

— И где ты думаешь отыскать эту реликвию?

Торговец закряхтел в своей норе, завозился.

— Ты хочешь забрать его, да? Хочешь забрать! Но ты не найдешь его сам. Только со мной. Я знаю, знаю, куда прячут такие вещи.

— Вылезай, — предложил я ему, — и разберемся вместе.

— Мудрое решение, — Куд снова завозился, скрипя чем-то о щербатый камень. Как гигантский серый червяк в рваной, бугристой шкуре он выполз из дыры, поднялся на четвереньки, наградив меня быстрым, настороженным взглядом, и, развернувшись, опять забрался внутрь — уже головой вперед. Кряхтя и сдавлено ругаясь, он вытащил оттуда увесистый заплечный баул на жесткой раме. Поднявшись, сноровисто взвалил его на плечи, тяжело подпрыгнул, осаживая его. Потом потянулся к боковому отделению и достал оттуда небольшую лампу. Поставил на пол, сел на корточки. В руках, словно из воздуха появились кремень и огниво. Огонек в лампе, слабый и дрожащий занялся, осветив лицо Куда желтушным светом. Оно было сморщенное, словно печеное яблоко, с глубокими прорезями морщин и складками, в которых терялись глубоко сидящие глаза и безгубый, впалый рот. Скулы покрывала клочковатая седая щетина, длинный нос был уродливо свезен набок. Он поднял голову, рассматривая меня.

— Ты — один из них, — уверенно сказал он. — Теперь понятно, как ты смог убить Архонта. Сколько раз?

Этот вопрос я уже слышал. И, как и в прошлый раз, он казался глупым и бессмысленным.

— Сколько раз что? — решил я не идти на поводу. Куд закашлялся — сухо, натужно. Сплюнул на пол.

— Сколько раз он убил тебя, прежде чем ты убил его?

— Ни разу.

— Ни разу? — торговец скептически наклонил голову. Я почувствовал желание пробить ему голову. Рано. Пусть сначала покажет, где артефакт. А там посмотрим. Я молча стоял, опираясь на гарду панцербрехера.

— Не подумай, что я хотел тебя оскорбить, — Куд и без того сгорбленный под тяжестью своего наспинного сундука, согнулся еще ниже, — но я никогда не слышал, чтобы Архонта победили один на один.

— Нас было двое, — я решил не искажать действительность. — Что ты знаешь об этих Архонтах? Кто они такие?

— Архонты? — Куд поскреб щетинистый подбородок. — Когда-то они были верховными жрецами наших городов. В каждом городе Архонт возглавлял культ бога-покровителя, был проводником божественной воли и воплощением его мощи. А потом... Архонты первыми почувствовали дыхание смерти, первыми поняли, к чему все идет. И одни посвятили себя борьбе с надвигающимся омертвением. Некоторые все еще удерживают свои города, соблюдая границы и сохраняя сияние жизни в их пределах. Другие же, как видно, решив, что борьба бесполезна, решили спасти себя. Могучим колдовством они окутали себя и смертью победили смерть. Они более не живы, но все же и не мертвы.

— Дай угадаю. Разум они не потеряли. И способности свои тоже.

— Так и есть. Легенды говорят, что архонт Акшака колдовством убил тридцать двух безвинных, чтобы сотворить себе оружие и броню, каких раньше не знал мир. Я видел, как это чудовище прошло к раскрытым тобой вратам. Так страшно мне еще никогда не было.

— Представь, как было страшно мне. Кстати, ты не умеешь лечить переломы?

— Переломы? — Куд ногтями поскреб худую, в пятнах и язвах шею. — А как ты их залечишь? Надо ждать пока кости сами срастутся.

— А быстрее нельзя?

— Если быстрее, то тебе нужен колдун или жрец. Ближайших найдешь в Аккаде или в Неребтуме. Неребтум ближе.

Понятно. Ближе, это, конечно, хорошо, но идти туда все равно надо — не за углом же он. И идти не по солнечной лужайке и с бабочками и цветочками.

— Вода есть?

Куд захихикал, почему-то старательно водя ладонями по одежде, словно вытирая их.

— А твоя кончилась, да? Я поделюсь, не бойся. С чего бы мне жадничать — я не хочу умереть из-за глотка воды. Нет, совсем не хочу.

Он полез за пазуху, но я жестом остановил его:

— Нет, сейчас не надо. Потом.

— Как скажешь, — торговец опустил руку и замер, не сводя с меня глаз.

— Ну и где искать эту реликвию? — спросил я.

— Погоди. Не спеши, — Куд переступил с ноги на ногу, глухо громыхнув своим ящиком. — Давай сначала договоримся. Как мы поделим то, что найдем?

— Поровну, — не задумываясь, предложил я. Вообще, мне было плевать, на каких условиях мы сойдемся. Содержимое сундука торговца меня интересовало даже больше, чем какой-то артефакт.

— Честное предложение! Думал, ты попросишь больше, — Куд с сухим, противным шорохом потер руки. — Только вот, не убьешь ли ты меня? Когда я покажу тебе, где реликт? Я бы хотел...

— Ты лучше скажи, как мы будем делить один артефакт на двоих?

— Очень просто, — Куд ответил сразу, без запинки, — Мы продадим его в Неребтуме. Хорошие люди — мои друзья — дадут за него достаточно денег. А деньги делятся легко, можешь не сомневаться. Это и есть моя гарантия — без меня ты не продашь его и за треть настоящей цены.

— А что у тебя в сумке за спиной?

— В сумке? — Куд снова захихикал, сел на пол и выбрался из лямок. — В сумке мои товары. Хорошие товары. Хочешь, я покажу тебе их? Ты можешь взять свою долю моим товаром, я не буду против.

— Доставай, что у тебя есть.

Торговец суетливо сбросил свою сумку, завозился со множеством шнурков и узелков на её карманах. Первым делом он достал и зажег еще одну лампу, побольше. В образовавшемся кругу света он постелил на пол темную, заскорузлую тряпицу, на которую стал выкладывать свои сокровища. Выглядели они странно.

Сначала Куд разложил на ткани три желтоватых пластины, каждая размером с сигаретную пачку с вырезанными на них символами, чем-то похожими на клинопись. Я коснулся одного из них, на которой изображены были четыре скрещенных клина.

[Храмовая табличка Самуа]

[Священный знак "небо". Изготовлен жрецами Ашшурбанипала в Эпоху Богов]

[Владелец знака способен один раз за прохождение светила по небосводу полностью избавиться от усталости]

Пояснения интерфейса меня заинтересовали. Я коснулся второй таблички

[Храмовая табличка Шарр-Ум]

[Священный знак "Король". Сотворен древним царем Этаной из Киша]

[Сохраняет эссенцию владельца, отчасти препятствуя ее поглощению другими]

— Что это такое? — спросил я Куда. Торговец хрипло хихикнул:

— Большая ценность, очень большая. Мудрецы ушедших времен создали эти таблички, наделив большой силой. Но трудность в том, что мы, жалкие потомки, не обладаем знанием, нужным, чтобы эту силу получить.

— Что ты хочешь этим сказать? — в словах торговца явно проглядывал подвох.

— Только то, что я не знаю, как открыть чудодейственные свойства табличек, — пожал плечами Куд. — Иначе, разве стал бы я их продавать? Нет, не стал. Я оставил бы их себе.

Я перевел взгляд на третью табличку:

[Храмовая табличка Саррак]

[Проклятый знак "Вор". Сотворен жрецами Эн-Уру-Гала во времена падения царства Шурру-Кина]

[Обладатель знака способен высасывать больше эссенции из поверженных врагов]

— Откуда у тебя эти таблички? — спросил я. — Если они настолько древние и ценные...

Торговец перебил меня, осторожно, почти ласкового касаясь дрожащими сухими пальцами желтоватой кости табличек:

— Я — Куд, и я собираю древние реликвии. Какие-то из них являют собой великую ценность, тайну других еще предстоит раскрыть. Я умею ждать, да, умею. Ты готов купить одну из этих чудесных табличек? Я отдам их недорого, почти задаром, при условии, что открыв их тайну, ты поделишься ею со мной.

Предложение, конечно, выглядело заманчивым — возьми сейчас, рассчитайся потом... Но как и любой долг, этот мог обрасти неожиданными процентами, а я до конца не был уверен, что смогу использовать эти таблички.

— Покажи еще что-нибудь, — сказал я. Куд поспешно собрал и спрятал таблички. На их место он выложил что-то похожее на плоский глиняный горшок или тарелку с высокими загнутыми внутрь краями. Рядом с ней легли деревянные бусы из потемневших, гладких цилиндров, за ними — пучок небольших перьев. Я по очереди стал осматривать их, ожидая подсказок интерфейса.

[Чаша Слез]

[Ритуальный сосуд, который использовался жрицами Ининн в их сакральных ритуалах. В такие сосуды собирали слезы дев-послушниц, плакавших о судьбе мира]

[Считается, что вода, набранная в Чашу Слез очищается от всякой скверны]

"Считается, — про себя отметил я. — Значит, как оно на самом деле — хрен его знает".

[Бусы благословения трех ветров]

[Когда-то дерева, из которого были вырезаны эти бусы, коснулось дыхание самого Энлиля. Теперь обладатель бус способен двигаться быстрее и легче]

[Расход энергии снижается на 10%]

А вот это уже выглядело поинтереснее. Я взвесил бусы на руке.

— Сколько ты за них хочешь?

Куд с сухим скрипом потер друг о друга ладони.

-Вещь не особо ценная, но простая и понятная. Все знают, какая от нее польза, все. Любой может воспользоваться. Товар что надо...

— Сколько?

— Двадцать монет золотом, — Куд поднял узловатый палец, — хорошая цена для такой вещи. Только для тебя. Могу записать в счет твоей доли — как смотришь на это?

— Интересно, — сказал я, поглядев торговцу в глаза, — на кой нужны деньги в этом подыхающем мире? Я думал, нужда в них давно отпала...

— Нужда в деньгах сильнее нужды в хлебе, — хихикнул Куд. -Хлебу есть замена, а деньгам замены нет. Разве есть более точное, надежное мерило, абсолютная ценность, которая всегда и для всех важна? Бедняк за монету купит сухарь, богач за сундук золота купит дворец. И тот, и другой нуждаются в деньгах. Один товар может подешеветь, другой — подорожать, но скажи, разве есть разница, стоит ли кувшин пива один медяк или сто золотых? Все равно люди разделятся на богачей и бедняков.

— А кадавру? Кадавру нужны деньги?

— Кадаврну нужно только одно. Только ни один колдун еще не научился превращать эссенцию в крупу или камень, а значит, она не может стать средством расчета.

— Было бы неплохо, если бы смогла, — заметил я. Куд замахал руками:

— Было бы ужасно! Нет ничего хуже денег, которые можно использовать не по назначению! Это противно их природе! В монете не должно быть иного смысла, кроме как в способе оценить!

— Всякое случается, — пожал я плечами, вспомнив про какую-то африканскую страну, где вместо банкнот рассчитывались автоматными патронами. Нигер, кажется.

— Так что ты решил? — спросил торговец. — Берешь? Бери — лучшей цены тебе не дадут.

— Сначала реликвия, — оборвал его я. Куд кивнул:

— Да, да, ты прав. Пойдем. Она должна быть неподалеку.

Засуетившись, он собрал свои пожитки, аккуратно упаковав их в баул. Оставив тот стоять на месте, он двинулся в темноту склепа. Я последовал за ним.

На мой взгляд, от лампы торгаша было больше вреда, чем пользы. Она забивала то слабое сияние, что было здесь повсюду, сама же освещала лишь небольшой пятачок, пару метров в диаметре. Мы шли вдоль стены, назад к норе архонта. Лезть туда мне по-прежнему не хотелось.

Но нет. Куд остановился, не дойдя до норы шагов двадцать, и принялся водить лампой вдоль украшенной рисунками стены.

-Здесь, где-то здесь, где-то здесь, совсем рядом... — бормотал он, водя рукой по шершавому, потрескавшемуся камню. — Вот оно!

Я так и не понял, что он нашел. Куд поставил фонарь на пол, достал из-за пояса небольшой нож и принялся ковырять им стену. Наконец, небольшой квадратный фрагмент поддался и выпал. Куд осторожно уложил его на пол, после чего засунул в открывшийся проем руку, потянул. Что-то тяжело заскрежетало, его ладонь извлекла наружу кольцо на толстой ржавой цепи.

— Хорошо, теперь ты, — загомонил Куд. — Навались со мной!

Он уперся плечом в стену. Я последовал его примеру. Оказывается, толкать тяжести с переломом голени чертовски неудобно. Я давил изо всех сил, но упирался только одной ногой. И все же, стена поддалась. Она ушла внутрь, открыв узкий, темный проем.

— Там может быть стражник, — шепотом произнес торгаш. — Иди первый. И возьми меч покороче, если есть.

— Что за стражник?

— Не знаю! Обычная нежить, таких еще в давние времена сажали охранять реликвиарии. Больше для страха, чем для защиты. Может, там вообще никого нет.

Я посмотрел на него с подозрением. Из темного проема не доносилось ни звука. Если бы так кто-то был, особенно безмозглый кадавр, он бы засад не устраивал. Я подождал несколько секунд. Все так же тихо.

— Больше ничего добавить не хочешь?

— Нет, — мотнул он головой.

— Хорошо, — кивнул я, отставив панцербрехер к стене. Куд попятился.

— Хорошо, — повторил я.

V

From the lips of the blind man

A kiss of decay

The dawn of the iconoclast

A sharpened blade

The conspiracy of the blind — staring dead into our lives of decay

"The Conspiracy of the Blind"

Я резко шагнул к торгашу и, невзирая на боль, двумя руками схватил его за одежду и швырнул в проход. Слышал, как он, взвизгнув, упал на пол, бормоча, поднялся с колен. Ничего больше. Поднявшись, Куд направился вглубь помещения — голос его звучал все тише. Подождав еще немного, я поднял лампу и пошел за ним.

Узкий коридор вскоре вывел в круглое помещение шагов десять в диаметре. В центре стоял небольшой каменный стол — грубая гранитная плита на трех массивных тумбах, покрытая примитивной резьбой и рисунками. Темные пятна и выдолбленные на поверхности каменные желоба, указывали на истинное назначение конструкции. Куд стоял рядом, изучая их.

— Ничего нет, — обернувшись, произнес он. — Я ошибся.

— Какой сюрприз, — кивнул я, подходя ближе. Толстый слой пыли покрывал пол и столешницу. В ней ясно видны были следы торговца. На столе тоже был участок без пыли — кажется, Куд стер его, чтобы лучше разглядеть надписи...

Торгаш смотрел на меня с подозрением и опаской, молчал. Я тоже не торопился со словами. Разглядывал каменную столешницу, пытался понять грубые знаки, выбитые простым долотом.

— Что это? — спросил я наконец.

— Жертвенник, — ответил Куд. — Древнее святилище, которое было здесь с первого дня существования города. Так заведено.

— И здесь ничего не было?

— Ничего.

Я прошелся вдоль стола, искоса приглядывая за торговцем. Он стоял неподвижно, как статуя.

— Кто-то мог разграбить его до нас, — добавил он.

— Архонт? — уточнил я. Куд мотнул головой.

— Нет. Архонт не стал бы.

— А как тогда вор прошел мимо него?

Торговец пожал плечами, потом кивнул в сторону выхода.

— Пора уходить.

Я прошелся вдоль стола в обратную сторону, оказавшись между ним и проходом, сделал шаг навстречу. Куд снова отступил. Я достал кошкодер.

— Что ты задумал? Не глупи!

— Ты меня обманываешь?

Торгаш отступил еще, так что громада стола оказалась между нами. Будь у меня все в порядке с ногой, я бы легко вспрыгнул на него и достал бы урода. Жаль, что нога сломана.

— Успокойся! Успокойся, я не обманываю тебя.

— Что стояло на жертвенном столе?

— Ничего! Там ничего не было, клянусь!

— Не ври! — пытаться достать его было бесполезно, оставалось только попробовать запугать.

— Стой! Стой, — Куд вытянул вперед руки. — Подумай. Тут ничего не было. Ничего. Ты зашел сразу за мной. Тут было темно. Я бы ничего не нашел в темноте.

Еще раз пожалел, что нет кинжала. Кинуть, пока он мешкает, подбежать, придавить. Но кинжала нет. Надо было брать тот, из кишок многоножки. Почему не взял? Брезгливость? В виртуале? Полная хрень. Ладно, черт с ним.

— Пыль на столе. Стерта. Там что-то стояло. Ты взял его и провел по столу ладонью, чтобы размазать след.

— Я просто сослепу наткнулся на стол. Шарил в темноте руками и наткнулся.

— На середину стола?

Куд не ответил, сверлил меня взглядом. Я поставил лампу на край плиты.

— Отдай, то, что взял.

— У меня ничего нет! Возьми мои вещи, весь товар, только не убивай!

Причитания выглядели неестественно. Не то у игры просто был набор записанных фраз, которые она смешивала в зависимости от ситуации, не то Куд врал. Мог врать — понимал, что мне, с моей ногой, до него не добраться. Но и он не мог убежать, пока я не брошусь за ним. Патовая ситуация. Проиграет тот, кто первый ошибется. И сейчас он провоцирует меня на ошибку.

Стоп! Это просто игра. Торгаш — поганый NPC. Он не может хитрить, не может импровизировать. Все его реакции — просто долбанный скрипт, кусок программного кода! Уж точно — не человек. А значит...

Я убрал кошкодер в ножны, поднял руки.

— Хорошо. Я тебе верю. Верю.

— Отойди в сторону! Так, чтобы я мог выйти. Я оставлю тебе свою сумку. Оставлю и уйду. Забирай все.

— Не нужно. Мне не нужна твоя сумка.

— Нет, я все равно не возьму ее. Слишком тяжелая, с ней я не смогу убежать от тебя.

— Я не буду на тебя нападать.

— Будешь. Я вижу по твоим глазам, по твоим горящим, как угли глазам. Будешь! Отойди в сторону!

Я медленно пошел вдоль стола. Куд двинулся в противоположном направлении. В ушах странно шумело — словно кто-то шептал неразборчиво, вязко, как патока, так, что начинали вибрировать кости черепа. Тень торговца в дрожащем свете лампы разрасталась и приплясывала, как живая. Куд был четко напротив меня, мы стояли на одном расстоянии от выхода. Момент наступил.

Я прыгнул вперед, вырывая из ножен кошкодер. Если он застрянет — все, провал. Я упал животом на плиту, проехав по ней, одновременно широко рубанув справа налево. Куд подался назад, но острие достало его, оставив на груди кровавый росчерк. Он замер, ошарашено глядя на темные пятна, растущие на его лохмотьях. Я поднялся на локте и длинным выпадом вогнал клинок ему между ребер. Он захрипел, закашлялся, медленно упал на колени и рухнул навзничь, ударившись головой о край стола. На пыльном граните остался бурый развод, вязкая кровь тяжелыми каплями стекала на пол. Я слез со стола, присел рядом с телом. Готов. Если мой удар и не добил его, то гранит — точно доконал. Череп лопнул, как перезрелая тыква, бурые струи потекли по седым полосам. Подтверждая мой вывод, интерфейс сообщил:

[Эссенция: 91(+1)]

Я перевернул тело на спину, ощупал.

Так и есть. Поганец-таки собирался меня надуть. За пазухой у него лежала небольшая, позеленевшая от времени медная статуэтка. Это была женщина с витыми рогами, обхватившая руками грудь. Из-за патины трудно было различить детали, но статуэтка не казалась грубой или примитивной. Спрятав ее в сумку, я продолжил обыск.

К улову прибавились тугой тканевый кошель с монетами и еще один с серым порошком, опознанным игрой как:

[Пепел домашнего очага]

[Возвращает к воротам последнего города, который покинул владелец]

Интересно, куда он вернет меня: в Аккаде или Неребтум?

Небольшой ножик, которым Куд отковыривал плиту, я засунул в сапог. Кажется все. Поднялся, подхватил светильник и направился к выходу. Остановился, быстро затушил огонь.

Снаружи доносился шум. Кто-то негромко переговаривался, едва слышно лязгало железо. Я замер, прислушиваясь. Голоса вначале были неразборчивыми, но потом говорившие, похоже, двинулись в мою сторону.

— Думаешь, он жив?

— Нет. Живой бы он свой баул не бросил.

— Но почему тогда ничего не забрали? И где тело?

— Не знаю. Видишь, сколько тут следов? Они явно шли куда-то. Что-то искали.

— Какой придурок станет убивать Куда?

— Не знаю! Нуб поганый.

— Он завалил Архонта. Он не нуб.

— Это могли быть разные люди. К тому же, на трупе я не видел следов магии. Может придурку просто повезло.

— Ты в курсе, что он лихо может нас сейчас слышать?

— Да пофигу. Смотри по сторонам.

Я прижался к стене. Двое. Игроки. По ходу, шансов у меня никаких. К тому же, ребята не слишком довольны, что я завалил торгаша. Вариантов было немного. Пытаться прокрасться мимо них в темноте — задача рисковая и бессмысленная — они обыщут подвал даже раньше, чем я со своей ногой успею выбраться из храма. Нагонят и убьют. Выходить на PvP тоже смысла нет. Они явно опытнее и свежее. К тому же, их двое. Остается только опробовать Пепел Возвращения.

Отступил назад, к жертвенному алтарю, достал из сумки мешочек, завозился с тесемками. Шаги все ближе — уже отчетливо слышно, как позвякивают кольчуги и скрипят ремни перевязей. Раскрыл, высыпал немного на ладонь. Что дальше? Интерфейс молчит.

— Тут проход! — приглушенный шепот совсем рядом. — И цвайхендер к стене приставлен.

— Давай мне копье, снимай щит и погнали.

Попробовал пепел на язык, попытался вдохнуть — все бесполезно. Рассыпал перед собой... Порошок заискрился, рассыпавшись мелкими золотистыми блестками, плавно упал на пол, начертив короткую золотую линию. Кажется так. Надо еще.

Высыпал пепел прямо из мешка, ведя рукой справа налево. Яркое свечение искр окрасило комнату желтыми отблесками. В коридоре увидел парня с большим башенным щитом, окованным темной бронзой, в надрубах и царапинах. За щитом виднелась голова в саладе с горжетом, над плечом поблескивал наконечник копья, поверх щита лежал клинок.

Пепел падал медленно, словно сахар сквозь воду. Линия почти нарисовалась, яркая полоса свечения стала подниматься от пола вверх. Парень со щитом рванулся вперед и влево, я подался вправо... Копье встретило меня в движении, на всю длину наконечника войдя в шею чуть ниже уха, пробив с другой стороны височную кость. Тело сразу обмякло, ноги подкосились, и я завалился на спину, соскользнув с острия и залив кровью броню. Странно, но секунду или две я еще видел — видел сапоги моего убийцы и мореное, почерневшее дерево городских ворот в открывшемся наконец портале.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

[Продолжить?]

Кажется, я буду часто видеть эту надпись. Снял Окулус, с шумом выдохнул, посмотрел на часы в телефоне. Половина восьмого. Олег звал к Рене — можно выпить, расслабиться, поделиться впечатлениями. Рене скорее всего уже тоже скачал себе это дело и уже опробовал — правда на обычном мониторе и в офф-лайне. Ну, все равно, будет о чем поболтать. Если, конечно, старт у всех один и тот же.

Я вышел на кухню. Бегемота нигде не было видно — наверное, отчаявшись меня дождаться, убрался спать на свое любимое место под радиатором. На улице было уже темно, я клацнул выключателем, сощурился с непривычки, поставил чайник. Вообще, неплохо было бы поесть, но аппетита пока не было. Решил разогнаться чайком, а потом сварить пельменей или заказать пиццы. В моем квартале имелась отличная пиццерия, курьеры которой не гнушались доставлять еще и пиво. Отличный повод на выходные почувствовать себя хикки.

Клацнул, выпустив струю пара, чайник. Заварив зеленого прямо в чашке, я задумчиво посмотрел в темное окно. На стекле с той стороны поблескивали мелкие капли. Свет редких фонарей отражался в раздувшихся лужах, разрисованных дождем в мелкий кружок. Вернулся в комнату, включил флойдовский Atom Heart Mother, добавил громкости. Вернулся на кухню с телефоном, набрал Олега.

— Э-эм... привет, — он ответил почти сразу, бодро, слегка запнувшись. — Надумал-таки вывалиться из своей игрулины?

— Типа того, — сказал я. — Вы там как?

— В поряде. Давай подтягивайся. И возьми с собой боеприпас. Ноль-пять грузинского вполне покатит.

— Понял тебя. Скоро буду.

Рене жил недалеко — всего в паре троллейбусных остановок. Его двухкомнатная квартира в старой, разваливающейся хрущовке находилась в состоянии перманентного ремонта, хотя лично мне казалось, что это скорее обратный процесс. Нормально обжита была одна комната, в которой Рене с женой проводили большую часть времени, и кухня, на которой безраздельно властвовала Аня. Я, конечно, не был уверен, но по опыту посещений мне казалось, что Рене даже не заходит туда. Оставшаяся комната и коридор представляли собой нечто среднее между ремонтируемой площадью и складом. Часть перегородок была разрушена, в кухню пробит дверной проем, а у дальней стены громоздилась целая куча самых разных предметов, от разобранной мебели и сумок, до посуды, вещей и старого ролевого оружия и доспехов. Все это занимало большую часть свободной площади.

Когда я пришел, посиделки были уже в самом разгаре. Рене и Олег о чем-то оживленно спорили, так, что слышно было даже через входную дверь. Спор был эмоциональный, но вполне добродушный. В ответ на звонок спор несколько поутих, раздались шаркающие шаги и щелчок замка.

— Хау, — приветствовал меня Рене, — мач из зе фиш.

Цитата старого хита конца девяностых вот уже много лет подряд использовалась им в качестве приветствия. Причиной, наверное, была его давняя дружба с Сашей Айвинаром, серьезно увлекавшимся в свое время индейской тематикой. Видимо, в какой-то момент Рене решил, что традиционное "Хау!" слишком просто и коротко и расширил... как сумел. Хотя, все это было только моим предположением. Сам автор приветствия никогда по этому поводу не распространялся.

Раздевшись, я вошел в комнату. Коньяк перешел в руки Олега, лимон для порезки, как самый трезвый я оставил себе, а Аня в качестве взятки получила пачку анчоусов. Стол размещался прямо на кровати — специально оборудованная подставка из ДСП, которую в таком качестве использовали уже очень долго. Вообще, некоторая статичность была присуща этому дому, здесь что-то менялось медленно и неохотно. Разве что компьютер обновлялся регулярно. Олег разлил питье по стопкам, мы выпили. Сбив противный привкус лимонным кружком, я достал из-за спинки кресла гитару, как всегда покрытую изрядным слоем пыли. Петь дворовые хиты желания (да и памяти) не было, а позвенеть что-то для фона я всегда любил.

— Ну что? Рассказывай давай, как жизнь в отпуске? — спросил Рене, шевеля косматой бородой.

Я пожал плечами:

— Равномерно. Ты Abruption еще не пробовал?

— Да как-то, ты знаешь, не поперло меня, — скорчил озадаченную гримасу Рене. — Я такое не люблю, когда тебе сначала показывают, мол, делай что хочешь, а на поверку оказывается, что делать можно только то, что от тебя ждут и только в нужной последовательности.

— Что-то такого не заметил, — пожал я плечами.

— Да ладно! — возмутился Рома. — Только выбрался из этого чертового Стоунхенджа, одна дорога — в деревню. Попробовал куда-то еще — сразу поставили такую монстру, что никак не пробиться. Типа тролля здоровая дрянь, сносит в один-два удара.

— Странно, а я такой не встречал. Ты через лес шел? Хибару бабкину находил?

— Хибару находил, — кивнул Рене. — От нее на юг пошел. А там — караул. Здоровенная махина, вроде Мерзости из третьего Варкафта, помнишь?

— Смутно, если честно. Когда тот Варкрафт был? Я на север пошел, там обычные зомби, но и они пропесочили нормально с непривычки. А как графика?

Рене кивнул Олегу и тот с готовностью разлил по второй.

— Ждал лучшего. Как-то не особо впечатлило. Угловатое, мыльное, анимация так себе. Движения в бою — вообще швах. У авторов какое-то очень свое видение фехтования, веса оружия...

— Знаешь, у меня такое впечатление, что мы о разных играх говорим, — сказал я, подняв рюмку и поглядев сквозь нее на свет. Коньяк по цвету и прозрачности напоминал чай из пакетика. Что как бы намекало на его происхождение. А, плевать. Спирт был не метиловый, а остальное меня сейчас не волновало.

— А тебя, по ходу, зацепило, — заметил Олег.

Я пожал плечами:

— Да как сказать. Игра сделана так, чтобы издеваться над игроком. Никогда не знаешь, что она выкинет, но знаешь, что при любом раскладе будет тебе плохо. Но в это есть какое-то извращенное удовольствие. Как БДСМ виртуальный. А вот ощущение от рукопашки в Окулусе — это что-то особенное. Ни в одной игре такого не было. А на клавомыши как чувствуется?

— Очень странно ощущается, — буркнул Рене. — Не как в аниме, конечно, когда худенькие девочки размахивают гигантскими молотками, но все равно не особо реалистично. Удары по направлениям — верх, низ лево, право, еще укол и финты с отскоком, парирование и рипост. Учитывается замах, но у оружия инерции почти нет, расход энергии бешеный, персонаж выдыхается в три-четыре маневра.

— Что, правда? — поинтересовался Олег.

— От класса зависит, — сказал я. — И от состояния персонажа. Энергия уходит от голода, жажды, усталости, кучи других условий. У меня перс, например, под дождь попал — штрафанули. Модель повреждений очень широкая — переломы, оглушения, болевой шок.... Это тоже все влияет.

— Как по мне, так это перебор, — заявил Олег, разливая остатки коньяка. — Ну, за удачный вечер.

Глухо звякнули рюмки, пальцы потянулись за лимонными полукружиями.

— Как у вас со Светой? — спросил Рене. Вопрос был неожиданный. Иногда роме приходило в голову помочь другим разобраться с их проблемами. Решения он предлагал нетривиальные, и послушать его в принципе стоило. Но вот поступать целиком по его советам было трудновато.

— Никак, — пожал я плечами. — Кончились "мы", теперь есть "я" и "она".

— Уверен? — спросил Рене, прищурившись.

— Вполне, — кивнул я. — Хотя будущего предсказывать не берусь. Жизнь иногда делает резкие повороты.

— Жаль. Я думал, у вас все серьезно.

— Я так не думал изначально, — мотнул я головой и вопросительно глянул на Олега. Тот показал пустую бутылку и пожал плечами. Рене достал сигареты и пошел к окну, где уселся на подоконник и закурил в открытую форточку.

— Светка забавная, — сказал Олег. — За вами прикольно было наблюдать.

— Мне тоже было прикольно,— казал я, убирая столик с кровати. — Какое-то время. Потом перестало. Это не та женщина, с которой я мог бы жизнь прожить.

— А какая — "та"? — спросил Рене с прищуром. Это был его любимый прием, найти способ подковырнуть "панцирь" собеседника и постараться влезть под кожу, спровоцировать на откровенность.

— Та женщина, с которой я мог бы прожить жизнь, — ответил я спокойно, — это женщина, которая родит мне ребенка. Не случайно, а по моему осознанному желанию.

— По-моему ты загоняешься, — заметил Олег.

Я мотнул головой:

— Вы не понимаете. Ребенок переставляет приоритеты. Если он есть, тебе уже не важно, с кем ты будешь его воспитывать. Сам по себе он важнее.

— Спорное утверждение, — со скептической физиономией протянул Олег. Рене, от которого я ожидал более бурной реакции, молча докуривал сигарету, пуская в щель между створками длинные струи дыма.

Разошлись мы минут через пятнадцать. Прошлись немного с Олегом — нам было по пути. Холодный, влажный воздух быстро выветрил из головы алкогольные пары. На часах была половина одиннадцатого.

Дома с порога меня встретил недовольный мяв Бегемота. Я стянул ботинки, снял куртку и прошел на кушню. Насыпав соквартирнику корма, какое-то время изучал содержимое холодильника и нашел его неудовлетворительным. Сотка коньяку под лимон разбудила во мне аппетит. Набрал пиццерию, заказал большую "Четыре сыра" и литр портера. Бегемот неторопливо и с достоинством съел свою вечернюю порцию и удалился куда-то в одну из своих нычек, а я пошел в комнату, разбудил машину, надел Окулус. Привычно кивнул вопросу на экране. Это какой уже раз? Третий. Не так, чтобы много, на самом деле.

Пришел в себя там же — в странном склепе, где завалил Куда и где завалили меня. Даже обидно — думал, хоть до деревни добросит. Открыл лист персонажа. Ну что, хотя бы с переломами разобрался — респаун излечил тело персонажа от повреждений менее существенных, чем смерть. Достал из сапога ножик, срезал бесполезную теперь шину. Поднялся на ноги.

Кошкодер со мной, броня тоже на месте. А вот сумка стоит на столе, распотрошенная под ноль. Все полезное, что было — забрали. Оставили только грязные бинты и хлеб с морковью, замотанные в тряпицу. Потряс флягу — пустая. Прислушался. Вроде бы тихо.

А между тем, пить хотелось. Вообще, статистика выглядела не слишком утешительно:

[Здоровье: 129]

[Эссенция: 86]

[Энергия: 48]

[Усталость: 12]

[Голод: 12]

[Жажда: 28]

Единственное, с чем я мог как-то справиться — это голод. Съел морковку, удовлетворившись результатом, решил хлеб оставить на потом. Вышел из потайной комнаты. Панцербрехер так и остался стоять у стены. Забрал, решив, что в моей ситуации харчами перебирать не стоит. Сумка Куда стояла там, где он ее оставил — естественно, почти пустая. А рядом — бледно-багровым светилась на полу грубая надпись. Символы были незнакомы, но интерфейс обеспечил субтитрованный перевод, стоило мне подойти поближе.

"Идиоту, убившему Куда. Мы помним твое лицо. Каждый раз, когда тебя встретим — будем стараться убить. И передадим это всем, кому сможем. Куда нельзя убивать".

Вот оно как. Можно подумать, до этого все вокруг были дружелюбными и отзывчивыми. В следующий раз еще неизвестно, кто кого убьет. Я вас тоже запомнил.

Порывшись в сумке, попытался найти хоть что-то полезное. Еще пара бинтов, какая-то высушенная травка, которую интерфейс назвал "Корнем Сидарди", не удосужившись добавить свойств. Точильный камень, кремень и огниво. Небольшой моток тонкой веревки. Забрав все в сумку, выпрямился. Куда теперь? Бродить по пустому городу, рассчитывая найти что-то интересное? Не факт, что двое "мстителей" уже ушли отсюда. А подземный ход вроде выводит за стены...

Решение оказалось не лучшее. Ход был узкий, как крысиная нора, но длинный и петляющий, как кишечник. Я потерял счет времени, пока полз по нему — казалось, прошло не меньше часа. Часа в сырой непроглядной темноте. Только факт, что пицца еще не приехала, был каким-то внешним ориентиром, который говорил, что ощущения меня обманывают.

Когда я выбрался, уже рассвело. Действительно, ход начинался в склоне холма, на котором громоздилась уже порядком обветшавшая и полуразрушенная городская стена. Промокшая жухлая трава чавкала под ногами, лишенные коры и веток стволы деревьев торчали как угловатые оплавленные свечи. Поискав немного, я нашел во влажном дерне слабую цепочку следов, уходящую в лес. Тут прошел один человек, прошел в сторону хода. Значит, мои опасения напрасны — парочка не воспользовалась этим путем. Может просто не нашла его. Побрел по следам, озираясь и прислушиваясь. Лес глухо трещал на ветру, стволы медленно, едва заметно качались, одежду трепало, в глаза то и дело бросало пригоршни грязных, мелких капель. Вспомнились слова бородача из Аккаде. Интересно, кто тут обитает, кого мне стоит опасаться?

Вскоре следы исчезли — похоже, ночной дождь смыл их. Но дальше я справился и сам — впереди показалась узкая грунтовая дорога, покрытая темными лужами.

Я брел вдоль покрытой дерном обочины — там было меньше грязи. Дорога постепенно поднималась вверх — карабкалась на большой, пологий холм. Солнца видно не было — все небо затянули низкие темные тучи, обещая скорый дождь. Удивительно, что он еще не начался. С каждой минутой пить хотелось все больше — казалось, во рту действительно пересохло и жгло от влажной взвеси пыли и пепла, стоявшей в воздухе. Хуже всего было от того, что вода была везде вокруг — она стекала бурыми каплями по серым растрескавшимся стволам, собиралась в глубоких черных лужах, текла тонкими извилистыми потоками по склонам вокруг тропы. Но вода эта была темной, смешанной с гнилью и золой, густо укрывшими землю. То и дело персонаж разражался резким, влажным кашлем, словно пытаясь отхаркать пропитанный смертью воздух, исторгнуть его из себя. Я с удивлением ощущал такое же желание — подхватить его кашель, прочистить саднящее горло.

[Жажда: 34]

[Энергия: 42]

С вершины холма, на который забралась дорога, я увидел реку. Она текла величественно и неторопливо, пологий берег густо порос сухим, желто-рыжим тростником, в нескольких десятках метров правее поднимаясь резко и отвесно, обнажая обрыв слоистого ржаво-рыжего известняка. Тропа выходила к броду. На мелководье, во вспенившейся грязно-серой жиже плавал раздувшийся труп. Спустившись к реке, я огляделся. Здесь она была широкой и мелкой, неторопливое течение бугрилось на выступающих гранитных валунах, скользких от слизи. Используя панцербрехер как шест, я вошел в воду. Он быстро поднялась выше колен, до середины бедер, залила сапоги. Сумку повесил на шею, дважды обмотав ремень. К середине вода, казалось, стала немного чище, прозрачнее. Подумав, снял с пояса флягу. Отвинтил крышку, приложил к ней сложенный втрое чистый бинт. Вода набиралась медленно.

[Промок и замерз]

[Усталость: 17]

[Энергия: 31 (-11)]

Неприятно. Наконец, фляга наполнилась — больше чем наполовину, во всяком случае. Выбрался на берег. Вода мутными ручьями стекала с одежды, хлюпала в сапогах. Надо было развести костер, просушиться. Поднялся выше, осмотрелся. На этом берегу остатки леса стояли не так густо, было много упавших деревьев. Отошел от дороги метров на триста, нашел небольшую низину. Кошкодером наколол щепы, нарубил коротких толстых палок. Из мягкого, прелого нутра ствола сделал трут. Когда разжег огонь, силы уже почти иссякли. Усталость навалилась резко, неумолимо. Стащил мокрую одежду, кое-как разложил на бревне у огня, сам лег тут же. К иссушающей жажде добавился голод — желудок крутило, как воротом.

[Энергия: 20]

[Усталость: 21]

[Голод: 14]

[Жажда: 39]

И все же, решил не торопиться. Отпил маленький глоток из фляги, чтобы немного сбить жажду, снял с нее чехол и поставил в угли. Было бы недурно закипятить ее. Пока вода поспевала, съел хлеб. Постепенно, холод отступал, понемногу уходила усталость. Огонь весело потрескивал сырыми дровами. Слишком сильно его не разжигал — экономил топливо. Снова упражняться в колке дров пока не хотелось.

Зазвонил домофон. Не выходя из игры, я снял окулус, и впустил курьера. Пицца слегка остыла по дороге, но была еще вполне ничего. Расплатился, запер дверь и вернулся в комнату. Вскрыл пиво, отпил прямо из бутылки. Надел окулус — вроде пока все тихо. Пиццу ел "вслепую", не снимая шлема. Оказалось, не зря.

Странный шум я услышал секунд за двадцать до. Отложив кусок пиццы, надел шпангельхльм, подхватил панцербрехер. Кто-то крупный и неповоротливый бродил неподалеку, с треском продираясь через редколесье. Меня он, похоже, пока не заметил. Вызвал лист персонажа, быстро просмотрел: усталость успела слегка снизиться, но главной проблемой все еще была жажда. Вытащил флягу из огня, обхватив горячий металл тряпкой. Опрокинул себе в рот, не касаясь губами горлышка — вода уже здорово нагрелась, интерфейс выдал возмущенное сообщение, пригрозив потерей здоровья, но я на него забил. Треск стал громче, к нему добавилось тяжелое, сиплое дыхание. Игрок? Я покосился на сапоги, которые с вывернутыми голенищами повесил на палки у огня. Еще не высохли. Ну что, повоюем босиком.

Осторожно ступая по влажной, мягкой почве, я вышел из низины. Массивный силуэт в тяжелом потрепанном плаще я увидел сразу. Неизвестный стоял ко мне спиной, опираясь на массивную глефу. Широкое лезвие покрывали темные пятна — не то ржавчины, не то спекшейся крови. Не знаю, услышал ли он меня или почувствовал, но стоило мне задержать на нем взгляд, как воин медленно развернулся и двинулся в мою сторону.

Если это и был игрок, то какой-то особенный — лицо его, как у мумии, покрывали бинты — причем так, что не было ни прорезей для глаз, ни для рта или носа. Кисти рук были так же покрыты заскорузлыми, растрескавшимися бинтами, грудь защищала тяжелая, бурая кольчуга, вся в прорехах. Древко глефы покрывал ряд потемневших железных колец, лезвие угрожающе щерилось ломаной кромкой. Только теперь я сумел оценить размеры противника — в нем было не меньше двух с половиной метров роста. Неестественные пропорции — длинные руки, широкая грудь, короткие бочкообразные ноги — не давали оценить его размер на расстоянии.

Я сдвинулся правее, уходя от края низины, воин ускорился, перейдя на тяжелый бег, взял оружие в две руки, ближе к краю — для широких взмахов, надо полагать. Когда между нами оставалось около трех шагов — ударил. Широко, полукругом, так, что пришлось отступить. Инерция сыграла мне на руку. Тяжелое оружие занесло воина, и я успел достать его выпадом с подшагом, вогнав граненый клинок между ребер врага.

Вышло не так хорошо, как хотелось — острие всего на пару сантиметров вошло в плоть — можно сказать, простая царапина. Ответ пришел тут же — возвратом, тяжелым набалдашником основания древка в плечо. Я потерял равновесие, повалился на бок, едва не выронив клинок. Откатился, успев уйти от рубящего сверху. Поспешно поднялся — слишком медленно, следующий удар пришлось принимать на клинок, стоя на одном колене.

Удар едва не выбил меч у меня из рук. К счастью, враг не стал давить, просто занес оружие для нового удара. Я поднялся на ноги, одновременно пырнув его в открытую грудь. Панцербрехер пробил кольчугу и вошел между ребер. Враг замешкался, неуверенно отступил на шаг. Я надавил, вгоняя клинок глубже, меняя угол. Он ушел в тело почти на четверть, вокруг раны расплылось темное пятно, потемнели бинты внизу лица. Воин разжал руки, уронив глефу на землю, потом рванулся на меня, надеваясь на оружие с неумолимым упорством. Прежде чем я успел сообразить, к чему все идет, он выкинул вперед руки и схватил меня за шею. Экран померк, скупая строчка интерфейса сообщила:

[Удушение]

[Здоровье: 10/сек.]

[Энергия: 2/сек.]

Я попытался разжать его руки, но с таким же успехом можно было попытаться сломать железобетонные балки. Вслепую выхватил кошкодер, резанул по сгибу локтя, один раз, другой. Хватка ослабла — ровно настолько, чтобы из багровой темноты проступил силуэт противника. Почти не выверяя, вогнал клинок в шею, прямо под челюсть. В этот момент внизу всплыла короткая надпись:

[Энергия: 0]

И все оборвалось. Пульсирующая багровыми сполохами темнота заполнила экран, управление перестало отвечать. Ждал знакомой надписи, но игра не спешила. Проверил чарлист — пока жив. Снял окулус.

Оказалось, размахивая руками перед Гидрой, сбил бутылку с пивом. Вспенившаяся жидкость разлилась по столу, размочила коробку с пиццей и стекла на пол, залив ковер. Выругался. Пошел на кухню за тряпкой. Удивленный Бегемот вошел в комнату, осторожно понюхал остро пахнущую лужу, брезгливо дернул лапой, вступив в мокрое, отошел.

Вернувшись с тряпкой, я наскоро протер стол, решив, что полом займусь, когда просохнет. Суетливо запихнул в рот оставшийся кусок пиццы, запил остатками пива, сбросил пустую, промокшую коробку на пол и снова надел окулус, уже готовый подтвердить факт очередной смерти персонажа.

Но нет. Я лежал на холодной и мокрой земле, напротив забинтованного с торчащим в шее кошкодером. Кажется, он умер раньше меня. Впрочем, я и сам был недалеко от этого состояния.

[Здоровье: 16]

[Эссенция: 88]

[Энергия: 67]

[Усталость: 13]

[Голод: 7]

[Жажда: 2]

Полоска энергии с каждым судорожным вдохом медленно ползла вправо, наконец, остановившись на цифре 78. Слегка повысилось и здоровье, установившись на отметке в 51. Я медленно поднялся, высвободил кошкодер, вытер его о край плаща убитого. С панцербрехером пришлось повозиться — лезвие прочно засело в груди мертвеца, выйдя из спины почти на локоть. Пришлось тянуть сбоку, низко наклонившись. Плащ, на который я уже построил планы, оказался сильно распорот клинком и залит кровью. Удивительно, но, кажется, убитый не был нежитью — крови было много, и она была красной и теплой. Увеличение эссенции говорило в пользу такой догадки. Так же сзади на поясе нашлась сумка. В ней был узелок с сушеным мясом и сухарями. Фляга на поясе была пустой, но сам факт ее наличия меня очень обрадовал. Кольчуга выглядела гораздо хуже моей, глефу я прикинул, но брать не стал — слишком тяжелая:

[Глефа Безымянного Странника]

[Урон: Рубящий: 200/Колющий: 75/Дробящий:100; Скорость/Энергия: 45]

[Запас прочности: 25/60; Ремонтопригодность: 32]

Моей энергии не хватило бы и на пару ударов, хотя урон и был внушительным. Оставил ее рядом с трупом, накрыв того плащом. Отойдя на пару шагов, вернулся и забрал оружие — если он и правда был живым, то может сейчас подняться. И оставлять ему средство для моего уничтожения было бы глупо.

Вещи у костра успели высохнуть: штаны, подштанники, портянки. Даже сапоги выглядели вполне нормально — во всяком случае, интерфейс не выдавал по ним никаких особых сообщений. Тем не менее, я дал им еще немного времени — достав из узелка пару сухарей и ломоть сушеного мяса, размочил их в теплой воде и съел. От горячей пищи проку, понятно, было побольше, но и сухпай свое дело сделал. Одевшись, я вернулся на дорогу. Она сворачивала на северо-запад, двигаясь по сути почти вдоль русла реки. Похоже, солнце уже поднялось высоко — небосвод светился бледно-серым от горизонта до горизонта, дождливая темнота облаков почти растворилась в этом сиянии, и теперь казалось, что дождь не начнется. Воздух стал водянисто-прозрачным, контрастно вставали голые остовы мертвых деревьев — бесконечное редколесье. На редких холмах слева и обрывистом берегу справа вставали руины неизвестных построек — каменные башни, квадратные с широким основанием, к вершине сужающиеся. Словно древние пирамиды, собранные из идеально квадратных ярусов, углами обращенные к сторонам света, они возвышались величественно и молчаливо. Насколько хватало глаз, не было никакого движения, ни одного признака жизни. Мертвая земля, мертвая до последней своей частички, словно пораженная страшным ядом. Что за катастрофа произошла здесь? Загадка эта занимала мои мысли все чаще. Должен был быть ответ. Возможно, поиск ответа и есть главный смысл игры?

Дорога, обходя очередной холм, почти вплотную подошла к одной из разрушенных пирамид. Я убавил шаг, разглядывая выветренные каменные блоки, исполинские, словно высеченные и сложенные гигантами. Каждый из них представлял собой куб со стороной около двух метров. Строение выглядело покинутым много десятилетий назад. Подумав, я решил подняться наверх, чтобы осмотреть окрестности.

Это оказалось совсем не легким делом. На каждый из блоков приходилось взбираться подпрыгнув и сделав выход на две, что обходилось в 20 энергии, так что на каждой четвертой ступеньке приходилось отдыхать. Взобравшись на самый верх, я обнаружил, что верхний ярус представлял собой что-то вроде огромного сиденья со спинкой и подлокотниками одной высоты. Тот, кто сидел на нем, должен был быть не меньше пяти метров ростом — во всяком случае, так мне показалось. Высота от сиденья до подлокотника была больше метра — мне выше пояса. Опершись на него, я посмотрел вокруг. Огромная неторопливая река извивалась между каменистых берегов. Левый берег был весь покрыт мертвым лесом, прозрачным и безжизненным. На правом, противоположном раскинулась равнина, деревья росли только вдоль побережья. Ниже по течению возвышались темные стены Акшака, города на холме. Пространство за ним было словно затянуто дымом или туманом — голая равнина, больше похожая на пустыню, где глаз с трудом улавливал какое-то шевеление — десятки мелких темных точек, похожих отсюда на муравьев.

Неожиданно, глаз уловил движение на левом берегу — среди деревьев, метрах в пятистах от меня, двигалась небольшая фигурка. На вид это был такой же воин в бинтах — массивный силуэт, широкие плечи, короткое копье в руке. Он шел к дороге и должен был выйти на нее рядом с пирамидой.

После удушения со здоровьем было туговато, потому спускаться я не спешил — на такой высоте достать меня будет не просто. Неизвестный приближался. Теперь, когда нас разделяло не больше ста метров, я понял, что ошибся — в руках неизвестного было не копье, а простая палка, к тому же кривая, а то, что я принял за широкие плечи оказалось внушительным рюкзаком поверх которого был надет широкий плащ. Из оружия у путешественника был короткий меч, болтавшийся в ножнах на поясе. Он, похоже, заметил меня. Вышел на дорогу остановился, задрав голову, махнул рукой. Я махнул в ответ, но с места не сдвинулся.

Путник подошел к пирамиде, снял рюкзак, закинул его на первый ярус, оставил палку у стены, и, подтянувшись, залез на уступ.

— Мне лень влезать на самый верх, — сказал он громко. — Но если ты спустишься, нам не придется кричать.

— Зачем спускаться? — спросил я.

— Поговорить!

— О чем?

Путник задумался, присев на камень и свесив ноги с уступа.

— В тебе осталось так мало жизни, что уже нет нужды говорить с людьми? Нет, не думаю! Ты просто боишься. Боишься, что я нападу.

— Даже если и так! А может, я сам хочу напасть!

— Нападай. Посмотрим, что из этого выйдет.

Мы помолчали немного. Похоже, мой новый приятель никуда не спешил. Он поднес к губам флягу, сделал небольшой глоток, потом достал из-за пазухи какой-то сверток, разложил его на открытой ладони и стал что-то из него есть. Мелкое, вроде орехов или семечек.

— Ты знаешь, что это за пирамиды? — спросил я. Просто так сидеть все равно скучно. Незнакомец поднял голову, искоса посмотрев на меня. Лицо его пересекал уродливый, неровный шрам.

— Это Сиденья Бессмертных стражей. Древние постройки, очень древние. Их возвели еще во времена Забытого царства Аккада. Сторожевые посты для тех, кто охранял берег реки от набегов Каменных исполинов.

— Каменных исполинов?

— Да. Это одна из главных легенд этого мира. Хочешь послушать?

Я достал флягу, отпил, осмотрелся. Конечно, этот тип мог просто тянуть время, пока подойдут его сообщники, но пока вокруг никого не было.

— Валяй. Я не спешу.

— Забытое царство Аккада основал царь Шурру-Кин, великий завоеватель и колдун. Шурру-Кин не был знатного рода, и о его происхождении вообще мало что известно. Легенды говорят, что однажды, река принесла к берегам у города Киш корзину, которую нашел и вытащил из воды храмовый водонос. Он нашел в ней младенца — мальчика, которого счел даром богов, а потому забрал и усыновил. Когда мальчик вырос, он стал храмовым садовником. Он был силен, хорош собой и проницателен, и однажды сама богиня Инанна обратила на него свой взор. Она решила сделать его могущественным царем всех четырех стран света и для того решила наделить особым могуществом. Она велела ему отправляться на юг, в Царство Мертвых, где правил могущественный бог Эн-Уру-Гал и его супруга Эриш-Ких-Гал. У них Шурру-Кин похитил величайший секрет, который сделал его могущественнейшим царем, объединившим все четыре стороны света.

Шурру-Кин. Кажется, я уже слышал это имя — правда совсем не помнил, где. Наверное, Куд болтал что-то такое. Ладно, разберемся.

— И что это был за секрет? — поинтересовался я, уже примерно представляя ответ.

— Способность пить жизнь. Отбирать ее у одних и давать другим. Древний царь стал могущественным, бессмертным колдуном, который, благодаря своей силе мог победить в любой битве. Каждый павший враг усиливал его войско, и каждый павший воин в его рядах так же отдавал свою жизненную силу остальным. После долгих лет походов у Шурру-Кина осталось только тринадцать воинов из тех, кто начинал с ним путь. Но воины эти стали столь могучими, что больше походили на гигантов, чем на людей. Они стали Тринадцатью бессмертными стражами — гвардией Древнего царя.

— А Каменные исполины? Откуда они взялись?

— Эн-Уру-Гал, обнаружив, что Шурру-Кин похитил его секрет, пришел в ярость. Только ему, богу подземного мира, было даровано Ану, создателем Вселенной, право распоряжаться и управлять потоками жизни. Он решил во что бы то ни стало вернуть похищенное. Он и его жена создали новое племя, невероятно могущественное, способное победить Шурру-Кина и уничтожить его империю. Но благословение Инанны все еще было с Древним царем — богиня предупредила его об опасности и указала, откуда придет враг. На его пути, в номе Шадуппум, царь выстроил сторожевые посты — Сиденья Бессмертных Стражей, и посадил на них свою гвардию — ждать нападения.

— И кто победил?

— Бессмертные стражи остановили Каменных исполинов. Хоть эта битва произошла тысячелетия назад, ее отголоски все еще слышны в этой земле — по ночам она стонет и содрогается, темная энергия смерти вырывается из трещин, поглощая все живое. Могущество стражей после победы возросло многократно, а Шурру-Кин уверовал в собственную непобедимость. В те дни взбунтовался город Ниппур, которому покровительствовал сам Верховный Бог Энлиль, Владыка-Ветер, поставленный творцом Ану править над всей Землей. Древний Царь взял Ниппур штурмом и жестоко расправился с мятежниками. Более того, ослепленный собственным величием, он велел разрушить Э-Кур, Дом-на-Горе, главный храм Энлиля, чем прогневал Владыку. Инанна, внучка Энлиля, опечалилась и отвернулась от Шурру-Кина.

— Боги уничтожили его?

— Нет. Прошло много столетий, прежде чем Забытое царство Аккада пало. Но сам Древний царь не смог насладиться властью. Безумие охватило его, безумие и ненасытная жажда. Легенды говорят, что решив уподобиться богам, он поглощал жизнь непрерывно. Но это сделало его не богом, а безумцем, утопившим землю в крови. Кончилось все тем, что собственная гвардия сговорилась против него, пленила и отдала во власть Эн-Уру-Гала. Бог Подземного Мира торжествовал, но победа его была неполной. Секрет, который похитил Шурру-Кин, познали Тринадцать бессмертных стражей, а от них он постепенно распространился по всей земле, породив множество колдунов и захватчиков. В распрях, бунтах и междоусобицах пало Забытое царство Аккад. правнук Шурру-Кина был последним владыкой, тщетно пытавшимся вернуть милость богов. Тринадцать бессмертных стражей покинули Аккад, оставив его беззащитным перед набегами Каменных исполинов. А те разрушили множество городов Забытого царства и обложили другие данью. Никто не вспоминает Забытом царстве сейчас, а столица его стерта с лица земли.

— Погоди, — не удержавшись, перебил я. — Не так давно я был в деревне, которая называлась Аккаде. Название похоже... Хотя она и не тянет на столицу древней державы.

— Погребенная деревня, — махнул рукой рассказчик. — Точного места, где стоял Аккад никто не назовет. Но все знают, что располагался он в тех краях. Оттого переселенцы и выбрали своей деревне это имя. Но хватит разговоров. Ты идешь в Неребтум?

— Зачем тебе знать? — ответил я вопросом на вопрос.

— Если хочешь попасть туда до наступления темноты, лучше поторопись. То, что я рассказал об этой земле — правда. Ночью здесь не выжить.

— А ты?

— Мне нужно всего лишь перейти реку. Я иду в Киш. Если он все еще стоит, конечно.

Он скинул рюкзак и спрыгнул вниз. Взвалив его на плечи, накинув поверх плащ, оперся на палку.

— Подожди! — окликнул его я. Он поднял голову. — Зачем ты рассказал мне все это?

— Ты спросил.

Я спустился на пару ярусов вниз.

— А если я захочу пойти с тобой в Киш?

Он какое-то время стоял молча, опираясь двумя руками на посох.

— Ты убивал других и поглощал их жизнь. Эта печать лежит на тебе и делает твой путь одиноким.

— Я защищался!

— Это не важно. У тебя нет иного пути, кроме пути Древнего царя. И тебя ждет та же участь.

С востока наползали темные облака. Ветер принес первые мелкие капли, влага темными пятнами стала проступать на выветренном камне. Путник спустился с нижнего яруса и, тяжело опираясь на палку, направился к реке. На воде уже появились первые круги, вода помутнела — видно дождь у истоков был куда сильнее. Я проводил своего случайного собеседника взглядом, дождавшись, пока он переправится через реку, после чего спустился с пирамиды и двинулся дальше — к Неребтуму. Во всяком случае, я считал, что иду к Неребтуму — дорога здесь была не слишком торная, но обочины были обильно украшены останками сломанных колес и костей рогатых животных, коров или быков, судя по скелетам. Иногда среди них попадались и людские кости, а совсем редко — те, которые я не мог распознать.

Дождь усиливался. Его пелена стала уже такой густой, что видимость ограничилась шагов до двадцати, не больше. Именно потому я и не заметил путешественника впереди, пока мы не столкнулись, считай, нос к носу.

Столкнулись и узнали друг друга.

Начищенный, но изрядно помятый салад, высокий горжет, башенный щит, закрепленный за спиной, скьявона на поясе. Видно, он услышал мои шаги, потому встречал уже повернувшись лицом.

Замешательство, если и было, продлилось секунду, не больше. "Салад" выхватил клинок, не став утруждать себя возней со щитом. Не стал он и сближаться — экономил силы, веса на нем было немало. Помимо щита — цельная кираса, латные наплечники, наручи и набедренники.

Без щита — это хорошо. Я достал панцербрехер, уложил лезвием на плечо и уверенно двинулся к нему. У меня было явное преимущество в подвижности и дистанции — как ни крути, парень этот в одиночку будет и в половину не так эффективен как в паре со своим приятелем копейщиком. Кстати, отсутствие последнего меня тревожило. "Салад" не кричал, на помощь не звал — а значит, товарищ его или был совсем рядом или давно уже пошел своим путем. Поблизости вроде никого не было, да и прятаться особо было негде, так что, был велик шанс, что драка выйдет честная, один на один.

— На твоем месте я бы убежал, — заявил "салад", когда между нами осталось не больше пяти шагов.

— А я бы на твоем — нет, — ухмыльнулся я. — С такой грудой металлолома сильно не набегаешься.

— Готов второй раз слиться? — он крутнул клинком перед собой, перекинул из руки в руку. На что рассчитывал, я, если честно, так и не понял — но получилось, что с фокусами этими порвал дистанцию и резким выпадом отправил клинок ему под кирасу.

Среагировать он успел, но недостаточно быстро — отскочил, но острие все же вошло в доспешную щель, прорвало поддоспешник... Он попытался уйти вбок, сблизится — слишком медленно. Я с проворотом отступил, рубанул круговым, ударив в плечо. Удар наплечник не пробил, но вышел чувствительным — "салад" на пару секунд замер. Мне этого хватило на новый укол — колющий между кирасой и наплечем. Заскрипело раздираемое железо, клинок застрял, но противник не использовал это для атаки. Он рванулся назад, высвобождая мое оружие и наискось взмахнул скьявонной, словно пытаясь отогнать меня. Прямое лезвие с гудением рассекло воздух, который заструился и поплыл как над раскаленным песком в жару. Эта волна пошла на меня, ударила в грудь, заставив отлететь на несколько шагов, проехавшись спиной по грязи.

Такого поворота я не ожидал. До сих пор Abruption казался мне честной рукопашной игрой без всяких там джедайских штучек. Видимо, я ошибся.

"Салад" бросился на меня, перехватив меч обратным хватом и явно собираясь пригвоздить к земле, как энтомолог — жука. Я откатился вбок. Двуручник выпал, я рванул из ножен кошкодер... бесполезно — кажется защемил ножнами. "Салад" рубанул сверху вниз, я едва успел уйти перекатом, согнулся, достав нож из-за голенища. Второй удар меня таки достал, я выставил руку, которую противник прорубил до кости.

[Кровотечение. Эффекты:]

[Здоровье: -0,2/сек.]

[Энергия: -0,1/сек.]

[Усталость: +0,2/секунду]

[Жажда: +0,5/сек]

Да твою ж мать! Я извернулся, полосонув ножом под коленку "саладу". Удар вышел отличный — он завыл и припал на одну ногу. Сам не понимая как, я кувыркнулся вперед оказавшись у него за спиной. В этот раз кошкодер вышел из ножен легко, движение перешло в удар, рубанув под шею. "Салад" подался вперед, я ударил снова, в этот раз — зажав оружие двумя руками, сверху вниз. Клинок разрубил горжет и вошел глубоко в шею. Противник харкнул струей крови и упал лицом вниз. Перехватив оружие, я вогнал кошкодёр ему в загривок, перерубив позвоночник.

Какое-то время так и стоял, тяжело дыша, наблюдая, как медленно стекает по руке и клинку моя кровь, смешиваясь с кровью убитого.

[Эссенция: 93]

Сообщение интерфейса сопроводил небольшое облачко пара, поднявшееся из щелей салада. Удивляться и любопытствовать я не собирался — товарищ этого типа мог быть неподалеку. Сел на корточки перевернул труп — потеряв почти всю энергию, тяжелый, гад! — раскрыл поясную сумку. Кошелек, бинты, целебная мазь, отлично! Статуэтка. Моя статуэтка и моя руна мертвого.

— Не повезло тебе, приятель, — я отправил вещи к себе. Флягу странника с речной водой, заменил на флягу "салада". Подумав, снял и шлем — он был получше моего шпангенхелма. Подшлемник оказался залитым кровью, но меня это не смутило — при случае отстираю. Осмотрел трофейный клинок.

[Скьявона]

[Урон: Рубящий: 100/Колющий: 100/Дробящий:30; Скорость/Энергия: 10]

[Запас прочности: 30/45; Ремонтопригодность: 57]

Так и не решив, лучше он моего кошкодера или хуже, прицепил ножны к поясу. Пусть будет два, там разберемся. Стоит соорудить перевязь на спину, но это лучше сделать в более безопасном месте. Скоро парень очнется... и тут меня посетила интересная мысль.

Если он восстановится прямо там, где я оставлю труп, то можно сделать ему "приятное". Я срезал ремни, на которых висел щит и оттащил тело к ближайшему стволу и привязал к нему собственным ремнем "салада": руки завел за спину, тонкий ствол обхватил скользящей петлей. Выбраться самому можно, но придется повозиться.

Башенного монстра, который остался на дороге, я брать не стал — если верить интерфейсу, на руке он жрал по две энергии в секунду и наращивал усталость по полбалла в минуту. Слишком большой расход для меня, а польза сомнительная. Ну да плевать. Надо уходить, и уходить быстро.

Я решил сойти с дороги, углубившись в редколесье на сотню шагов. Из-за дождя разглядеть меня с дороги было бы проблематично. Правда, я и сам мог потеряться, но тут уж приходится выбирать, ничего не поделаешь. Я время от времени останавливался, прислушиваясь, но вокруг было тихо — только дождевые капли глухо булькали в лужах и шлепали по мокрым трупам деревьев. Не знаю, сколько я прошел, но через какое-то время решил выбираться на дорогу. К моему частью, она оказалась прямой и я вышел на нее через те же сотню шагов. Впереди, за горизонтом, в сгущающихся сумерках поднималось рыжее зарево. Похоже, Неребтум был совсем рядом. Я нашел небольшую низинку рядом с обочиной и забрался в нее. Надеюсь, при дисконнекте меня не смогут выпотрошить.

VI

Streets as cracks in the skin

To drink from the night itself

Webs of perdition — crush the rushing earth

The aching void lures — promising rebirth

"Order from Chaos"

Я стянул окулус, какое-то время сидел в темной комнате, тупо глядя в окно, за которым переливалась электрическими отсветами ночь. Город шумел за окном, негромко и монотонно: гудели машины, пульсировали где-то электронные басы, эхом отражались от бетонных многоэтажек чьи-то выкрики, смех. После мертвой тишины Шадуппума все казалось слишком громким. Слишком живым. Я поднялся, взял со стола мобильный. Половина двенадцатого. Пошел в туалет, потом долго держал голову под холодной водой. Все, надо спать. Хватит на сегодня.

Долго не мог заснуть — слишком шумно было. Ворочался с боку на бок. Наконец встал, пошел на кухню. Бегемот недовольно и сонно мяукнул, когда я включил свет. Начало второго. Нет, такими темпами мне до утра не дотянуть. К тому же, очень хотелось есть. Полез в холодильник, обнаружил там остатки колбасы и сыра. Вытащил из шкафа успевший слегка зачерстветь хлеб, соорудил себе бутерброд, сунул его в микроволновку. Поставил чайник, подготовил поршневой заварник. Бегемот выбрался из своего кубла под радиатором, потерся о ногу. Я отрезал ему кусок колбасы, бросил в миску. Кот поглядел косо, подошел, понюхал... есть не стал. Я залил чай кипятком, достал из микроволновки бутерброд.

Еда особого удовольствия не принесла — хрящи в колбасе застревали в зубах, сухой хлеб ранил небо, сыр потек и выпачкал пальцы. И все же, горячее внутрь согрело и успокоило. Я вернулся в кровать, бросив грязную посуду на столе.

Утром проснулся с тяжелой головой, как после похмелья. На завтрак обошелся яичницей, вышел в магазин возле дома, купил свежего хлеба. К девяти утра уже сидел за компьютером, глядя на загрузочный экран Abruption.

Все еще сидел в той низинке. Вокруг было светло — похоже, ночь миновала, пока я был офф-лайн, а вместе с ней миновал и дождь. Оно и к лучшему. Вскоре, местность изменилась: редколесье сменилось плоской как стол степью, густо заросшей высокой, желтой травой. Кажется, трава уже давно высохла и отмерла — она легко ломалась в руках несмотря на пропитавшую ее влагу, листья крошились пальцами в труху. Пройдя метров пятьсот, не больше, я увидел вдали город, обнесенный стенами из бурой глины. Над ним поднимались, сливаясь в одно облако, множество дымных струй. Дорога, по которой я шел, влилась в другую, более торную, с глубокой, утоптанной колеей. Я обогнал одинокую телегу, запряженную косматым быком с короткими рогами и высокой холкой. Возница, сгорбленный, сутулый крестьянин, проводил меня тяжелым взглядом из-под низко надвинутого капюшона.

Ворота Неребтума были раскрыты. Высокие, окованные темным железом, они были украшены поблекшей росписью, изображавшей крылатых существ с туловищами льва и людскими головами, бородатыми в высоких цилиндрических шапках. Стражники на воротах встретили меня молчанием и пристальными, подозрительными взглядами. Они были одеты в длиннополые кольчуги со стальными пластинами на груди и остроконечные шлемы с личинами и кольчужными бармицами. На широких кожаных поясах висели длинные мечи, Руки сжимали круглые железные щиты и короткие, чуть выше роста, копья с гранеными наконечниками. Стража, больше подходящая дворцу, чем воротам.

Внутри город напоминал муравейник. Множество грязных, оборванных людей бродило по узким, извилистым улицами, сверху укрытым навесами или выступающими балконами верхних этажей. Прямо на земле какие-то нищие продавали невообразимый хлам — старую посуду, вылинявшие обноски, растоптанные до бесформенности сапоги. Одни сидели молча, уставившись в землю и скрыв головы под капюшонами. Другие кричали, как ненормальные, хватали прохожих за одежду, тянули к себе, бормоча что-то непонятное. Я видел их руки — вспухшие, с пятнами на коже, отслоившимися ногтями, струпьями неведомой заразы. Лица были не лучше — отекшие, морщинистые, с глубоко запавшими глазами, воспалеными и гноящимися. Какие-то лежали прямо в грязи — не поймешь, спят или умерли уже. Дети, чумазые, костлявые, одетые еще хуже взрослых, копошились у своих домов, игрушки их — грязь и мусор, глаза казались неестественно крупными и белыми на фоне худых, темных лиц.

Я продвигался дальше, вглубь лабиринта тупиков и проулков. Предсказуемо, ближе к центру улицы стали просторнее, а дома — больше. Только нищих меньше не стало. Весь город насквозь пропитался их вонью и сам стал похож на бродягу-прокаженного. Но уже появились в толпе и одетые приличнее — в дорогих камзолах, расшитых и отороченных мехом плащах, в бархатных беретах с перьями. Таких всегда сопровождали люди с оружием — панцири, шлемы, короткие мечи, факелы в железных корзинах на длинных древках. Странно, но огонь здесь жгли везде, хоть стоял день, и было достаточно светло. Огонь горел в светильниках у входов в дома, таких же, как я видел в Акшаке, факелы и чаши на цепочках носили с собой многие горожане. Что это — суеверие или необходимая предосторожность?

Хитросплетение улиц вскоре вывело меня на площадь — точнее, к холму, который здесь служил центральной площадью. На вершине его возвышалось массивное, циклопическое строение. Уже изрядно обветшалое и утратившее былой величественный вид, оно все же внушало трепет: собранное из гигантских, идеально подогнанных блоков, возвышающееся на добрых пятнадцать-двадцать метров, выстроенное с изысканным геометрическим аскетизмом. Первый ярус, самый большой, казался цельным монолитом в семь или даже десять метров высотой. По нему, под строгими, выверенными углами поднимались лестницы. Следующий ярус был меньше и уже имел признаки строения — двери и окна. Третий был самым маленьким и, похоже, был чем-то вроде главного святилища. Храм казался оставленным — не было видно ни стражи, ни жрецов. И все же, над верхним ярусом курился тонкий белый дым. Пологие склоны холма, на котором был возведен храм, были буквально заполнены людьми. Они сидели и лежали прямо на земле, одетые в грязные лохмотья, воздевающие к храму худые руки, поющие молитвы и гимны, рыдающие. Некоторые сидели молча, закрыв глаза и обратив лицо к каменной громаде. Другие лежали ничком, лицом в грязи, вообще не шевелясь. Пилигримы (я назвал их так, хоть и не был уверен), кажется, провели здесь не один день. Тут же виднелись костры и закопченные чаны над ними. Здесь же люди справляли нужду, ели, спали, даже спаривались — как животные у всех на виду. Тех, кто уже умер, крючьями оттаскивали в общую кучу и грузили на телеги люди в кожаных фартуках и безликих масках. Зрелище угнетало. Я смотрел, пораженный настолько, что просто не хватало сил отвернуться и уйти.

— Впервые здесь? — голос за спиной заставил резко обернуться. Передо мной стоял крепкий человек в укрепленной железными полосами стеганке, лысый, с нестриженной, клочковатой бородой. За широкий пояс был заткнут топор с узким, щербатым лезвием и загнутым шипом на обухе. За спиной угадывался круглый деревянный щит. Человек улыбался, и было видно, что у него нет двух передних зубов.

— Впервые, а что? — ответил я. Человек улыбнулся еще шире.

— Город Живых. Так они называют это место. Сюда собираются все, у кого еще есть силы передвигаться. Они думают, что тут спасутся от смерти.

— От ходячих мертвецов?

— И от них тоже. Но ходячие мертвецы — не причина. Они этого не понимают. Не кадавры приносят смерть. Сначала приходит смерть, а они только идут по ее следам.

— Не понимаю.

— И не надо. Я — Бильга, — он протянул широкую, в кожаной рукавице лапу.

— Вад, — мы пожали друг другу руки.

Он указал на одну из уходящих с площади улиц:

— Я знаю одно место, где наливают недорогую выпивку. И мне как раз не с кем посидеть за кружкой. Ты как?

— Не против, — кивнул я. Надо держать ухо востро — наверняка этому Бильге что-то от меня надо. И хорошо если просто поговорить, а не ограбить в безлюдной подворотне. Хотя, мне трудно было представить в этом городе безлюдную подворотню. Даже самую маленькую. Кажется, куда бы ты ни ступил, за тобой следят минимум с трех сторон. Голодными, отчаявшимися взглядами.

Мы пошли сквозь толпу, свернули на улицу, относительно широкую и чистую. Чистую — значит такую, где не справляют нужду прямо тебе под ноги. Бильга шел впереди, уверенный, как ледокол. И все же, спустя пару минут он вжался в стену, едва услышав чей-то выкрик впереди. Послышались глухие удары, лязг железа и тяжелый топот. Прошла всего пара секунд, прежде чем я понял, почему он так поступил.

По улице шли трое. Беглого взгляда на них было достаточно, чтобы понять — это не люди. Огромные, больше трех метров ростом, массивные, с бочкообразными туловищами, в тяжелой латной броне, они шествовали, расталкивая тех, кто не успел убраться с дороги. Двое несли на плечах тяжелые двуручные палицы, один держал руку на висевшем у пояса топоре. Но хуже всего были их лица. Под глухими забралами толком их было не разглядеть, но хватало уже того, что из-под шлемов спускались два похожих на сабли клыка, длинной сантиметров сорок каждый. Когда они прошли мимо меня, я понял, что меховая подстежка под доспехами, вовсе не была подстежкой — слишком явственно бугрились под ней мышцы и натягивались жилы.

— Ни фига себе! — прошептал я. — Это кто?

— Заткнись, пока тебя не услышали, — цыкнул Бильга. — Потом расскажу.

Остаток пути проделали быстро. Таверна оказалась буквально за углом — темные, приземистые двери, рядом с которыми привычно горел светильник. Внутри, в зале с низким потолком стояли прямо на полу столики, вокруг которых были расстелены соломенные циновки. Обходя потолочные балки, мы пробрались к свободному, уселись.

— Я не при деньгах, — сразу решил предупредить, чтобы не было непоняток потом. Заодно и проверить.

— Значит, будешь пить, что дают и сколько дают, — хрюкнул Бильга. — А потом сочтемся. Главное, запомни: кто не платит — тот не отказывается.

Звучало не слишком оптимистично. Бильга стянул рукавицы и сунул их за пояс, грохнул кулаком по столу.

— Хозяин! Кувшин вина!

— Так кто это был там, на улице? — спросил я, осторожно оглядывая помещение. Народу здесь хватало — найти свободное место оказалось не так просто. Одеты местные посетители были немногим лучше тех, кто сидел на улице — разве что меньше грязи было на одежде. Все пили — из плоских засаленных чашек и щербатых кувшинов. Еды на столах я не заметил.

— Бессердечные Воины Дера. Наемники из города далеко на северо-востоке. Опасные ребята.

— Я догадался. А зачем везде жгут огонь?

— Огонь? — Бильга хмыкнул. — Не знаю. Так повелось. Огонь — значит жизнь, я думаю. Может они так хотят отсрочить смерть этой земли?

Я кивнул. Ну что, вступительную часть можно считать законченной.

— Зачем ты позвал меня сюда?

К нашему столику подбежал смуглый, юркий как ящерица мальчуган, поставил на столик кувшин и две чашки. Бильга кинул ему пару монет. Я терпеливо ждал ответа.

— Не спеши. Сначала выпьем, — он разлил содержимое кувшина по чашкам, взял свою, осушил в один глоток, вытер губы рукавом. Я последовал его примеру.

[Дрянное вино Неребтума]

[Усталость: -8]

[Жажда: -13]

[Восприятие: -1]

[Координация: -2]

[Энергия: 99(+21)]

Я поставил чашку на стол, Бильга тут же налил еще. Снова выпили. В этот раз положительный эффект уже не так ощущался, зато отрицательный только усилился. Если так пить и дальше, я упаду под стол еще до того, как мы прикончим этот кувшин.

— Слышал о Гуабе? — спросил вдруг Бильга. Я мотнул головой:

— Нет, не слышал.

— Это порт на берегу Нижнего моря. Его еще называют Чумной Порт.

— Хорошее название. Догадываюсь почему.

— Да-да, — кувшин снова наклонился, наполняя чашки. Выпили. Теперь пойло только снизило восприятие и координацию. Причем на 3 и 5 соответственно.

— Именно через Чумной Порт в Долину Двуречья пришел Рука Эн-Уру-Гала, — продолжал Бильга. — Там он сидит и поныне, направляя вылазки своих слуг. Проклятое место, даже сам воздух там пропитан чумой. Что не мешает сотням слуг смерти бродить по его улицам.

— Прекрасно, — я поднял чашку и стал рассматривать ее. Грубо сработана — темная от множества прикосновений глина еще хранит следы пальцев гончара. Поверхность неровная, шершавая. — И что ты хочешь от меня?

— Прошел слух, что Чумной Порт хотят отвоевать у Руки и уничтожить этот источник заразы. Говорят, что это остановит шествие смерти по Долине. Я сомневаюсь, но Гуаб был очень богатым городом. А когда смерть пожрала его, те немногие, кто успел спастись, не вывезли с собой и малой толики его богатств. И вот, я собираю отчаянных парней, готовых, как Древний Царь прогуляться в преисподнюю и вернуться с барышом. Ты кажешься мне одним из таких парней. К тому же, готов поклясться, ты — пришелец.

— А ты нет?

Бильга рассмеялся, разлил по кружкам вино и поднял свою, салютуя.

— У тебя наметанный глаз. За это стоит выпить.

Глухо стукнули чашки. Я пригубил пойло, но от серьезного глотка удержался. Хватит уже параметры просаживать. Неизвестно, чем обернутся наши посиделки. Вместо этого спросил:

— Слушай, ты с листом персонажа разобрался? Я пока и половины не понял — дурацкие пиктограммы, нет бы обычным текстом все сделать.

Бильга согласно кивнул, скорчив саркастичную гримасу.

— Это точно. Я более-менее раздолбался, могу помочь, если что. Запускай чарлист.

Я вызвал меню персонажа.

— Первые шесть штук — базовые жизненные показатели, — начал Бильга. — Здоровье, Эссенция, Энергия, Усталость, Голод, Жажда. Три последних прямо влияют на Энергию — тупо вычитаются из нее. Энергия падает до нуля — ты отправляешься в нокаут.

— Это я уже выяснил, — кивнул я.

— Хорошо. Здоровье — самый бесполезный параметр. В бою оно просто решает с какого ты удара отвалишься. При хорошем здоровье можешь помереть не с одного удара, а с двух. Но это еще не значит, что сможешь биться, например, схлопотав по голове боевым молотом. Тут в расчет пойдут твои атрибуты, но об этом потом. Здоровье прямо завязано на эссенции. Эссенция, в общем-то, это процентный показатель. То бишь, сколько эссенции у тебя, столько процентов от максимального здоровья ты можешь иметь. И соответственно, эссенции у тебя не может быть больше ста. Погибая, ты теряешь эссенцию, но можешь приобрести, убивая других игроков ну и еще по мелочи.

— Да, это я уже знаю.

— Само собой. Все нубы считают эссенцию чуть не самым важным параметром. Но это не так. Да, ты понемногу теряешь здоровье. В какой-то момент становится тебе совсем плохо — если только...

Бильга сделал многозначительную паузу и разлил вино по кружкам и недовольно хмыкнул, когда увидел, что моя почти нетронута. Выпили.

— "Если только" что? — спросил я.

— Если ты не начнешь идти по другой ветке прокачки. Она открывается, когда Эссенция падает ниже тридцати трех. Прокачка называется "Объятья смерти". Опыта не требует, просто переключает тебя. Здоровье заменяется новым атрибутом "Корпус". Он считается по формуле "100 — Эссенция". А значит, вместо трети очков Здоровья ты получишь две трети очков Корпуса, и с каждой смертью это значение будет увеличиваться. Но тут надо помнить, что если эссенция упадет до нуля, ты все равно станешь Отторгнутым. Все равно, дела твои будут поганые, но с этой прокачкой расклад будет немного больше в твою пользу. Опять же, добавится немного новых свойств — например, Усталость уже не будет влиять на энергию. А голод и жажда... гм... трансформируются в один параметр.

— В какой?

— Avidity. Типа, Алчность, не знаю, как правильнее перевести. Вампиризм или типа того. Короче, тебе надо будет питаться плотью и кровью живых. Но гораздо реже, чем сейчас надо есть и пить.

— А ты откуда все это знаешь? Уже успел попробовать?

— Нет пока. Я неплохо держусь — всего двадцать смертей пока. Общаюсь много. Ладно, давай дальше. Под Базовыми показателями у тебя Атрибуты, всего одиннадцать: Сила, Стойкость, Восстанавливаемость, Скорость, Маневренность, Координация, Восприятие, Интуиция, Хладнокровие, Мораль, Человечность.

— Погоди, а Интеллект?

— Интеллект по идее должен иметься с той стороны монитора, — хмыкнул Бильга. — То, что в играх обычно вешают на интеллект тут распределено между Восприятием, Интуицией и Хладнокровием. С восприятием, думаю, тебе должно быть понятно — как хорошо ты видишь и слышишь, соответственно, как хорошо прицеливаешься. Интуиция срабатывает, когда надо заметить что-то скрытое или необычное, почувствовать опасность. Хладнокровие удержит тебя в сознании, когда вокруг будет совсем жутко. Ну и поможет решить задачи, которые требуют кропотливости и спокойствия — всяческий крафт, починка, работа с механизмами, лечение. Ну ты понял.

— Понял.

— Сила, Стойкость и Восстанавливаемость. Тут все довольно просто, думаю, объяснять не надо.

— Подожди. В чем разница между Стойкостью и Восстанавливаемостью?

— В том самом. Стойкость показывает, сколько ты можешь вынести, а Восстанавливаемость — сколько тебе понадобиться, чтобы после этого прийти в себя. Дальше — Скорость, Маневренность и Координация. Скорость — насколько ты быстрый, Маневренность — насколько верткий, а Координация — насколько хорошо стоишь на ногах. На руках, на голове — не важно.

— А рефлексы, реакция?

— Это на Скорости. Хотя "Молниеносная Реакция" есть как дополнительный трайт. Увеличивает показатель Скорости и Маневренности на ответные действия. Стоит прокачивать, когда в бою ориентируешься на парирование или увороты.

— Оукей. А как работает сама механика? На старте мне параметры выставлять не дали.

— Никому не дают. Выставляешь ты их на первой прокачке. Потом можешь их перераспределить — но это болезненный процесс.

— В смысле?

— В смысле, стоит тридцать эссенции. В основе своей значение каждого Атрибута — это процент, который добавляется к связанным с ним действиям. Например, 15 Сила значит, что ты получишь +15% к урону оружием.

— И это все?

— Не совсем. Есть еще моменты, где проверяется чистый атрибут. Тогда значение его будет (Энергия+Атрибут)%. Чем выше процент — тем выше шанс на успех.

— Как-то фигово получается. Выходит, что вместо того, чтобы качать атрибуты, мне лучше просто выспаться и пожрать?

— Пока да. Но Атрибуты достаточно быстро раскачиваются до серьезных высот. Базовое ограничение — сотка, но говорят, можно прокачать и выше. Вот когда у тебя нужный атрибут будет 75, тебе будет в принципе все равно — отдохнул ты или нет. А энергия садится очень сильно и очень по-разному. Усталость, голод и жажда — только одна сторона. Есть еще проклятия, постоянные штрафы доспехов и оружия, ранения, яды, болезни... Короче целый букет удовольствий. Поехали дальше?

— Поехали.

— Справа — Физическое состояние. Тут разбивка такая: руки, левая и правая, ноги, торс, голова, зрение, слух, метаболизм, кровь, дыхание. Вот это и есть настоящие показатели твоего здоровья, а не та полосочка в самом начале. Два значения на каждый: Статус и Состояние. Статус у тебя пока везде — нормальный. Если, например, сломать руку, то в статусе напротив нее появится "сломана".

— Ну с руками-ногами понятно, а кровь, дыхание, метаболизм?

— На них обычно сказываются болезни, отравления и прочие непрямые эффекты. Поясню: "состояние" — это снова-таки процент, который показывает, насколько эффективно ты можешь использовать ту или иную часть тела. Если с руками и ногами все понятно, ранения головы садят ментальные параметры, корпуса — Стойкость и Восстанавливаемость, то кровь, дыхание и метаболизм часто влияют напрямую на базовые показатели — Энергию, Усталость, Здоровье. Ну и рикошетом задевают атрибуты, причем, никогда не скажешь заранее какие.

— Кстати, ты не рассказал про Мораль и Человечность.

— Да? Может быть. Тут все интересно. Человечность — что-то типа кармы, где 100 — святой, а 0 — дьявол. Эта штука влияет на то, сколько эссенции ты собираешь с трупов. Чем ниже человечность — тем больше урожай.

— Я думал, это зависит от разности уровней.

— И от нее тоже. И от разницы в эссенции между убийцей и жертвой.

— О как. А смысл тогда качать человечность, если выгоднее, когда она низкая?

— Во-первых, если она упадет до нуля, персонаж сойдет с ума и начнет агриться на всех подряд. Типа, совсем без тормозов. Во-вторых, с падением человечности ты постепенно перестанешь получать эссенцию из других источников, кроме убийства игроков. Ну и наконец, с тобой будет общаться все меньше NPC, в том числе торговцев и квестодателей.

— А мораль?

— Мораль... Это типа обратного показателя. Когда ты вступаешь в секту или кабал, ты обязуешься следовать его правилам. Если у тебя высокая мораль, то действия по законам кабала оправдывает твои преступления — и человечность не теряется. Но если ты нарушаешь законы кабала — ты теряешь мораль. Упадет ниже установленного предела — и тебя выпрут из кабала. Насовсем.

— Заморочено как-то.

— Это только так кажется. Многие вещи тут работают как бы "на фоне", просто подталкивая тебя к правильному отыгрышу. Например, если ты глухой отморозок, который режет всех налево и направо, тебе лучше искать кабал таких же красавцев и следовать их кодексу буква в букву.

— А если мораль падает до нуля?

— Та же петрушка, что и с человечностью. Вообще, снизить любой атрибут до нуля — значит потерять персонажа. Так или иначе.

— Интересный расклад ты мне накидал. Кто-нибудь считал сколькими разными способами можно окончательно угробить персонажа в этой игре?

— Не думаю. Сдается мне, даже разработчики не до конца это представляют.

Я огляделся, разминая затекшую спину. Вокруг монотонно гудел народ — негромкие разговоры словно сливались в одно монотонное бормотание огромного существа. Бильга задумчиво покосился на почти опустевший кувшин, вздохнул, и разлил остатки по чашкам. Я шарил по меню персонажа, пытаясь найти кнопку "Level Up" — пусть даже неактивную. Не получалось. Наконец, я сдался.

— Скажи, а прокачка? Как тут уровни поднимать вообще?

Бильга выпил вина и степенно обтер усы пальцами.

— Для этого тебе нужен обелиск.

Опять обелиск. Уже в который раз его вспоминают.

— И что это такое? Как его найти?

— Найти можно. Они есть почти в каждом номе, главное, искать как следует. Наверное, и в окрестностях Неребтума свой имеется — только не знаю, где точно. Обычно, они спрятаны подальше от человеческих глаз — на дне ущелий, на вершинах гор, в глубине пещер. Нужно искать.

— Думаю, мне стоит этим заняться.

Бильга мотнул головой:

— Как раз наоборот. На нашем пути к Чумному Порту будет несколько обелисков. И я знаю точно, где найти минимум три.

Я задумался. Соблазнительное предложение. Оставался только один вопрос. Вопрос, который меня мучил с самого начала беседы.

— Все вроде круто. Чумной Порт, большая пати. Но я кое от кого слышал одну вещь...

— Какую? — здоровяк удивленно приподнял бровь.

— Что в Abruption не ходят партиями. Это игра одиночек.

Бильга нахмурился, постукивая по столешнице ладонью.

— И ты в этом уверен?

Я пожал плечами:

— Последний раз меня убила партия из двух игроков. Так что есть основания сомневаться.

Бильга покивал в такт моим словам, потом перевернул кувшин над своей чашкой. Тонкая струйка быстро иссякла и он, досадливо сморщившись, отставил кувшин.

— Вообще-то правда в том, что игра не слишком любит партийный подход. Если речь, конечно, не идет о тех партиях, у которых на всех эссенции меньше, чем у тебя сейчас. Чем больше эссенции, тем сильнее к ней тянутся Отторгнутые — и тем более страшные отторгнутые пробуждаются от спячки и выходят на охоту. Так что, большая компания нужна, когда собираешься загнать зверька покрупнее. Но кроме этого есть и другие причины. Прежде всего — сами игроки высасывают жизнь друг из друга. Тот, у кого ее больше, постепенно отдает тому, у кого меньше, пока они не уравняются. А в случае смерти, Руны мертвого не остается — потерянная эссенция переходит другому игроку.

— Руна мертвого? — я вспомнил странный амулет, который нашел на месте своей первой смерти. Жаль, что ее отобрали вместе с остальными вещами. — Что это такое?

Бильга пояснил:

— Если тебя убивает Отторгнутый, а не живой, на месте твоей смерти остается такая Руна. Забрав ее и придя с ней к обелиску ты можешь вернуть потерянную Эссенцию. И не важно, чья она — твоя или чья-то еще. Такие дела. Пять процентов, конечно, не самый жир, но иногда и этому рад.

— А сколько теряешь за смерть? — решил я окончательно выяснить все вопросы. Бильга мотнул головой:

— По-разному очень. Зависит от десятка факторов. С мобами обычно это пять процентов — столько, сколько возвращает руна. Но могут снять и больше — зависит от того, на кого нарвался. С Игроками еще сложнее. Человечность твоя, человечность его, разница в уровнях, разница в эссенции... Я сам до конца еще не разобрался.

— А опыт? Как можно посмотреть, сколько у меня опыта? Сколько до уровня?

— Никак. Ты всегда идешь к обелиску наугад. Никогда не знаешь, на сколько прокачек тебе хватит.

— А трайты? Они появляются потом?

— Трайты здесь что-то вроде абилок. Выстреливают при соблюдении тех или иных условий, да еще и приправленных рандомом. Плюс к тому их просто до черта. Так что, найти двух человек с одним и тем же набором почти невозможно.

— Круто.

Бильга снова взглянул в опустевший кувшин, задумчиво пожевал усы.

— Надо бы еще выпить. Но ты, похоже, уже сдался.

— Есть немного.

— Ладно, — он тяжело поднялся со своего места. — Пойдем.

— Куда? — насторожено поинтересовался я. Как показывает опыт, такие приглашения плохо заканчиваются.

— Туда, — огрызнулся здоровяк. — Тебе же надо где-то остановиться? Выходим завтра.

— Я еще не сказал, что согласен.

Бильга пожал плечами:

— Тогда иди к черту, — и двинулся к выходу. Пришлось подниматься и нагонять его. Не очень-то гордый ход, но что поделать. Попытался сыграть на самолюбии — не получилось.

— Погоди, — сказал ему, положив руку на плечо, — сперва мне нужно кое-что продать.

— Трофеи? — ухмыльнулся Бильга. — Резонно. Перед забегом надо облегчаться. И что у тебя?

Подумав, я кивнул на наш столик. Вернулись, уселись. Бильга махнул хозяину. Вскоре появился мальчонка с еще одним кувшином. Широко распахнутые глаза блестели на чумазой мордочке. Бильга сунул ему монету и малец, шлепая босыми пятками по каменному полу, убежал.

Я раскрыл сумку и достал оттуда статуэтку. Бильга замер, приподняв одну бровь. Он не пошевелился, не протянул руки, но, кажется, увиденное его неслабо вштырило.

— ты где ее откопал? — спросил он негромко.

— В Акшаке, — ответил я, не вдаваясь в подробности.

Бильга задумчиво поскреб бороду, потом разлил вино по чашкам и, не дожидаясь меня, выпил.

— В Акшаке, — эхом повторил он. От веселости и разгильдяйства в голосе не осталось и следа. Кажется, он прикидывал варианты. — Я не советую тебе продавать ее.

— Почему?

— Потому что никто в Неребтуме не даст за нее настоящей цены.

— Да? — это было неожиданно. Я не знал, что и думать. Бильга, конечно мог врать, но мог и правду говорить. — Что такого ценного в этой статуэтке?

— В ней может и ничего, — сказал Бильга, подавшись вперед. — И большинство увидит в ней только кусок старой меди. Разве что Куд... но этот шельма все равно обобрал бы тебя... Дело в том, что у тебя в руках идол Рогатой матери Ашарте, и идол не простой. Ты видишь, как сделаны ее ноги?

Я присмотрелся. Форма ступней действительно была странная, и больше всего это походило на туфли-платформы, только со странной угловатой формой подошв.

— Это ключ. Давно потерянный и описанный во многих таблицах и свитках. Ключ зиккурата Дор-Унташ, где покоится царица Тааная, могущественная колдунья. Зиккурат давно заброшен, а город, выстроенный вокруг него, разрушен Каменными исполинами во времена внуков Древнего царя.

— И что, никто до сих пор не сумел проникнуть в эту гробницу? — удивился я.

— Проникнуть? Зиккурат уходит под землю на десяток ярусов, но все их уже выпотрошили, как рыбье брюхо на рыночном прилавке. Нетронутым остался только саркофаг царицы — его так и не смогли разыскать, не смотря на все старания. Свитки говорят, что "место упокоения откроется божественным ключом через сердце царя-возлюбленного Таанаи". Божественный ключ — это как раз твой трофей. Возлюбленный царь — это Ууртан, похороненный в том же зиккурате на одном из нижних ярусов.

— Ты думаешь, в саркофаге царицы есть что-то стоящее? — спросил я, не удержавшись и отхлебнув вина.

Бильга покачал головой, перебирая в толстых пальцах пустую чашку.

— Стоящее? Трудно сказать. Тааная была главным соперником и одновременно — страстной любовницей Шурру-Кина, древнего царя. Она не покорилась ему и ее город, единственный, он не смог взять силой — до самой смерти Таанаи и Ууртана. Сейчас уже не скажешь, что именно удержало тринадцать бессмертных от взятия Дор-Унташа. Но по одной из легенд, изначально их было четырнадцать.

— Хочешь сказать, во время штурма один из бессмертных стражей погиб? Разве от этого остальные не стали бы только сильнее?

Бильга пожал покатыми плечами:

— Я знаю, что это — обрывок легенды. Древней, как говно мамонта, легенды, которую сейчас можно найти разве что на обломке старой глиняной таблички. А вот царица Таанаи могла знать об этом больше.

— Если королева сейчас выглядит так же, как архонт Акшака, — сказал я, пряча статуэтку в сумку, — я бы не хотел с ней встречаться. Да и разговор вряд ли бы у нас получился.

— Как знать, — хмыкнул Бильга. — Только расклад теперь поменялся. Два варианта у нас есть. Первый — мы на пару рейдим Дор-Унташ, лут делим. Без дураков и без посредников.

— А второй? — поинтересовался я. Бильга ухмыльнулся и с хрустом почесал бороду.

— Второй — я говорю тебе, как дойти до Дор-Унташа, а дальше ты справляешься сам. И делить ничего не надо.

— О как, — сказал я. — А один я такой рейд потяну?

— Без понятия, — ответил Бильга с той же противной ухмылкой.

Варианта-то два, но по факту — один. Ну и хрен с ним. На то и мультиплеер.Я протянул Бильге руку. Она почти исчезла в широкой лапище моего новоиспеченного сопартийца.

— Когда выступаем? — спросил я.

— Как и собирались — завтра. Чем раньше, тем лучше. Заночуем у меня. Тебе ведь все равно некуда идти?

— Некуда, — сознался я. Бильга кивнул:

— Теперь есть. Постарайся не отстать и держи ушки на макушке — в городе к вечеру становится неспокойно.

Вышли на улицу — в мутный поток грязных, бессмысленно суетливых людей. Сумерки уже начали сгущаться над городом. От множества факелов стены заросли языками жирной сажи, стража, в темных, засаленных доспехах бродила по улицам, расталкивая прохожих тупыми концами копий, отталкивая щитами. Бильга действовал не намного аккуратнее, не стесняясь отвесить хорошего пинка тем, кто оказывался совсем уж на пути. Улицы петляли, сменяя одна другую, и я уже совсем потерял ориентацию. Неребтум был мало похож на Акшак — извилистый и хаотичный, он казался противоположностью геометрически строгого города богини Ашарте. Приглядевшись, я отметил, что даже на одной улице дома отличаются друг от друга — прежде всего качеством и аккуратностью постройки. Похоже, часть хибар достраивали в разное время и в целом — относительно недавно. Они закрывали и сужали когда-то широкие и ровные улицы, порождая множество отнорков, тупиков и изгибов. Верхние этажи нависали над нижними, часто сходясь друг с другом вплотную, соединяясь хилыми мостками, образуя многоярусный лабиринт, который скрипел и гудел над нашими головами.

— Ты где-то здесь живешь? — спросил я Бильгу, перекрикивая уличный гомон.

— Обитаю, — бросил тот через плечо. — Чтобы обзавестись своим жильем, надо хорошо постараться. Построить свой дом ты можешь только став подданным города, в котором хочешь поселиться — для чего должен получить благословение бога-покровителя этого города.

— Где-то я слышал, что боги оставили этот мир.

Бильга засмеялся — громко, хрипло.

— В этом и есть главная трудность.

Мы свернули на какую-то небольшую площадь, в отличие от большинства улиц вымощенную известняковыми плитами. В центре ее стоял каменный столб, украшенный рядами клинописи от верха до низа. На вершине столба была закреплена плоская каменная чаша, в которой дрожало на ветру ярко-зеленое пламя. Удивительно, но здесь было пусто — только редкие, торопливые прохожие. Никто не сидел у стен, не торговал с земли, не просил милостыню. Удивительно, но в стенах окружающих домов не было даже дверей и окон.

— Что за место? — спросил я негромко.

— Герезманох. Проходим, не задерживаемся.

Мы были почти на середине, в паре шагов от столба, когда кто-то окрикнул нас — низким, утробным голосом. Я обернулся.

Сзади стоял некто, коренастый и широкоплечий, в длинном, ниже колен пластинчатом доспехе и глухом шлеме. На плече он держал странное оружие, чем-то похожее на ацтекский меч, только железный. Впрочем, по граням его так же щерились зазубренные пластины из темно-фиолетового камня. Косматая, стянутая грубым медным кольцом борода торчала из-под уродливой личины высокого, заостренного шлема. Бильга отодвинул меня в сторону, неторопливо достал из-за спины щит, вытащил топор, несколько раз взмахнул им, разминая руку.

— Чего тебе? — спросил он хмуро.

— Ты знаешь, — прогудел неизвестный, перехватывая оружие в две руки. Я достал панцербрехер. Враг казался неповоротливым и тяжело бронированным. Как раз то, что надо. Бильга медленно пошел вперед.

— Будешь драться на священной земле? — поинтересовался бородач. Бильга даже не дрогнул.

— Боги умерли. Святость земли иссякла.

— Так я и думал.

На секунду все как будто застыло — я чувствовал как медленно, словно кровь превратилась в студень, стучит в моих висках пульс. Я двинулся влево, обходя броненосца по флангу. Бильга, подняв щит, пер прямо. Сопоставляя его деревянный кругляш с чугунной балкой в руках противника, я очень сомневался, что он выдержит даже один удар. Значит, нужно было успеть до этого удара.

Все как будто взорвалось — я метнулся вперед и вбок, одновременно делая глубокий выпад, стараясь попасть стык доспеха на боку бородача. Бильга сделал длинный подшаг, слегка наклонив щит от себя и занеся топор для удара сверху. Бородач двинулся навстречу, заведя свое странное оружие влево в исполинском замахе.

Сила удара была такой, что массивный броненосец прокрутился на все триста шестьдесят. Удар пришелся на щит, раздробив его в щепки и не задержавшись даже на долю мгновения. Мой выпад почти достал врага — но уже не в бок, а в грудь, прямо в одну из пластин. С тем же успехом можно было пытаться пробить гранитный монолит. Исполинский меч врезался мне в плечо, швырнул на землю, заставив пролететь пару метров, выронив оружие.

[Правая рука: Онемение: 10 сек.]

[Кровотечение]

[Оглушение: 3 сек.]

Я успел приподняться на локте, когда Бильга, в прыжке, схватив топор двумя руками, опустил его на голову врага. Остатки щита все еще болтались у него на предплечье, но удар вышел страшным — он пробил шлем, заставив бородача пошатнуться и отступить. Его страшный меч упал на плиты мостовой. Бородач мотнул головой, Бильга отпустил застрявшее в шлеме оружие, выхватил из-за спины тонкий стилет и, порвав дистанцию, вогнал его бородачу в глазную щель. Они замерли на какое-то мгновение, потом Бильга вырвал руку со стилетом и темная кровь брызнула на личину из открывшейся раны. Он отступил на пару шагов, наблюдая за противником. Тот согнулся, прижав ладонь к личине. Другой он подхватил топор и высвободил его, швырнув на мостовую. Я поднялся, подхватив панцербрехер. Бородач, залитый кровью и пошатывающийся, медленно отступал. Оружие его осталось лежать на грязно-желтых плитах, рядом с топором Бильги. Тот провожал его спокойным, внимательным взглядом. Наконец, враг скрылся в проулке. Я оперся о панцербрехер, переводя дыхание.

— Почему он не умер? — спросил я. Бильга поднял свой топор, достал из сумки тряпицу и аккуратно протер лезвие.

— Это как раз тот пример, когда Здоровье заменено Корпусом. У него достаточно корпуса, чтобы пережить мои удары — но это не спасает его от контузии и потери глаза. Чтобы победить, не всегда нужно убить. Тем более что убить не так уж и просто, особенно, если речь о серьезном противнике. Пойдем, пока здесь не появилась стража. Боги, может, и умерли, но законы их все еще блюдутся.

Мы поспешно убрались с площади. Минут пять шли в молчании. Я старался не думать об открытой ране в плече. Вокруг окончательно стемнело — только светильники желтыми языками разрывали темноту, резали глаза. В ушах звенело, глаза то и дело заволакивало пеленой. Нужно было остановиться и перевязаться — иначе, дело могло кончиться паршиво.

— Погоди, — окрикнул я Бильгу. Тот обернулся, недовольно хмурясь, потом увидел пятно крови на моем рукаве.

— Чего сразу не сказал?

— Думал, дойдем...

— Меньше думай. Раны надо обрабатывать сразу — если не хочешь остаться без руки.

Он забрался в сумку, достал уже знакомую баночку с мазью, бинты, споро промыл рану, смазал и перевязал ее, потом дал мне глотнуть. Во фляге был алкоголь.

— Вставай, — Бильга подхватил меня под руку. — Идти осталось недалеко.

Мы прошли еще пару улиц, пока не оказались в глухом тупике с единственной, низкой дверью. Бильга с силой ударил в нее кулаком — раз, другой, третий... Наконец, тяжело шорхнул изнутри засов и она раскрылась. В проходе стоял худой, пучеглазый старик в невообразимом рванье. Оглядев меня и Бильгу, он молча отступил, пропуская нас.

Внутри было темно и тесно. Повсюду ощущалась странная возня, словно мы оказались в гнезде крупных грызунов. Бильга протащил меня сквозь этот шевелящийся мрак и, неразличимый во тьме, отпер скрипучий замок. Когда дверь закрылась за нами, он чиркнул огнивом и разжег куцый масляный светильник. Несмелый огонек бросил на его угловатое лицо длинные тени.

— Лучше тебе не видеть, что там, — он кивнул на дверь. Я не стал спорить.

— Я вывалюсь, — сообщил через секунду. Бильга кивнул:

— Можно. Когда вернешься?

— Часов через восемь.

— Добро. Давай.

VII

Infected forever — we hide inside the hive

Grey and faded — hibernated lives

A moment without presence — as we fall in line

Lost in the maze — of iron must be the night

Of iron must be the night

"The Book Of Sand"

Голова раскалывалась от усталости, но уснуть никак не получалось. Ворочался с боку на бок, чувствуя, как сухо стучит в затертую наволочку пульс на виске. Жесткая, только после стирки ткань неприятно трет щеку. Через окно на потолок падает рыжий прямоугольник — вдоль дома проезжает машина, свет фар попадает в комнату всего на несколько секунд, но этого достаточно, чтобы глаза сквозь веки среагировали на него. Я открываю глаза и смотрю в потолок, уже потемневший, белый цвет, смешиваясь с темнотой, становится серым, как пепел. Нет, так не пойдет.

Я встал, не включая свет, вышел на кухню. Там зажигая лампу над кухонным столом, поставил чайник. Бегемот сонно щурился на меня из своего закутка. Зеленый чай с мятой — вот что мне сейчас нужно. Мяты нет — откуда она возьмется? Есть настойка мяты перечной. Не совсем то, но пойдет, наверное. Эту дрянь мы обычно бавим с водкой — пузырек настойки на пол-литра. Получается отлично — пьется легко, не требует закуски и пробивает сразу и без разговоров. Но с чаем должно тоже получиться нормально. Почти как кофе с коньяком, только не кофе и без коньяка. И эффект противоположный.

До сих пор не укладывается в голове, что просидел за игрой двенадцать часов подряд. Казалось, времени прошло совсем немного. И никто ведь не позвонил... Пришлось сообразить ужин из полуфабрикатов. Потом, без душа сразу — в кровать. Лучше бы в ванной повалялся часок, честное слово.

Откупориваю пузырек зубами, отливаю в чашку щедрой рукой. Комнату заполняет острый, холодящий ноздри аромат. Обеспокоенный Бегемот просыпается, выбегает ко мне, начиная требовательно мяукать.

— Чудак, это же не валерьянка, — я добавляю ложку сахара, чтобы усугубить чудовищное кощунство над древним напитком, бездумно колочу в чашке ложкой, словно загипнотизированный. Кто-то на верхнем этаже шаркает тапками по полу — ночью это особенно хорошо слышно. Смотрю на часы — половина второго. Детское время. Еще есть шанс отоспаться.

Возвращаюсь в комнату, забираю со стола телефон. Зачем? Просто так — уже сформировалась привычка везде таскать его с собой. Помню, один мой приятель говорил, что телефон уже не телефон. "Это портативный медиа-центр". Ну, типа того. Идешь в туалет — серфишь в нете. Едешь в метро — читаешь очередную хитовую книгу. Стоишь в очереди — репостишь в фейсбуке чей-то дебильный прикол.

Отпил из чашки — вкус получился тот еще, с мятой явно переборщил. В носу засвербило, чихнул, отогнав Бегемота. Зажег экран.

У вас одно новое SMS.

Долбаные спамеры. Даже ночью от вас покоя нет. Полез в меню, намереваясь удалить сразу, не читая.

Света (1) 01:24

Выходит, только что пришло, пока я на кухне с чаем возился. Нет, точно, ничего хорошего там быть не может. Не бывает ничего хорошего в эсэмэсках, отправленных во втором часу ночи. Задумчиво смотрел на выделенную жирным строчку среди ряда бессмысленного рекламного спама и сообщений об операциях с карточкой. Чего тебе надо? Уже два месяца ведь прошло. Ну, почти два. Могла бы в личку написать, в ВК или ФБ.

Палец завис над экраном. Что-то удерживало, не давало коснуться. Да что за фигня! В этом нет ничего страшного. Скорей всего какая-то глупость. Это же Светка — избалованная, самовлюбленная девочка, которая кусала за губы при поцелуе, если ей что-то вдруг не нравилось, которая могла купить себе подвенечное платье в день рожденья и отправиться в нем бродить по ночному городу в компании с подругой. Могла позвонить вечером и проговорить до самого утра. Удивительно, сколько денег уходило в наш первый с ней месяц. Мы могли говорить по пять-шесть часов подряд. Говорить у нас получалось хорошо. А вот с остальным как-то не ладилось. Это удивительно, как сильно человек любит сам себя. Настолько сильно, что иногда просто не воспринимает никого больше. Ну, точнее воспринимает, но только как дополнение, инструмент для себя. Средство. И это еще вопрос, кто из нас был большим эгоистом — мне от нее немного и нужно было. А ей от меня? Я вообще не очень понимал, зачем я ей. Когда я первый раз остался у нее ночевать, мы взяли бутылку шампанского. Я в тот день устал — только вернулся из поездки, потом мы весь день провели на ногах. Пока она была в ванной, я уснул. Вот так прямо на кровати, запрокинув голову, распялив рот и захрапев. Проснулся минут через двадцать, но момент был упущен. Потом были другие ночи, и другие дни. Но, наверное, именно эта, первая, определила курс наших отношений. Курс в пустоту.

Нажал, ожидая идиотского подката в духе "Ты спишь?"

"Я скучаю по нашим ночным разговорам"

Скучает она. А я нет. Весь смысл этих разговоров был в том, чтобы трахнуть тебя.

Или нет?

Два месяца назад ответ на этот вопрос казался вполне однозначным. Теперь, когда все прошло, сам вопрос стал... не таким простым. Инструмент оказался важнее результата. Проблема в том, что мне теперь делать. Одними ночными разговорами ведь дело не ограничится. А все кроме них... Я не уверен, что хочу этого.

Ответить грубо. Ответить вежливо. Не отвечать. Ответить так, как она ждет.

Я отложил телефон, сделал большой глоток из остывающей чашки. Спать совсем расхотелось. Поднял телефон, нажал пару раз, поднес к уху. Нет, Светка не спит. Чокнутая полуночница, прожженная недоготесса, она просто не может спать в такое время.

— Привет, — ответила почти сразу.

— Привет.

— Я тебя разбудила?

— Нет.

— Чем занимаешься?

— Чай пью.

Она помолчала.

— А я в квартире убирала.

Да, это Светка. Убирать в квартире после полуночи — это ее стиль.

— Вспомнила, как мы с тобой разговаривали по ночам. Ты с кем-нибудь встречаешься?

— А ты?

— Мы снова сошлись с Сережей.

Предсказуемо. Она два года встречалась этим типом до меня, потеряла с ним девственность. Не то, чтобы он ей сильно нравился. Парень был замкнутый, молчаливый и скучный сверх меры. Вообще удивительно, что они так долго продержались. Наверное, первое время не было других вариантов, а потом привычка взяла верх.

— Расскажи мне что-нибудь. Ты сейчас на кухне?

— Да.

— Ты одет?

— Типа того.

— Значит раздет. Совсем?

— А ты? — я улыбнулся. Снова Светка включила привычную схему. Она умела возбуждать разговором, при этом не скатываясь в откровенную пошлятину — это была одна из причин для меня так подолгу с ней разговаривать. Она постоянно дразнила, брала на слабо, цепляла. Во всем. Поддевала, унижала, доминировала — всегда на самой грани моей прочности, не отталкивая, а заставляя злиться и стараться пересилить ее, победить, покорить. И естественно, это никогда не получалось. Не в ее интересах было, чтобы получилось. Всегда — чтобы почти получилось, чтобы она позволила, допустила.

— Я в халате. Помнишь, такой толстый, ужасный мужской халат.

— Помню.

Она молчала, ожидая, что я буду развивать тему. Нет, не в этот раз. Я молчал, глядя, как между потемневших бетонных параллелепипедов многоэтажек проносятся редкие желтые сполохи фар. Небо, низкое и монолитное, не освещенное ни одной звездой. Его фиолетовая глубина отсвечивала ржаво-серым, отражая мутное зарево ночного города. Как гигантская стальная плита.

— Когда у тебя последний раз был секс? — перешла в наступление Света. Очень захотелось послать ее. Или просто бросить трубку, ничего не говоря, без злости и оправданий. Да, это лучший вариант. Иначе можно скатиться до глупых выяснений. Как мы расстались? Да вот примерно так. Просто перестали друг другу звонить. Перестали видеться. Она какое-то время искала встреч со мной. Мы иногда виделись — просто на улице или еще где-то. Разговаривали даже. Но уже просто так, без всякого смысла — как разговаривают два случайно встретившихся знакомых. Не потому, что интересно, а потому что так принято.

Она молчала. Не знаю, может, поняла, что сморозила не то. Если бы сейчас она просто сказала "извини", даже походя, вкрутив в какую-то свою обычную ехидную фразочку, все могло бы пойти иначе. Но она не скажет. Она никогда не говорила "извини" — словно такого слова для нее вообще не существовало.

— Знаешь, я, наверное, спать пойду, — вот так всегда. Получается, я извинился перед ней, за то, что не извинилась она. За то, что не дождался ее извинений.

— Ты еще позвонишь?

— Не знаю, — и снова, нужно было отложить трубку, нажать на сброс. Но я держал ее возле уха, ожидая, что скажет Света.

— Позвони, когда узнаешь.

В трубке коротко пискнуло. Отключилась. Я одним глотком допил остатки чая, сплюнув застрявший в зубах лист. Часы на телефоне показали без десяти два. Спать хотелось еще меньше. Вернулся в комнату, не включая свет, смотрел как тускло поблескивает в темноте панель Окулуса. Бегемот осторожно потерся о мою ногу и умиротворяюще мяукнул.

— Да уже все равно, в принципе, — сказал я ему. — Днем отосплюсь.

Негромко загудел кулер, замигали неоново-голубым светодиоды. Засветился экран, прошла загрузка системы. Я включил гидру, надел окулус. Запустил игру.

В тесной конуре, в которую меня привел Бильга, было темно и тихо. Я осмотрелся, но хозяина рядом не было. Поднялся на ноги, подошел к двери. Осторожно толкнул ее. Удивительно, но дверь оказалась незапертой — то ли Бильга был где-то недалеко, то ли сработала игромеханика, не позволив игроку остаться запертым в глухой каморке.

Я совершенно не помнил, в какой стороне выход. Темнота стояла такая, что нельзя было различить даже собственную руку. Осторожно продвигаясь вперед, я натыкался в темное на какие-то углы, кучи тяжелого хлама, наваленные на полу, что-то тяжелое и мягкое, словно мешки с гнилыми овощами. Иногда мне даже казалось, что я слышу тяжелый, давящий запах, висящий в затхлом, неподвижном воздухе. Единственное, чего мне хотелось сейчас — поскорее выбраться отсюда.

Чьи-то руки схватили меня сзади за плечи, потянули назад. Это почти нельзя было различить на экране, только несколько едва заметных в темноте штрихов вдруг резко дернулись вниз и интефейс скупо сообщил:

[Сбит с ног; Маневренность: -5]

На грудь мне запрыгнуло нечто небольшое — что-то среднее между десятилетним ребенком и крупной собакой, причем, я не был уверен, на кого оно больше похоже. Крепкие, как стальная проволока, пальцы вцепились мне в горло, с силой сдавив.

[Удушение]

[Здоровье: 10/сек.]

[Энергия: 2/сек.]

Я ударил его кулаком в бок — до ножа в сапоге было не дотянуться. Бил так сильно как мог, с двух сторон, но звереныш сидел крепко, словно мои удары его вообще не доставали. Я ударил снова — теперь уже в голову, сначала кулаком левой в висок, потом двумя — открытыми ладонями по ушам. Хотелось бы верить, что уши у него именно там.

Это подействовало. Пальцы на горле разжались, он отпрянул. Обеими руками я ударил его в грудь, сбросил с себя, резко отпрянул, волоча ноги по земляному полу, поднялся на корточки. Он снова прыгнул на меня, вцепившись в шлем, упершись мелкими, когтистыми ступнями в грудь. Правой я надавил ему на живот, стараясь сбросить с себя, а левой потянул из ножен кошкодер, еще толком не зная, как буду бить. Выхватывая оружие, ударил яблоком в грудь, звереныш захрипел, разжал руки, свалившись. Я перехватил клинок и резко рубанул сверху вниз. Что-то влажно хрустнуло, тварь под ногами заверещала, как раненная свинья. В этот самый момент кто-то прыгнул на меня сверху, сбивая с ног. Рукоять кошкодера вывернула мне кисть, уперлась в живот.

[Левая рука: Онемение]

Я повалился набок стараясь повернуться в падении, придавить подлого захребетника. Это у меня почти получилось — я прижал его к стене, забив в угол так, что хрустнули кости. Он забулькал, захрипел, но тут заскорузлые твердые пальцы надавили на глазницы, экран на мгновение озарился вспышкой, потом по нему поплыли багряные разводы.

[Зрение: -100/10 сек.; -30 пост.]

Твою мать! Ударил назад локтем, рванулся вперед пытаясь вырваться, рука шлепнула по утоптанной земле, вдруг наткнувшись на что-то. Наткнувшись.

[Острый камень]

[Урон: Рубящий: 0/Колющий: 20/Дробящий:50; Скорость/Энергия: 5]

[Запас прочности: 4/14; Ремонтопригодность: 0]

Пальцы сами сжали обломок, рука рванулась назад, за голову, врезавшись в череп захребетника, ударила раз, потом еще, еще, еще... Наконец лапы на моем лице разжались. Я медленно пополз прочь, нащупал кошкодер, застрявший убогом тельце, высвободил его, опираясь как на посох поднялся. Выбираться отсюда. Скорее.

Шел, не разбирая дороги, сбивая что-то, вызывая недовольную, угрожающую возню в темноте вокруг, готовый каждую секунду к новой атаке. Но никто больше не рискнул напасть на меня. Я почти протаранил тяжелую деревянную дверь с массивным засовом, отодвинул его, рванул тяжелую створу...

Снаружи было темно, но зарево факелов, висящее над городом, казалось, после непроглядного мрака подвала, ослепительно ярким. Я тяжело опустился на ступени, ведущие к входу. В раскрытой двери тут же появился знакомый старик в грязных лохмотьях, ворча, потянул тяжелую створку, глухо щелкнул засовом.

Бильга сидел на небольшом глиняном заборчике разделявшем две расходившиеся в стороны улочки. Рядом прислонился объемистый рюкзак, к которому был приторочен круглый щит. Лысую башку он обмотал серой банданой, а сверху накрыл потертым капюшоном с потрепанными краями в рваной бахроме.

— Что-то ты рано, — заметил он. Я сплюнул:

— Приветливые у тебя соседи.

— Есть такое, — ухмыльнулся Бильга. — По одному бывает рисково ходить. Зато чужие в это логово не сунутся. А со своими... со своими рано или поздно договориться можно. Главное срок отмерять не в днях, а в трупах. Ну что, пойдем?

Я задумался. Вообще я не рассчитывал, что все повернется вот так — сам ведь предупреждал Бильгу, что вернусь не скоро. А тут получается, что он вроде как ждал меня.

— А как ты узнал? — я решил развеять свои сомнения на месте. — Как узнал, что я раньше в игру вернусь?

— А ты как думаешь? — приподнял бровь Бильга.

— Никак не думаю.

— Просто угадал. Думал устроить небольшой забег перед выходом, — постучал бородач ладонью по толстому боку рюкзака, — порешать свои дела. Хотел уже уходить, как тут слышу, возня в логове началась. Ну, я и решил, что ты вернулся.

— Понятно, — кивнул я.

Мы вышли из города еще затемно. Яркие, коптящие языки пламени поднимались над блюдами светильников, трещали в руках стражей факелы. Ворота были заперты, но после того, как Бильга недолго и тихо переговорил со стражем, нам открыли маленькую калитку в боковой створке. Снаружи дохнуло хлопьями серо-черного пепла, который словно снег кружил над равниной. Бильга всмотрелся в сереющий горизонт, нахмурился.

— Хреново, — сказал он коротко и указал на одну из отходящих к востоку дорог. — Нам туда.

— Что "хреново"? — спросил я, подстраиваясь под темп его шагов. Уверенный такой темп, надо сказать. Шагал он широко, отмахивая за раз по метру, не меньше.

— Это, — ответил Бильга, подставив ладонь, на которую тут же налипло несколько черных хлопьев. — Дело пахнет бурей. Нужно обогнуть ее, оставить в стороне. Но пока никак не пойму, откуда она идет.

— Что за буря? — спросил я. — Опасная?

— Как повезет, — дернул плечами Бильга. — Мокрая — еще ничего. Холодно, противно, грязь под ногами, молнией может шибануть... Стандартный набор. А вот сухая... в лучшем случае, попав в нее, через час ты задохнешься от забившего легкие пепла.

— И это называется "лучший случай"? — хмыкнул я. — А что тогда худший?

— Например, можно ослепнуть. В вихре пепел электризуется и потом его искрящиеся хлопья жгут кожу, лезут в глаза, набиваются в рот и нос. Язык распухает, вываливается изо рта, суставы на пальцах вздувает так, что кожа на них лопаются. Нос залепляет, что твоим цементом, так что потом приходится ковырять гвоздем или шилом.

— Чертовски художественное объяснение, — я вглядывался в горизонт, пытаясь рассмотреть признаки приближающейся непогоды. — В таком случае, у меня вопрос. Какого черта мы лезем к дьяволу в пасть?

Билга повернулся ко мне, выщерившись крупными, желтыми зубами.

— А тебе разве не похер на все это? Сама мучительная смерть будет для тебя только уменьшением пары циферок в чаршите.

Такое очевидное объяснение даже заставило меня пожалеть о глупом вопросе.

— Похер, — буркнул я. — Как и тебе.

— Типа того, — как-то странно произнес Бильга, слегка дернув плечом. Жест и интонация были настолько тонкими, что я решил, что это какой-то глюк в анимации или лаг на сервере. — Зато все те, кому не похер, забьются по своим щелям и мешать нам не будут. Даже если буря пройдет от них в паре километров. Можно сказать, нам повезло, Вад. Согласен?

— Типа того, — повторил я ответ Бильги. Ветер нес вихрящиеся хлопья пепла. Влагой вокруг и не пахло, а значит, нагоняла нас так-таки "сухая" буря.

Серо-черная пыль облачками поднималась от наших шагов. Насколько хватало глаз, тянулась безлюдная холмистая равнина, по которой где-нигде торчали высушенные до костяной белизны низкорослые кустарники и карликовые деревца. Это была настоящая пустыня, даже еще более страшная, чем те, что я видел на фотках и в кино. Там они, даже самые жаркие и сухие, все же несли в себе какую-то жизнь — насекомых, жесткую, колючую траву, парящих высоко в небе птиц... Здесь пейзаж казался безжизненным совершенно, без малейшего исключения. Не только живых существ, но даже следов их я не видел.

— Ты какую музыку слушаешь? — спросил вдруг Бильга.

Я даже вздрогнул от неожиданности — долгое молчание и унылый пейзаж погрузили меня в какое-то подобие транса. Вообще, учитывая, что нам предстояло еще какое-то время тащится пешком по пустой локации, желание поговорить было вполне объяснимо.

— Метал в основном. А так вообще разное. А ты?

— Ты по классике или что поновей? Ну там, мелодик метал-кор, пост-хардкор...

— ХК — не металл. Это панковская тема. Я больше по думу, готик-металлу... Пост-метал, сладж, стоунер тоже уважаю.

— А что там, у Down ничего нового не выходило? — спросил Бильга. — После Purple?

— Выходило, — немного удивившись сказал я. — Вторая ЕР-шка. Без названия. Просто "IV, part 2".

— И как она? — в голосе Бильги послышался интерес.

Я пожал плечами:

— Знаешь, то, что там Фил горлопанит, уже не решает. Раньше я думал, что там Пеппер Кинан банду тащит, а выходит, что музыку Down на II и III делал именно Кирк.

— Это тот бородатый жиробас из Crowbar?

— Ну да. Мне Кроубар никогда не допирал, а музыка Даун на первых трех плитках всегда казалась ближе к Corrosion of Conformity. А по ходу, как Кирк из Down свалил, музло у них вообще никакое стало. Да, саунд густой, как навоз, да, грув, но, твою мать, на два альбома ни одного риффа который после прослушивания не то, что напеть, тупо вспомнить сможешь. Ни вокальных линий нормальных, ни мелодики, даже соляков почти не осталось внятных.

— М-да... — протянул Бильга. — Ну, может и хорошо, что я их не слушаю теперь.

— Так ты "Purple" слушал? — спросил я, припомнив с чего разговор начался.

Бильга кивнул:

— Ага. Ну, такое, ни о чем.

— Вот! А второй еще хуже. Не, Down был хорош, пока собирался по случаю, в перерывах между основными проектами. Там ребята не парились, не форсили альбомы. Как нагуляли идей годных — записались.

— Да не похоже, чтобы они сильно торопились. "Фиолетовый" они выпустили через сколько, через четыре года после "Тройки"?

— Через пять, — поправил я.

— А Baroness? Что у них? После "желто-зеленого" свежачка не было?

— Пока нет. Но в этом году должен быть. Обложка уже по сети гуляет. Кстати, тоже "Purple".

— Да, прикольно. Я вообще фан Баронессы, — Бильга ладонью стер налипший на лицо пепел, оставив на коже черные разводы. — Крутые чуваки. Как их "Красный альбом" послушал, понял — все, это моя банда. Правда "Синяя запись" уже не так доставила, но последний двухплитник — это вообще круть. Помнишь, на желтом диске предпоследняя тема — там где сильно обработанный соляк под перегруженный бас?

— "Sea Lungs", — кивнул я. — Да, отличная вещь.

— Знаешь, когда вокалер на "синем" перешел на чистый вокал, я слегка напрягся. На "красном" он вообще круто прозвучал, а вот на "синем" получилось не так мощно. А потом на двухплитнике таки распелся.

— Я думаю, аранжировки уже писались более подходящие для такого вокала. Сама музыка мягче стала.

— Не скажи. "Желто-зеленый" пожестче "синего" будет, — заявил Бильга.

— Спорное утверждение, — заявил я. — Мне показалось, наоборот. Особенно "желтый" диск, он вообще очень мягкий.

— Зато там нет соплей с растягиванием одной темы на весь альбом, — возразил Бильга. Я огляделся. Солнце уже должно было подняться, но вокруг, кажется, стало только темнее. Тучи над головой стали ниже, косматей. Пепел уже облепил кольчугу, начинал лезть в глаза и рот. Я достал один из бинтов и соорудил себе что-то вроде маски на нос и рот. Бильга посмотрел на меня и, развязав бандану, тоже соорудил из нее защиту.

— "Красный альбом" у Баронессы очень неровный, — сказал я. — Сразу видно, что первый.

Бильга недовольно замычал, но я не дал ему возразить:

— Я знаю, что были еще "Первый" и "Второй". Но это скорее демки, чем полноценные вещи. Не то. А вот в "Красном" уже банда развернулась. И чего они туда только не запихнули...

— У них всегда много всего намешано. Тем и круты. А как тебе их обложки? Это ж сам Бейзли их рисует...

— Да я в курсе. Он вообще дофига кому обложки рисует. Прикольно. Мне нравится. Стиль чувствуется.

— У меня жена их ненавидела, — рассмеялся в бандану Бильга. — Требовала, чтобы я пластинки убирал, так, чтобы они в пачке стояли, чтоб не видно было.

— А у тебя "Баронесса" на виниле есть? — удивился я. Такие винилы надо было заказывать в Штатах, а они и так не дешевые были, а перевозка могла удвоить стоимость.

— Ага, — кивнул гордо Бильга. — Все.

Потом он вдруг замолчал, уставившись себе под ноги, глядя как поднимается вокруг ступней серая пыль. Я немного удивился, но спрашивать не спешил — может человек просто глаза прятал от пепла...

— Были, — сказал Бильга негромко. — Сейчас уже нет.

— Чего так?

— Обстоятельства, — неопределенно повел он головой, словно шею разминал. — Гляди. Вот оно.

Впереди, на ровной как стол равнине возвышалось уродливое угловатое строение. Хотя, назвать это строением было как-то неправильно. Оно было огромное, такое, что походило скорее на городской квартал, только за глухими стенами и под сегментной крышей. Ветер крепчал, пепла становилось все больше.

— Надо поднажать, — процедил сквозь ткань Бильга. — Иначе накроет.

Я оглянулся. За нашими спинами, поглотив горизонт, надвигалась бурлящая серо-рыжая стена, озаряемая изнутри короткими, бледными сполохами. Она казалась живым существом — слепо ползущим вперед и пожирающим все на своем пути. Почему-то в этот момент мне стало по-настоящему жутко. Словно я был не в игре, не мог в любой момент снять шлем и послать все к чертям.

Развернувшись, я кивнул Бильге и перешел на бег.

До зиккурата мы добрались спустя минут десять ожесточенного бега. Я выжег почти всю энергию и персонаж отчаянно и сипло втягивал воздух сквозь залепленный пеплом бинт. Мы вбежали в арочный проход, когда-то закрытый массивными воротами. Теперь эти ворота валялись под ногами, неведомо какой силой изломанные и уничтоженные — трухлявые, почерневшие от гари обломки. Горелые щепки сухо трещали под ногами, словно крупные насекомые.

Внутри царил полумрак. Сразу за порогом ветер вдруг исчезал, словно натолкнувшись на невидимую стену. Пепел сюда не залетал, пол казался почти чистым, только волнистые разводы мелкого, желто-ржавого песка покрывали узорчатые плиты. Потолок, вопреки тому, что я разглядел снаружи, не был цельным — множество небольших квадратных отверстий пропускало внутрь достаточно света, чтобы можно было разглядеть окружающее пространство. На стенах сохранились полустертые, в сколах, барельефы, на колоннах длинными рядами выстраивались клинописи. Кое-где, по углам я заметил кости — разгрызенные, превращенные в груду острых обломков. Кто-то высосал из них все, что представляло хоть какую-то ценность.

Было слышно, как гулко и пронзительно, сотней разных голосов воет в щелях ветер. Иногда — на удивление редко — через одно из отверстий внутрь попадал пепельный лепесток. Медленно кружась в неподвижном воздухе, он спускался к полу, долго и размеренно, словно странник после долгого путешествия попавший домой.

Иллюзий по поводу неприкосновенности этого места у меня не было. Здесь было достаточно следов — старых и новых. Одни были уже покрыты слоем пыли и песка, но вот другие казались чертовски свежими. Такими, будто их оставили не больше часа назад. Я кивнул на них Бильге. Тот кивнул и спокойно, без суеты снял рюкзак, отвязал от него щит, после чего вернул рюкзак за спину, а щит повесил на руку. Наконец, достав из-за пояса топор, снова удовлетворенно кивнул мне. Я тоже вооружился. Щита у меня не было, но панцербрехер я пока счел излишним, вооружившись верным кошкодером.

— Кто-то решил переждать здесь бурю, — негромко пробормотал Бильга, убрав бандану с лица. — Не лучшее его решение.

Я тоже снял повязку. Пепел залепил ее так сильно, что, подумав, я просто выкинул ее. Пытался рассмотреть следы повнимательнее, но ничего примечательно не узрел — следы как следы, не сказать даже, мужские или женские. Человеческие, это точно.

Мы прошли по ним вглубь зиккурата. Коридоры вели в просторные залы с массивными саркофагами и алтарями — разбитыми по большей части. Идолы, бесцветные от покрывающей их пыли, безучастно созерцали обломки гранита и мрамора, которые раньше служили мемориальными плитами аристократам и жрецам. Истлевшие обрывки погребальных одежд, когда-то роскошных, а теперь ободранных, изуродованных мародерами. Кости мертвецов валялись тут же, разбросанные, как сухие палки. Мы прошли несколько таких зал и, миновав узкий коридор с рядами тонких колонн вдоль стен, вышли к арочному входу, за которым сумрак становился почти непроницаемым. Бильга жестом остановил меняя, поднял щит, скинул капюшон и шагнул в проем. Топор он перехватил ближе к концу рукояти, голову втянул в плечи.

Кто бы от нас не прятался, прятался он тут — я почти чувствовал это. Место было чертовски удобное для засады, а Бильга сильно подставлялся. У этого парня неслабая вера в себя. Мне бы такую. Или это не вера, а просто тупость? Скоро выясним...

Заваруха началась сразу, как только Бильга вошел в залу. Слева тут же прилетел уверенный выпад, наконечник копья шел четко в голову — и пробил бы ее как поганый арбуз. Но Бильга таки свое дело знал — щит взлетел вверх, сбив наконечник и отправив удар в пустоту. Топор со свистом описал дугу, Бильга провернулся на пятках, глухо скрипнуло железо от удара о камень. Я рванул вперед, протискиваясь мимо Бильги. Что-то коротко и тупо ударило меня в плечо, застряло в кольчуге. Мельком скосив взгляд, я разглядел арбалетный болт. Чертовски знакомый болт, надо сказать.

— Арбалетчик! — заорал я. Бильга теснил парня с копьем — у того не было щита, да и доспех не выглядел особо тяжелым — приходилось двигаться, стараясь удержать дистанцию. Второй болт ударил уже по Бильге, встрял в щите. Здоровяка это даже не замедлило — он продолжал теснить противника, работая топором, как чертов грузовой вертолет. Я отчаянно пытался разглядеть в темноте стрелка. И тут ситуация снова поменялась.

Бильга удачно поймал топорищем древко копья и прижал его к полу, наступил на острие ногой. С потолка раздался странный, протяжный шорох, слишком громкий и отчетливый, чтобы быть просто шумом ветра в камнях. Я заметил силуэт арбалетчика, перебегавшего от одного саркофага к другому, рванул на перехват.

Темное нечто обрушилось на меня сверху, сбило с ног, подняв клубы застарелой пыли. Дезориентированный, я видел только, что надо мной сплелись сразу три или четыре лапы, похожие одновременно и на паучьи, и на звериные. Их покрывала густая шерсть, сочленения венчались когтистыми наростами, а ступни были вооружены длинными когтями. Рядом раздался короткий женский вскрик — похоже, не мне одному повезло обзавестись новым другом. Я извернулся и ткнул кошкодером в извивающуюся надо мной плоть. Когти драли кольца кольчуги, пороли стегу. Клинок прошел легко, похоже, только распоров твари кожу — но и этого хватило — она с мерзким шипением отпрыгнула. Я подскочил на ноги, одновременно описав клинком полукруг — как раз вовремя, чтобы отогнать пауковолка.

— Костоломы! — закричала арбалетчица. И если раньше у меня и были сомнения, то теперь они улетучились.

Это была Ианна.

Второй раз эта гадина пыталась меня убить — а это уже на два раза больше моих лимитов. Я зарычал, снова отмахнулся от разъяренной твари, отпрыгнул, получив пару секунд передышки — как раз, чтобы отбросить кошкодер и выхватить двуручник. Дело пошло веселее — дистанция решала. Со второго взмаха я достал тварь, полоснув ей поперек морды. Она взвыла, ощерилась, обнажив длинные, как кинжалы, зубы. Коротким выпадом я вогнал ей клинок в распяленную пасть, высвободил оружие и простым, но брутальным ударом сверху вниз, отправил костолома к праотцам. Со вторым разделался копейщик, пропоров хребет одним точным уколом. Третьего Бильга искромсал в бесформенное, сочащееся гнойной сукровицей месиво, придавив к стене щитом. Затем мы четверо замерли, сверля друг друга взглядами.

— Будут еще, — хрипло сказал копейщик. — А буря заперла нас здесь минимум на день. Лучше помочь друг другу выжить, чем наоборот.

Он был высокий и худой, как цапля, с уродливо длинными руками. На голове у него был кожаный шлем с железными дугами и клепками, торс прикрывала ламеллярная кожаная броня. Один глаз закрывала грубая повязка, в бурых, запекшихся пятнах.

— Привет, Ианна, — сказал я, загоняя панцербрехер за спину и поднимая с пола кошкодер. — Рад тебя видеть.

— Здоров, Бильга, — девушка сделала вид, что не узнает меня. Удивительно, но Бильгу она знала. Здоровяк отсалютовал ей топором и слегка поклонился.

— Привет, Ия. Кто твой приятель?

— Никто. Я его знаю меньше чем вас.

— Становишься неразборчивой в связях? — саркастично поинтересовался я. Ианна снова не ответила — даже не посмотрела в мою сторону.

— Я — Хорса. И на время бури вы со мной заперты в этом зиккурате, — невозмутимо заявил копейщик. — Лучше нам не ссориться. Тут есть на ком отточить мастерство.

Голос этого долговязого показался мне странно знакомым. Я точно не видел его раньше — такого бы точно запомнил. Но голос точно уже слышал.

— Может ты и прав, — сказал Бильга, обтирая лезвие топора о шкуру зарубленного им костолома. Взгляда с копейщика он при этом не сводил. — Может нам лучше так и поступить. А что ты здесь делаешь, Хорса?

Долговязый поставил копье острием вверх, оперся на него, как на посох.

— Пережидаю бурю. За каким еще бесом можно податься в такое место? Все, что было ценного, отсюда давно вынесли. Ведь так?

Он наклонил голову на бок и вопросительно посмотрел на Бильгу. Тот пожал плечами.

— Говорят что так, — поднявшись он спокойно обрубил хвост болта, застрявшего в щите. — Сам я тут никогда не был.

Я внимательно разглядывал Хорсу. Ианна вела себя спокойно, отошла дальше к стене, перезарядила арбалет.

— А я был, — сказал Хорса. — Тут есть пара мест, удобных для обороны. Особенно вчетвером. Будет шанс передохнуть немного в промежутках между резней.

— И пырнуть зазевавшегося товарища в спину, — добавил я. Этот дылда мне совсем не нравился.

— Кто на что учился, — пожал плечами Хорса. — Кого-то хлебом не корми, дай только товарища подрезать.

Намек в этих словах мог пропустить только клинический дебил. Для меня же, они так и вовсе расставили все по местам. Я узнал этот поганый голос. Узнал четко и однозначно. Посмотрел на Бильгу. Тот коротко кивнул.

— Расклад у нас простой, — сказал он, поведя плечами и поудобнее перехватывая щит. — Можем разойтись по парам и решать свои проблемы самостоятельно. Дор-Унташ большой, есть шанс, что не пересечемся. А можем состыковаться и вместе пережить этот замечательный денек в заброшенном, богами проклятом могильнике. Оба варианта имеют свои минусы, но я склоняюсь ко второму. Что скажешь, Иа?

Из пыльного сумрака раздалось скептическое хмыканье Ианны:

— Скажу, что если ты, Бильга, рассчитываешь со мной переспать — ты ошибаешься.

— Идея трахнуться на алтаре Ашарте тебя уже не заводит? — невинно поинтересовался Бильга. Ианна не ответила. Впрочем, ее ответа он, судя по всему и не ждал.

— Меня больше волнуют не мысли о твоей мохнатой щелке, а вопрос, какого дьявола ты тут делаешь, — сказал здоровяк тоном уже более серьезным.

— Пересиживаю бурю, — спокойно ответила Ианна. — Как и все здесь. Или у тебя, Бильга какие-то особые планы на этот вечер? Наверняка особые... иначе, зачем тащить с собой этого обрубка?

"Вот сука", — подумал я но рта раскрывать не стал. На дешевые провокации пускай школота ведется. А я посмотрю, куда ты клонишь, красавица. Надо выкроить момент и пошептаться с Бильгой. Желательно так, чтобы это не было слишком заметно. Комбинация у нас получалась интересная, и надо было решать, как ее правильно разыгрывать.

— Значит, договорились? — подвел черту Хорса. — Тогда, давайте за мной. До ближайшей точки путь недалекий, но не самый спокойный.

Мы вышли из комнаты. Хорса шел впереди, за ним Бильга, потом Ианна. Я замыкал нашу маленькую колонну. Коридоры сменялись комнатами и залами, время от времени встречались лестницы — широкие каменные ступени, покрытые густой пылью, но не истертые — видно, здесь никогда не было особенно много посетителей. И все же покинутый Дор-Унташ представлял собой некую странную экосистему — следы животных то и дело попадались на глаза: отпечатки лап, кучки экскрементов, раздробленные зубами кости, людские и не только. Кто-то считал это место своей территорией, и таковых, судя по словам Хорсы, было немало. В играх не особо часто задаешься вопросом "А что эти твари жрут, когда нет приключенцев?", но здесь этому вопросу, кажется было уделено некоторое внимание. Вскрыте саркофаги далеко не всегда выглядели так, будто их потрошил человек — чаще это были продолбленные в камне норы и трещины, а погребенные останки оказывались разбросаны на много метров вокруг. Кто бы это не сделал, его даже падальщиком назвать язык не поворачивался. Скорей уж могильщиком. Похоже, эти твари жрали все более-менее органическое: костный мозг и мелкие кости, ткань, сухую кожу ремней, волосы и ногти. А судя по звериным костям, были в зиккурате и свои хищники — те, кто охотился на могильщиков.

Спустя некоторое время мы вышли в длинную галерею с двумя рядами колонн на небольшом удалении от стен. Потолок представлял собой массивные каменные балки, уложенные с большим зазором. Естественная вентиляция была устроена так, что воздух выходил из галереи наружу — так что пепел почти не попадал сюда. Его редкие хлопья собирались наносами у стен и поземкой скользили по плитам пола.

Бильга вдруг замер, подняв руку. Я сделал шаг в сторону и увидел в дальнем конце галереи фигуру. Это был крупный мужик в тяжелых доспехах, остроконечном шлеме и длинном плаще. В сумраке было трудно рассмотреть детали, но щита у него, кажется, не было, а вооружен он был чем-то двуручным — топором или булавой.

— Привел нас в засаду, худышка? — отступая к стене, спросил мой товарищ Хорсе. — Вад, следи за Ианной.

— Не глупи, бородатый, — Хорса перехватил копье, переводя взгялд то на застывшую вдалеке фигуру, то на Бильгу. — Хреновая засада — стать посреди коридора так, чтобы за двадцать шагов было видать. Я его не знаю.

Они с Ианной медленно отступили к противоположной стене. Массивный силуэт сохранял неподвижность. Он явно никуда не спешил.

— Местная нежить? — предположила арбалетчица без особых интонаций.

— Бильга, — я решил, что самое время раскрыть карты. — Эти двое были со мной в Акшаке. Ианна соврала, сказав, что не знает этого долговязого.

— Я такого не говорила, — девушка держала арбалет наготове. — Я говорила, что знаю его меньше, чем знаю вас. Это правда.

— Этот тип с товарищем завалили меня в подземелье Акшакского архонта, — продолжал я. — И наверняка там же пересеклись с Ианной.

— Тебе стоило сказать об этом раньше, — заметил Бильга спокойно. Я только плечами пожал. Да, блин, стоило! Только два на два выглядело неплохим раскладом. А два на три — уже не так хорошо.

Усталость давала о себе знать. Не игровая — реальная. Она взяла, наконец, свое и голова у меня кружилась и гудела, в ушах стоял звон, а от тяжести шлема голову неуклонно тянуло вниз, так что начала болеть шея. Но уйти сейчас — значило бросить Бильгу одного против троих.

И тут мужик на дальнем конце галереи ожил. Он медленно двинулся в нашу сторону, поудобнее перехватив оружие. Хорса бросил на него затравленный взгляд, заиграл желваками на торчащих скулах. Надо было решаться — или четверо на одного или трое на двоих.

VIII

Cloaked in the tongue of the Dead

His voice like a scar through the night

As weightless eyes watching

Pregnant with Doom — the night

"Language of the Dead"

— Я знаю тебя, — фигура в доспехах остановилась шагав десяти от нас. — Ты — Вад.

Теперь и я узнал его. Грязный меховой плащ, вороненые пластины брони, остроконечный шлем и массивный двуручный молот. Я узнал его. Мы встречались по дороге в Акшак.

— Я тоже знаю тебя, — ответил я, напрягая память. — Ты... Кулаба.

Короткий кивок в ответ.

— Будем убивать друг друга? — поинтересовался он с мрачным безразличием.

Я посмотрел на Бильгу. Тот пожал плечами и состроил удивленную гримасу, мол, сам разбирайся. Ианна выглядела так, будто ей вообще все равно, а вот Хорса заметно нервничал, то и дело поглядывая на Кулабу, словно ожидая от того каких-то действий.

— Не хотелось бы, — сказа я.

— Вас четверо, — заметил великан. Мех на его плаще свалялся, торчал угловатыми темно-серыми сосульками, доспехи покрылись рыжим налетом. Глухая личина с узкими прорезями для глаз скрывала лицо, из-под нее торчала клочковатая черная борода и два длинных желтых клыка — наверное, они были привинчены к внутренней стороне маски.

— Как видишь, — кивнул я.

Кулаба снова кивнул и медленно осмотрел всех четверых, скрывавшихся за колоннами.

— Сплошь негодяи в доме, — сказал он.

— Пережидаем бурю, — ответил я. Фраза уже стала дежурной. — А ты?

— То же, что и в любом другом месте, — не слишком определенно ответил Кулаба, — делаю свое дело.

— Один?

— Я всегда один.

На этом можно было и разойтись — интереса друг к другу у нас явно не было. Я уже хотел произнести это вслух, как вдруг Кулаба сделал несколько быстрых шагов вперед и замер, обернувшись в сторону Ианны и Хорсы. Девушка тут же вскинула арбалет, а вот копейщик подался назад, стараясь, чтобы между ним и Кулабой была колонна.

— Я тебя узнал. Можешь не прятаться, — голос Кулабы звучал отстраненно, сухо. Хорса перехватил копье, двинулся по дуге в сторону Ианны. Та смерила его напряженным взглядом. Я начал чувствовать себя чужим на этом празднике жизни. По всему выходило, что Хорса с Кулабой не союзники, а совсем даже наоборот.

— Сплошь негодяи в доме, — повторил громила. Фраза эта была чертовски знакомой, но я никак не мог припомнить, где ее слышал. Голова уже почти не соображала, перед глазами плыло. Надо было отрубаться и идти спать. Только это означало бы пропустить самую необычную завязку, которую я когда-либо встречал в играх.

— Сдается мне, джентльмены, у нас появился третейский судья, — сказал Бильга задумчиво.

— Ианну ты за леди не считаешь? Или она у тебя "свой пацан"? — поинтересовался я. Бильга неопределенно повел бородой. Кулаба не сводил глаз с Хорсы.

— Самое время поторговаться, — сказала "свой пацан" без всякой нервозности. — Все понимают, что без драки нам не разойтись. Из всех возможных, вариант "четыре-один" мне кажется самым лучшим.

— И что с этого варианта поимеем мы? — спросил Бильга, поднимая щит и поудобнее подхватывая топор. Я выразительно посмотрел на него и покачал головой. Бильга кивнул, одними губами прошептав "Спокойно". Кулаба широко расставил ноги и перекинул молот на плечо, все еще удерживая его двумя руками.

— Даже если вам повезет, я убью двоих, — бросил он.

— Эти двое пришли сюда за нами, — сказал я Бильге. — Они знали, что я рано или поздно появлюсь тут. Знали, и решили перехватить.

— Верится с трудом, — сказал Бильга.

— Это бред, — вмешался Хорса. — Я понятия не имел, что встречу тебя тут. Я шел сюда не за тобой. Я вообще подох минут через пять после того, как продырявил твою шею.

— Это не самое страшное, что ты сделал в последние несколько дней, — заметил Кулаба. — И это не будет причиной твоей смерти. Лучше приготовься. Я буду пить тебя долго.

— Поилка отвалится, — оскалился Хорса.

Ианна шагнула назад — так чтобы между ней и нами была колонна, а Кулаба оставался в прицеле. Кажется, она тоже начала нервничать.

— Вы вдвоем не осилите всю дорогу вниз, — сказала она. — К тому же, никто не знает, что ждет за дверями, которые откроет этот ключ.

"Так и знал!" — торжествующе подумал я. Нет, все складывалось четко — Ианна пересеклась с этой сладкой парочкой и указала им на меня. Те спустились, запороли меня и обобрали труп.

— Так значит, твой дружок решил тебя кинуть, а Хорса? — спросил я ехидно. — Сначала вы привалили меня, а потом он и тебя уделал? Как это случилось — нож в спину?

— Подонок решил, что делить на двоих — занятие для школьников. Я нагнал его на подходах к Неребтуму. Ты очень удачно его там задержал...

— То, что плохо делится на двоих, — перебил его Бильга, — еще труднее поделить на четверых. Да и танковать против такого малыша я бы не хотел. Иа, у тебя пара секунд на альтернативное предложение. И пусть этот обсос заткнется.

Кулаба замер. Принимать участие в торгах он не собирался, но и в драку не лез. Понять его мотивы было трудно — если нужно достать Хорсу, нужно делать это сразу, не мешкая. Ведь долговязый мог-таки и выторговать нашу поддержку. Про себя я решил, что в любом случае, впишусь за Кулабу — он, в отличие от Хорсы, мне плохого ничего не сделал. Хотелось верить, что я не вырублюсь, так и не дождавшись боя — уже второй раз я клевал носом, тут же встряхиваясь. Или не тут же...

— Ты втянул меня в дерьмо, Хорса, — процедила сквозь зубы Ианна. — Только это твое дерьмо, и я его разгребать не собираюсь.

— Оп-па! Все-таки четыре на одного, — заметил Бильга. — Только не на того.

Долговязый прижался к стене, нервно оглядываясь по сторонам. Только вот ни Бильга, ни Ианна явно не торопились нападать. Зная девку, я готов был спорить, что она предпочтет вогнать в бывшего союзника болт только под занавес, чтобы перетянуть на себя опыт и эссенцию. Бильга же, наверное, не до конца доверял мотивам Кулабы. Как оказалось — не зря.

— Тебе еще может повезти, Хорса, — медленно произнес молотобоец. — Я не займусь тобой прямо сейчас. Сейчас у нас всех другая задача. И зовут ее Ууртан.

— Выражайся яснее, — проворчал Бильга, нахмурившись. Потом все вдруг потемнело и голос Кулабы донесся словно из-под воды. Я мотнул головой, вскинулся — кажется, провал случился всего на несколько секунд, все стояли в тех же позах, но Кулаба молчал. Или уже ответил — или не стал отвечать.

— Вот дрянь. Чертова, поганая дрянь, дери ее, — выругалась Ианна. — Хорса, ты мог бы и упомянуть об этом!

— Я не знал, — огрызнулся копейщик. — Как я мог знать? И вообще, почему ты ему веришь? Откуда он знает?!

— Я знаю, потому что видел его, — ответил Кулаба. — И потому решил уйти отсюда. Но не смог.

— Это все какая-то игра, — хрипло проговорил Хорса. — Он дурачит нас...

— А ты разве не задумывался над словами "через сердце возлюбленного царя"? — спросил Бильга хмуро. — Меня эти строки всегда напрягали. Кулаба! Расскажи, будь добр, во что превратился добрый царь Ууртан.

— В прах, — ответил молотобоец, — Но это не должно тебя радовать.

— Почему нельзя выйти из зиккурата? — спросила Ианна.

— Прах, — снова сказал Кулаба.

— Ты повторяешься, бородатый, — процедил Хорса.

— Буря. Пепел и прах заключили Дор-Унташ в кокон. Живой, движущийся кокон, который размолотит все, что попытается пройти сквозь него...

Черное болото сна снова засосало меня. В этот раз я отрубился всерьез. Когда пришел таки в себя — от боли в затекших мышцах — обнаружил, что меня оттащили куда-то в просторный зал, стены и потолок которого терялись в темноте. Четверо моих спутников собрались в круг, в центре которого из обломков костей и трухлявых деревяшек Бильга сложил небольшой костерок. Посыпав его порошком из небольшого мешочка, он несколько раз чиркнул огнивом, высекая хвостатые, оранжевые искры. Порошок загорелся резкой вспышкой, пламя тут же перекинулось на кости и трут. Костер тихо затрещал.

— Спи, — прошептал Бильга, заметив, что я очнулся. — Время у нас еще есть. А лучше — разлогинься и доберись до кровати. Так ты нам всем поможешь.

Я не стал уточнять, что именно он имел в виду. Я вообще с трудом понял, что он сказал. Надо было урвать часа четыре, или хотя бы два — чтобы вернуться в здравом уме, способным к действию.

— А вы? — спросил я, с трудом поднимая отяжелевшие веки.

— А мы пока тут, — ответил Бильга. — Отключайся. Так царь не сможет нас найти — для него твой ключик, как детектор. Пока ты в офф-лайне, твой инвентарь вроде как выпадает из мира. А Ууртан идет на зов ключа. Ну это если я, конечно, все правильно рассчитал.

Сил выдвигать собственные теории у меня не было. В ушах звенело, ныла затекшая шея, голова гудела, как с похмелухи. Я быстро пробежался по стандартному маршруту, спустя несколько секунд оказавшись на рабочем столе. Стянул с головы шлем, переполз на диван. За окном уже светало, часы на телефоне показывали половину шестого. Ничего так посидел.

Я заснул, едва положив голову на подушку, все еще собираясь поставить будильник на девять утра.

Проснулся от солнечного луча, светившего мне прямо в глаз и истошных воплей Бегемота с той стороны двери, намекавшего, что неплохо было бы и пожрать — скажем, часа два назад. Голова болела уже не так сильно, но общее состояние было такое, что оторви и выбрось.

— Стареешь, — сипло сказал я сам себе, поднялся с дивана и поковылял в ванную. Бегемот бежал за мной, не переставая вопить. Казалось, не покорми его прямо сейчас — и бедолага помрет в конвульсиях прямо на кафельном полу.

Меня его требования волновали мало — на кухню я отправился, только сделав обычный утренний набор: отлить-умыться-почистить зубы. Ладно, в этот раз на зубы я забил. Четыре ложки растворимого кофе в чашку (возиться с натуральным лень), щелчок электрочайника, Бегемот, запрыгнувший на стол и тут же сброшенный оттуда, холодильник, корм для кота, корм для не-кота... Утро потихоньку стало превращаться из размытого бесцветного пятна во что-то более привычное.

Снаружи доносилось приглушенное пульсирование музыки, перемежаемое рекламными слоганами — кажется, неподалеку открылась какая-то торговая точка. Странно, не замечал никаких новых магазинов последнее время... Черт с ним.

Задумчиво сжевал сырно-колбасный бутерброд, с досадой отметив, что хлеб уже начал черстветь. Бегемот, оторвавшись от миски сыто взмуркнул, потом подошел и потерся о мою ногу.

— Извини друг, — сказал я ему, — не до тебя пока.

Я вернулся к ноутбуку. Оказывается, вчера (точнее, сегодня утром) я его даже не выключил — только из игры вышел. Ну что, зато сейчас сэкономлю пару минут. Уже подтянул к себе шлем, как вдруг ожил брошенный на диване телефон.

[Мама] — уведомил экран входящего вызова. Что-то новое. Обычно родители мне звонят не часто. Что в целом не так и плохо, учитывая, что живем мы в соседних кварталах.

— Алло, — поднес я аппарат к уху. — Привет, мам.

— Привет, сына. Что ты совсем не звонишь...

Эта фраза была уже фактически стандартной формулой приветствия. Да, сестра названивала матери по десять раз на дню, совещаясь по каждой мелочи и отдельно — чтобы просто поболтать. Я звонил пару раз в неделю просто поинтересоваться как дела или решить какой-то бытовой вопрос. И каждый раз мама сокрушалась, что я "забыл семью" и все в таком духе. Но я был почти уверен, что она считала бы так же, звони я даже по два-три раза на день. Маме важен был контроль над всеми домочадцами — абсолютный и постоянный. Любое решение, принятое без ее ведома уже лишало ее спокойствия и равновесия.

— Владик, алло!..

— Я тут, мама. Что ты хотела? Что-то случилось?

— Говорят ты в отпуске? — снова этот обиженно-ехидный тон. Она точно знала, что я в отпуске и была недовольна, что я об этом не сообщил.

— Да. На этой неделе пошел.

— Мне тетя Таня сказала. Ты мог бы и зайти. Что ты там сидишь один целыми днями?

— Мне есть чем заняться, мам. Я зайду. Но попозже. Как у тебя график работы? Когда ты выходная?

Мама работала в заводской лаборатории, в смену, три дня через два. Было очень трудно отслеживать такой график, поэтому я никогда не был уверен, работает ли мать, и если работает — то в какую смену.

— Сегодня выходная. Ты зайдешь?

— Постараюсь. В обед, часа в два или в три, ладно?

— Хорошо, мы тебя ждем. Как у тебя дела, все в порядке?

— Да, мам, все хорошо. Увидимся — расскажу. Ну пока?

— Пока, сынок.

Я швырнул телефон назад на диван и натянул на голову шлем. Сколько прошло времени, часов шесть? Скорее всего, они все уже повываливались — кто будет торчать в он-лайне все утро, особенно если всю ночь до этого не спал?

Первое, что увидел, открыв глаза — полупотухшее кострище. Угольки переливались оранжевым под слоем пепла, давая света так мало, что едва можно было разглядеть силуэты, разлегшиеся почти вплотную к костру. Бильгу я узнал, рядом мрачной глыбой высился Кулаба — непонятно, не то спал, не то просто сидел неподвижно. Хорса лежал подтянув костлявые колени к подбородку. Ианны, кажется, не было. Я пошевелился, приподнялся на локте, сел.

— Вот и ты, — раздался в темноте голос Куллабы.

— Все спокойно? — спросил я.

— Да. Бильга был прав. Царь идет на зов ключа. Это значит, что он скоро услышит нас.

— Может тогда разбудить остальных?

— Не надо.

Я помолчал немного, глядя, как удивительно красиво переливаются огоньки в кострище. Не отличишь от настоящих углей, даже не по себе слегка.

— Где Ианна? — спросил, чтобы не молчать.

— Дежурит. Это большой зал, но вход всего один. Она предупредит нас, если кто-то появится.

Снова повисла тишина. Слышно было так сопит, слегка всхрапывая, Бильга.

— Кулаба, — обратился я к молотобойцу. — А что сделал тебе Хорса? За что ты хочешь его убить?

— Убить его я не могу, — ответил Кулаба. — Я хочу выпить его. Отторгнуть.

— За что?

— Это наше с ним дело. Тебя оно не касается.

Странный ответ. И из-за меньшей херни, чем терка в онлайн игре, разгорались нешуточные виртуальные драмы. Люди в сети вообще ведут себя куда как отмороженней, чем в реале. Оно и понятно. Ну да чего уж там — "не касается" — значит, не касается. В любом случае, Хорса попытается достать молотобойца при первом же удобном случае. Временный нейтралитет между всеми нами только был ему на руку — успей он провернуть все быстро, мы бы на него не сагрились. Но это проблемы Кулабы. Здоровяк хочет не спеша поиграть с жертвой, ему нужно время и покой, чтобы все провести как следует. Его право. Его риск.

— Ты знаешь, что в саркофаге королевы? — спросил я, меняя тему.

— Никто не знает. Это было давно — еще до появления пришельцев.

— Уверен? — раздался вдруг голос Бильги. — У меня к хронологии этого мира большие вопросы. Здешние обитатели либо живут очень долго, либо... либо все происходит очень быстро. А совсем не так, как пишут в свитках: "многие поколения назад, бла-бла-бла..."

— Еще громче говорите, — донесся из темноты злой шепот Ианны. — Еще не весь зиккурат вас услышал.

Бильга с кряхтением поднялся, уселся, широко расставив ноги, нагнулся к костру, подкинув туда еще немного "дров", поперчив сверху порошком из мешочка. Пламя снова разгорелось, выхватив оранжевыми отблесками сидевших вокруг. Последним проснулся Хорса, со стоном расправляя затекшие конечности.

— Так что это за царь? — спросил я, похоже, единственный, кто в прошлый раз провтыкал объяснения Кулабы. Тот слегка повернул голову в мою сторону. На гладкой личине отблескивали размытые оранжевые сполохи.

— Труп царя Ууртана давно обратился в прах, — сказал он. — Но это не значит, что он упокоился. Магия Древнего Царя или охранное заклятие царицы Таанаи — не знаю, что удерживает его, но с появлением ключа он восстал. Ты знаешь как уничтожить прах?

— Я не знаю, чем прах может мне повредить, — возразил я. — В нос набьется?

Бильга поднялся на ноги, подхватил оружие.

— Я думаю, нам надо выдвигаться. Надоело торчать здесь. Не забывайте, царь тут не один. Можем высидеть на свою задницу приключений. Чем дольше остаемся на месте — тем больше шанс, что нас найдут.

— Ты не думал, что нас давно бы уже нашли? — резко спросил Хорса. — Сколько мы тут уже торчим? Часов десять? Заметь, это не самое труднодоступное место в зиккурате, а очереди из охочих до свежего мяса костоломов пока не выстроилось.

— И что это значит? — меланхолично поинтересовался Бильга.

— Значит, что наш бородатый дружок не врет. Что напугало костоломов, заставило забиться по норам. И я предпочту встретить его в удобном для драки месте.

— Это не самое удобное место, — резонно заметил Бильга. Я был с ним согласен. Огромный, темный зал, освещаемый только тусклым костерком...

— В маленьком помещении шансов у нас нет, — подал голос Кулаба. — Он выпотрошит нас как свиней. Против Праха стена щитов не поможет.

— Что это за Прах, мне может кто-то объяснить? — спросил я, уже утомившись от всеобщей паники. — Или мне на fextralife надо лезть?

— Не такая плохая идея, кстати, — сказал Бильга. — Вдруг что полезное найдется? Тактики там, слабые места, уязвимости, резисты. Ты слазь, а потом нам расскажешь.

— Бляха, достали! — выругался я. Хорса разразился приступом сухого кашля. Кулаба поднялся на ноги, поднял молот, привычным жестом взвалив его на плечо и перехватив рукоять двумя руками. Пламя костерка вдруг задрожало, как от сквозняка, потом опало, потускнело.

— Куда-то идти уже не обязательно, — спокойно заметил молотобоец. Мы встали спинами к костру. Ианны видно не было — как всегда, она предпочла выбрать удобную для стрельбы позицию.

— Надо было не лясы точить, а вику читать, — заметил Бильга. — Теперь держись! Враг быстрый, так что работай одноручником. И во вторую руку возьми что-то, если есть что. И еще одно — удары парировать не пытайся. Бесполезняк.

— Как охренительно, — процедил я сквозь зубы. Никогда не считал себя адептом двуручного фехтования, уверенный, что это все для понторезов или для совсем уж крутых мастеров. Середнячку лучше таким не страдать. Разве что дагу в левую руку можно, если щита нет. А щита у меня как раз и не было. Хотя, не было и даги.

Я напряженно вглядывался в темноту и от этого скоро начало казаться, что она клубится и движется, как живое существо. Я даже до конца не был уверен, что это обман зрения — чье-то присутствие очень явственно ощущалось в зале, проявляясь во множестве мелких деталей. Неощутимый сквозняк гнал по полу поземку из пыли и пепла, плясали наши размытые тени в беспокойном огне костра, странный не-то свист, не-то шипение раздавалось тихо-тихо, на самой границе слуха. Мои спутники притихли в напряженном ожидании...

Удар достал меня прежде, чем я успел заметить того, кто его нанес. Темнота передо мной вдруг сгустилась, собралась в человеческую фигуру, словно собранную из обломков и лохм, обесцвеченную настолько, что даже черный и серый, составлявшие ее не казались цветами. Костлявая рука рванулась вперед быстрее атакующей змеи, я инстинктивно дернулся назад. Корявый шип, который сжимал в руке мертвый царь, пробил кольчугу и вгрызся в плоть, экран вспыхнул красным, почти ослепив меня. Я наотмашь рубанул кошкодером, но оружие прорубило воздух, не встретив никакого сопротивления.

[Кровотечение]

[]Трупный яд]

[Эффекты:]

[Здоровье: -0,2/сек.]

[Энергия: -0,3/сек.]

[Усталость: +0,2/секунду]

[Жажда: +0,7/сек]

Зрение прояснилось — царь оказался на несколько метров правее, Бильга полоснул его быстрым горизонтальным ударом, лезвие топора уверенно впилось в истлевшую плоть... но та вдруг утратила очертания, обратив Ууртана в облако темно-серой пыли, которая, как от резкого порыва ветра, переместилась на пару метров в сторону — где снова сгустилась и превратилась в ходячего мертвеца.

Я такого поворота не ждал. А вот Бильга не растерялся, порвал дистанцию, пошел в атаку. За его спиной маячил Хорса с копьем над плечом, выжидая удобного момента для удара. Кулаба обходил царя с фланга.

Новый удар Бильги — и снова фигура обращается облако праха, на долю секунды опережая лезвие топора. Хорса пытается ударить в момент, когда царь снова "консолидируется", но не может угадать его положение — копье пронзает воздух в паре ладоней от головы Ууртана. А тот снова облаком смещается — и материализуется прямо передо мной.

Серая, тронутая тленом борода вся в колтунах и проплешинах, кольца, которыми она была скреплена, превратились в черных, искореженных червей. Истончившийся, крючковатый нос с серьгами в крыльях, над ним, в черных провалах глазниц — бледное, мутно-молочное пламя мертвого взгляда. Доли секунды, которые он стоит передо мной, растягиваются в бесконечность.

Снова вспышка красного, но в этот раз не такая яркая. Теперь ясно, что значит "Не пытайся парировать". Я ударил его сбоку, по ноге — иначе не вышло бы, мертвец был слишком близко. Он дернулся, раздался короткий, сухой хрип, и Ууртан рассыпавшись облаком, отскочил. На пол со стуком упало что-то твердое — арбалетный болт. Царь угодил дальше вправо, стараясь держаться с фланга, так чтобы против него был минимум противников. Для мертвеца чертовски разумная тактика.

Кулаба накрыл его в следующую атаку, на удивление быстро сократив дистанцию и обрушив сверху свой чудовищный молот. Это помогло мало — облако праха разошлось от удара клубами и Ууртану всего-то понадобилось на пару секунд дольше, чтобы собраться. Основной его целью был я — статуэтка-ключ звала его к себе, заставляла раз за разом нападать. Меня оттеснили за пины Бильги и Кулабы, но помогло это мало — мертвец просто прошел свозь них, заставив фыркать и кашлять, собрался сбоку от меня и снова ударил.

Странно, но в этот раз я был готов. Коротким рывком я ушел от его выпада, закончив движение точным ударом в основание шеи. Оружие прошло тленную плоть легко, почти беззвучно. Я видел, что голова повисла на тонкой лохме, прежде чем Ууртан снова развоплотился. А когда собрался, оказалось, что плоть его вернулась в исходное состояние.

— Как завалить эту долбаную тварь?! — прохрипел Бильга.

— Бей, пока не сдохнет! — рявкнул Кулаба, Соломон Кейн доморощенный.

И все же, эффект был — мертвец поменял тактику. Теперь он не бросался на одного только меня, а скакал вокруг нас, полосуя каждого, кого мог достать. Хорса взвыл, когда черный шип распорол ему бедро. Бильга попытался достать мертвеца, но тот облаком окутал бойца и уплотнился сбоку, ударив прямым выпадом в голову.

Бильга захрипел. Удар пробил ему обе щеки, заставил упасть на колени, харкая кровью смешанной с пеплом и осколками зубов. Ууртан клубами пронесся над костром, почти затушив пламя, оказавшись вплотную ко мне. Я ждал удара — но удара не последовало. Мертвое лицо застыло в нескольких сантиметрах от моего. Я готов был поверить, что чувствую сухой запах могильной пыли. Голос, похожий на скрип песка и пыли в жерновах, резанул по ушам:

— Только сердце царя хранит путь к его возлюбленной. Ты ли этот царь? Или только мерзкий вор, что скрывается в тенях?

Молот Кулабы смял мертвеца, заставил стелиться по полу, собираясь в этот раз дольше обычного — секунд двадцать, на самом деле. Но эти секунды дали время Бильге прийти в себя, а мне — сопоставить факты. Когда Ууртан снова проявился, я уже знал, что делать. Но знать — еще не значит суметь. Мертвец был читерски быстрый, и каждая атака гарантированно доставала одного из нас — и с каждой атакой мы становились слабее и медленнее. Единственная, кто пока остался без царских подарков — Ианна. Бой не длился и пяти минут, а каждый из четырех милишников уже был ранен минимум дважды.

— Сердце! — заорал я, когда черный шип со скрипом вошел между доспешных пластин Кулабы. — Целься в сердце!

Ианна била метко — надо отдать ей должное. Но даже очень меткому стрелку нелегко попасть в сердце твари, которая остается неподвижной не больше чем на секунду. Болты прошивали вихрящийся прах, застревали в сухой, скрипящей плоти, через мгновение со стуком падая на плиты пола. Я достал из сапога нож. Нужно было сделать это сразу, но я как-то забыл о нем. Тупо и безвольно. Мертвец снова пропорол Бильгу — в этот раз в живот, задержавшись, чтобы вогнать шип глубже в потроха бойца. Я был совсем рядом, сделал выпад кошкодером — резко вперед, под лопатку. Мертвый царь выгнулся как шершень на иголке, издав протяжный скрежещущий вопль... мой экран затянуло багровым, стремительно темнеющим до полной черноты.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

[Продолжить?]

— Твою ж мать! Блин! Твою мать!!! — я едва сдержался, чтобы не сорвать шлем и не грохнуть им об пол. Как так? Почему?! Я не должен был! Что за босс читерский, почему дохнешь от успешного дамага по нему?

Я сел на край дивана, с трудом переводя дыхание. Во рту пересохло, лицо покрылось потом, в ушах звенело.

— Вот ведь херня какая, — ни к кому особенно не обращаясь, сказал я. — Надо возвращаться. Надо.

Кивнул. Экран посветлел, белый, слепящий свет сменился почти полной чернотой, в которой постепенно проступили очертания знакомого мне зала.

Я лежал на полу. Рядом со мной на одном колене стоял Бильга, подняв щит и стараясь спрятать за ним как можно большую часть своего немаленького туловища. Справа лежал кошкодер, лезвие густо облеплено жирным черным пеплом. Костер теперь был метрах в десяти от нас. В его тусклом свете я видел Кулабу медленно и методично опукавшего почерневший от крови молот на распростертое тело Хорсы. Ианны видно не было.

— Ошнулся? — спросил Бильга хмуро. — Я пожумал, шо ты отжвалилша.

Дыркина его щеках с хрипом и шипением выпускали слова, искажая их.

— Что случилось? — спросил я.

— Шо и должно было, — ответил Бильга спокойно. — Ты жафалил Ууршана. Но шебе не повешло — попал под выжтрел Ии. Болт пробил шебе лежкое, и ши жахлебнулжа в шобшной кровушке. По крайней мере, шак эшо выжлядело шо штороны.

Черт, я половины не понял из того, что он пробулькал. Как это вообще возможно, на голосовой чат обработку накидывают какую-то? Никогда такого раньше не слышал.

— А потом?

— Пошом? Жулаба шдать не штал. Как шолько царь упал — жавалил Хоршу. Шеперь ражжлекаеша. А наша арбалешица... где-то зашела. Выжидает.Шердце царя — шам, у коштра. Надо его жабрать. Быштро.

— Ты думаешь, Ианна попытается его перехватить?

— Я жумаю, шо коштоломам теперь не от кого пряшатша, и они нашнут вылежать из швоих щелей. И тогда нам станет не до ключей, сердец и всего прочего. Надо забирать лут и уходить.

— А ты как вообще? Что с ранами?

— Переживу пока. Ну шо, шы гошов? Рывок к коштру, жабирай шежце и ушодим. По шигналу...

— Погоди, — я поднялся, забрал оружие, присел на четвереньки. — Готов.

— Вперед!

С низкого старта я рванул к костру. Кулаба обернулся к нам и в какое-то мгновение я подумал: "Сейчас он решит, что мы нападаем, и будет защищаться". Даже хотел поднять руки, чтобы показать мирные намерения. Не успел. Я оказался у костра, уставившись на бородатого латника, который, кажется, сохранял полное спокойствие.

— Забирай и уходи, — сказал он, видя мою нерешительность. Я кивнул и бросился к темному, искаженному силуэту, оставшемуся на полу там, где упал мертвый царь. Пепла осталось удивительно мало — его слой был не толще пальца. Небольшим бугорком в нем выделялось что-то округлое и темное. Я подхватил его и тут же отступил. Сердце было много меньше чем я ожидал — с куриное яйцо — и твердое, как камень.

— Уходим, — бросил Бильга стоявший немного позади. Я спорить не стал. Мы покинули зал, быстро пройдя по нескольким узким коридорам спускавшимся вниз. Об этом я, правда, скорее догадывался — было так темно, что я едва мог разглядеть спину Бильги в шаге впереди

Где бы ни была сейчас Ианна, я не хотел даже думать о ней. Хотя подумать, быть может, и стоило. Она явилась в Дор-Унташ вместе с Хорсой, явилась, чтобы заполучить свою долю лута из саркофага царицы. Долговязый копейщик угодил как ворона в суп, ему теперь не о луте надо думать, а о том, как самому выпутаться... если конечно, не проще нового перса сгенерить. А вот у Ианны все еще оставались неплохие шансы. Она единственная вышла целой из драки с Ууртаном, а вот Бильге досталось, наверное, больше всех. Теперь Ианне надо было только спокойно пройти за нами и, дождавшись удобного момента, прикончить. Рискованно? Наверное, да. Но риск казался вполне взвешенным. Особенно, если учесть, что мы можем пересечься со стайкой костоломов.

Бильга уверенно шел вперед. Я двигался за ним, вслушиваясь в глухую тишину подземелья. Похоже, мы опустились на нижние ярусы зиккурата — здесь не было слышно шума бури и не было пепла и песка под ногами. Начинало казаться, что сухой, стоялый воздух катакомб дерет горло на вдохах. Тишина казалась абсолютной — и одновременно ее наполняли призрачные звуки, на самой границе слышимого, словно место это было наполнено призраками.

— Коштоломов не бойша, — сказал Бильга словно прочитав мои мысли. — Ждесь их пошти не бывает.

— Почему? — спросил я.

В этот момент стена слева засветилась слепым фосфорным свечением, задрожала, вытягиваясь как пузырь, в мгновения принимая форму человеческой фигуры. Словно уродливая смолистая капля, призрак стек на пол, упав на колени, уткнувшись лицом в пол. Глухие, надсадные завывания поднялись, жутким эхом разлетевшись в тишине коридоров.

Бильга не стал ждать. Он шагнул в сторону и несколько раз подряд опустил топор на распростертое тело. Оружие не причинило призраку никакого видимого вреда — просто прошло насквозь, выбив искры из каменной плиты пола. Я выхватил клинок, ударил — бесполезно. Призрак между тем начал подниматься. Видно было, что в руках у него короткие, угловатые шипы — вроде того, что был у царя.

— Сердце! — крикнул я Бильга, пытаясь выпадом достать выровнявшегося мертвеца.

Второй раз этот фокус не сработал — оружие снова прошло сквозь мерцающую плоть без всякого эффекта. Бильга рубанул на долю секунды позже, наше оружие со звоном встретилось в нутре мертвеца.

— Жа мной! — прохрипел бородач, бросаясь дальше по коридору. Призрак завыл, хрипло и протяжно. Я рванул вперед, прямо сквозь него, перед глазами потемнело, а по коже пронеслась волна леденящего холода.За спиной просвистел удар, шип оцарапал кирасу на спине. Мы бежали, как очумелые, не оглядываясь, но спиной чуя бесшумного преследователя.

Бильга кажется, точно знал дорогу. Во всяком случае, бежал он уверенно, без всяких сомнений. Может, тут был маркер цели, а я просто не знал, как его включить? Или это была такая абилка, которую надо было прокачать за опыт?

Внезапно, за спиной раздался вой — резкий и короткий, полный гнева и отчаяния. Обернувшись, я увидел, что призрак замер на месте, выгнув спину и запрокинув голову. Потом очертания его поплыли, и он превратился в бледно-светящееся облако пыли, которое медленно растаяло. Бильга не останавливался, а я не решился его окликнуть. Мы бежали еще несколько мучительно долгих минут, несколько раз спускаясь по длинным пологим пандусам без намека на ступени. Странно, но внизу становилось светлее. На бегу понять, что светится, было не просто — явных источников видно не было. Свет был мягким, бледно-желтым, не таким как излучал тот призрак — более живым, что ли...

Наконец Бильга остановился — в небольшой, шагов десять в поперечнике, круглой залы. Резко обернувшись в сторону коридора, из которого мы пришли. Кажется, он был удивлен.

— А где эшот? — спросил он.

— Исчез. Кажется, что-то его свалило.

— Шо-то? — переспросил Бильга. — Швалить прижрака не прошто. Шы видел.

— Он закричал, потом замер и растворился в воздухе, — сказал я, не зная, что ответить на следующий вопрос. Любой следующий по логике вопрос, на самом деле.

Но Бильга вопросов больше задавать не стал. Он прошелся вдоль стены, изучая полустертые барельефы. Сложные, вычурные изображения поблекли и облупились. Я все еще не понимал, откуда здесь свет, в конце концов решив, что это просто особенность игрового дизайна. Какое-то время я рассматривал комнату вместе с Бильгой. Странные существа полузвери-полулюди: тигры, носороги, слоны, стояли группами возле трона, на котором восседал лев с головой человека и крыльями орла, широко распахнутыми. Над головой мантикоры был изображен круг с клинописью внутри, лучи от которого прямыми линиями падали на существ вокруг.

— Что ты ищешь? — спросил я у Бильги.

— Пытаюш понять, жде мы, на каком яруше.

Вот оно как. А я-то думал он бежит на какой-то маячок, четко зная, куда и когда надо свернуть.

— Только не говори, что мы заблудились.

— Не шкажу, — оптимистично мотнул бородой здоровяк. — Шобы жаблудитша, нужно ш шамого начала понимаш, где шы и куда хошешь попашть. А я не жнал ни того, ни другого.

— Как это не знал? Ты говорил...

— Я говорил, шо нам нажо вниж, к шамым глубоким ярушам. Я и шел вниж — по кашдому шпушку и по кашдой лешнице, какую штречал. Теперь, пока ешть вожможншть, надо оштановиша и прояшнить шитуашию. А? Ты как?

— Согласен, — согласился я. — Тебе может перевязаться как-то или иначе как подлечиться?

— Угу, — кивнул Бильга, тут же тяжело опустившись на пол и раскрыв перед собой рюкзак. Покопавшись он достал оттуда кожаный мешочек на тесемках и отрез белой ткани. Убрав рюкзак и смахнув пыль перед собой, он разложил ткань и высыпал на нее из мешочка катушку ниток, кривую иглу и пару маленьких склянок. Я остановился, наблюдая за его действиями. Наверняка тут работал движок игры, а Бильга в лучшем случае играл в какой-то незамысловатый QTE, но в любом случае, выглядело отлично. Он промыл водой из фляги раны, потом обработал их жидкостью из склянки, а затем достал из кармана небольшую полированную пластину — что-то вроде зеркальца.

— Подержи, — попросил он меня. Я взял пластину, держа ее напротив щеки Бильги. Тот, неуклюже протянув нитку в ушко иглы, стал зашивать рану. Выходило у него не очень — щека была порвана в лоскуты, но бородач, кажется, не особо старался сделать все красиво. Закончив с одной щекой, повторил процедуру на второй. Не знаю, сколько это все заняло — я как завороженный наблюдал за ним, поражаясь реалистичности процесса, от которой меня настоящего то и дело передергивало. Наконец, Бильга закончил. Теперь на месте щек у него были перетянутые нитками бурые, осклизлые полипы. Он раскрыл вторую склянку и окунул кончики пальцев в вязкую чёрно-ржавую слизь, которую потом принялся втирать в кожу, шипя и морщась от боли. Мазь, похоже, была волшебной — хирургическая жуть на щеках буквально на глазах уменьшилась и затянулась, через несколько секунд оставив после себя только болезненно-белые кляксы шрамов.

— Так лучше, — сказал Бильга, убрав вещи назад в рюкзак. — Не расслабляйся. Веселье только начинается. Ты откуда этого Кулабу знаешь?

— Случайно пересеклись на пути в Акшак, я говорил уже. Странный тип.

— Опасный, — Бильга поднялся на ноги повесил рюкзак на спину, перехватил щит и топор. — Готов спорить — Слуга Тринадцати.

— Кто? — переспросил я.

— Слуга Тринадцати. Это, типа, клан. Ну, не совсем клан... короче, быстро не объяснишь. Тут их называют Кабалы, и они создаются не игроками, а конструируются из Идеологических фрагментов. В зависимости от комбинации этих фрагментов, игра сама дает название и определяет основной свод правил и законов.

Бильга упоминал про кабалы еще когда мы с ним сидели в Неребтумской таверне, но я тогда подробно про них не спрашивал — думал, это обычные ММО-кланы. Оказывается, не совсем.

— Слуги Тринадцати, — продолжил он, — кабал не самый приятный. Я всех тонкостей, конечно, не знаю, но у них главный принцип — что-то типа "антигейминга", то есть, отказ от традиционной прокачки, забивание на многие сюжетные квесты. Говорят, для них даже есть какая-то альтернативная линия развития и прохождения, но мне в это трудно вкурить.

— А название, оно как-то связано с тринадцатью бессмертными воинами?

— Да, скорее всего. А у тебя, кстати, еще есть шанс с ними скентоваться. Ты ж еще не прокачивался на обелиске...

Мы двинулись дальше. В целом, планировка зиккурата не казалась особо замысловатой, но из-за темноты и разрушений ориентироваться тут было не так-то просто. Мы едва не рухнули в пролом в полу, обошли груду камня, обрушившегося из-за перелома потолочной балки, потом долго искали выход из галереи среди обвалившихся колонн. Все это время мне казалось, что я чувствую чей-то взгляд на затылке, холодный и внимательный.

Мы спустились по узким лестницам еще дважды — каждый раз метров на пять не меньше. Здесь не было темно — светились сами стены и потолок, теперь уже более явственно — фосфоресцировали какие-то надписи на стенах, причем не рельефные, а словно сделанные каким-то безумным отшельником, обитавшим здесь. Неровные, пляшущие символы выстраивались в длинные ветвистые ряды, чем-то похожие на формулы из органической химии.

— Это что за херь? — спросил я. Бильга молча пожал плечами.

Подтверждение дурацкой мысли об отшельнике проявилось минут через пять. Чей-то голос, невнятный, бормочущий, смешивался с тихим плеском и шорохом. Я поудобнее перехватил кошкодер, стараясь держаться в середине коридора — прошлую встречу с призраком я еще не забыл. Но бормотун к нам навстречу не спешил. Медленно мы вышли по узкому коридору в просторную залу, наполовину засыпанную обломками. Похоже, это была та самая дыра, в которую мы едва не провалились двумя этажами выше.

— Смотри, — Бильга кивком указал в дальнюю часть залы. Там было что-то вроде жилого угла: маленький, коптящий костерок, над которым стояла тренога с закопченным котелком; набитый прелой соломой тюфяк, и целая груда хлама — старых тряпок, поломанной утвари, глиняных черепков. Среди всего этого сидел замотанный в рваные лохмотья тип, с огромным горбом на спине. Он и бормотал, время от времени помешивая варево в котелке палочкой, а потом рисуя ей же на стене очередной символ. Вокруг места его обитания все было вымазано настолько, что камень почти не проглядывал.

Приглядевшись, я разобрал, что у бормотуна на спине не горб, а что-то вроде рюкзака, точнее — поклажи, закрепленной на угловатой раме. Множество мелких и крупных тюков, сумочек, свертков громоздились, распирая плетеные бока рамы. На выступающих ветках висели какие-то обереги, позеленевшие от времени бронзовые колокола и бубенцы, пара затухших фонариков — плошек со свечными огарками. Лицо, под шапкой спутанных волос было покрыто какой-то коростой, отвратительно-крупной, словно высохшие грибы и лохмы лишайника. Руки выглядели не лучше.

Какое-то время мы с Бильгой стояли, тупо уставившись на бормочущего уродца, а он никак не показывал, что заметил нас. Потом вдруг дернулся, распрямился, уставившись на нас исподлобья, сквозь грязную ширму волос.

— Проклятый приводит к проклятию. Чистый и живой, нечистый и мертвый. Давно мертвый снаружи, не отдает себя, не дает поглотить, сопротивляется отчаянно. Уже не ищет, уже отчаялся найти, не может, не слышит, не верит. Один не верит в то, что реально, другой — в то, что не реально. И то, и другое есть, существует, вера здесь ни при чем. Ни при чем. Пятна, черные пятна на теле мира, на теле человека, пятна!

— Ты кто? — хмуро спросил Бильга, когда бормотун, наконец, замолчал. Тот ответил тяжелым сопением, которое переросла в неразборчивое шептание. Как ни прислушивался, я не мог разобрать, что он говорит. Не похоже было, что это вообще осмысленная речь. Но меня он интересовал мало — рядом с ним я заметил массивные, низкие ворота, две каменных створки, на которых в натуральную величину была высечена женщина. Левая половина ее была вполне обычной — не считая того, что на ней не было никакой одежды, а кожа была покрыта сложной вязью рубцов или татуировок. Вторая же половина была покрыта чешуей, руку обвивал присосавшийся к соску змей. Голову украшали рога и перья, а вместо половины лица красовался человеческий череп. Разрушения, которые рельеф претерпел от времени, и мазки краски, которыми ее разукрасил псих-оборванец странным образом только добавляли реалистичности. В неясном свете костерка мне казалось, что она вот-вот сойдет с дверей.

— Мы пришли, — сказал я негромко. Уверенности не было, скорее интуиция.

— Похоже на то, — согласился Бильга.

— Тогда прикрывай меня.

Стараясь не думать о ненормальном у костра, я двинулся к двери. Бильга шагал рядом, оружие наготове.

Я сжимал сердце царя в кулаке — твердый, шершавый комок. Это ощущение, подспудно сформировавшееся в голове, пронзило меня, как вспышка молнии. Твердый. Шершавый. Я чувствовал его, хотя, само собой, ничего подобного в руке не держал. Как только мозг сопоставил факты, ощущение пропало — молниеносно, превратившись в иллюзию, в подобие воспоминания. Я поднял кулак к глазам. Сквозь пальцы пробивалось мягкое, желтое свечение, словно я держал лампу накаливания. И чем ближе были двери, тем ярче становилось свечение.

Каменные створки с сухим шелестом разошлись. Воздух затянуло внутрь, словно в гробнице был вакуум — поползла к проему пыльная поземка, задрожали тряпки на теле оборванца.

Помещение внутри было круглым, не больше трех шагов в диаметре. В центре его стоял саркофаг — вертикальная фигура с женскими очертаниями, без всяких узоров и рельефных украшений, просто объемный силуэт, бездонно-черный, как вулканическое стекло. Пылевые вихри крутились вокруг него, песчинки с сухим стуком царапали зеркально гладкую поверхность. Мы застыли в пороге, не решаясь войти, словно боялись какой-то ловушки, которая ожидает нас. В паре шагов слева, оборванец упал на пол, извиваясь и скуля, как больная собака.

— Ну что ты? — спросил я.

— А ты? — парировал Бильга.

Я пожал плечами и шагнул вперед. Это и вправду послужило триггером — раздался громкий, протяжный звук, словно ударили в колокол, такой громкий, что захотелось зажать уши. Он продлился не больше пары секунд, оборвавшись на высокой ноте — и в момент этого обрыва саркофаг лопнул, расколовшись мириадами змеек-трещин. Осколки с глухим шелестом осыпались на пол, оставив от фигуры едва половину. Внутри ничего не было. Вообще. Я ожидал увидеть мумию, высушенный труп в застывших потеках бальзамирующей смолы и задубелых бинтах. На крайний случай — нетленную плоть, как иногда бывало при вскрытии герметичных саркофагов. Но там не было ничего.

Псих перестал скулить, замер, припавши на брюхо и мелко вздрагивая своим горбом-поклажей.

"Мое благословение, — едва различимый шепот коснулся моих ушей, — пребывает с сердцем возлюбленного".

Бильга напряженно вглядывался в полумрак гробницы. Я готов был спорить, что он ничего не слышал. Я осторожно убрал сердце назад в сумку.

— Одному еще не нужно, второму уже не поможет, — вдруг оживился оборванец, заскреб по полу темными от грязи пальцами. — Третий блуждает во тьме, вынюхивает, выжидает. Третьему нужнее всего, он знает, он знает!

Бильга нахмурился, вошел внутрь, обошел обломки, пинком перевернул остатки саркофага. Из темной полости со звоном выкатилось блекло сверкнувшее колечко, застыло между нами. Бильга ожидающе посмотрел на меня. Я пожал плечами.

В этот момент оборванец дернулся, выкинул вперед длинную, костлявую руку, сграбастал кольцо, тут же подтянув к себе, прижав к груди, накрыв всем телом. Бильга развернулся к нему, подняв топор. Раздался сухой щелчок, за ним — короткий, влажный хруст.

Бильга застыл, между глаз у него торчало окровавленное острие болта. Он попытался дотронуться до него рукой, но не успел — мешком рухнул на пол. Я дернулся в сторону, но запоздало — второй щелчок тетивы и низ экрана уже пульсирует багровым.

[Плечо. Проникающая рана]

[Здоровье: 121]

[Кровотечение. Эффекты:]

[Здоровье: -0,1/сек.]

[Энергия: -0,05/сек.]

— Ианна! — заорал я, не прекращая движения. — Не глупи! Давай договариваться!

Второй болт ударил совсем рядом, на полметра от моей головы. Договариваться Иа явно не собиралась.

— Забирай кольцо! — снова крикнул я. — Забирай, черт с тобой!

Я и сам не знал, собираюсь ли таким образом спровоцировать ее, показаться, или и правда готов отдать ей трофей. Скорее второе — я-то знал, что колечко — только побрякушка. Самое ценное досталось мне. Вот только и она тоже могла об этом знать.

Третий болт — совсем с другого угла. Она тоже перемещается. Неглупо. Только в открытом помещении все равно я ее найду. Это вопрос времени. И везения.

Четвертый пробил мне кольчугу выше плеча, застрял в поддоспешнике. Я заметил Ианну — она была напротив меня, метрах в десяти. Мы встретились взглядами, на долю мгновения оцепенев.

Скорость. Я бросился вперед, стараясь преодолеть расстояние между нами раньше, чем она успеет зарядить следующий болт. Шаг, второй, третий — она уверенным жестом оттянула козью ногу, закрепив тетиву. Четвертый, пятый — достала из колчана болт, отправила на ложе. Шестой, седьмой — вскинула арбалет к плечу. Восьмой, девятый — прицелившись, выпустила болт прямо мне в лицо.

Ианна знала, что выстрел у нее один. И решила бить наверняка, в голову. Шансы были отличные — трудно промахнуться с двух шагов. Трудно, но можно.

Я сделал длинный выпад, подавшись вперед и оттого — наклонившись. Болт ударил в шлем, заставив экран померкнуть и задрожать, а наушники — зазвенеть. В этот самый момент острие кошкодера пробило кожаный нагрудник и вонзилось четко между грудей Ианны. Через мгновение я услышал скрип стали о камень — с разгону я пробил тело насквозь, дважды расколов ребра. Арбалет со стуком упал на плиты пола. Ианна вцепилась руками в лезвие, располосовав ладони в кровь, вздрогнула. Я рывком высвободил оружие.

— Теперь мы квиты, — сказал, глядя, как она сползает на пол. Спокойно прошел к оборванцу, который все еще корчился на полу.

— Проклятие, проклятие близко, — бормотал он, глядя на меня остекленевшими глазами. — Тебе не нужно, ты взял свое, оставь мне, оставь мне, оставь мне...

Я убил его одним коротким ударом в шею. Псих умер тихо, без агонии. Разжав его ладонь, я взял кольцо.

[Перстень царицы]

[Предохраняет от потерь эссенции меньше 5]

[Интуиция +1]

[Восприятие +1]

[Сила -1]

Не самый плохой дроп. Но брать его не хотелось. Я подошел к телу Ианны и надел кольцо на ее безымянный палец.

Теперь, надо было определиться, что делать дальше. Можно было подождать, пока респнется Бильга... Я обернулся туда, где лежал его труп, но обнаружил там только несколько кровавых пятен и сломанный болт. Ну что, это упрощает дело. Теперь надо только выбраться из этого данжа живым.

IX

The tomb is the passage

As the light flickers before me

The head of the hydra

The charlatan denounced

"The Head of the Hydra"

Удивительно, но в Неребтум я вернулся без проблем — интерфейс предложил фаст-тревел на выходе из зиккурата. И в самом зиккурате меня никто не потревожил. Подозреваю, из-за благословения царицы, которым я, внезапно обзавелся. Я рискнул осмотреть полученный трофей только по прибытию в город — он напоминал кусок шлака — тот, что выбрасывают со сталеплавильных печей. Зеленовато-черный, твердый и гладкий как стекло, но составленный из множества хаотично переплетавшихся слоев, пронизанных маленькими сферами пузырей. Острые, ломкие грани, причудливая форма — и никаких пояснений от интефейса. Пожав плечами, я сунул сердце-камень обратно в сумку.

Ну что, остается надеяться, что Бильгу я потом найду. Или не найду, не так и важно. Хотя, мне на работу с ним в связке грех жаловаться.

В Неребтуме я появился ночью. Темное небо над головой обагряли блики факелов на низких, рваных, как ветошь, тучах. Я медленно продвигался по улице, еще толком не зная куда пойду — думал побродить по городу, посмотреть. Наверняка, здесь было что-то интересное, можно было найти пару быстрых квестов...

Ночью жизнь на улицах не остановилась — люди грелись у светильников и костров, спали прямо на земле, прижимаясь к глинобитным стенам, собираясь для тепла в невообразимые скопища, переплетаясь, устраивая из тряпок жуткие гнезда, похожие на крысиные. Мимо них бродили редкие прохожие, мрачные, сгорбленные, скрытые под тяжелыми плащами. Я чувствовал их тяжелые взгляды из-под низко надвинутых капюшонов — они сверлили меня, пытались забраться под кожу. Обрывки разговоров тревожили слух — осторожные шепотки, полные страха и подозрения.

— Вчера сожгли десятерых...

— Архонт говорит, что только так можно остановить Руку Эн-Уру-Гала...

— Говорят, что Раппикум пал.

— Раппикум далеко на западе. Рука туда еще не дотянулась.

— Для Руки нет долгого пути, нет непроходимых мест. Ни болота, ни горы, ни пустыни не остановят его.

— Нужно молиться. Боги укротят гнев Владыки Мертвых и он отведет свою Руку от мира...

— Я слышал, как говорили жрецы. Боги не властны и даже сам Эн-Уру-Гал не властен над смертью, которую выпустил в мир. Боги покинули нас и ушли.

— Замолчи! Твои слова нечистивы! Хочешь, чтоб нас забрала стража?

Я шел среди этого невнятного бормотания, стараясь не особенно вслушиваться. Странно, что эти разговоры были вообще осмысленными — интересно, если остановиться и слушать, насколько их хватит, чтобы не повторяться?

Петляя по узким, извилистым улочкам, я наконец вышел на более просторную и прямую, пошел по ней. Здесь бездомных было поменьше — они жались к стенам домов, не рискуя слишком отрываться от них. Возможно, знатные горожане, путешествуя по своему городу, по старой доброй традиции угощали тех, кто оказывался на пути, кнутом и палкой.

Странный шум впереди заставил остановиться. Я оглянулся, пытаясь найти переулок, чтобы скрыться в нем, но как назло, здесь дома стояли плотно. Впереди, из полумрака показалась толпа вооруженных людей. Одетые как попало, все они, тем не менее, были вооружены мечами и топорами, поверх лохмотьев у многих были кирасы, наплечники и шлемы. Их было человек десять. Огонь отбрасывал на их лица дрожащие черные тени, превращая в морды чудовищ. Морщины и шрамы уродливо выпячивались, рассекая грубую кожу лиц глубокими темными провалами, искажая черты.

Я прижался к стене, стараясь втиснуться между бездомными. Те недовольно шипели и отталкивали меня. Можно было достать кошкодер и припугнуть их, но обнажать оружие перед вооруженной толпой почему-то не хотелось.

В это время, на другой стороне показались, те, против кого они вышли. Тяжелый гул шагов и глухой лязг железа я услышал раньше, чем свет факелов высветил этих существ. Это были Бессердечные Воины Дера — возможно, та самая троица, которая встретилась нам с Бильгой. Исполины разошлись, освобождая себе пространство. Двое с палицами стали по бокам, воин по центру достал из-за пояса топор и навесил на руку небольшой щиток — не больше метра в диаметре — кулачник для него. Рукоять топора казалась удивительно тонкой для ее полутораметровой длины, а лезвие — слишком узким. С другой стороны, такой топорик должен был отлично пробивать даже весьма прочные доспехи. Присмотревшись, я увидел, что рукоять, похоже, железная.

Толпа на другой стороне так же подняла оружие. Один из них, низкорослый парень в длиннополой грязно-серой рубахе с коротким клинком и кинжалом, в островерхом шлеме и броне из сшитых кожаных пластин, окрикнул меня:

— Эй, ты! Доставай меч и давай к нам! Быстро!

Я покачал головой. Отчего-то, шансы этой ватаги против трех великанов казались мне призрачными. Парень оскаблился полным черных зубов ртом:

— Проклятие на тебя! Кто бы ни победил, тебя все равно выпотрошат!

"Если так, то зачем вообще вмешиваться?" — подумалось мне.

И в этот момент Бессердечные взревели — так что заложило уши и ударило в грудь — и бросились на врагов. В два прыжка они преодолели разделявший их десяток метров, врезавшись в толпу как танки в строй пехоты. Первые же удары свалили двоих, остальные попятились, попытались обойти врагов, но троица перекрывала своим оружием всю улицу. Тот парень, что кричал на меня, попытался поднырнуть под палицу и вогнать кинжал под колено бессердечному, но удар топора свалил его на землю. Исполин с палицей в ту же секунду сшиб того, кто попытался достать его товарища с топором.

Но бой только начинался. Я увидел, как на крышах домов появились темные силуэты. Глухой, тяжелый свист ударил по ушам, окончившись глухими шлепкам и гневным ревом Бессердечных. Каждый из них получил минимум по три болта, я видел это. Кажется, ранения только разозлили их — они свалили еще двоих противников. Теперь, только половина из начального отряда стояла против великанов. Новый залп — один из клыкастых дернулся, получив болт в глазницу, но продолжил биться. Впрочем, на секунду он замешкался и один из людей, вогнал кинжал между грудных пластин его брони. Использовал оружие как опору человек взобрался на Бессердечного, упираясь ногами в грудь, одной рукой схватив за свисающий вниз клык. Во второй он держал короткий, широкий меч, который тут же вогнал в распяленную пасть великана. Его сбросил ударом топора центральный Бессердчный, но сам пропустил удар в ногу. Его подрубили, как молодое дерево. Зашатавшись, гигант упал на одно колено, приняв новый удар на щит, широко взмахнул топором, отгоняя от себя врагов. Третий Бессердечный получил стрелу в горло и теперь мотал головой, пытаясь прийти в себя. На него наскочили, рубили с двух сторон секирами. Он отступил, занес палицу и резко обрушил ее на одного из людей. Удар буквально смял несчастного, превратив в сломанную, окровавленную куклу. Второй порвал дистанцию и рубанул секирой по колену. Великан пошатнулся и медленно повалился на бок. Человек бросился добивать, но подставился под залп — болт вошел ему прямо в затылок. Еще два вошли в тело поверженного гиганта. Он лежал не шевелясь, огромная лужа черной крови расползалась под ним.

У двух других дела были не лучше — врагов у них осталось всего трое, но тот, что с палицей, похоже, ничего не видел. Его слепые махи заставили товарища отступить на другую сторону улицы, лишив поддержки. Трое нападавших оставили слепца арбалетчикам и переключились на Бессердечного с топором. Отступая, тот оказался рядом со мной. Шансов у него почти не было — раненый, он протянул бы максимум до следующего арбалетного залпа.

Я чувствовал беглые, косые взгляды в мою сторону. Не помог. Этого мне не спустят.

"Кто бы ни победил, тебя все равно выпотрошат!"

Кошкодер вылетел из ножен, рубящим ударом полоснув крайнего — в мятой кирасе и открытом шлеме без забрала и щек. Лезвие рассекло ему руку, сбив удар, следующий замах окончился на голой, в чириях шее, разрубив ее почти до середины. Я отпихнул его ногой, длинным выпадом попытался достать второго. Он увернулся, но попал под топор Бессердечного. Узкое лезвие пробило шлем и вошло в череп. Третий бросился бежать. Исполин подхватил с земли топор одного из нападавших и швырнул его человеку в спину. Лезвие с глухим хрустом вошло между лопаток. Он сделал еще пару шагов и повалился навзничь.

Арбалетный болт вошел мне в правое плечо, засев по самое оперение. Второй достался бессердечному, третий и четвертый вгрызлись в глиняную стену. Я бросился в сторону, понимая, что теперь один только вариант — бежать. Через пять шагов болт вошел мне в бедро, следующий — в спину. Я упал, меланхолично наблюдая за сообщениями интерфейса, подробно рассказывающими, как именно я умру секунд через десять.

[Кровотечение...]

[Повреждена левая нога...]

[Повреждена правая рука...]

На уже темнеющем экране я разглядел, как Бессердечный, одним прыжком зацепился за край дома и, подтянувшись, оказался на крыше. В него выстрелили с двух шагов, потом побежали. В то же мгновение, арбалетчики с другой стороны вогнали четыре болта в спину гиганта. Он зашатался и упал — тяжело, громко. Потом все померкло.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

[Продолжить?]

Я попытался прикинуть, не пора ли поесть, но сейчас это было бесполезно — после боя кожа покрылась потом, а пульс бешено громыхал в ушах. Надо успокоиться. Надо. Успокоиться.

Что там вообще произошло? Почему они сцепились? Были это игроки или NPC? На игроков ни те, ни другие особо похожи не были. Наверное, какой-то ивент от разрабов, может даже сюжетный. Ярко, конечно, но надо было сразу сваливать.

Стянул окулус, посмотрел на телефон. Два-сорок, три пропущенных. Цифры дошли до сознания не сразу. Что?! Я был уверен, что просидел за игрой не больше пары часов. Какого черта? Пропущенные, конечно, от мамы. Обещал и не зашел. Хотя, время еще есть — крайний срок к трем. Придется такси вызвать, чего уж там.

Заказав машину через пятнадцать минут, я осчастливил себя душем (блин, уже дня три этого не делал, воняю, наверное, хуже козла), наскоро побрился и, уже на ходу, впрыгнув в одежду, вышел из дому, только в лифте вспомнив, что забыл наполнить Бегемотью миску.

У парадного уже дожидался меня потрепанный, мышиного цвета "Ланос" с паутиной трещин на лобовом стекле. Водила, пожилой мужик с угрюмым, угловатым лицом, мрачно смотрел прямо перед собой, и в ответ на мое "добрый день" нечленораздельно буркнул. Я уставился в забрызганное окно, с некоторым удивлением разглядывая проплывающий мимо спальный район, по-осеннему блеклый и костлявый. День выдался солнечный, небо — чистое, серо-голубое от смога. Вывески контрастными пятнами резали взгляд, отчего-то раздражая своей местечковой убогостью. Это в центре люди вкладываются в серьезную наружку, а здесь, где основной круг клиентов — местные обитатели, париться этим всерьез никто не хочет. Вот и проезжают мимо "Вкуснейшие куры-гриль" и "Ресторан "Курорт".

Что-то не давало вернуться, беспокоило. Покопавшись в себе, я понял. Камень.

Там, в свете уличного огня, когда я решил осмотреть заполученное в зиккурате сердце. Я ОЩУЩАЛ его твердость, острые края, гладкость. Ни окулус, ни Гидра, никакой другой контроллер не способен передавать ощущения. Я не мог, просто не мог ничего почувствовать — моя рука на самом деле сжимала воздух. И в то же время, я очень явственно помнил это ощущение — ощущение острых, крошащихся граней в пальцах. Нет, фигня. Просто перебор с игровым временем. Увидел надпись интерфейса, прежде чем отупевший от усталости мозг обработал, тело среагировало. А потом мозг решил, что надпись появилась позже ощущения. Как-то так.

Я посмотрел на свою руку. Обычная, такая же, как и всегда. Но если было ощущение от камня, должны быть и мозоли от кошкодера. А их нет. И не может быть. Конечно, не может.

Вышел я у местной кондитерки, зашел, не особенно прясь выбрал небольшой тортик — идти с пустыми руками как-то не хорошо, даже в гости к родителям. Тем более, мама сладкое обожает и эту торговую марку особенно котирует. Будет что-то вроде извинения за опоздание.

Словно подслушав мои повинные мысли, завибрировал в кармане телефон. Не глядя, я ответил на вызов, уже готовясь оправдываться. Но оказалось, что звонила не мать.

— Привет! Это Игорь.

Неожиданно. С Игорем мы не общались уже, наверное, с год. Если честно, я даже не знал, в городе ли он — почему-то мне казалось, что он съехал. Может потому, что раньше мы часто встречались по дороге на работу, хоть и офисы и дома были у нас совсем в разных районах. Была точка в пространстве и времени, где мы с завидной регулярностью пересекались — перекресток на котором стаял монумент танку Т-34.

— Привет! Давно не слышались.

— Я тебе звонил утром, ты не отвечал.

— Звонка не услышал, за компом сидел.

— А ты не на работе?

— Не, в отпуске.

— Хорошо. Слушай, я тебя спросить хотел, вы еще собираетесь той тусовкой: Олег, Сашка, Марина?

Вот вспомнил. Когда ж это было?

— Нет, если честно. Сашка уехал на заработки, куда-то на севера, Маринка пошла в школу полиции, теперь помощник опера. Только с Олегом еще пересекаемся.

— Ясно. А то я тут вернулся, думал, может пересечемся, поболтаем?

— Вернулся?

— Да я в Праге работаю, теперь вот приехал на месяц, пока виза переоформится.

— Круто. Давай пересечемся. Я Олегу звякну. Можно будет у меня посидеть.

— Я думал в какой-то кафешке...

— Это ты, брат, нахватался европейских привычек. У нас, славян, принято в гости друг к другу ходить. Говори, когда тебе удобно?

— Да я, в принципе, свободен. Сижу тут, в общем, без дела, сериалы смотрю на планшете.

— Давай ориентировочно на вечер, часов на семь. Я перезвоню, когда с Олегом договорюсь.

— Окей. Тогда до вечера.

Я нажал отбой и некоторое время тупо смотрел на экран. Звонок Игоря меня немного выбил из планов. Хотя, сколько уже не виделись — стоит и пересечься. Тем паче, что человек в Праге пожил. Наверняка есть что рассказать.

С Олегом проблем не оказалось — этот всегда был легкий на подъем. Еще до того как войти в подъезд родительского дома, я уже утряс все детали — как пересекаемся, что пьем, кто что берет.

— Ну и где тебя носит?! — шутливо-обиженным тоном приветствовал меня отец, открывая двери.

— привет, пап, — мы обменялись рукопожатиями, я передал ему тортик и, разувшись, прошел на кухню.

— Руки мыть! — с порога развернула меня мама. Из духовки пахло чем-то вкусно-мясным. Ну что, как и всякому ординарному сыну, мне нравилась готовка матери. Тем паче, что все мои девушки традиционно готовили, как бы так сказать... хреново они готовили в общем. Не модно сейчас девушке уметь готовить. Короче, я даже не пожалел, что не поел перед выходом.

— Ну, рассказывай, как дела? — спросила мама, когда я вернулся в кухню и уселся за обеденный стол. Пытаться помочь с сервировкой было бесполезно — мама такую помощь считала личным оскорблением ей, как хозяйке.

— Понемногу, — сказал я, прикидывая, с чего бы начать.

— Как отпуск проходит? Съездить никуда не собираешься?

— Нет желания, — пожал я плечами. — Вот товарищ из Праги приехал. Сегодня вечером встречаемся.

Удачно все-таки Игорь отзвонился. Не рассказывать же матери, что сутками за компом просиживаю?

— Из Праги? Он туда отдыхать ездил?

— Нет. Работает он там. Приехал визу обновить.

— Работает? А кем?

— Программистом, насколько я знаю. Увидимся — расскажет подробнее.

— Наверное, зарабатывает хорошо? — мама открыла духовку, достав оттуда противень с завернутым в фольгу мясом. От запаха у меня аж челюсти свело. Свиной рулет с сыром, грибами и специями. Этот аромат я знаю хорошо. Знаю и люблю.

— Без понятия, — я пожал плечами. — Но я бы поехал, даже если зарплата была пониже, чем здесь — просто чтобы пожить в Праге.

Я вообще люблю Чехию в целом и Прагу — в особенности. Любовь эта зародилась, можно сказать, случайно — лет пять назад мы с моей тогдашней подругой решили съездить на отдых в Италию, в Венецию. Оказалось, что автобусом через Чехию выходит сильно дешевле, чем прямым самолетным рейсом, а денег у нас было впритык, так что, поехали автобусом. Шенген был чешский, потому на Чехию припадала чуть не половина времени нашего тура. Я воспринимал это как неизбежное зло — ровно до того момента, как мы приехали в Прагу. Проведя там два дня я уже больше никуда ехать не хотел.

— Одному там, наверное, скучновато,— заметила мама.

— Я бы нашел чем заняться. Город большой, есть на что посмотреть. А на выходные можно съездить куда-нибудь замки посмотреть, пива попить, или даже в соседнюю Венгрию на выходные.

— Не страшно? Языка не зная...

— Мама, это постсоветское пространство. Там половина населения по-русски говорит.

С сомнением на лице, мама поставила передо мной тарелку с картофелем-пюре и куском рулета.

— Ну не знаю... Папа, ты где?! Иди за стол!

Появился отец, принеся из бара початую бутылку коньяка. Мама достала пару бокалов.

Вышел от родителей я часам к шести, когда уже стемнело. Посидели неплохо, обсудили все новости и даже почти не было рассуждений об острой необходимости жениться или хотя бы приобрести себе новую куртку, джинсы и свитер. Последнего я особенно не любил — никогда не ощущал себя шмоточником, предпочитая одежду утилитарную и долговечную. Это выглядело как типовая точка зрения любого ботана, но только вот ботаном я себя не считал. Просто мне было на что тратить деньги кроме тряпок.

Теперь надо было заскочить в супермаркет за закусками для вечерних посиделок. Оный имелся по пути, так что тут проблем не возникало. Вечерние очереди еще не начались, так что справился я быстро и уже к половине седьмого был дома. Насыпав Бегемоту корма, я слегка прибрался в комнате. До "часа Х" оставалось минут десять, но зная пунктуальность, обоих камрадов, я решил, что время на короткую пробежку в "Abruption" у меня есть.

[Здоровье: 121]

[Эссенция: 81]

[Энергия: 49]

[Усталость: 11]

[Голод: 12]

[Жажда: 28]

Оказалось, в себя пришел прямо там же, где убили. Какой-то нищий склонился надо мной, пытаясь стащить с ноги сапог. Я ударил урода в плечо, и он поспешно убрался — как животное, на четвереньках, спешно перебравшись к соседнему мертвецу. Другие оборванцы, словно могильные черви, копошились на телах убитых великанов, отдирая доспехи, пытаясь найти под ними карманы или кошельки. Я поднялся, ловя на себе взгляды, полные страха и ненависти. Убрал за пояс кошкодер, наклонился и подобрал кинжал, валявшийся в луже спекшейся крови. Все же лучше, чем из желудка биомеханического монстра.

[Короткий кривой кинжал]

[Урон: Рубящий: 20/Колющий: 40/Дробящий:0; Скорость/Энергия: 4]

[Запас прочности: 18/25; Ремонтопригодность: 34]

Пойдет. К нему бы ножны, но ничего, пока обойдемся и так — на спину, за пояс. Прошелся, пнул носком сапога еще одного, разжал заставшие пальцы, увеличив свой арсенал на еще один короткий кинжал, который отправил в сапог. Поднялся, не спеша осмотрел место боя. Удары Бессердечных были жуткой силы. Палицы превращали людские головы в бесформенное месиво, не оставляя ничего кроме окровавленных костяных обломков, разбрасывая содержимое на метры вокруг. Топор тоже был ничего — прорубал шлемы и кирасы как бумагу, входя в плоть на всю длину. Я подошел к одному из великанов, присел на корточки рядом с его палицей — двухметровое древко, по всей длине покрытое стальными кольцами, с небольшим граненым навершием.

[Двуручная палица Бессердечных Воинов Дера]

[Урон: Рубящий: 40/Колющий: 20/Дробящий:330; Скорость/Энергия: 82]

[Запас прочности: 87/120; Ремонтопригодность: 64]

Хорошая штука, но у меня даже поднять ее, по ходу, не получится. Выпрямился, осмотрел тела — пока валялся их уже обчистили — все, что более-менее годное было, стащили, кроме оружия и доспехов. Нужно уходить. Арбалетчики, как видно, уже свернулись, пора и мне раствориться. Кто знает, что это была за разборка, и какие у нее могут быть последствия.

Как обычно, мысль эта пришла мне в голову поздновато — бездомные вокруг бросились врассыпную, словно крысы, почуявшие терьера. Я оглянулся — ко мне бежало четверо или пятеро стражников, выставляя вперед копья. Оценив их длинные, до середины икр кольчуги, решил, что лучше будет отложить встречу с представителями властей до лучших времен.

Похоже, они предвидели, что я постараюсь убежать — бросились за мной сразу, с места, без окриков и требований остановиться. Долго бежать по широкой улице мне не улыбалось — свернул в ближайший проулок, надеясь, что смогу затеряться в лабиринте узких проходов, тупиков и свежеотстроенных хибар. Но стражи не отставали — казалось, длинные кольчуги, которые должны были весить никак не меньше трех десятков кило, им никак не мешали. Поворот, еще поворот, еще один... Я перепрыгивал через распростертые тела, отталкивал нерасторопных бродяг, вставших на пути, перевернул какую-то кучу пустых ящиков, перепрыгнул через брошенную кем-то тачку, перевалился через невысокий, метра полтора, забор... Все это мало впечатлило моих преследователей -= я постоянно слышал их в нескольких десятках шагов позади. Энергия таяла с каждой секундой, а усталость медленно, но уверенно возрастала. Картина вырисовывалась мрачная — меня с минуты на минуту должны были поймать.

Забег подошел к концу раньше, чем я рассчитывал — очередной поворот привел меня в длинный, извилистый тупик. К моменту, когда я понял, что выхода здесь нет, вход его уже был перекрыт стражниками.

Увидев, что бежать мне некуда, они притормозили. В таком узком проходе они могли подходить только по одному, что было хорошо, но были вооружены копьями и щитами, что было плохо. Смертельно плохо. Передний выставил вперед свое оружие, прикрыв щитом корпус. Я достал из-за спины панцербрехер. Надо хоть как-то компенсировать разницу в длине. Рвать дистанцию мне нельзя — достанет копейщик из-за спины первого.

— Ты почему убежал? — хрипло, сквозь отдышку, спросил стражник.

— Решил, что убегу, — не стал врать я. Стражник сплюнул под ноги.

— Полуумок. Зачем бежал? Ты же не беггар!

— Кто? — странное слово, незнакомое. Стражник прохрипел что-то похожее на ругательство.

— Беггары, — повторил он через секунду. — Армия Нищих.

— Для нищих они неплохо вооружены.

— У них вообще все неплохо, как для нищих. Убери оружие и выходи. Лучше нам с тобой тут не задерживаться.

Я прикинул варианты. Неизвестно, куда я забрел, и кто здесь прячется по теням. Если даже стража их боится...

— Хорошо, — я отправил панцербрехер за спину. Стражник кивнул и тал пятиться назад, не опуская копья и щита. Когда мы выбрались на развилку, двое его товарищей перебрались мне за спину. Это нервировало. Мы двинулись дальше — поспешно, даже суетливо. Стражники оружия не опускали и постоянно оглядывались.

— Чего вы боитесь? — спросил я негромко. Страж, который шел впереди меня недовольно скривился, но молчать не стал:

— Ты в той драке за кого бился? За Бессердечных или за бегггеров?

— Вышло так, что за Бессердечных.

— Большая ошибка, парень. Армия Нищих обид не прощает. Тебя достанут. И нас вместе с тобой. Только ты пришелец, тебя надо раз двадцать убить. А нам хватит и по одному.

Звучало не очень-то обнадеживающе. Я, подумав, достал кошкодер и кинжал. Хотя вряд ли они защитят меня от выстрела с крыши.

Опасения оказались напрасными — мы спокойно вышли на улицу, на которой произошел бой. Стражи явно расслабились — тем паче, что здесь был еще десяток их товарищей, пинками подгонявших бездомную братию — те раздевали и грузили на тачки трупы. Сами стражи пачкать руки в крови и собирать чужих вшей не желали. Среди прочих выделялся один, одетый не как другие — в вороненную кирасу с длинной, до колен, латной юбкой, в саладе с горжетом. Гравировка на кирасе изображала богиню с рогами, на которых покоился диск солнца — или луны. Диск был накладкой из полированного металла, серебра или золота — темнота мешала сказать точно. Увидев меня, он отдал пару коротких приказов и двинулся в мою сторону.

— Ты кто такой? — спросил с ходу, без приветствий.

— Вад. Гость города.

— Я вижу, что ты гость. Вижу, что пришелец. Как ты замешан в этой стычке?

— Просто проходил мимо, — я пожал плечами. — Не вовремя.

Он посмотрел на меня, презрительно сморщившись.

— Вы, пришельцы, никогда не приходите вовремя. И никогда не приносите добро.

Я не ответил. Он какое-то время буравил меня взглядом.

— Что мне с тобой делать? Выходит, ты к этому делу не при чем?

— Можно и так сказать.

— Тогда иди, — он замер, продолжая играть со мной в гляделки. Я кивнул, развернулся. Он окликнул меня, не дав пройти и пары шагов:

— Беггаров не боишься?

Я остановился, пожал плечами:

— Даже если боюсь. Что сделано, то сделано. Теперь будут последствия.

— Твоя правда. Иди.

Я постоял секунду, потом спросил:

— Почему Армия Нищих напала на Бессердечных?

Рыцарь мотнул головой в непонятном мне жесте.

— Архонт призвал Бессердечных усмирять Неребтум. Сейчас в наших стенах слишком много людей, чтобы всех держать в узде. Голод, воровство, убийства, грабежи. Армия Нищих устраивает в бедных кварталах свои порядки — жестокие и безбожные. Архонт видит в них опасность, риск призвать на город Руку Эн-Уру-Гала. Бессердечным дано право убивать всякого беггара, какого встретят. Без суда и разбирательства.

— Смело. А если Бессердечные начнут убивать невинных ради наживы?

— Не начнут. Бессердечные Воины Дера — не люди. Ими правят другие законы, их ведут другие страсти. И главная их страсть — война. Они считают себя прямыми потомками бога войны Ашурра, супруга божественной Ашарте и потому самым достойнейшим занятием считают битву. Они пришли в Неребтум не из-за денег. Деньги им не нужны. У них война с Армией Нищих. Война до полного истребления одной стороны.

Я кивнул. Если Бессердечные всегда так воюют, шансов у них немного. Для такого перенаселенного города двадцать человек — пыль, в то же время смерть сразу троих великанов кажется серьезной потерей. Если конечно, Бессердечных воинов не пришло в Неребтум несколько тысяч.

Теперь надо было решить, куда идти. Возвращаться в логово Бильги было, похоже, единственным нормальным вариантом. Скоро должно рассвести... Стоило поесть и отдохнуть, не мешало бы раздобыть воды. Я примерно помнил дорогу к тому притону, так что, решил не тратить время зря. Оставалось надеяться, что наниматель мой уже вернулся.

Усталость персонажа, кажется, совпала с моей — идти было тяжело, доспех давил на плечи, голова норовила опуститься под тяжестью шлема. Все, доберусь до ночлежки и отключаюсь. Потом, часа через четыре можно будет зайти, приджойниться к партии и снова отрубиться поспать. Интересно, сколько я пробегал от стражи? Глупо получилось. Это все дурное наследие АС-бредофраншизы. Хотя, могли и пришибить, если бы сразу не догадались, что я не беггар. С другой стороны — ну пришибли бы, и что такого? Надо переспать с кем-то. Или обелиск найти. Эссенция — восемьдесят один. Вообще не радостный показатель.

Мысли скакали с одной на другую, в голове — полный фарш. Выпитые сто грамм коньяку, полный желудок — все это не способствует остроте мыслей. Надо отключаться. Только дойти до ночлежки Бильги — и сразу отключаться. Да и Олег с Игорем, наверное, уже на подходе.

Небо над головой уже начало сереть. Тучи сгустились, обещая скорый дождь. Дождь — это неплохо. Взбодрит, освежит... Стоп! Никакой виртуальный дождь не взбодрит в реале. Да и реальный дождь — приятного мало. Промокнешь, замерзнешь. Если дождь, конечно, не летний. Черт, совсем голова плывет.

Я свернул в проулок, который, как мне казалось, вел к притону. Улица выгибалась змеей и упрямо забиралась вверх. Наверное, после дождя здесь вообще не подняться, размокшая глина будет скользкой, как мазут. А если гололед... Нет, гололеда тут не бывает. Тут вообще морозов не бывает. Интересно, почему я так уверен в этом?

Кто-то шел мне навстречу, спускался, поднимая легкие облачка пыли с каждым шагом, слегка соскальзывая на покрытой песком глине. Я посмотрел на него, пытаясь разглядеть в тени капюшона лицо. Виден был только подбородок с жидкой, косматой бороденкой, похожей на козлиную. Мы поравнялись.

Его движение я заметил только в самом конце, когда увернуться от него было уже нельзя. Он попытался достать меня зажатым в кулаке коротким ножом с тонким, изогнутым лезвием. Он не рассчитал совсем чуть-чуть — оружие скрипнуло по вороту стеганки, не дойдя до кожи всего пару сантиметров. Я покачнулся назад, едва сохранив равновесие, попытался выхватить кинжал. Он оказался быстрее — второй удар был точным — он аккуратно резанул меня под скулой. Ничего не произошло — ни вспышки перед глазами, ни звона в ушах — ничего, что означало в игре сильную боль. Я ударил его кинжалом в живот, но тот ловко подставил под удар свои лохмотья — лезвие рубануло по ткани, бессмысленно и безвредно. Интерфейс сообщил:

[Контактный яд: Паралич. Тело борется с ядом — 18 сек.]

Враг мой, похоже, ждал, что я вот-вот свалюсь — он больше не атаковал, кружил вкруг меня, отступал, уклонялся от моих медленных и слабых выпадов. Реакция моего персонажа на контроллер стала заторможенной, деревянной, да и самому мне была уже совсем не в кайф эта драка. Хотелось просто выйти из игры и послать все к чертям, завалившись спать. Но кто-то внутри меня протестовал, не желая оставлять персонажа.

Яд не смертельный. Значит, собираются взять живым.

Я отчаянно пытался достать беггара, но тот каждый раз уходил от моих ударов. Экран то и дело заволакивало темной пеленой, в ушах тяжело гудело. Похоже, яд входил в силу, ломая сопротивление организма. Оставалось немного, и враг это понимал. Я медленно опустился на колени, задержался на секунду и повалился на бок, закатив глаза. Теперь оставалось только надеяться, что беггар поверит моему спектаклю и подойдет раньше, чем паралич действительно скует меня.

Он не стал долго ждать. Стоило мне замереть, он не спеша подошел и, присев на корточки, заглянул в лицо. Его голова была прямо передо мной, а жилистая, в темных разводах шея вытянулась из лохмотьев, открывшись для прямого, точного удара.

Х

The strategies of war — through a universe of grief

And the city of mirrors — wiped out by the wind

Through the impenetrable haze

Through shapeless fog

Scattered through these desolate plains

White shine the bones

"Eater of gods"

Я ударил резко, коротко — лезвие рванулось к шее беггара ... и замерло в сантиметре от кожи. Он легко перехватил мою руку, вывернул, заставив выпустить оружие. Кинжал с глухим звоном упал на присыпанную песком глину.

— Ну-ну, тише, тише, — лицо в тени капюшона расползлось в ехидной ухмылке. Жидкая борода мелко подрагивала. — Кого ты хотел обмануть? Разве так падает человек, пораженный Слюной Смерти? Нет, нет, совсем не так... Его члены немеют, словно заключенные в ледяные оковы, лицо искажается, а взгляд застывает. Вот как у тебя сейчас.

Отличным вариантом было бы выйти из игры. Наверное, против такого читерского хода есть какой-то штрафной механизм, но даже если так — лучше получить штрафы к параметрам, чем оказаться в плену неизвестно где. Меню привычно закрыло правую половину экрана, я кивком выбрал нижнюю кнопку. Раньше игра не утомляла всем известными переспрашиваниями в духе "А вы точно уверены?", но теперь такое окно появилось:

[Покинув игру сейчас, вы временно потеряете контроль над персонажем и не сможете ограничить его перемещение в ваше отсутствие]

Понятно. Значит, здесь наказывают не штрафом — просто персонаж останется, пока его не убьют или я снова не залогинюсь. Справедливо, что сказать. Ладно, подождем немного.

Тем временем в проулке появились еще двое. Они приволокли с собой тачку и споро погрузили меня в нее, накрыв сверху каким-то тряпьем. На какое-то время я оказался в полной темноте, не способный даже пошевелиться — отчего соблазн выйти из игры стал еще больше. Но теперь мне уже стало, что произойдет дальше. Тем более, что гости-таки опаздывали и торопиться с выходом мне смысла не было.

Наконец, покрывало сорвали. Чьи-то руки подхватили меня, подняли, поволокли куда-то. Вокруг было сумрачно — узкий коридор, тусклые чадящие лампы давали слишком мало света, в темных проемах мелькали чьи-то сгорбленные фигуры, скрытые в бесформенных кучах тряпья.

[Паралич прошел]

[Энергия: 31]

[Усталость: 20]

[Жажда: 22]

[Голод: 27]

Спокойно, без суеты. Не стоит раньше времени выдавать себя. Правда, с таким раскладом по энергии сильно не навоюешь. А ведь даже оружие не отобрали... неужели так в себе уверены?

Меня втащили в какую-то комнату, бросили прямо на пол. Персонаж настолько ослабел, что даже не дернулся, врезавшись лбом в утрамбованную глину. Осторожно повел глазами по сторонам. Видно было плохо, но кроме пары сапог одного из моих тюремщиков увидел поодаль еще одни, поновей и побогаче. Эта пара уверенно двинулась в мою сторону.

— Поднимите его, — голос звучал хрипло, дребезжал как у старика. Меня подхватили, оттащили к стене и прислонили к ней спиной. Теперь я видел, кто стоит передо мной. Это был сгорбленный, сутулый мужчина в просторном многослойном одеянии похожем на вконец обветшалые церемониальные накидки, три или четыре поверх друг друга. Сложные узоры поблекли и истерлись, полы изорвались и висели лоскутами с длинной, спутанной бахромой прелых нитей. Нижнюю половину лица закрывал бархатный красный платок, вышитый золотой нитью, с темными пятнами у рта — слюны или сукровицы, не угадаешь. Седые, перехваченные медным обручем волосы, спадали на плечи, а мутные, старческие глаза смотрели пристально и недобро.

— Кто ты и почему поддержал Бессердечных в той драке? — спросил он. Я снова вызвал меню проверил возможность выхода. Та же фигня. Игра не хотела расставаться со мной так просто. Что за хрень, ведь передо мной не игроки, а тупые боты. Какая разница, если вся эта сценка подождет до завтра?

— Яд уже должен был отпустить тебя, — спокойно продолжал старик в маске, — так что лучше тебе начать говорить. Мы знаем, что пришельца нужно убить не больше двадцати раз подряд, чтобы сделать отторгнутым. Моим заплечным такая работенка даже по душе. Они собирают толпу и принимают ставки. Говорят, что неплохо зарабатывают.

Такой вот слом четвертой стены. Сейчас этот тип говорил со мной, с игроком, а не с персонажем. И на полном серьезе угрожал этого самого персонажа слить. Для бота из ММО не самый ожидаемый подход.

— Я поддержал Бессердечных потому что они не собирались убивать меня после победы. А твои парни — собирались.

— Вот как. И почему они собирались так поступить?

— Понятия не имею. Я всего лишь стоял в стороне. Это не мой бой.

Старик подошел ближе, нависнув надо мной.

— Ошибаешься, — голос его походил на скрип камня по стеклу. — Если ты в Неребтуме, то "не твоих" боев тут не будет. Не важно, кабацкая драка, дворовая поножовщина или сшибка двух военных отрядов. Победитель всегда спросит с тебя — не только за действие, но и за бездействие. Ты напал на моих людей, хотя тебе предлагали помочь им.

— И что теперь?

Старик отпрянул — кажется, подобная наглость его обескуражила. Я почувствовал азарт. Ну что, ломать так ломать.

— Ты ведь знаешь, что даже превратив это тело в нежить, ты не повредишь мне. Я найду себе новое и вернусь, чтобы посчитаться с тобой. И если раньше другие пришельцы могли простить тебе твое нахальство, то можешь не сомневаться — я не прощу. Я буду приходить к тебе раз за разом, даже если для этого понадобиться сотня смертей. И однажды все-таки вскрою тебе горло. Тебе это нужно, а беггар? Подум...

Мою эффектную речь прервали ударом сапога по ребрам. Охрана не дремала. Они били меня довольно долго — так, что это даже начало утомлять. Но даже не испытывая боль я чувствовал странное оцепенение, словно их виртуальные побои как-то отражались на реальном мне. Наконец, они прекратили, подчинившись знаку своего начальника. Тот некоторое время любовался моим избитым в кровь телом.

— Слишком уж ты болтливый, — наконец произнес он. — Не лучшее применение твоему красноречию. Тебя бы попрошайкой к подножью храма... Хотя, там сейчас больше просящих, чем дающих. Дела идут плохо в последнее время...

— Хорошо сказал. Последнее. Твой мир умирает. И спасти его нет никакой надежды.

— Избавь меня от своих пророчеств, пришелец. Я слышал речи и более убедительные.

— Но не от тех, кто пришел извне.

Он покачал головой.

— Я не верю в то, что вы — из другого мира. Вы просто какая-то ошибка богов, такая же, как Отторгнутые. Или Бессердечные. Или Земляной народ. Или Каменные Исполины. Вас, уродов, слишком много, чтобы обращать внимание на каждого в отдельности. Я предпочитаю решать проблемы партиями покрупнее.

— И как ты решишь мою?

— Есть способ. Я заточу тебя. Замурую на дне своих катакомб. Ты будешь получать пищу и воду — достаточно, чтобы не умереть. Посмотрим, насколько тебя хватит.

— Плохой вариант. Я просто оставлю это тело.

— Вот и проверим.

Меня снова подхватили и потянули вверх. Нет, вариант бросить персонажа, конечно, был, но был он какой-то лузерский. Лучше умереть сражаясь. Ну, или попытаться умереть.

Я резко подтянул ногу, выхватив из сапога кинжал. Обратным движением вогнал лезвие в бедро одного охранника, рванул вверх, высвободил руку, перехватил оружие, ударил второго в живот, принял тяжелый удар по спине и шее, едва не упал, с трудом разбирая сквозь багровый туман в глазах, перекатился вперед, замер, глядя, как полоска энергии замирает у самого конца. Еще немного — и в отключку. Раненый в ногу кинулся на меня, махнув дубиной. Я отпрянул, кончик ее просвистел перед самым лицом. Рванулся вперед, с силой выкинув руку. Клинок с чавканьем вошел между ребер, беггар захрипел, на губах вздулись розовые пузыри. Я оставил кинжал в теле, выхватил кошкодер.

— Лучше бы разоружили, — заметил мрачно. Старик стоял спокойно, даже не глядя на двоих слуг, скорчившихся на окровавленном полу. Я замер — нужно было перевести дыхание. Снаружи доносились крики и топот. Через мгновение здесь будет слишком много людей для меня одного. Я рванулся к старику, намереваясь взять его заложником.

Свою ошибку я понял, когда короткий меч внезапно вылетел из-под беггарских лохмотьев и вошел мне в грудь, легко пробив кирасу. Блеклые старческие глаза окружали ехидные морщинки, тонкие, как паутина. Я снова уже отстраненно поразился детализации изображения. В неясном свете подземелья легко можно было принять компьютерную модель за живое лицо. Голос скрипел как рассохшееся дерево:

— Вот и все, пришелец. Быстро закончилось, да?

— Ничего не закончилось, нищий, — глядя как тает полоска здоровья, я сделал последний резкий выпад. Старик попытался отстраниться, но поздно — кошкодер вошел в его живот на половину длины. С почти садистским наслаждением я повернул клинок в ране и с оттягом высвободил его. Сизые потроха медленно вылезли из раны, сочась темным. Из-под расшитого платка вырвался слабый хрип. Старик, не отпуская своего оружия, медленно повалился на бок.

Мы упали одновременно. Я лежал, глядя как он дергается в агонии и ждал, когда, наконец, игра отпустит меня. В комнату вбежало несколько человек — я слышал топот их шагов сквозь нарастающий шум в ушах. Снова вызвал меню, уже от нечего делать, нажал "Выход". Странно, но в этот раз, никаких предупреждающих сообщений не высветилось. Я разлогинился и стянул с себя шлем. Сейчас не хотелось вообще ничего. Часы на рабочем столе показывали без четверти девять.

Я секунд двадцать тупо смотрел на циферблат, пытаясь сопоставить внутреннюю и внешнюю действительность. Даже с учетом опозданий, ребята давно уже должны были появиться. Посмотрел на экран смарта — девять пропущенных. Вот ведь зараза. Набрал Олега.

— Ну ни фига себе! — раздался в трубке его голос. Раздражение он даже не пытался скрыть.

— Алло! — я чувствовал себя последним уродом. — Друг, извини, что-то видать с аппаратом случилось — вообще не слышал ваших звонков.

— А как в домофон звонили, в дверь ногами били? — едко поинтересовался Олег. Мы минут двадцать к тебе ломились.

Я почувствовал, как холодом стягивает кишки. Как так?

— Ты что, прикалываешься? — спросил я.

— Ага. Прикольно мы с Игреком поторчали у тебя под дверью. Теперь прикольно сидим в "Мафии".

— Блин, друг, извини. Я заснул, наверное... Вообще не понимаю.

— Да без проблем. Заснул говоришь? Мы думали, подцепил кого. У тебя свет горел.

— Ну да... Так что, сейчас я такси вызову, подъеду...

— Да тут... Игорь уже домой собрался. Говорит, в следующий раз.

— А ты? — спросил я, чувствуя обиду и злость. На себя, на друзей, на все сразу.

— Мне тоже пора. Давай в другой раз, окей?

— Давай.

Олег отключился. Я сидел на стуле перед ноутбуком, дурак дураком. Как же, блин, так? Не, это какой-то развод. Не могли они битый час барабанить в дверь так, чтобы я не услышал. Не могли.

Больше за игру я не сел. Занялся стиркой, прибрал на кухне, вымыл скопившуюся посуду, воткнул в британский сериал про двух престарелых гомиков. Старался как-то побороть мерзкое чувство, которое зацепило и не отпускало с момента разговора. В итоге отправился спать в десять, оставив выстиравшиеся вещи в барабане машинки. Долго не мог заснуть — пока Бегемот не пришел и не улегся в изголовье. Под его негромкое мурлыканье я немного успокоился и отрубился.

Снилась какая-то муть, в духе той, что приходит под утро на похмелье или в гриппозной горячке. Обрывочные сумбурные образы, тяжелые, тревожные, давящие. Что-то словно давилло грудь, как стальной обруч, давило на виски. Я ворочался, то и дело выныривая из удушливого забытья и тут же снова в него проваливаясь. Когда в очередной раз проснулся, открыл глаза — было уже светло. Подтянул к себе телефон — начло седьмого. Нет, еще спать. Сейчас...

Встал в туалет, Выпил воды, приоткрыл на проветривание окно — казалось, что кислорода в комнате вообще не осталось. Бегемот, еще ночью сбежавший от меня на кухню, требовательно мяукнул, но я проигнорировал его. Вернулся в комнату, снова забрался под одеяло. Стронно, но в этот раз уснул легко и крепко.

Когда позвонил Антон, было уже за полдень. Я с трудом разлепил глаза, нащупал телефон, приложил к уху.

— Алло?

— Привет. Слушай, у тебя как с планам? Мы тут с Ваньком и Алексом думали выбраться, прогуляться намного по лесу, чайку в котелке заварить. Ты как?

— Когда?

— Да вот уже собираемся, в принципе. Я тебе раньше звонил, но ты не отвечал.

Опять. Это уже становится плохой привычкой. Надо поставить рингтон погромче.

— Я спал, извини.

— Вообще без проблем. Ну так что?

— Знаешь, я, наверное, пас. Только глаза продрал, еще не завтракал.

— Ну, окей. Давай тогда.

— Давай. Если я вдруг раздуплюсь в разумное время, я наберу вас и постараюсь нагнать, хорошо?

— Да не вопрос. Звони.

— Ага.

Я нажал отбой и какое-то время лежал, тупо глядя в потолок. Вставать вообще не хотелось. Чувствовал себя так, будто всю ночь не спал. Бегемот скреб когтями дверь с той стороны. Надо бы его покормить. А заодно и самому пожевать чего-то. Вчера, получается, толком ел всего один раз.

Выбрался на кухню, шаркая по полу шлепанцами. Бегемот гордо прошествовал впереди меня, всем видом показывая, что соквартирник проштрафился и нарушил режим питания. Я вскрыл ему пачку сухого корма и насыпал полную миску. Бодрый хруст, смешанный с довольным урчанием оживил молчаливую кухню.

Полез в холодильник, достал готовые котлеты, четыре яйца, сыр, масло. Поставил на плиту сковородку, бросил на нее масло, подождав пока растает. Готовить яичницу — дело нехитрое, но если ты опытный холостяк, то почти наверняка имеешь в этом деле особый опыт и свои собственные мелкие изыски. Я делал яичницу с мелко нарезанными котлетами, сыром, оливками и специями — красным перцем и тмином. Соли не добавлял — ее заменял, приправляя уже готовое блюдо соевым соусом. Сама яичница делалась как чебурек — яйца взбалтывались, заливались на сковородку, схватывались, потом сверху на половину сковороды высыпалась начинка, после чего яичница складывалась пополам. Поучалось быстро и неплохо — как и в этот раз, собственно. Подумав, достал из бара початую бутылку кьянти, налил в темную от чайного налета чашку. Отрезал хлеба, достал вилку и нож.

После завтрака настроение улучшилось. Ел так, будто вчера работал на разгрузке вагонов. Хотя, если целый день не жрать, то оно не удивительно.

Теперь можно было подумать, догонять Антона с братьями или нет. Без десяти час — по идее, далеко они еще не ушли — если вообще ушли. Можно позвонить, поймать такси и успеть перехватить их у края города минут через двадцать-тридцать. С другой стороны...

У Ивана с Алексом была традиция вот так выбираться в лес — поздней осенью или зимой, когда там никого уже не встретишь, потому что слякотно, сыро и промозгло. Там они варили чай в котелке (зимой бывало даже из топленого снега), трепали за жизнь и бродили по буреломам и оврагам. Иногда сами, иногда звали с собой кого-то еще. Я всего пару раз выбирался с ними. Был в этом какой особый кайф, конечно, но, в общем и целом, я человек городской — для меня такие походы скорее экзотика, чем необходимость.

Я поднялся, пошел в ванну, открыл кран, подставил ладони под холодную воду, набрал пригоршню, плеснул в лицо. Нет, не то. Наклонился, подставил лоб под ледяную струю. Так лучше. А теперь честно, без вранья самому себе.

Неделю назад я пошел бы вообще без вопросов. Я люблю лес, люблю чай из котелка, люблю неторопливые разговоры про разное. Нам всегда было о чем поговорить, всегда было чем поделиться друг с другом. И все эти отговорки про "городского жителя", конечно, были надуманными. Твою мать, разве мы планировали забраться в глушь на пару сотен километров и провести там месяц? Это небольшая прогулка, считай что в парк выйти. И, если совсем честно, было бы неплохо отвлечься чуток от компьютера. Три дня подряд, почти не вставая — это не нормально.

И снова, говоря себе все это, я отчетливо понимал, что никуда не пойду. Я хочу остаться. Хочу разобраться, кто эти беггары и во что я вляпался. Да и с Бильгой было б неплохо встретиться. Не люблю нарушать обещания. Бегемот с кухни подал голос, намекая, что не против еще подзакусить. Я вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.

Надо возвращаться и разруливаться. Персонаж скорее всего погиб, вопрос только в том, куда вынесет после смерти. Если к беггарам — то считай все, кончился персонаж. Надо делать нового, а сегодня это точно в лом. Может-таки успею с парнями чайку в лесу заварить.

Пока запускалась игра, сделал себе кофе. Вернулся, запустил игру, отпил из чашки хороший глоток, выгнал Бегемота из комнаты, надел Окулус. Все как обычно.

Подключился быстро. Темнота медленно рассеялась, образы, расплывчатые и мутные постепенно обрели четкость. Никаких уведомлений о смерти. Странно.

Я по-прежнему был в логове беггаров — в другой комнате, но скорее всего в том же вонючем, полутемном каземате. Кирасу с меня сняли, поддоспешник тоже, грудь стягивала широкая повязка. Руки были связаны за спиной — на этот раз надежно — не только в запястьях, но до самых локтей. Я лежал на боку на растрепанной соломенной циновке, небрежно брошенной на пол у стены. В десяти сантиметрах от лица медленно прополз таракан — крупный, с отвратительно длинными усами, со странными шариками на концах и высокими, как у паука лапами.

Я попытался подняться — оказалось, со связанными руками и без привязки к реальному положению тела это совсем не просто. Пришлось в итоге лечь на ковер, завести руки за спину и в таком положении вставать. Не знаю, может так получилось состыковать контроллер с движком игры, но дело пошло куда легче. Я уселся на циновку, потом повозился с руками и вывел их из-за спины. Запертая дверь в противоположной стене скрипнуло небольшим окошком, в темном проеме блеснули чьи-то глаза. Окошко закрылось, из-за двери раздались удаляющиеся шаги.

Не самое ожидаемое поведение для тюремщика. Вместо того, чтобы зайти и надавать сапогами по ребрам, побежал к начальству. Неужели так боятся меня? С чего бы?

Минуты через три снаружи послышались шаги — человека четыре, не меньше. Тяжело зашуршал засов, дверь с коротким, противным всхлипом открылась. Вопреки ожиданиям, вошел только один — фигура в просторных лохмотьях, наброшенных на тело слоев в пять, не меньше. Тяжелый капюшон полностью затенял лицо, руки скрывались в многочисленных складках тяжелой, коричневой ткани. Одеяние смахивало на то, в котором был старик, но не было так изукрашено. Неизвестный, закрыл за собой дверь, медленно подошел ко мне, остановившись шагах в трех. Мы смотрели друг на друга с минуту, не произнося ни слова. Молчание начинало раздражать.

— Все-таки оклемался. Живучий.

Голос звучал тихо, приглушенно, но сомнений не было — он принадлежал женщине. Две тонкие руки с кожей удивительно чистой и белой, вынырнули из-под мантии и откинули капюшон. Я какое-то время молча рассматривал ее лицо, пораженный его мертвенным, пугающим очарованием...

Кожа ее была алебастрово-серой и гладкой, как пластик, подчеркивая темные, словно состоящие из одного зрачка глаза. Брови казались изящно проведенными мазками, губы, тонкие и бледные, были почти незаметны. Волосы цвета охры туго зачесаны назад и перехвачены простой лентой черной кожи. Высокие скулы делали лицо почти треугольным. При всем внимании к деталям, она не выглядела реалистичной. Наоборот, образ ее был настолько отчужденным, не похожим на большинство женщин, каких я видел в реале, что контраст резал глаза. И одновременно, она была офигительно сексуальной.

— Сам себя я не перевязывал, — я постарался ответить спокойно.

— Это правда, — женщина не стала спорить. — Я просто сделала то, что должна.

— Должна не дать мне умереть?

— Само собой. Не дать тебе умереть, а старому сморчку — поучить свою дозу эссенции.

Ага. Ну что, так понятнее. Непонятно только, что теперь нищие намерены сделать со мной. Вызвал лист персонажа, проверил. Так и есть:

[Здоровье: 130]

[Эссенция: 86]

[Энергия: 48]

[Усталость: 5]

[Голод: 15]

[Жажда: 32]

Хоть какой-то прибыток со всего этого мероприятия. Если конечно, это мероприятие не закончится смертью моего персонажа.

— Старый сморчок, по ходу, отвоевался? — поинтересовался я.

— Эссенции у него не осталось, — кивнула женщина. — А встать на темный путь он так и не смог. Говорят, был плохим учеником.

— Интересно, кто был хуже — ученик или учитель?

— Учитель был хорош. Учил ровно тому, что требовалось, — лицо женщины озарила слабая, но ядовитая улыбка. Я понимающе кивнул.

— Что теперь? — поинтересовался, поднимаясь на ноги. Женщина снова улыбнулась — но уже не так. Улыбка получилась почти дружелюбной. Если можно назвать дружелюбными снисхождение, смешанное с презрением.

— Ничего. Ты можешь идти. Армии Нищих ты отныне бесполезен.

— Вот как? Просто взять и идти?

— Да, вот так. Впрочем, ты можешь остаться. Присоединиться к Армии. Это не самый плохой для тебя вариант.

— Остаться в камере?

— Это уже как захочешь.

— И какая польза вам от бесполезного?

— Может и никакой. Вопрос не в этом. Вопрос в том, какая польза тебе от нас.

— И какая же?

Женщина помолчала немного, затем легким движением кисти указала куда-то за стены каземата:

— Например, мы знаем, где стоит ближайший обелиск.

Я задумался. Подачка, конечно, причем не самая вкусная. Обелисков я до сих пор не встречал, но не похоже, чтобы найти их было так уж сложно.

— А если я уже знаю, где он? — возможно, стоит слегка набить себе цену.

— Не знаешь. Иначе не расспрашивал бы о нем. И сходил бы туда, прежде чем соваться в город. Так делают все пришельцы — те, кто знает, где искать обелиск.

— Вы следили за мной, — фраза не была вопросом. Женщина снова улыбнулась.

— У Армии тысяча глаз и десять тысяч ушей. Ничто и никто в Неребтуме не скроется от нас.

— Если я бесполезен для Армии, зачем мне помогать?

— Назови это долгосрочным вложением. Мы инвестируем в будущее, предлагая услуги сейчас, а плату взымая по необходимости, — женщина шагнула ко мне, едва слышно зашелестев одеждами. Теперь нас разделяло не больше метра. Я с трудом сдержался, чтобы не отступить. Ее сексуальность была давящей, опасной. И в то же время — мощной и ослепляющей. Можно было только восхититься дизайнерами, сумевшими сделать фапабельную девочку, при этом обнажив ей только кисти и лицо.

— Вы, пришельцы, ценный материал. Многие сбиваются с пути обращаясь в ничто, но те из вас, кто достаточно упрям, становятся высоко. Такой союзник может быть полезным.

Просто удивительно, как хорошо склеены диалоги. Она реагирует на мои слова естественно, не стандартным набором фраз, а живыми словами, подстраиваясь под мои вопросы и отвечая именно на них. Как получилось вложить в компьютерного персонажа такую гибкость?

— Кто был тот старик, которого я убил? — я решил повернуть разговор в другое русло, заодно проверив, как легко она переключается с темы на тему. Женщина подернула плечом:

— Зачем тебе знать? Ты никогда больше не услышишь его имени, никогда не встретишь его. Разве что бродящим в пустоши за городскими стенами, когда плоть его сгниет и обвиснет черными ломтями с лица, которого ты раньше не видел из-за маски. Он — прошлое, а я — настоящее. Вечность в одном миге. Тебе лучше спросить, кто я.

— Я догадываюсь кто ты.

— Нет, не догадываешься. Ты ничего не знаешь об Армии, и вряд ли тебе будет позволено узнать. Не мучь себя бессмысленными вопросами. Уходи сейчас — с пустыми руками или с нашими подарками.

— Я хочу знать, как звали того старика, которого я убил. Это единственный дар, который меня интересует. И единственный, за который я готов заплатить.

Женщина подвинулась еще ближе — теперь ее грубая, мешковатая одежда уже касалась меня, а лица разделали сантиметров тридцать, не больше. Ее темные глаза казались двумя колодцами в бездну. Кровь в висках стучала тяжело, надсадно, грудь сдавило, словно тисками.

— Пришельцам неведом страх. Правда, лишь до определенного предела. Когда источник жизни в них начинает иссякать, страх, природное, естественное чувство, коим награждено любое существо, начинает возвращаться к ним. Ты понимаешь, насколько легко я могу выпить тебя до дна? Оставить пустой оболочкой?

— Это не в твоей власти. Зато в моей — обрести новое тело и вернуться, чтобы воздать тебе по делам твоим.

Она усмехнулась. Я почувствовал ее дыхание на своей коже, вдохнул и уловил терпкий аромат ее волос. Горло сжалось в спазме, я весь напрягся, стараясь совладать с собой.

— Угрожаешь мне? Напрасно. Хорошо, я скажу тебе, кто был убитый тобой. Но за плату.

— Ни в одном из миров нет ничего, что давалось бы бесплатно, — я чувствовал себя неловко — не мог справиться с эрекцией, не мог думать ни о чем кроме этой женщины. В ушах шумело. Интересно, это эффект игры или меня самого так колбасит?

— Пустые слова, — она подвинулась совсем близко, так что губы почти касались моих. Она дразнила меня, провоцировала. И сдержаться было трудно. Очень трудно.

Я так и не понял, кто из нас был первым. Наверное, она — опередила на доли секунды, впилась в губы так, что потемнело в глазах, во рту появился привкус железа. Еще секунда — и повалила меня на циновку, в белой руке блеснул короткий, кривой нож. Лезвие метнулось к горлу, но прежде чем я успел среагировать, с треском рассекло ткань рубахи. Еще один поцелуй, такой же острый и соленый, снова треск ткани. Она так и не разделась — я видел только ее колени, выступавшие из-под приподнятого подола. Двигалась резко, быстро, в пиковый момент накрыв мне лицо ладонью, надавив. Я чувствовал — чувствовал ее прикосновение на своей коже, чувствовал давление и боль смятых хрящей, прижатых к зубам губ.

Все кончилось неожиданно. Все еще в такт движениям она резко отпрянула, поднялась. Я какое-то время лежал неподвижно, как парализованный. Потом, с трудом перевернулся, сел.

— Старика звали Хундаш. В Армии он был Деспотом.

Она подошла к дверям, распахнула их.

— Ты собирался уходить из Неребтума. Уходи. Пока не поздно.

Дверь за ней закрылась раньше, чем я успел попросить развязать меня и вернуть вещи. Впрочем, не это сейчас волновало меня. Гораздо больше огорчил интерфейс:

[Здоровье: 112]

[Эссенция: 75]

[Энергия: 36]

[Усталость: 7]

[Голод: 16]

[Жажда: 41]

Получается, эта сука не просто меня изнасиловала, она еще и высосала из меня эссенции чуть не больше чем все мои предыдущие убийцы! Твою мать! Я поднялся на ноги и заковылял к выходу. Вид у меня, конечно, был тот еще — рубашка на груди разрезана, штаны тоже пострадали. Случись такое в реале, не знаю, смог бы вообще подняться. Руки связаны, так что никак не прикрыться...

Ударил ногой в дверь. Ее открыли, двое беггаров вошли в камеру, один бросил на пол мои вещи — оружие, кирасу, шлем, сумку. Другой зашел за спину, парой сноровистых движений освободив от веревки.

— Когда соберешься — скажи, — хрипло произнес он. — Выведем наверх.

— Ну и как она — лашка Хожайки? — распялив рот в щербатой ухмылке, спросил второй. Я не ответил. Первым делом достал флягу и как следует напился. Потом стянул рубаху, надев поддоспешник на голое тело, поверх него — кольчугу. Осмотрел кирасу. Параметры не изменились — не считая прочности, упавшей на пару пунктов. Ну, дело такое, придется искать что-то новое. Отрезал полосу от рубахи, перемотал ей пах. Не знаю, был ли в этом смысл — поддоспешник и кольчуга опускались почти до середины бедер, зарывая разрез. Больше для себя, наверное, чем для эффекта. Глупо, конечно. Но еще глупее чувствовать себя изнасилованным женщиной-NPC.

Когда вели из катакомб — завязали глаза. Ненадолго — минуты на три, когда сняли повязку, оказалось, что стоим в грубом земляном тоннеле, почти что в норе, круглой, с рыхлыми глинистыми стенами.

— Иди вперед, — провожатый указал в темноту чадящим факелом. — Дорога одна, не заблудишься.

— Далеко идти? — спросил я. Тот пожал плечами:

— Откуда мне знать? Я по ней не ходил.

Он ушел, оставив меня в полной темноте. Оставаться здесь смысла не было, возвращаться за провожатым — тоже, так что дорога выходила всего одна. Опять навязанная мне кем-то другим.

Тоннель оказался довольно длинными и неровным, но постоянно поднимавшимся вверх. Усталость нарастала с каждым следующим шагом, пока, наконец, я не решил остановиться, чтобы слегка передохнуть — иначе просто бы упал без сознания.

Здесь тоннель сужался настолько, что идти приходилось согнувшись. Сквозь земляные стены пробивались высохшие, мертвые корни, цеплявшие за одежду, как когтистые лапы. На полу валялись мелкие кости каких-то грызунов. Смерть властвовала повсюду, даже под землей.

Пока персонаж отдыхал, я снял Окулус и, ругнувшись про себя, отправился отмываться. Внутри было пусто и неприятно — впечатления остались самые гнусные. Зашел в ванну, умылся холодной водой, посмотрел на себя в зеркало. Щеки заросли щетиной, под воспаленными глазами — темные круги.

— На кой тебе это надо? — спросил у своего отражения. — Какой кайф в том, что тебя постоянно нагибают? В том, что любой может не напрягаясь вынести тебя, даже имени не спросив? И главное было бы здесь хоть что-то — сюжет, персонажи интересные, тактика, массовые битвы. Ни хрена нет. Просто огромная пустыня, по которой бродит убогая монстра. В чем суть? В чем смысл?

Отражение послушно шевелило губами, беззвучно повторяя мои слова. Ответить оно не могло. Позвонить кому-то что ли? Кому? Антон с братьями в лесу, уже далеко зашли, не найдешь. Хотя можно координаты по GPS передать... да нет, не выйдет — у них у всех простые трубы, не выйдет. Олег обиделся — он такой, теперь месяц будет дуться. Рене? Тоже толку с него никакого, наверняка придет с пивом и уже поддатый. Последнее время по-другому из дому не выходит. Игорь — тоже не вариант. После вчерашнего звонить ему было... стыдно, что ли? Который час вообще?

На телефоне светились цифры "15:03". Надо бы перекусить, а то желудок уже подводит. Вышел на кухню, открыл холодильник. Нет, не то. Достали полуфабрикаты или приготовленные на скорую руку недожарки. Достал раскрытую пачку корма, насыпал в опустевшую бегемотью миску. Пропищал на столе телефон, возвещая об СМС-ке. Как-то особенно пропищал. Так и есть. Светка.

"Что делаешь?"

Вот это номер. Совсем кончились идеи? Раньше за ней таких банальностей не замечал.

"Собираюсь сходить куда-то пообедать..."

Подумал немного, допечатал:

"Если хочешь, можем вместе. Собирался в "Арктур".

Палец нажал на стрелку, под текстом покрутилось колечко обработки, потом сменилось на зеленую галочку. Оставив телефон, я пошел в комнату, где, не надевая окулус, вышел из игры и отключил машину. Пока одевался, пришел ответ. В незастегнутых джинсах вернулся на кухню, заработав укоризненный взгляд Бегемота.

"Через час нормально? Зайдешь за мной?"

"Нормально. Не зайду — хочу жрать. Подтягивайся".

Через полчаса я уже хлебал грибной суп с лапшой. "Арктур" был небольшим ресторанчиком в полуподвальном помещении, который держали переехавшие к нам из Китая муж и жена, имен которых я так и не смог запомнить. Дела у них шли не то чтобы хорошо — место раньше было обычной пивнухой-рыгаловкой, соответственно и клиентура осталась еще та, предпочитавшая не вкусно поесть, а в хлам нажраться. И все же, было среди клиентов человек десять-пятнадцать, которые приходили именно за стряпней, приготовленной рослым широколицым поваром, которого все, дабы не утруждать память, звали Вовой. Я был среди этих пятнадцати, хотя в других местных кабаках не ел почти никогда — если не считать юбилеи и корпоративы, то вообще никогда. Еще один, не самый большой таракан в моей голове.

Света появилась почти через час, когда я уже расправился, с супом, мясом на чугунной сковороде и потихоньку тянул зеленый чай, закусывая фруктами в карамели.

— Привет, — я поднялся, отодвинул ей стул. Света села за другой — очередная демонстрация женской независимости, все как она любит. Посмотрела на меня, чуть прищурившись.

Она была симпатичной девушкой, слегка полноватой, но фигуристой, с впечатляющей грудью, длинными ногами и тонкой шеей. Единственное, что слегка портила полнота, было лицо — пухлые щеки, мягкий, округлый подбородок, короче, на любителя. При этом у нее были большие, широко распахнутые серые глаза, которые она еще увеличивала обилием теней и туши. Ногти никогда слишком не отращивала, но всегда красила темным лаком — черным, фиолетовым, бордовым, носила много колец, хотя цепочками и сережками особо не увлекалась.

Под длинной серой коламбией на ней было темно-коричневое платье чуть выше колен, с небольшим разрезом, хорошо подогнанное по фигуре. Было в ней какое-то особое очарование, хотя совсем честно назвать ее красавицей я не смог бы. И все-таки... до сих пор она казалась мне привлекательной. До сегодняшнего дня, если быть точным.

— Тебе что-то заказать?

Света оглядела убогое убранство "Арктура" — дешевые китайские безделушки развешанные по окрашенным в розовый стенами. Брезгливо поморщилась.

— Нет, не буду.

— Зачем тогда пришла?

Она посмотрела на меня неприязненно:

— Я могу уйти.

— Конечно, можешь.

— Даже так? И это будет нормально?

— Нормально для кого? — я вылил остатки чая из чайника, поднес чашку к губам, осторожно отпил. Света улыбнулась — едко, как ей, наверное, казалось. Мне почему-то вспомнилась женщина из Армии Воров, ее улыбка — хищная, пугающая. Странно, но эта компьютерная модель сейчас казалась мне более реальной, чем сидящая передо мной девушка.

— Для тебя, конечно, — она произнесла это с нажимом. — Про меня ты все равно ничего не знаешь.

— Не знаю, — согласился я, поглядывая на последний кусок яблока в карамели. Очень хотелось съесть его, пока совсем не остыл, но драматизм момента не располагал. — А насчет нормально или нет, думаю — ненормально.

— И?

— Если хочешь, можем зайти ко мне. У меня есть открытая бутылка кьянти. Или к тебе.

— Даже так?

— Даже так, — на самом деле, эта идея не казалась мне хорошей. Еще пару недель назад я был искренне рад, что наши со Светкой отношения, наконец, закончились. А теперь я сам тащу ее к себе. При этом прямо сейчас я гораздо больше хочу доесть десерт, чем трахнуть её. Дурацкое ощущение. Словно висишь в вакууме, а все вокруг происходит не с тобой. Отвечаешь, как должен ответить, но сам не понимаешь, почему это "должен" тебя касается.

Света снова посмотрела на меня своим фирменным прищуром.

— Ну, хорошо. Пойдем к тебе.

Я доел последний кусок яблока, запил глотком остывшего чая. В полуподвале было холодно и неуютно, Вова стоял за стойкой в соседнем помещении, глядя какой-то китайский канал по спутнику. Мы вышли к нему, я положил на стойку пару купюр. Он сноровисто отсчитал сдачу, мы попрощались — почти без слов, кивками.

Мы поднялись по узкой лестнице. Света шла впереди, не стала ждать. Я нагнал ее, метров через пять. Сумерки вокруг уже сгустились, почти став темнотой. Редкие фонари выхватывали влажный, тускло поблескивающий асфальт. Мы шли молча. Я прикидывал, стоит ли мне заводить разговор. Светка опередила меня.

— У тебя вид заморыша.

— Есть немного.

— На работе устаешь?

— Я три дня как в отпуске.

— Не высыпаешься?

— Типа того. Просаживаю молодые годы бессмысленными занятиями.

— Как обычно. Нет бы, что хорошее, — сказала она тоном строгой учительницы. Я улыбнулся.

Мы подошли к подъезду.

XI

The sickness is a dream

Imprisoned in the deep of the stone

Reality restin' upon pillars of dust

The infinite voracious arms of myth

"Pillars of Dust"

— Привет, Буги, — Света протянула руку к вышедшему встретить нас Бегемоту. Кот с подозрением понюхал ее пальцы и от поглаживания уклонился. Я принял у нее куртку, повесил в шкаф, разделся сам. Светка возилась с сапогами — высокими берцами со шнуровкой на все голенище — сто двадцать дырок, кажется. Чтобы одеть или снять такие требовалось минут пятнадцать. Я спокойно ушел на кухню, покопался в навесном шкафу и нашел два фужера, уже слегка запылившиеся, вымыл их под краном.

— У тебя тут воняет, — сказала Светка из коридора. — Мог бы и проветрить.

— Мог, — согласился я. — Но не проветрил. Я еще и постель не заправил.

Разлил вино по фужерам, нашел в холодильнике шоколадную плитку, из НЗ, закупленного на игровой отпуск. Светка ушла в ванну, открыла воду. Посмотрел на телефон — половина шестого. Разломал шоколад, снял обертку, выложил кусочки на тарелку. Отнес романтический стол в комнату, кое-как прибрал постель, приоткрыл на проветривание балкон.

Светка вошла в комнату, присела на край кровати. Я протянул ей бокал, взял свой, встав напротив, опираясь о стол.

— За что будем пить? — поинтересовалась она. Я мотнул головой:

— Ни за что. Просто так будем пить.

Она пригубила свой бокал. С выпивкой она всегда была осторожной, не позволяя себе даже немного захмелеть. Опьянение означало утрату контроля над ситуацией и собеседником, а это для нее было недопустимо.

— Как продвигается учеба? — спросил я, хотя знал, что на учебу Светке совершенно наплевать. Ее мать вышла замуж за состоятельного кавказца, что позволило падчерице решать проблемы с учебой легко и не напрягаясь. Не то, чтобы она была совсем обнаглевшей лентяйкой, оценки у нее вроде даже неплохие были, но училась она, что называется, в кайф, не утруждая себя тем, чем не хотела утруждать. Так и сейчас — пожала плечами:

— Нормально. Сессия через три недели. Курсовой пишу.

— И как?

— Нормально. После Нового Года займусь, сейчас не хочу.

— А тебя к экзаменам допустят?

— А тебе не надоело задавать глупые вопросы?

— Нет, не надоело. Глупые вопросы — это моя специальность.

— Ты же экономист.

— Да.

— При чем здесь глупые вопросы? Я думала, экономисты считают деньги. Чужие.

— Ты думала неправильно. Экономисты в основном задают глупые вопросы и придумывают на них глупые ответы. Ну, еще врут. Всем врут — начальству, клиентам, поставщикам.

Света отставила бокал:

— Вообще не интересно. Ты с кем-нибудь встречаешься?

— А ты как думаешь?

— Я не хочу думать. Я хочу услышать, что ты ответишь.

— Нет, ни с кем.

— Я так и знала, — она посмотрела на меня, ожидая встречного вопроса. Я промолчал. С кем она встречается, меня мало интересовало. Не дождавшись, Света состроила надменно-презрительную мину:

— Ты неудачник. Не можешь даже девушку себе найти.

— Тебя же нашел, — спокойно возразил я.

— Это я тебя нашла.

Вот ведь зараза. Хотя в чем-то она была права. Мы познакомились на концерте, где я с Олегом громко и нахально критиковали выступавшие местечковые группы. Оказалось, что вокалистом одной из групп был ее тогдашний парень. Светка сидела за соседним столиком и слушала наш стеб. А потом подошла и спросила, не надоело ли нам "всех обсерать". Потом мы, не досидев до конца мероприятия, отправились гулять и гуляли до глубокой ночи. Такое вот знакомство. И да, это она меня нашла, а не я ее.

Я залпом допил остаток вина в бокале и сел рядом с ней. Я видел, как она напряглась. Так у нас было всегда — никогда спокойно и естественно, всегда с препятствиями, словно прошибая головой стену. Я так до сих пор и не понял — хотела ли она меня хоть раз по-настоящему.

— И что ты сделаешь теперь? — спросила она с вызовом. Я взвесил ситуацию, стараясь умерить бешеный стук сердца. Нет, так не пойдет. Привычную схему надо ломать. Мы смотрели друг на друга не шевелясь, напряженные, готовые к бою.

— Думаешь, если долго молча смотреть на меня, я растаю от твоей бешеной энергетики? — Светка явно нервничала, хоть и старалась это скрыть. Я покачал головой:

— А не хочу, чтобы ты таяла.

— Тогда скажи что-нибудь.

— Что-нибудь.

— Знаешь, мне пора домой, — она посмотрела на меня зло. Я пожал плечами.

— Хорошо.

— Неужели?

Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга, потом я подался вперед, обхватил ладонями ее голову и поцеловал — грубо, резко. Тут же почувствовал боль — Светка вцепилась зубами в мою губу — не терпела, когда при поцелуе ее держали за шею или голову. Я это помнил, помнил хорошо — потому не остановился и рук не убрал. На второй укус ответил таким же. Светка оттолкнула меня, упершись руками в грудь. Я не стал сопротивляться.

— Дурак!

Я не ответил. Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но в итоге ограничилась недовольным возгласом. Сейчас она явно решала, что делать дальше. Варианта было всего два: уйти или переспать со мной. И судя по взгляду, весь вопрос уже свелся к тому, как подать себя поэффектнее.

Я поднялся, Встал над ней. Она сидела, закинув ногу за ногу, слегка откинувшись назад, опираясь на руки. Голову склонила к плечу, глядя выжидающе, напряженно. Я на какое-то мгновение представил, что сейчас брошусь на нее, мы повалимся на кровать... нет, так не будет. Так никогда не было. Контроль. Все что важно для нее сейчас и всегда — контроль. И сейчас она контролирует ситуацию. Именно за этим она и пришла.

Я отступил назад к столу, прислонившись к нему, скрестил руки на груди. Светка сидела и смотрела на меня — мы как бы соревновались, кто кого пересмотрит. Я не стал затягивать момент.

— Уходи.

— Почему?

— Какая разница? Просто уходи.

Она молча смотрела на меня. Странно — обычно ей всегда было что сказать. Какую-то глупую детскую шутку, что-то по ее мнению ужасно обидное и одновременно — остроумное.

Поднялась, вышла из комнаты. Я пошел за ней, меланхолично смотрел, как она зашнуровывается. Потом подал куртку, открыл дверь. Она ушла не попрощавшись. Щелкнул замок. Ну что, закономерный финал попытки оживить давно остывший труп наших отношений. Под ногами неизвестно как появился Бегемот. Он никогда не любил Светку и потому умело прятался, когда она приходила. Поднял на меня лохматую черную морду и одобрительно мяукнул. Я кивнул ему и вернулся в комнату. Забрал пустые фужеры, проходя запустил машину.

Усталости от короткого отдыха слегка поубавилось, но вот голод никуда не делся, став только сильнее. Я поднялся и побрел дальше, пригибаясь и спотыкаясь о торчащие из пола корни. Тоннель забирался все выше, пока, наконец, не привел к выходу — я оказался у подножия невысокого холма, или, скорее, кургана. Нора снаружи выглядела заброшенной, следов вокруг не было. Землю покрывал знакомый слой мелкого шлака, вокруг торчали угольно-черные остовы деревьев, скрученные, словно металл от сильного жара. Я выбрался на вершину кургана и огляделся.

Город был совсем рядом — его стена была метрах в двухстах за холмом. Похоже, копать длинные потайные ходы было традицией в этой части мира. В противоположной от Неребтума стороне начиналась широкая низина, поросшая мертвым лесом. Влажный воздух был удивительно прозрачным, и хотя солнце скрывалось за облаками, видно было далеко. Там, в самом центре низины стояла какая-то конструкция, массивная и приземистая. Что-то вроде усеченной пирамиды из серого камня, рельефной и хорошо сохранившейся. Кажется, никого вокруг не было, и я решил посмотреть поближе.

Путь оказался дольше, чем я предполагал — пройти напрямик не получилось из-за поваленных деревьев, оврагов и высохшего, густого кустарника. Тропинки, если тут и были, давно исчезли под валежником и пеплом. Когда я добрался до поляны с камнем, усталость и голод почти лишили меня сознания. Перед глазами плыло, в ушах глухо звенело. Желудок сводило так, что хотелось все бросить и пойти на кухню пожрать.

— Спокойно. Я плотно поел меньше часа назад. Это все — психосоматика. Да. Психосоматика, — мудреное словечко немного успокоило меня, но ощущение сухости во рту осталось. Я осторожно приблизился к каменной пирамиде.

Всю ее поверхность покрывали странные клинописные письмена и умелые изображения людей и чудовищ. Люди, как и везде на здешних барельефах, носили длинные бороды и длиннополые одежды, чудовища напоминали зверей с людскими чертами. Взгляд нашел фигуры Бессердечных, но без доспехов и вооруженных примитивным оружием времен палеолита. Рядом были другие: массивные и тяжеловесные увальни с длинными бивнями на коротких кривых ногах с длинными как у горилл, широкими руками; быки с четырьмя парами конечностей, три из которых были обычными, а одна — человеческими руками; монстров, похожих на огромных кальмаров в длинных панцирях с ногами, как у пауков и длинными щупальцами. Значения надписей я не понял.

Осторожно обошел обелиск. На следующей грани изображения были другими — это были мертвецы — отторгнутые — в полусгнивших лохмотьях, вооруженные ржавым оружием. Над ними возвышались жуткие конструкты, нагромождения мертвой плоти людей и животных, соединенной в причудливой, извращенной манере. Третья грань была густо засыпана пеплом, так, что почти ничего разглядеть было нельзя. Я попытался смахнуть рукой этот налет, но он словно въелся в камень, застыв и окостенев. Четвертая грань была почти пустой, только у самого верха на ней были выбиты несколько строк. Эти были мне понятны.

"Убит отторгнутым в лесу Сиппар"

"Убит арбалетным болтом в разрушенной башне Аккаде"

"Убит копьем в подземельях Акшака"

"Убит арбалетным болтом в зиккурате Дор-Унташ"

"Убит арбалетными болтами на улицах Неребтума"

Я осторожно дотронулся до шершавой поверхности камня. Странно — он казался теплым и словно едва заметно пульсировал под ладонью. Испугавшись, я одернул руку. Внутри что-то неприятно, тревожно сжалось, противясь моему желанию снова коснуться камня.

Ниже были еще строки, менее четкие.

"Поглощение/Отторжение: 39/23"

Я снова осторожно коснулся камня кончиками пальцев. Это был обелиск — тот самый, о котором говорили Бильга и Ианна. Но как его использовать? Интерфейс подсказки не давал. Последнее время он вообще что-то подозрительно помалкивал.

Неожиданно тепло и пульсация камня усилились — настолько, что это стало заметно глазу. Камень засветился мертвенно-зеленым, фосфорным светом.

Надписи на камне исчезли, уступив место светящимся письменам, расположившимся в три узких столбца c крупным заголовками:

[Благословение Воли]

[Скульптура Плоти]

[Дыхание Смерти]

Под каждым был довольно длинный перечень названий. Похоже, что-то вроде перков. А как же прокачка параметров?

Осторожно коснулся пальцем одной из надписей. Она засветилась ярче, поднялась в воздух, расширилась, высветив описание перка и требования к нему.

[Костяные пластины]

[На руках, шее и груди нарастают внешние костяные пластины, которые служат в качестве дополнительной брони, но снижают Маневренность и Скорость.]

[Защита: Дробящее +10/Рубящее +10/Колющее +2; Прочность: 70, регенерация: 10/день]

[Маневренность -1]

[Скорость -0,5]

[Требования — снижение человечности на 3]

Интересно. Что еще имеется? Я начал со "Скульптуры плоти", решив отложить всякие магические штуки, которые наверняка сидели в остальных колонках, на потом.

[Внутренний запас]

[Под кожей формируются резервуары в которых хранится запас воды и растворенных в ней питательных веществ. Запас постепенно потребляется, снижая потребность в еде и питье]

[Снижает прирост жажды на 12%, голода на 5%]

[Требует регулярного восполнения]

[Требования: эссенция >75]

Тоже ничего, но должно быть что-то и получше. Что там дальше?

[Кости змеи]

[Костная ткань становится более гибкой, добавляются дополнительные суставы в ногах и руках. Это увеличивает маневренность и позволяет высвобождаться почти из любых пут, но делает кости более уязвимыми]

[Маневренность +10]

[Мастер побега; Везде пройдет]

[Защита: Дробящее -5/Рубящее -5/Колющее -5]

[Требования: снижение Человечности на 2]

Интересно, сколько перков я могу купить? Вызвал интерфейс, пробежал глазами по листу персонажа. Вот, появилась новая графа внизу:

[Доступно изменений: 5]

Есть где разгуляться. Отлично, поехали дальше.

[Глаза мертвеца]

[Позволяет видеть в полной темноте, но делает глаза более уязвимыми к яркому свету. Так же меняет их внешне, что становится очевидно окружающим]

[Ночное зрение]

[Чувствителен к вспышкам]

[Требования: человечность снижается на 1]

И чем же глаза мертвого человека отличаются от глаз живого и почему они лучше видят в темноте? Иногда за красивыми названиями отсутствует всякая логика. Логика приносится в жертву красоте — совсем как у женщин.

[Скрытый клинок]

[лучевая кость удлиняется становясь коротким стилетом, способным прятаться в особую пазуху на запястье, наподобие кошачьего когтя.]

[Костяной стилет: Повреждение 30 колющее, прочность — 30, Регенерация 5/день]

[Требования: Человечность снижается на 2]

[Самопоглощение]

[По желанию плоть пожирает саму себя, насыщаясь и восстанавливаюсь. Постепенно внешность самопожирателя изменяется, отражая внутренние процессы]

[За каждую пожертвованную единицу здоровья, восстанавливается 5 Голода и 5 Жажды]

[Требования: -1 человечности за каждые 10 пунктов Здоровья (эффект кумулятивный)]

[Естественное оружие (можно брать несколько раз)]

[Плоть отращивает клыки или когти (по выбору), которые можно использовать в бою. Каждое следующее приобретение увеличивает размер оружия и наносимые повреждения]

[Клыки (уровень 1)]

[Повреждения: Колющие 5; Разрывает плоть]

[Когти (уровень 1)]

[Повреждения: Рубящие 5]

[Требования: Человечность снижается на 1 за каждый уровень]

[Свинцовые потроха]

[Снижает время и силу воздействия на организм ядов, болезней, лекарств и других веществ]

[Время воздействия -15%]

[Сила воздействия -10%]

[Требования: Восстанавливаемость >10]

[Костяной шлем]

[Кости черепа утолщаются и деформируются, делая его более защищенным. Костяные пластины защищают глаза, уши и нос, закрывают нижнюю челюсть]

[Защита (голова): Дробящее +15/Рубящее +10/Колющее +3/Элементальное +3]

[Сопротивление оглушению: +18%]

[Требования: Человечность снижается на 5]

Девять разных вариантов, почти все, так или иначе ведут к снижению человечности. Не то, чтобы это было совсем плохо, но хотелось вариантов. Я перевел взгляд на столбец "Благословения Воли". Здесь список был намного короче.

[Непокоренный]

[Воля подчиняет плоть, не позволяя двигаться даже когда силы на исходе]

[Усталость, голод и жажда снижают энергию на 15% меньше]

[Требования: Хладнокровие >10]

[Карающая длань]

[Воину достаточно одного удара чтобы начать бой. Истинному воину достаточно одного удара, чтобы его окончить]

[Первый удар, если нанести его раньше противника, наносит двойные повреждения]

[Требования: Сила >15]

[Отрешенный]

[ Краткая медитация опытного мистика восстанавливает утраченные силы]

[Добавляет возможность медитировать, восстанавливая Усталость. 2 минуты восстанавливает 15 пунктов]

[Требования: Интуиция >20]

[Неистовый]

[Первая полученная рана, первые капли крови пробуждают ярость]

[После первой потери здоровья в бою снижение энергии сокращается на 15%. Время действия — 20 секунд]

[Требования: Здоровье 100-150]

Ни один из перков не имел негативных аспектов и не снижал параметров. Даже эффекты были вроде как более ощутимые, чем в "Скульптуре Плоти". И еще одно — ни в одном столбце не было перков, которые я не мог бы взять по требованиям — видимо, показывались только те, которые были доступны. Странная тактика — а если я хочу докачаться до чего-то более интересного? Как мне узнать, что качать? Поискал что-то вроде кнопки "показать все" или другого фильтра отображения — не нашел. Ладно, потом разберемся. Посмотрим, что есть в "Дыхании Смерти".

[Прах и тлен]

[Мертвое тело от прикосновения обращается в прах, надежно скрывая следы убийства]

[Требования: Эссенция <70; Человечность снижается на 1]

[Парализующий Взгляд]

[Контакт глаза-в-глаза парализует живого противника, позволяя нанести удар]

[Длительность: 15 сек. или до первого удара]

[Требования: Хладнокровие >10; Человечность снижается на 2]

[Чувствовать жизнь]

[Короткая медитация позволит почувствовать присутствие эссенции вокруг]

[Радиус действия: 100 м; время подготовки: 10 сек.]

[Требования: Интуиция >10, Человечность снижается на 2]

[Губительная страсть (можно брать несколько раз)]

[Во время полового акта получать больше эссенции, забирая ее у партнера]

[Эссенция +5/ур.]

[Требования: Хладнокровие >15; -1 Человечности за уровень]

Ага. Вот значит, как меня поимела эта бледная беггарша. Соблазнительно, но нет — не думаю, что я буду брать этот перк.

[Зловещее присутствие (можно брать несколько раз)]

[Сила Смерти явственно ощущается окружающими живыми, пугая и ослабляя их.]

[Живые в радиусе 5 м теряют 5% Энергии за уровень]

[Требования: -1/-3/-5 Человечности за каждый уровень соответственно]

На этом список окончился. Я задумчиво потер подбородок. Хрустнула под пальцами щетина. Ну что, целых пять перков. На полтора десятка вариантов. Не густо, прямо скажем. Впрочем, выбор все равно есть. Во многих играх на ранних прокачках его вообще нет — тупо базовые варианты, которые навязывают тебе разрабы, и как ни крутись, ничего особенного не выкрутишь.

Я задумался. Вспомнился Кулаба и слова Бильги о кабале Тринадцати Стражей. Прокачиваться или нет? С одной стороны до сих пор особо прокачка мне играть не мешала. С другой — перки неплохие и боеспособность мою они должны повысить. С третьей, этот кабал Тринадцати очень похож на тусовку упоротых хардккорщиков. Есть же такие, которые проходят игры без брони и с самым слабым оружием? Если так, то мне с ними не по пути. Я не из таких.

За выбором дело не стало. Взял Скрытое оружие, Костяной шлем, Непокоренный, Карающая длань и Парализующий взгляд. Последние два должны были отлично работать в связке, Скрытое оружие решало проблему с кинжалом, Непокоренный позволял не так сильно зависеть от припасов, с которыми у меня были постоянные проблемы.

Вспышка света на мгновение ослепила меня, и в этот же момент я почувствовал, как голову словно сдавливает кто-то невероятно сильный. Острая боль в левой руке на этом фоне оказалась почти незаметной. Когда зрение вернулось ко мне, и бешеный звон в ушах слегка утих, я посмотрел на руку. На ребре ладони, чуть выше запястья виднелась трехлучевая прорезь. И, что удивительно — я чувствовал, что прячется внутри нее. Извлечь клинок было таким же естественным усилием тела, как пошевелить пальцами или сжать ладонь в кулак. Это был трехгранный костяной стилет со слегка зазубренными гранями длиной около двадцати сантиметров — почти в раскрытую ладонь. Таким уверенно нанести серьезную рану можно разве что в шею, но когда не останется других вариантов и этот должен сойти. Интересно было посмотреть на себя в зеркало — череп тоже должен был измениться, по идее. Ладно, все это потом. Сейчас нужно возвращаться в город — если я не хочу упасть без сознания от жажды и голода.

Неребтум встретил меня так же, как и в прошлый раз — толпами оборванцев, многоголосым гомоном и вездесущей грязью. Теперь, когда я вернулся, первым делом надо было раздобыть поесть и найти, где наполнить фляги. Не такие простые задачи, учитывая, что денег у меня не было. Можно было попробовать найти Бильгу, но что-то подсказывало мне, что лысый уже благополучно свалил из города. Ну что, выходит игра таки для одиночек.

Какое-то время я просто шел по улице, выискивая взглядом кого-нибудь, кто мог быть мне полезен. Проблема моя состояла в том, что сейчас самое время было начинать фармить, а сил на фарм почти не оставалось. Не было никакой гарантии, что меня не забьет насмерть первый попавшийся зомби. Впрочем, прокачка несколько поднимала мои шансы. Можно было слегка передохнуть, чтобы сбить усталость и пойти в "чисто поле". Но хотелось варианта пожирнее. Что-то подсказывало мне, что город в Abruption не был "мирной зоной". Может тот факт, что меня уже успели завалить прямо на улице?

Оказалось, что привычный глазу интерфейс с горящими восклицательными знаками над квестодателями успел уже порядком въестся в мозг. Глаза сами пытались найти что-то подобное, а просто заговаривать со всеми подряд было как-то неловко, словно перед тобой были не компьютерные болванчики, а живые люди. Впрочем, игра старательно подпитывала это чувство — окружающие вели вполне осмысленные диалоги, ссорились, мирились, решали какие-то свои дела, обсуждали друзей и родственников, жаловались, хвалились... И самое главное — их были сотни! Вокруг было настоящее море людей, разных людей, по-разному выглядящих, одетых, двигающихся. Богатеи в расшитых одеждах, уличные потаскухи в обносках, пьяницы, бродяги в дорожной грязи, работяги со сгорбленными спинами, женщины с воспаленными красными руками, воины в тронутых ржавчиной кольчугах, жрецы в одеждах багряных с золотом, величавые и неторопливые. Людское разнообразие было так велико, что ощущение реальности происходящего постепенно захлестывало меня, не давая даже на секунду вспомнить, что это просто игра.

Прокачки так же оказали свое влияние — прохожие косились на меня, женщины старались обойти, воины подозрительно щурились, поудобнее перехватывая копья, жрецы провожали многозначительными взглядами.

Вскоре, я оказался у небольшой харчевни, низкой и темной, как и та, в которой мы сидели Бильгой. Пригнувшись, я вошел в низкую дверь, прошел в дальний конец. Там, у массивных дверей источавших запах горячей еды, сидел грузный верзила с большими темными руками, сложенными на объемном животе.

— Ты хозяин? — спросил я. Тот утвердительно мотнул косматой головой, даже не глядя на меня. У табурета, на котором он восседал, рукоятью вверх стоял небольшой топорик, поставленный так, что опусти толстяк руку — и рукоять сама окажется в его ладони.

— Я хочу есть, но у меня нет денег, — я решил не хитрить, надеясь, что мне предложат какую-то банальную разгрузку или колку дров за простой обед. Я ошибся.

— Ничем не могу помочь, — скривил толстые губы хозяин. — Будь ты простым нищим, я бы вытолкал тебя взашей, но из уважения к твоему оружию, не стану этого делать. Иди с миром. Попрошаек в этом городе и без тебя хватает.

Тут он, видимо, чтобы подтвердить то самое уважение к оружию, посмотрел мне в глаза. Не знаю, что он увидел в них, но выражение его лица изменилось. На долгие секунды он застыл, как парализованный.

— Пришелец? — спросил он, ошарашенно тряхнув головой так, будто его только что дубиной огрели.

— Ага, — мне в голову пришла идея. — Могу наняться к тебе охранником.

— Нет, не можешь. Беггары охраняют это заведение. Этого достаточно, чтобы даже самый безумный пьяница не рискнул здесь тявкать.

Я готов был уже развернуться, но толстяк тяжело поднялся со своего табурета и указал на свободный столик:

— Садись, пришелец. Сейчас я принесу еды.

Это было неожиданно. Спорить я не стал, просто уселся на низкий табурет, достав кошкодер и приставив его к столу, под руку. Потом извлек из сапога кинжал и положил перед собой. Первое, на что обратил внимание — солидное углубление в столешнице, покрытое засохшими останками пищи. Рядом с ним в доску было ввинчено металлическое кольцо, к которому на короткой цепочке крепилась маленькая деревянная плошка. Оглядевшись по сторонам, я все понял — здесь эти штуки заменяли тарелки и ложки. Похлебку наливали прямо в углубление стола, а клиент плошкой черпал из него. Дизайнеру, который это придумал, нужно выдать отдельную медаль. Хотя, сдается мне, идею он почерпнул из реального мира.

Появился хозяин. Неведомо как, но я заслужил особое отношение — мне похлебку принесли в щербатой глиняной миске, в которой торчала самая настоящая ложка. В дополнение я получил кувшин воды и две твердых, как сухарь, лепешки. Я взял кинжал и протянул его толстяку.

— Денег у меня нет, но попрошайничать я не привык. Вот, возьми.

Тот молча принял плату, коротко скользнув по лезвию взглядом.

— Скажи мне вот что, — сказал я. Слова хозяина о беггарах меня задели, натолкнув на интересную мысль. — Где казармы Бессердечных Воинов?

Тот посмотрел на меня с презрением и недоверием.

— Не знаю и знать не хочу. Я с ними дел не имею — как и любой, у кого есть хоть капля ума. Человек для Бессердечного — просто корм, как для нас свинья или курица. Сам ищи их, если так хочешь.

Он развернулся, чтобы уйти, но я остановил его:

— Погоди. Забудь о Бессердечных. Скажи, почему ты решил меня накормить?

Толстяк пригладил жирную бороду, недовольно пожевал губами:

— Слух пошел по городу, что пришелец убил деспота Армии Нищих. И теперь у Армии новый деспот. А пришельца отпустили. Может ты и не тот пришелец, но...

Он пожал покатыми плечами и ушел. Я не стал его задерживать, перейдя к делам более важным. Похлебку я поглотил в пару минут, а вот лепешки убрал в сумку. Воду из кувшина разделил, выпив немного, а остальное перелил во флягу. Усилия мои были вознаграждены:

[Энергия: 79]

[Усталость: 3]

[Голод: 0]

[Жажда: 18]

Снаружи послышались крики. Сначала отрывочные и редкие, они постепенно ширились и становились громче. Через несколько секунд орала уже целая толпа. Вопли ярости смешивались с криками боли и ужаса. Не знаю, что там происходило, но явно что-то большое. Не тратя времени, я подхватил кошкодер и выбежал на улицу.

Толпа едва не смяла меня — вокруг творилось что-то невообразимое. Люди бежали сломя голову, спасаясь от боя, который кипел вокруг них. Я видел возвышающиеся над толпой фигуры Бессерченых, без разбора орудовавших своим огромным оружием, разбрасывая в стороны людские тела, словно тряпичных кукол. На крышах так же кипела схватка — лучники и арбалетчики стреляли в толпу, другие, рядом с ними уже сражались с теми, кто поднялся наверх. В домах слышался треск мебели с грохот глиняной посуды, из окон там и тут вырывались языки пламени. Город вспыхнул как спичка, в мгновение ока — и понять, кто с кем сражается было невозможно.

Кто-то бросился на меня с короткой дубиной утыканной острыми обломками обсидиана. Этого я узнал легко — из Армии Нищих. Внезапно он замер, словно увидев перед собой призрака. Я удивился не меньше него — потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его остановил мой взгляд. Одновременно с этим я непроизвольно обернулся на шум сбоку — и это освободило врага от оцепенения. Тяжелый удар пришелся мне в правое плечо, пронзив тело болью.

[Правая рука: Онемение]

Я пырнул его мечом, вогнав лезвие в живот, повернул, высвободил. Он зашатался, выпустив оружие и зажав руками рану. Второй удар — сверху вниз — повалил его на землю. Я едва успел уйти от нового врага, налетевшего на меня сбоку. У этого было копье — короткое и грубое, но всяко более длинное, чем кошкодер. Я отступил, сбил очередной удар, постарался поймать его взгляд — не вышло, парень смотрел за моим клинком, опустив голову и скрыв глаза под капюшоном. Я снова отбил удар, шагнул вперед, разрывая дистанцию, ударил снизу. Он ушел влево, моя ладонь оказалась как раз на уровне его лица. Я выпустил стилет и коротко ткнул. Целился в глаз, но острие только распороло скулу. Впрочем, от неожиданности беггар замешкался. Я рубанул сбоку, лезвие широко ударило в висок, его отбросило вправо, брызнула кровь. Он шатался, пытаясь устоять на ногах. Я не видел его раны под окровавленной тряпкой капюшона, потому ударил еще раз — колющим под ребра. Этого хватило.

Арбалетный болт ударил меня в левое плечо, на секунду ослепив болью. Интерфейс сообщил:

[Левая рука: проникающее ранение]

[Скорость -2]

[Кровотечение. Эффекты:]

[Здоровье: -0,2/сек.]

[Энергия: -0,1/сек.]

[Усталость: +0,2/секунду]

[Жажда: +0,5/сек]

Только того не хватало. Я отступил к стене. Вокруг стало меньше гражданских — большинство уже убежало или валялось в грязи, истекая кровью и вопя. Перекресток, на котором стояла харчевня, почти очистился — теперь тут сражались десятка три человек (не считая тех, кто был на крышах и в домах) и пятеро Бессердечных. Не все из людей были беггарами — на стороне великанов бились хорошо вооруженные и организованные воины в добротных доспехах. Беггаров было почти вдове больше, но их противники наступали с разных улиц, беря врагов в клещи. И все же, перевес пока был у беггаров. А я оказался у них в тылу — в любой момент рискуя стать объектом повышенного внимания. Перспектива, как в прошлый раз, быть расстрелянным, меня не прельщала, потому я стал искать способ подняться на крышу и посчитаться за болт, торчавший в моем плече. Способ нашелся — в проулке, к одному из окон второго этажа была прислонена деревянная лестница, а от окна на крышу было несложно забраться — если конечно тебе при этом не выпустят болт в лицо. Оставалось надеяться, что арбалетчики слишком заняты для этого.

Я бросился через улицу, на ходу сбив плечом одного из беггаров, кинувшегося мне наперерез. Его крик заставил обернуться других и сразу трое рванули ко мне, вопя и размахивая оружием.

Двое были вооружены обычными дубинами и доспехов не носили, зато третий был одет в клепаную кожанку и вооружен небольшим топором и круглым щитом с металлической пластиной в центре. Он чувствовал себя увереннее остальных, потому наступал по центру, в то время как другие пытались обойти меня по флангам. Я отступил в проулок, чтобы не получить болт в спину, и замер, выжидая.

Как я и ожидал, щитовик напал первым. Два быстрых шага, щит поднят, замах... Так он и замер, с выражением непонимания и страха на лице. Короткий выпад острием в шею — тот самый Карающий удар. Лезвие прорубило кость и жилы так легко, что я даже не почувствовал задержки. Щитовик дернулся и мешком повалился на землю, разбрызгивая рассеченным горлом кровь, надсадно булькая и хрипя. Двое его товарищей в страхе замерли, не решаясь подступиться. Зато я ждать не стал — быстро придвинулся к одному, коротко рубанул наискось сверху, развалив ключицу и вогнав клинок в плоть на пару ладоней. Еще до того, как он упал, отступил назад в проулок. Третий поспешно ретировался, крича и призывая товарищей, впрочем, слишком занятых боем со стражей и Бессердечными. Я, не тратя времени, подскочил к лестнице, полез вверх. В горле першило, легкие жгло огнем, ныла левая рука — но медлить было нельзя. Я добрался до окна, встал на подоконник, ухватился руками за карниз, опираясь на раму стал карабкаться вверх...

Нацеленный в меня арбалет я увидел, когда высунулся над карнизом. Бесконечную секунду я разглядывал рыхлый от ржавчины наконечник — простой кусок каленой проволоки, всверленый в массивное древко. Потом клацнула пружина и глухо ударила тетива. Болт, сорвавшись с ложа, ударил меня в лицо.

Я не знаю, как все получилось — но удар, болезненный, почти ослепивший меня — не смог пробить кость. Он прошел вскользь, сорвав кожу с надбровья, залив правый глаз кровью. Тело мое инстинктивно продолжало делать то, что начало — карабкаться вверх. Я перевалился через карниз, лежа на брюхе. Арбалетчик с визгом бросился на меня, ударив кинжалом между лопаток. Заскрипела сталь кирасы, вдавились в плоть кольца кольчуги. Я попытался перекатиться, но парень оседлал меня всерьез. Следующий удар броня уже не сдержала — спина моя вынулась от боли, глаза заволокло багровой пеленой. Я ударил его костяным стилетом в бедро — оружие с чавканьем вошло в мышцу, дернулось назад, раздирая зазубринами плоть. Арбалетчик завопил, ослабив хватку. Я прокрутился под ним, ударил еще, в живот, в грудь. Кровь попала мне на лицо, я чувствовал ее железный привкус во рту. Арбалетчик захрипел и свалился на бок. Я, шатаясь, поднялся. Стрела просвистела у меня над ухом, вторая ударила в кирасу, но, глухо звякнув, соскользнула под руку. Кошкодер остался лежать под ногами. Рывком я нагнулся за ним, одновременно уходя в сторону. Болт впился мне в колено, едва не сбив с ног.

[Правая нога сломана]

[Скорость: 2]

[Маневренность: 3]

[Острая боль]

[Энергия: -15 на 10 сек.]

Арбалетчиков было трое, все они разрядили свое оружие. Еще двое лежали тут же, в застывающей крови, рядом с телами двух стражей. Я закричал, бросаясь вперед — другого шанса у меня не было. Беггары, отбросив бесполезные арбалеты, выхватили ножи. Я протаранил одного грудью, одновременно вогнав стилет под челюсть. Беггар упал, потащив меня с собой, два других кинулись сверху, я перекатился одному под ноги, рубанул вслепую кошкодером, кажется, задев ногу. Второй ударил меня сапогом в бедро, постарался достать ножом, распорол штанину. Я попытался отползти, меня ударили сверху — броня выдержала.

Поднявшись с четверенек на колени, через волны боли и слабости, я широко взмахнул вокруг себя — надо было отогнать их, выиграть несколько секунд. Получилось. Поднялся, с трудом балансируя на сломанной ноге. Поймал взгляд одного, заморозил, сделал короткий выпад, вогнав клинок между ребер. Второй в это время повис на мне, всадив нож под ключицу, выше кольчужного воротника. Стилет в глаз успокоил его — тело медленно сползло на землю. Я остался на ногах, с ножом, по рукоять засевшим в шее. Раненный еще корчился у моих ног с кошкодером в груди. Добить его я не мог. Я не шевелился, понимая, что любое усилие повалит меня и лишит сознания. Бой внизу стал удаляться — беггары бежали. На соседней крыше стоял стражник — немного лучше меня на вид — и восемь трупов, своих и чужих — вокруг. Я махнул ему рукой — последнее, что успел сделать перед прыжком в черную бездну.

XII

Where the land has been drinkin'

All our blood & regret

Our words are like quicksand!

Against the endless sky

"The Night Eternal"

[ВЫ ПОГИБЛИ]

Почему-то обычно следующего за этим вопроса не написали. Я открыл глаза. Серое, в черных пятнах бесформенное небо пялилось на меня слепо и безучастно. Повернул голову — все та же крыша. Кто-то рядом возится с телами. Приподнялся на локтях.

[Здоровье: 105]

[Эссенция: 70]

[Энергия: 70]

[Усталость: 4]

[Голод: 1]

[Жажда: 25]

— Очнулся? — женский голос, кажется, знакомый. Так сразу и не вспомнишь. Хотя, почему не вспомнишь? В игре всего с двумя разговаривал. И голос явно не беггарши.

Ианна.

Я потянулся за клинком, но оружия рядом не было. Подскочил на ноги, готовый бросится на арбалетчицу... Но она вела себя спокойно, словно не замечая моих маневров. Огляделся, увидел меч в трупе стрелка в паре шагов.

Она деловито укладывала трофейные болты в колчан. Рядом валялся арбалет беггара, разобранный. Что-то явно из него выковыряла, наверное, запчасти какие-то. Короткие, бесцветные волосы девушки трепал отдающий гарью ветер.

Не похоже, чтобы она собиралась со мной драться.

— Не до тебя сейчас, — ответила Ианна на мой невысказанный вопрос. — Вокруг посмотри.

Я огляделся. Неребтум горел. Во многих местах поднимались к небу столбы жирного дыма снизу подсвеченные багровым. Крики и звон оружия разносились по улицам.

— Что происходит? — только и смог спросить я. Девушка пожала плечами:

— Без малейшего понятия. Я только пришла. Ворота распахнуты, кругом кровь, трупы, драки. Короче весело. А тебе здорово досталось.

Я осмотрел себя. Кираса на груди и была продырявлена, но теперь еще обзавелась вмятиной на плече и глубокой царапиной на боку. Правая штанина была располосована, голенище сапога порылось бурой, вонючей коркой — запекшейся кровью. Моей кровью. Ладони саднило. Перевел взгляд на трупы.

— Все слутила уже?

Ианна презрительно фыркнула:

— Рискуешь. Могу и тебя слутить.

— Нечего с меня взять, — я выдернул кошкодер из трупа, обтер лезвие о лохмотья. Мельком глянул на арбалет, валявшийся тут же. Грубая машинка, неинтересная. Но лучше забрать — в крайнем случае, постараюсь сбыть. Недолго думая, стащил с тела полупустой колчан, заглянул за пазуху, прощупал пояс. Разжился несколькими монетами, убрал в сумку.

— А кольцо королевы? — едко поинтересовалась Ианна.

Я только хмыкнул, стянув кольцо с пальца и положив на раскрытую ладонь:

— Хочешь — забирай.

Она скептически сощурилась, мотнула головой:

— Оставь себе.

Еще раз пожав плечами я спустился — Ианна осталась на крыше. Внизу трупов было поболе — и беггаров и людей архонта. Один из них погиб от арбалетной стрелы попавшей в глаз — кольчуга осталась нетронутой и выглядела куда лучше моей. Правда, еще она выглядела, как кольчуга стражника, не перепутаешь. Быть повешенным за мародерство мне не хотелось. Я ограничился шитом беггара и еще пригоршней монет, которые удалось собрать с трупов.

Теперь надо было решить, что делать дальше. Ситуация в городе становилась все хуже — похоже началось полномасштабное восстание, скорее всего поднятое Армией Нищих. Или же, наоборот — спровоцированное атакой людей архонта на Армию. Так или иначе, город горел. Я решил двигаться к храмовой площади, справедливо решив, что так или иначе, самая жаркая свалка будет именно там.

Хоть основная волна уже прошла, мелкие схватки вспыхивали повсюду — мародеры грабили дома, обирали трупы, убивали беззащитных ради простой тряпки, насиловали женщин... Не щадили никого — первобытная ярость захлестнула людей.

От меня, вооруженного и готового к бою, мелкая шваль разбегалась как тараканы. У большинства не было другого оружия кроме дубин и ножей, так что идти на человека с мечом им явно не улыбалось. Впрочем, были и такие, кто уже обзавелся снарягой получше и не прочь был разжиться чем-то еще. На одном из перекрестков между узкими проулками два арбалетных болта просвистели мимо меня, пройдя, правда, почти на полметра левее. Развернувшись, я увидел двоих оборванцев, спешно перезаряжающих свое оружие. До них было шагов тридцать, не больше. Я рванулся вперед, надеясь успеть достать их раньше, чем они в упор разрядят в меня арбалеты. Мне повезло — эти явно никогда не были в настоящем бою. Когда я преодолел половину расстояния, они в страхе бросили оружие и кинулись наутек. Я нагнал одного, рубанул поперек спины. Нищий заверещал, как свинья и упал навзничь. Второй скрылся между хижинами.

У того, кого мне повезло достать, за спиной была увесистая сумка. Наклонившись, я срезал ее с трупа. Внутри оказалась еда — хлеб, овощи, сушеное козье мясо, небольшая плетеная бутыль. Бутыль я откупорил и осторожно понюхал. Пахло кислыми дрожжами.

[Перебродившее пиво Неребтума]

Сойдет. Все это оказалось очень кстати — прямо на месте я сжевал лоскут мяса, запивая жесткую, как подметка, еду пивом и закусывая слегка зачерствевшим хлебом. Остатки еды я убрал себе в сумку. Деньгами мертвец разжиться не смог, а нехитрая снаряга мне была не интересна. Забрав из колчана болты и взведя арбалет, я двинулся дальше. Спокойно мне дали пройти метров сто, не больше.

— Эй ты! — окрикнули меня на ближайшем перекрестке. Обернувшись, я увидел отряд из четверых бойцов, похоже, хорошо потрепанных в недавнем бою. Кольчуги были заляпаны кровью, у одного не было шлема, а голову обматывала окровавленная тряпка. Другой прихрамывал на левую ногу, рука третьего безвольно висела вдоль тела, перемотанная у плеча. И все же, это была стража. Я остановился, убрав оружие и слегка приподняв руки.

— Я не враг Неребтуму. Я уже убил шестерых беггаров и намерен увеличить этот счет.

На меня покосились с недоверием, один из солдат, видимо главный, сделал пару шагов вперед, пытаясь лучше рассмотреть меня.

— Пришелец, — прошипел он. Остальные встрепенулись, поднимая оружие.

— Бей!!! — заорал главарь, выхватывая меч. Остальные бросились вперед, потрясая оружием и воплями подбадривая себя.

Я успел вскинуть арбалет и выстрелить в ближайшего. Выстрел получился тот еще — стрела пролетела над плечом командира, но по случайности попала в лицо тому, кто был за ним, стражнику без шлема. Болт вонзился прямо в распяленный рот стража, заставив его захлебнуться криком. Пройдя по инерции еще пару шагов, он рухнул в пыль. Остальные трое успели преодолеть разделявшее нас расстояние и разошлись, обходя меня с разных сторон. Я швырнул арбалет в одного, выхватил кошкодер, бросился на того, у кого была перевязана рука. Он замешкался, пытаясь отразить мою атаку, поймал мой взгляд и замер — ровно на секунду, нужную, чтобы пропороть ему брюхо. Пока он бессильным мешком падал на землю, капитан попытался достать меня копьем. Оружие ударило в кирасу, соскользнуло. Третий, хромой, пока отставал. Я порвал дистанцию, наотмашь рубанув капитана. Тот попытался отступить, но клинок все же достал его, распоров кольчугу, но других повреждений, похоже, не причинив

Я попытался поймать его взгляд, но безуспешно — тот глядел исподлобья, отступая и выставив вперед копье, пытаясь держать расстояние. Я снова пошел на него, сбил ударом летящий в грудь наконечник, на обратном движении рубанул по шее. Удар пришелся в плечо, смазался, не сумев пробить кольчуги. Второй страж ударил меня сбоку. Я попытался прикрыться щитом, но клинок все же рубанул меня по руке. Я попытался пройти между ними, ударив копейщика еще раз, но тот легко ушел от удара. Теперь я оказался между двумя бойцами, вынужденный подставить кому-то спину. Удар последовал тут же — хромой вогнал короткий клинок мне между лопаток, почти повалив на землю. Я Ударил с разворота, высвобождаясь и уходя от возможного укола копьем. Удар пришелся в руку, почти перерубив ее. Страж завыл, роняя оружие. Я сделал подшаг, ударил его яблоком клинка в лицо, отбрасывая назад. Копье со скрежетом продрало бок кирасы. Выпад — и хромой упал с рассеченным лицом. Я развернулся — как раз, чтобы увидеть летящее в меня копье. Времени уклониться или парировать не было — только принимать. Но сухой хлопок сбивл атаку — капитан, поймав плечом болт, не удержал оружие и оно пронзило воздух рядом со мной. Короткий удар в шею — и он упал на залитую кровью дорогу. Я огляделся. Ианна стояла на крыше соседнего дома, деловито перезаряжая арбалет. Я кивнул и приступил к мародерству.

Прежде всего, мне нужно сменить кольчугу. Та, что у однорукого — самая целая, но этот дрищ почти в два раза тоньше меня и ниже почти на голову, наверняка она не пойдет. Капитан и хромой примерно моей комплекции, но их броня пострадала в бою куда сильнее. Впрочем, наверняка меньше моей. Я стянул кольчугу с хромого, удовлетворенно отметив, что на самом деле она почти целая. Переодевание заняло несколько минут. Подумав, я вернул кирасу на место, несмотря на три дырки в спине и две на груди. В поясном кошеле у капитана приятно звенело — я забрал монеты вместе с кошелем, прихватив так же кинжал с широким лезвием и украшенной рукоятью.

— Эй! — подала голос Ианна. — Там впереди, похоже, что-то серьезное затевается.

С крыши ей, конечно, виднее. Мне отсюда сбыли слышны только крики и лязг серьезной свалки, не меньше чем на пару сотен человек — и что-то еще, что пока я не мог разобрать.

— Пойдем, посмотрим?

Избегая широких улиц, мы прошли к центру — благо идти оставалось всего пару кварталов. Всюду валялись трупы, дома горели, пламя перекидывалось с одной постройки на другую, выедая все деревянные части, оставляя одну растрескавшуюся, почерневшую глину. Чем ближе мы подходили, тем ожесточеннее становились стычки вокруг. Теперь дрались не мародеры — хорошо вооруженные и умелые бойцы истребляли друг друга с жутким остервенением. Здесь бегары были вооружены не хуже стражи — в доспехах, с тяжелыми щитами, копьями и луками, они уверенно теснили менее многочисленных людей архонта. Мы с Ианной пробивались к площади, не разбирая, кого убиваем — впрочем, в нас не видели союзников ни те, ни другие.

Когда мы выбрались на площадь, битва там уже давно утратила всякое подобие организации, превратившись в хаотичную беспощадную бойню. Противники смешались, раздавая удары налево и направо. Единственные, кто сохранял подобие порядка в этой кровавой бане, были Бессердечные. Возвышаясь над толпой, они тройками стояли на нижних ступенях храма, охраняя подъем и не давая бунтовщикам сделать ни шагу. В целом же, люди архонта были в явном меньшинстве, на каждого приходилось трое-четверо нищих. Выучка стражей не помогала им в этой свалке, а длинные копья были почти бесполезны. Они дрались короткими мечами и топорами и каждый павший успевал забрать с собой лишь одного-двоих.

Я врубился в толпу, раздавая удары всем, кого видел. В основном под мой клинок попадали оборванцы и нищие, примкнувшие к мятежу, но пару раз я доставал и беггаров, едва успевавших сообразить, что их свалило.

Меня охватил странный раш, кровавое опьянение. Я чувствовал, как брызжет в лицо горячая кровь, чувствовал, как дрожит клинок, проникая в плоть и разрубая кости. В эти мгновения я чувствовал себя царем, даже не царем — богом, древним языческим божеством войны и смерти, воплощением гнева. Меня били в ответ, но я не чувствовал боли и ран, убивая всякого, кто попадался мне под клинок.

Стрелы стальными жалами впивались в меня, копья и клинки рассекали броню и тело. Я чувствовал, как горячими потоками течет по воспаленной коже кровь, как прилипает к телу промокшая ткань, когтями впиваются в раны разрубленные звенья кольчуги. Скольких я свалил, и скольким удалось достать меня — не знаю. Я прошел шагов десять-пятнадцать, не больше, прежде чем тяжелый, хрипящий вопль пронесся над площадью, перекрывая неимоверный гвалт битвы.

Я обернулся — слева, там, где на площадь выходила широкая центральная улица, толпа раздалась в стороны. Земля вздыбилась гнойным нарывом, поднявшись на несколько метров, сбивая с ног тех, кто не успел убраться, обрушивая стены ближних домов. В следующую секунду она раскололась, высвободив исполинский поток хаотичной плоти. Огромное тело, словно сплетенное из множества извивающихся щупалец, шипов, жал и конечностей. Невозможно было понять, одно ли это существо или колония мелких, отвратительных монстров. Поднявшись в воздух метров на пять, оно обрушилось на толпу, как огромный хлыст. Вопли ужаса и боли наполнили дрожащий от напряжения воздух. Монстр не делал различий между стражами и беггарами, разрывая и разбрасывая тела, словно кукол. В считанные мгновения он достиг подножия пирамиды, где его встретили бессердечные. Они были единственными, кто не впал в священный ужас от вида чудовища. Преодолеть их кордон с наскока не удалось — исполины двигались с невероятной скоростью и точностью, уходя от могучих ударов — и одновременно атакуя.

Пространство между ними и мной если не очистилось, то порядком обезлюдело — теперь у меня был вполне реальный шанс добраться туда. Раздавая удары тем, кто еще стоял на моем пути, я двинулся вперед.

Теперь, когда до монстра оставалось метров десять, я мог хорошо разглядеть его. Действительно, это была какая-то жуткая колония. Множество тел сплетались в одну невообразимую многоножку — мертвых человеческих тел, изувеченных и соединенных между собой ржавым металлом прутьев, проволоки и скоб, словно какой-то безумный мастер собрал их в цельный механизм. Руки, ноги, гениталии, торсы; мужские и женские, молодые и старые, в жутких ранах с бледными краями. Бескровная, скользкая кожа покрыта жуткой бесцветной слизью, темными пятнами гниения на вздутых суставах...

Сопротивление Бессердечных не задержало многоножку — она атаковала Воинов Дера, стремительно и эффективно, уничтожая одного за другим.

В длину монстр был около двадцати метров, в обхвате — метра два. Я оказался рядом с ним, пока еще толком не зная, что мне делать и как ему повредить. Впрочем, меня заметили раньше — чудовищный удар хвоста сотряс землю в месте, где я стоял всего секунду назад. Только инстинктивный прыжок уберег меня от верной смерти. Под градом щебня и горячей земли я откатился и поднялся на ноги, отбросив кошкодер и выхватив панцербрехер.

Чудовище замерло, затем вдруг рванулось вверх, поднявшись вертикально метров на десять. Вершина, раскрывшись, словно жуткий цветок, раскинула шевелящиеся в агонии конечности, переплетенные искореженным металлом. Высвобожденный из этих жутких объятий появился человек — единственный в этой вакханалии плоти он имел голову, но, как и другие, был изувечен и покрыт гноем и сукровицей. Он заговорил — и голос его разнесся по площади, словно усиленный до сотни киловатт — сдавливая грудь и заставляя вибрировать глазные яблоки.

— ЧАС НЕРЕБТУМА ПРОБИЛ. ТАКОВА ВОЛЯ ЭН-УРУ-ГАЛА — И НЕТ ВАМ СИЛ ЕЙ ПРОТИВОСТОЯТЬ!

В этот момент я прыгнул на спину монстра — если можно, конечно считать это спиной. Десятки рук одновременно вцепились в меня, потянули, каждая в свою сторону. Отбиваться панцербрехером было тяжело — слишком длинный и тяжелый. Я вгонял его как можно глубже в месиво мертвой плоти, рубил руки, сжимавшие меня, освободившись, лез выше — на считанные сантиметры, где все повторялось снова. Холодная, отвратительная слизь заливала меня, брызгала в лицо. Кажется, замысел мой понравился Бессердечным — двое из них прыгнули вверх, вцепившись в шевелящуюся падаль на пару метров выше. Они продвигались куда быстрее меня, помогая друг другу. Меньше чем за минуту добрались до вершины — и в этот момент монстр упал — резко и хлестко, как плеть. Один из воинов успел спрыгнуть, другого смяло о булыжники площади, разбрызгав вокруг густую, темную кровь. К счастью, я был на противоположной стороне — мои неприятности ограничились только ощутимым ударом и потерянным клинком.

Тяжелая туша, извиваясь, поднялась для нового удара. Я отчаянно карабкался вверх, полосуя кинжалом капитана руки хватавшие меня. Каждый следующий метр давался с невероятным трудом — а каждое новое падение грозило расплющить меня. Бессердечные обступили тварь со всех сторон, атакуя по очереди с самой незащищенной стороны. Их действия пока спасали меня — монстр хаотично бросался то на одного, то на другого, не обращая на меня внимания.

Я чувствовал, как руки мертвецов раздирают одежду, впиваются в плоть, рвут ее с мясом, дробят ржавой сталью кости. Боль пульсировала в голове одной сплошной опухолью, во рту стоял вкус крови и желчи, глаза заволокло багровым. Еще. Еще! ЕЩЕ!!!

Чудовище изогнулось, его вершина зависла надо мной, раскрывшись длинными, многосуставчатыми отростками, в которых угадываются уродливо сшитые человеческие фрагменты. В этом цветке плоти появляется он — голова. Он смотрит на меня пустыми провалами глаз, в которых копошатся черви.

Я застыл, словно парализованный — жуткий, холодный ужас сковал меня, не давая пошевелиться. Удары сердца замедлились, лед заполнил легкие. Я ждал — ждал слов монстра, оглушающих, способных одним своим звуком разрушить... Но нет.

Он распялил гниющий рот, разорвав истлевшие щеки и черный ветер вырвавшись из зияющей раны, ударил в меня, сжигая, испепеляя.

Я не знаю, как это произошло. Только знаю, что руки, разрывавшие меня, вдруг разжались, и я, оттолкнувшись, прыгнул вперед, повиснув на шее монстра в монстре, слыша, как скрипит и лопается, моя превратившаяся в угли кожа.

Когда-то давно я смотрел видео показательных американо-израильских учений. Тамошний спецназ среди прочего соревновался, кто за тридцать секунд нанесет грудной мишени больше повреждений клинком. Израильский спец кривым ножом вырезал у манекена грудную клетку.

Я не спецназовец — я не представляю, как он это делал. Все что я смог — это вогнать стилет в шею твари и пилить изо всех сил, слыша, как мерзко хрустит гнилой позвоночник, чувствуя, как потоком льет на меня густой, отвратительно смердящий гной.

Голова отделилась от туловища и полетела вниз, жуткая многоножка вытянулась как струна, стрелой поднявшись в воздух — мне не за что стало больше держаться. Я полетел вниз, не способный даже кричать и махать руками.

Я не помню полета, помню только удар о землю — страшный, сокрушающий, словно сдавивший все тело, раскатавший его в блин. Темнота прыжком поглотила меня, и через долю секунды после удара я провалился глубже — бесконечно глубже.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

Странно, надпись кажется призрачной, поплывшей. Снова нет привычного вопроса. Вместо него — проступающая сквозь красноватую мглу картинка. Я поднимаю руку, пытаясь стащить с головы окулус. Хватит. Достаточно.

Рука натыкается на что-то холодное, липкое, шершавое.

Опускаю руку ниже, к шее, ключицам. Мелкие кольца, твердые, все в какой-то заскорузлой гадости. Ниже — толстый, неровный металл, такой же холодный, покрытый шершавой коркой. Перед глазами плывет. Кто-то поднимает меня — я чувствую мощную, необычно большую ладонь на своем предплечье. Мотаю головой.

Бессердечный возвышается надо мной, глядя сверху вниз. Похожие на сабли клыки матово поблескивают. Я снова мотаю головой, поднимаю руки, пытаясь избавиться от окулуса. Руки по-прежнему ощущают щербатую сталь шлема. Пытаюсь вызвать меню. Бесполезно. Вспоминаю, что последний час или полтора не видел никакой информации от интерфейса.

— Что за нахер?

Бессердечный буравит меня пустым, ничего не выражающим взглядом. Я оглядываюсь. Исполинский монстр валяется рядом, конечности его беспорядочно дергаются в агонии, а тело все еще пытается шевелиться. Но воля, которая заставляла это жуткое скопление тел двигаться как единое целое, исчезла. Бессердечный отходит, возвращаясь к своим делам. Несколько его товарищей медленно курсируют по площади, густо покрытой ранеными и мертвыми. На верхних ступенях пирамиды стоят жрецы в белых одеждах. Один из них смотрит на меня долго и внимательно.

Я поднимаюсь на локтях, сажусь, обхватываю голову. Что происходит? Что случилось? Почему я чувствую запахи, ощущаю прикосновения, чувствую, как саднит кожа от грубой ткани поддоспешника? Почему от голода сводит живот, горло пересохло и дерет сухим кашлем? Что за болезненный бред? Только теперь приходит понимание, что все это я ощущаю уже некоторое время — с почти момента последнего возвращения в игру.

Я поднимаюсь, иду прочь с площади. Нужно найти кого-то из игроков. Ианну найти — она где-то тут была. Спросить, понять, разобраться. Даже если она в другой стране живет... пусть позвонит, напишет в скайп, Олегу, Антону, родителям... пусть меня найдут, отключат... Как такое может быть?

Мне вдруг стало очевидным то, чего я так упорно старался не замечать все это время — естественные, гибкие ответы NPC, невероятная, гиперреалистичная графика, подсознательная брезгливость, отвращение, которые испытывал, наблюдая веселые картинки мира игры. Пробивавшиеся ощущения вкуса, запаха, прикосновения — сначала на секунды, но с каждым разом все дольше и отчетливей... И странные, случайные и осознанные препоны при попытке выйти из игры.

Не помню сколько я так шел — как упоротый, вообще не замечая ничего вокруг. Ианна появилась передо мной словно из ниоткуда. Я остановился, оглядываясь вокруг. Перекресток пяти узких улочек, больше похожих на извилистые тропинки среди теснящихся друг к другу лачуг. Запах дыма, жирный и едкий, оседающий в носу. Посмотрел на нее. Короткая, грубая стрижка, явно сделанная ножом или паршивыми ножницами. Шрам на лице, шрам на виске, левое ухо срослось после разрыва. Шрам на шее — аккуратный и продолговатый — от удара ножа. Следы от ожогов на запястьях. Сколько раз ей пришлось умирать?

— Там на площади. Это было...впечатляюще, — произнесла она. — Думаешь оно того стоило?..

— Помолчи, — я вдруг рванулся к ней, схватил за плечи. — Слушай, это какая-то херня...

Она вырвалась, легко и уверенно, отскочила, выставив вперед неведомо как оказавшийся в руке кинжал. Острие почти коснулось моего горла, рука была слегка согнута в локте — как раз настолько, чтобы выпрямившись, пробить гортань.

— Стой, — я поднял руки. — Стой, погоди. У меня неприятности. Я не могу выйти. Выйти из игры, понимаешь? Никак. Я застрял. Какой-то сбой, наверное, глюк в системе — нет меню, нет кнопки выход, и я... я...

— Чувствуешь боль, как по-настоящему, — продолжила Ианна. Лицо ее изменилось, напряжение ушло, оставив только страх и презрение. Кинжал медленно опустился.

— Чувствую боль, — повторил я тупо. — Этого не может быть.

— Думаешь? — она качнула головой. — Но есть же?

— Я... что-то не так. Я сплю, я просто отрубился прямо в окулусе и меня глючит. Самое логичное объяснение.

— Да? И ты, наверное, долго не высыпался?

— Я? Нет... Просто...

— Нет, — она перебила меня. Резко, грубо. — Не просто. Добро пожаловать в клуб.

Я уставился на нее, как идиот.

— Что за хрень? Какой клуб? Мне надо, чтобы ты позвонила моим друзьям. Я дам телефон... у Олега есть ключи...

— Не выйдет.

— Почему? Я верну тебе деньги за звонок... Можешь по скайпу связаться, как угодно, лишь бы быстро.

— Я не могу позвонить. Просто потому, что я, так же как и ты, застряла здесь.

Это было неожиданно. Я замер, ошарашенный, глядя на нее застывшим взглядом. Ситуация была настолько же жуткой, настолько и абсурдной. Какое-то время я молчал, пытаясь поместить все это в голову, пока, наконец, не залился хохотом. Смеялся долго, надрывно, пока не захлебнулся кашлем.

— Все? — поинтересовалась Ианна, когда я, наконец, затих. Я разогнулся, посмотрев на нее.

— Ты же понимаешь, что все это звучит, как больной бред?

— Вот значит как? Больной бред? Тогда сочувствую — тебе в этом бреде жить, сколько ты там еще протянешь такими темпами. В любом случае, жизнь тебе предстоит безрадостная и незавидная.

Я замотал головой. Нет, нет, не пойдет. Не выйдет.

— Да чушь. Ты же встретила меня. Ты знала, что я могу выходить из игры. Почему не попросила связаться с твоими родичами, с друзьями?

Ианна деловито убрала кинжал в потайные ножны на рукаве. Мне казалось, она старается не смотреть мне в глаза.

— У тебя не получилось бы. Как не получалось у других до тебя. По телефонам отвечают незнакомые люди, города, в котором я живу, просто нет на карте, сервера электронной почты и адреса профилей в соцсетях никогда не были зарегистрированы. Все, кто пытался найти хоть какие-то следы моего существования в реальном мире, всегда говорили одно и то же: меня нет, и не было никогда. Ни малейшего следа — ни родственников, ни знакомых, ничего.

Она выглядела подавленной — мои слова заставили ее вспомнить собственную борьбу. Которая, похоже, была долгой и бесцельной. Внутри, на дне пустого желудка я почувствовал холодный, тяжелый ком.

— Погоди-погоди. Что-то странное. Как так может быть?

— Не знаю. Я точно помню себя, кто такая, где жила, даже телефоны родственников знаю наизусть. Но те, кто верил мне и пытался найти мое тело там, — она указала куда-то вверх, — говорили, что таких людей нет. Не существует. Вся моя жизнь — иллюзия. Никаких реальных ориентиров. Один даже пытался проверить через милицию по номеру паспорта.

— Ты помнишь свой номер паспорта?

— Конечно. Или мне казалось, что помню. Оказалось, что паспорта с таким номером никому не выдавали.

Я замер, пытаясь сосредоточиться, усвоить услышанное.

— Может они просто думали, что это такой прикол? Те люди, которые помогали тебе?

— Может быть. И все прикалывались в ответ. Я здесь уже больше года, между прочим. И уже пару месяцев, как забила пробовать достучаться до реала.

— Больше года? Погоди, не может быть такого! Игра вышла только месяц назад...

Она пожала плечами.

— Может быть. Раньше мне казалось, что смена дня и ночи, вообще течение времени в игре по сравнению с реальным ускорено. Намного. Но сейчас я не вижу разницы. Часов здесь нет, ориентироваться можно только по закатам и восходам. Я знаю, что ночи достаточно, чтобы выспаться, а днем стоит есть хотя бы дважды, чтобы не чувствовать голод. Это единственные ориентиры, которые у меня есть.

— А игру ты купила сразу после выхода?

— Не знаю. Я не помню.

Неожиданная мысль пришла мне в голову.

— Извини, если обижу... но в реале ты кто — женщина или мужчина? — игроки часто страдают кросс-полом, причем в обе стороны. Не то, чтобы сейчас это было так важно, но...

— Женщина, — Ианна ответила с небольшой запинкой, словно ей потребовалось время, чтобы вспомнить.

— Ты уверена? — часть меня боялась надавить слишком сильно, но другой было пофигу. Эта сучка пристрелила меня. А еще — снял амулет, который я нашел у архонта в Акшаке. Тогда, в горячке я забыл про него, но потом вспомнил. Кроме нее больше некому было.

— Уверена... почти. Последнее время... все немного в тумане. Много проблем здесь.

Она замолчала, глядя под ноги. Кажется, разговор начал смущать нас обоих. Наконец, Ианна заговорила снова:

— Ты не первый, с кем это произошло. Эта чертова игра затягивает, как трясина. Не всех, далеко не всех. Кто-то плюется, выхватив очередную порцию боли и унижения, и уходит — всерьез и надолго. А те, кто остаются... постепенно, их затягивает. И в какой-то момент они не могут уйти. Один мой товарищ говорил, что мир питается их энергией, восполняет то, что сам потерял, отторгнул. То, что происходит вокруг — просто долбаный некроз, отмирание живой ткани, только в масштабах планеты. А мы — просто припарка, которая слегка задерживает этот процесс. Только любой дурак знает, что некроз лечится ампутацией.

Я немного успокоился и теперь крутил в голове догадки. Время от времени рука сама тянулась к голове — каждый раз надеясь ощутить гладкий пластик окулуса.

— Подожди, а что происходит если...

— Не знаю. Отторгнутый продолжает бродить, иногда даже возвращаясь в сознание — если посчастливиться разжиться эссенцией. Но, если верить рассказам, редко и ненадолго. Мне кажется, тело с той стороны в этот момент окончательно умирает.

— А сейчас?

— Сейчас? Без понятия. Может быть, мы в коме или летаргии. Если повезло, нас нашли и отвезли в больничку. Там мы валяемся под системой, высасывая деньги у родственников.

— Нет, херня. Представь, какой скандал бы поднялся, если бы пользователи одной и той же игры начали массово впадать в кому? Скольких ты уже встретила, таких как мы?

— Ты — девятый. Но я мало где была.

— Видишь! Девять человек за гребаные пару месяцев! И это по минимуму! Нет, такое не осталось бы без внимания...

— Наверное.

— Наверное? Да без вариантов! Уже бы все новостники гудели! Нет, никакой комы. Это просто какой-то глюк. Издевательство. Должна быть логика.

Ианна хмыкнула, поправила одежду и развернулась, собираясь уходить.

— У вас, мужчин, с логикой получше. Поищи. Найдешь — дай знать.

— А ты?

— Я? Я пойду. Abruption — игра одиночек. Теперь думаю, ты понимаешь почему.

Вот эти ее фразочки уже начали меня понемногу бесить.

— Да к черту! — я с размаху ударил кулаком в глинобитную стену. — Вместе выжить всегда легче, особенно когда каждый второй тебя хочет пожрать...

— Легче? И ты готов отдать мне свою эссенцию? Готов притягивать к нашей сладкой парочке вдвое, втрое больше внимания? Или ты думаешь, что один здесь такой? На что ты готов, чтобы не стать ходячим мертвецом? Убивать, насиловать, грабить? Если ты не готов, то другие — давно готовы. Можешь не сомневаться, — она вдруг резко развернулась, встав ко мне спиной. — Бывай, Вад. Может, увидимся еще.

Я остался стоять, не решаясь даже посмотреть ей вслед. Словно было в этом что-то постыдное, неприличное. Посмотрел на себя — кожа — в растрескавшейся черной корке, липкой и жирной наощупь. Одежда и броня — жалкие лохмотья. Кошель чудом остался на поясе, сумку разорвали, кожа под одеждой — в свежих шрамах, неглубоких, но многочисленных. Есть хотелось так, что сводило живот.

Я побрел вдоль по улице — без всякой цели. Все мысли куда-то пропали, в голове было пусто и гулко, как в железном баке. Что теперь делать? Найти щель поглубже, забиться в нее и сидеть там, пока все само собой не разрешится? Соблазнительный вариант. Но нет. Надо собраться, все обдумать... Спазмы в желудке размышлениям не помогали. Хотелось есть, пить (желательно крепкого), а еще — отмыться от всей этой дряни и переодеться в чистую, удобную одежду. Учитывая, что часть Неребтума все еще была охвачена пожаром, а кое-где еще шли стычки стражи, беггаров и мародеров, рассчитывать на все это было глупо. Стоило воспользоваться советом беггаршши и свалить из города, но отсутствие съестных припасов удерживало от такого маневра. Нужно было раздобыть еды — и желательно без кровопролития.

Ну, хотя бы тут мне повезло. Скоро я нашел таверну с выбитыми дверями и шестью мертвецами на пороге. Обилие крови и разрубленные черепа намекали, что бедолаги напоролись на парня, умело работавшего топором. Переступая тела, я вошел внутрь.

И едва успел уклониться. В стену с грохотом врезался глиняный кувшин, обдав меня влажными осколками.

— Пошел к черту! — раздался из сумрака зала пьяный рев. Чертовски знакомый рев.

— Бильга?! — спросил я. Ворчание и глухой лязг железа затихли. Я уже заметил его — массивную фигуру в дальнем углу. Белки глаз блестели.

— Ты кто? — спросил он хрипло.

— Вад. Мы с тобой в зиккурат вместе ходили.

Несколько секунд он молча разглядывал меня, потом неуклюже выбрался из-за стола и тяжело затопал ко мне.

— И правда, — сказал он, криво ухмыляясь. Досталось ему не меньше, чем мне — кожаный нагрудник во многих местах был разрублен и почти весь покрыт спекшейся кровь, смешанной с пылью и грязью.

— Ты тоже здесь? — спросил я. Он кивнул.

— Здесь. Пойдем, выпьем.

Интересно, напьюсь я тоже по-настоящему? С похмельем, блевотой и прочими радостями? Или отключусь, чтобы проснуться у себя в квартире?

Мы прошли вглубь зала и уселись за Бильгин столик. Здоровяк, похоже, притащил сюда все, что только смог заполучить — лепешки, сушеное мясо, казанки с холодной кашей, кувшины. Многое из этого уже опустело. Кружек не было, Бильга просто протянул мне один из кувшинов, а себе взял другой.

На вкус вино было отвратительным. Кислое, перебродившее, некрепкое. Потребовалось усилие, чтобы протолкнуть его по глотке. Но эффект не заставил себя ждать — улеглась жажда, а в животе родился комок чего-то теплого.

Я прислонился к стене, сквозь полузакрытые веки разглядывая Бильгу. Грубый зигзаг шрама на щеке, хлопья сажи и комки свернувшейся крови, застрявшие в бороде, белесый пепел, осевший на бровях, пожелтевшие с лопнувшими капиллярами глаза. Оставалось только посмеяться над собой — только идиот мог принять такое за компьютерную графику.

Бильга отпил из кувшина, две тонкие струйки потекли из уголков рта. Крякнул, швырнул кувшин о стену. С глухим стуком разлетелись черепки.

— Знаешь, — сказал я, сделав еще один большой глоток, — как это выглядит со стороны? Два чувака торчат в игре, в которой делать нечего. И от нечего делать они устраивают виртуальную пьянку. Тупняк какой-то.

— Говори за себя, — сказал Бильга, подхватывая черными от сажи пальцами лоскут сушеного мяса и отправляя в рот. — Мне есть чего делать. И сейчас это означает — напиться.

— Бляха, так оторвись от компа, сходи в ларек и купи себе пива! — я почувствовал, как спазм сдавливает горло. Рука снова потянулась к голове — снять шлем, вывалиться, забить на всю это дрянь. Нет — под рукой снова — грязные, слипшиеся волосы. Окулуса нет.

— Сходи, — криво ухмыльнулся Бильга. — То-то я гляжу, ты тут просиживаешь.

— Может у меня в руке сейчас настоящая бутылка, — вяло огрызнулся я. Признаться, самому произнести "Я застрял здесь" было для меня какой-то последней гранью, окончательной капитуляцией.

— У тебя в руке — настоящий кувшин с настоящим вином, — громко чавкая заявил Бильга. — С настоящим дрянным вином. Смирись и наслаждайся.

— Значит, ты тоже? — спросил я, тупо уставившись в свое отражение на дне кувшина. — А кто еще? Кулаба? Хорса?

— Наверное, — пожал плечами Бильга. — Если честно, мне пофигу.

Я отправил в рот кусок мяса. Оно было жестким, почти несоленым, пришлось запить его вином.

— Завтра выдвигаемся, — сказал Бильга отрешенно. — Пати собрать не получилось. Будем обходиться как есть, втроем.

— Втроем? — спросил я, сплюнув так и не разжеванную мочалку мяса на пол.

— Ианна тоже выдвигается. Как всегда отдельно. Но мне, типа, приятно знать, что прикрывает меня толковый стрелок.

— А мне — не очень, — сказал я. — Она уработает нас при первом же поводе.

— Или мы ее, — пожал плечами Бильга. — В прошлый раз, кажется, так было?

И тут я вспомнил. Мысль молнией сверкнула в мозгу — весь замес начался из-за сердца. А в потом, на крыше, девочка провела немало времени с моим трупом... Я с досадой стукнул себя основанием ладони в лоб. Как можно было забыть?.. Идиот!

Полез за пазуху. Сердце я в сумке не хранил, держал отдельно, была помнится такая опция у предметов — [спрятать]. Только теперь нельзя было вызвать инвентарь и нажать [достать]. Сейчас, сидя с Бильгой, обшаривать себя не хотелось. Ничего, подождем.

Я снова приложился к кувшину — в этот раз уже без фанатизма. Нужно не вырубиться, нужно дождаться, пока свалит Бильгу.

XIII

No rest for the wicked, the children of god

The final retribution, the final curtain torn

Within us — the flames of the end

Survival of the fittest, the hunt for the sacred game

Under a serpent sun — we shall all live as one

"Under a serpent sun"

Здоровяк уснул прямо на месте, прислонившись к стене и уперев бороду в кожаный нагрудник. Я сам уже едва держался — веки стали тяжелыми, ломило шею, давило виски. Стараясь не шуметь, я поднялся, но свалил на пол пару плошек. Бильга недовольно замычал, дернул ногой, но не проснулся. Держась за стенку, я отошел подальше и принялся обшаривать себя. Много времени это не заняло — я будто знал, где искать. Камешек сердца был под гульфиком, надежно примотанный полоской ткани.

"Хорошо, что не как часы у Тарантино", — про себя усмехнулся я, разглядывая сокровище, ради которого пришлось "разобрать" пару-тройку претендентов.

Единственное, что пока не срослось у меня в голове — это заинтересованность Ианны в этом артефакте. С одной стороны, она каждый раз попадалась мне на очередном этапе пути к Сердцу. С другой стороны — дважды она отступала, будучи совсем рядом. И если в последний раз она могла просто не найти сердца на моем теле, то в Акшаке, ей ничего не стоило прикончить меня и забрать статуэтку, которую уже никто не охранял. Зачем было уходить? Если она натравила на меня Хорсу и "салада", то почему последний остался один и забрал статуэтку себе? Слишком много белых пятен...

Я вертел в пальцах артефакт. Простой гладкий камешек черного цвета с неглубокой ленточной резьбой, покрывавшей всю поверхность. Такой мог быть родом из позднего неолита, быть побочным продуктом, от нечего делать сделанным какими-нибудь строителями Стоунхенджа. Во всяком случае, по виду он в местную культурную традицию вписывался слабо.

Я уже хотел снова спрятать его — в конце концов, я только собирался проверить, на месте ли он — как вдруг пальцы почувствовали исходящее от камня тепло. Постепенно, оно усилилось, сделав камень почти обжигающе горячим. А потом я почувствовал, что его, как магнитом, тянет куда-то.

Шатаясь, я вышел наружу. Темнота окутала город и только зарево догоравших пожаров очерчивало рыжим контуры зданий. Вокруг не было ни души. Я побрел по улице, следя за магнетизмом Сердца. Далеко идти не пришлось.

Я вышел на знакомую уже площадь со столбом в центре. Здесь на нас с Бильгой напал тот бородатый тип. Похоже, даже в бунте святость этого места почиталась — здесь не было ни трупов, ни мусора. Только черные хлопья пепла медленно опускались на землю, покрывая ее тонким, невесомым покрывалом.

Опершись о столб, прямо передо мной сидел человек. Вид у него был такой, будто он только что выбрался из горящего дома — полы серого плаща тлели рыжеватыми угольками, из-под вороненой кирасы и латных поножей подымались тонкие струйки дыма, в щелях доспехов переливались красноватым светом угли. На коленях у него лежал длинный, вороненый фламберг. Когда я ступил на границу площади, он медленно поднялся на ноги. А я пожалел, что не одел шлем и не взял ни кошкодер, ни панцербрехер. Правда со мной была скьявона, но без щита, против двуручника с лезвием в полтора метра она выглядела безрадостным вариантом.

Под капюшоном неизвестного был савойяр с коротким козырьком и широкими, похожими на глазницы черепа прорезями. В прорезях была темнота.

— У тебя есть выбор, — сказал человек и голос его прозвучал неожиданно... обычно. Я ждал какого-то потустороннего, трубного зова, металлического лязга, отрешенного и бесчувственного. А получилось наоборот. Говорил рыцарь обычно, не особенно даже громко.

— Отсюда ты можешь уйти. Назад, к себе. Или остаться. Выбор за тобой.

— И что я должен сделать, чтобы уйти? — спросил я.

— Сделать? — переспросил рыцарь. — Важно, что ты должен не сделать, чтобы уйти. Прежде всего ты не должен был ходить к обелискам.

— Кулабе это не особенно помогло, — заметил я.

— Ты ничего не знаешь о Кулабе, — качнул головой рыцарь. — У него был свой выбор. У тебя свой.

— Но я уже был у Обелиска. Выходит, с выбором своим ты опоздал?

— Не опоздал. Я могу очистить тебя.

— Что взамен? — меня этот парень явно напрягал. Вся ситуация напрягала.

— У тебя есть один из Ключей, — кивнул рыцарь. — И пришел он к тебе в правильное время. Можешь считать, что тебе повезло.

— Не понял, — я упрямо мотнул головой. — Ты сейчас о чем?

— О том, что ты держишь в кулаке, — спокойно ответил он. — Я не знаю что это. Ключи могут принимать различную форму, но обычно они помещены в какие-то древние предметы в ином случае не имеющие особой ценности и силы. Не спрашивай, кто и зачем их сделал — этого я не знаю. Ключ может выпустить тебя. Пока может. Чем дольше ты будешь оставаться здесь, тем меньше шанс, что этот мир тебя выпустит. Некроз — он имеет свойство распространяться. Даже сейчас ты уже не выйдешь... целым. Что-то придется удалять.

Я мотнул головой, стараясь разогнать туман в голове. Затылок начало ломить — кажется, подкралось похмелье.

— Давай сначала, — сказал я. — Где я?

— Это не имеет значения. Это место называется Срединными царствами, но ими мир не ограничивается. Важно другое. Есть несколько фактов, которые все определяют. Первый — очевиден. Этот мир умирает. Какое-то подобие некротической ткани постепенно разрастается и поглощает его. Смерть долгая, мучительная и неизбежная. Второй факт — есть некие силы, которые пытаются замедлить смерть мира. Не предотвратить — для этого, очевидно, требуются иные меры, а именно замедлить. Условно говоря, они подкидывают в компостную яму новое сырье, стараясь максимально продлить процесс гниения. Я не знаю, кто это делает и зачем. Третий факт — ты и есть такое сырье. Гниение уже тронуло тебя, но пока недостаточно. Ты еще можешь выбраться.

Говорил рыцарь, в общем-то, логично, в это можно было поверить.

— А кто тогда ты? — спросил я, уже немного успокоившись.

— Я тот — кто выбраться не может.

— Уже не может?

— "Уже", "еще", "пока" — это все не имеет значения. Есть как есть и это — не твоя забота.

— Как это работает? Как нас забирают?

— Не знаю. Я не бывал с другой стороны. Я не знаю, чем вы были до того, как попали сюда. Нет, не говори. Мне не интересно.

— Зачем тогда тебе вытаскивать меня?

— Я не пришел вытаскивать тебя. Я пришел дать тебе выбор.

— Ты ко всем так приходишь? К Ианне, Бильге?

— Не у всех есть выбор. Тот, у кого нет выбора — бесполезен.

— Я не полезней остальных. С этой штукой, — я поднял кулак, — мне просто повезло.

Рыцаря мои слова не впечатлили.

— Даже если так, — пожал он плечами. — Кому-то везет. Кому-то нет. Кто-то слишком глуп для своего везения.

— А в чем состоит мой выбор?

— Ты можешь уйти. А можешь остаться. Заведомо зная, что второго шанса будет.

Я не выдержал, рассмеялся. Смех вышел какой-то истерический, сумасшедший. Мысли в голове спутались.

— Зачем, — спросил я, отсмеявшись, — зачем мне оставаться? Если это место давно прогнило и все что я могу — это стать компостом? Какой смысл?

— Это твой выбор. Вот ты мне и скажи. Почему Ианна не убила тебя в Акшаке, чтобы забрать статуэтку?

Я снова напрягся. Терпеть не могу персонажей-всезнаек. Это бесит — просто потому что это читерство.

— Ты говорил об этом с Ключом. Ключ передал твои мысли мне.

— Хреновое объяснение. Ну и почему Ианна не убила меня?

— Я не знаю точно, но могу сопоставить факты. Хорса и Энкид оставили на растерзание кадаврам. Решили, что с архонтом справятся и без нее. Твое появление смешало их планы, но все равно вас двоих они бы легко прикончили. Потому Ианна решила отступить. Устроить засаду. Хорса и Энкид знали, что Сердце на двоих не разделишь, но Хорса думал напасть уже после получения артефакта, а Энкид — сразу. Он зарезал товарища в спину и забрал статуэтку. Ианна напала на него на выходе из храма, но ей не повезло. Ее Энкид тоже убил. Потом она встретилась с Хорсой, и они двинулись к Дор-Унташу, где стали дожидаться Энкида. А дождались вас.

— Почему она не забрала сердце, когда нашла мое тело?

— Она пыталась. Но не смогла. Ключ уже настроился на тебя.

— И получается, я никак не могу отдать сердце Ианне, даже если захочу?

— Отдать — можешь. Но с каким результатом? Выбора у нее уже может не быть.

Я задумался.

— Получается, выбора никакого и нет. Только уходить.

— Выбор есть, — возразил рыцарь. Я ждал, что он разовьет свою мысль, но он молчал.

Я глубоко вздохнул:

— Хорошо. Возвращай меня.

Я ожидал проникновенных вопросов в духе "А ты точно уверен? Решил окончательно?", но в ответ получил только кивок и короткое "Хорошо". Потом все вдруг потемнело и сильно, до тошноты закружилась голова.

В себя я пришел на полу перед ноутбуком. Окулус больно давил в висок. Стянув шлем, я с некоторым удивлением ощупал себя. Все нормально — ни грязи, ни крови. И похмелье прошло. Только в ушах звенело, и голова слегка кружилась, как после поездки на американских горках.

— Ох-хо... — только и смогу выдохнуть я. Мыслей никаких не было — пустота.

За дверями сочувственно мяукнул Бегемот, мягко постучав лапой в дверь. Не вставая, на четвереньках я сделал пару шагов и дотянулся до ручки, впуская сожителя. Обуянный необычным приступом нежности, кот принялся тереться об меня и мурлыкать. Я лег на пол, уставившись в потолок. Бегемот принялся вылизывать мне висок. Как ни странно, это помогло. Я поднялся, погладил кота и отправился на кухню. По дороге проверил часы — без четверти четыре. Снаружи было темно и тихо, даже такси не ездили. Щелкнул выключателем, налил воды из чайника, выпил чашку почти залпом. Кот потерся об ногу и ненавязчиво мяукнул. Я обновил его воду и насыпал корма. Самому есть не хотелось.

Что же все-таки произошло? Скорее всего — просто заснул в шлеме, вот и стала сниться всякая фигня. Да, так и есть. Хотя конечно странно — я ведь и во сне думал так же. Хотя такое со мной и раньше бывало — когда просыпаешься, но не до конца и сознание говорит: "Это все тебе снится", а потом опять отключается. А с игрой надо сделать передышку. Хватит пока, наигрался.

Я закрыл лицо ладонями, помассировал немного затекшие мышцы. И только теперь заметил.

На мизинце и безымянном левой руки у меня не хватало верхних фаланг. На месте среза была старая, затянувшаяся шрамовая ткань.

"Ты уже не выйдешь целым", — всплыли в мозгу слова тлеющего рыцаря.

Нет, не сон. Я слишком хорошо все помню. Во всех деталях. Так не бывает — сразу после пробуждения сон начинает таять, стираться, оставляя после себя только смутные впечатления. Или я до сих пор не проснулся?

Вернувшись в комнату, разбудил ноутбук. Если бы я уснул за игрой, она бы осталась запущенной — но этого не было. Ноут ушел в спящий режим и выглядел как после перезагрузки. Я запустил игру — предварительно отключив Окулус и Гидру. Снова надевать шлем было стремновато.

Игра поругалась на отсутствие контроллеров, но быстро перенастроилась и выдала окно авторизации с пустыми полями логина и пароля, хотя у меня стояла галочка автоматического входа. Я вбил нужные комбинации, после чего игра, подумав, заявила:

[данный аккаунт заблокирован]

[Пожалуйста, обратитесь в службу техподдержки для разъяснений]

Запустив браузер, я зашел на сайт, попытался залогиниться там, но получил такой же ответ. Написал письмо в техподдержку.

На мгновенный ответ рассчитывать было глупо, потому решил доспать остаток ночи. Не расстилая постели, уснул прямо так — только джинсы и носки стянул.

Спать не хотелось, в голову лезли мысли одна другой бредовей. Сначала был страх, что если засну опять окажусь там. Потом стала мучать совесть, словно я был что-то должен тем же Ианне или Бильге. Сжал в темноте пальцы, с каким-то глупым интересом ощупал культи. Как-то надо было решать ситуацию.

Утром проверил почту — пусто. Ответ пришел только часам к одиннадцати, когда я успел позавтракать и даже по магазинам пробежаться. Какое-то время я просто смотрел на выделенную жирным строчку [Re: Вопрос по блокировке аккаунта]. Потом, наконец, раскрыл письмо.

[Уважаемый пользователь!]

[В ответ на ваше письмо сообщаем, что указанный аккаунт был заблокирован в связи с грубыми нарушениями пользовательского соглашения (п. 9.17, п. 9.21, п. 9.22). Блокировка аккаунта перманентна, и снятию не подлежит. Поскольку купленный вами клиент поддерживает только одну учетную запись, вы не сможете больше запускать программный продукт Abruption. Ввиду серьезности нарушений, согласно п. 21.3.14 возврат средств за Программный продукт не предусматривается.]

[С уважением,]

[Служба технической поддержки]

Пунктом 9.17 значилось "использование стороннего ПО, вмешивающегося в работу программного продукта", 9.21 — "вмешательство в работу Продукта с целью получения изменения свойств персонажа", 9.22 — "несанкционированное изменение технических данных связанных с учетной записью".

Поскольку никаких читерских программ и модов я не устанавливал, выходило, что меня тупо "слили". Билет в один конец. Вообще-то, этому стоило порадоваться. Если все, что случилось со мной за ночь — хоть каким-то боком правда, то я еще очень легко отделался. Можно расслабиться и закурить.

Я выключил ноут и бездумно пялился в экран, пока заставку "Завершение работы" не сменил темный глянец.

— Тебя слишком мало там продержали. Даже толком испугаться не успел, — сказал я своему отражению. — Потому и тянет тебя назад. А что тебе там делать? Нечего. Не-че-го.

Жалкая попытка самовнушения. Теперь, в комфорте и безопасности своего уютного мирка, я чувствовал себя трусом и предателем. Такое мерзкое чувство, противное, как будто в какашку собачью вступил.

В принципе, ситуация не безвыходная. Можно заделать себе новый аккаунт и снова купить игру. Ну и что с того, что будет новый персонаж? Я-то останусь старый. Вопрос только в том, что делать дальше. Момент упущен. Найти Бильгу, Ианну, рассказать, что выбрался, помочь выбраться им — не снаружи, так изнутри... рыцарь говорил, что Ключей много. Делать все без Окулуса, через монитор, с клавомыши, чтобы опять не затянуло.

Я уже потянулся к кнопке включения, в голове прикидывая, сколько денег осталось на карточке... и остановился.

Отражение в экране скорчило скептическую гримасу.

— Это все бред. Так не может быть. Я заснул, а пока спал, кто-то взломал акк и начудил с ним что-то и меня забанили. Такое вот получилось совпадение. Просто ржака.

А в голове всплыл архетипичный кадр из голливудских комедий, про чувака взывающего к Богу: "Дай мне знак!" Черт, очень хотелось, чтобы случилось что-то, что заставило бы поверить, решиться.

"Это игра одиночек", — говорила Ианна. Получается, что так. Сам свинтил, а ее оставил. И буду полным дураком, если попытаюсь за ней вернуться.

Может позвонить кому-то? Олегу, Рене, Антону, да хоть даже маме — лишь бы кто-то решил за меня! Даже если мне поверят, что скажут? Скажут: "Не лезь, это глупо". Но начать надо с того, что не поверят. Я бы сам не поверил.

За окном пронесся, ревя подпиленным глушаком китай-спорт-байк. Такая противная дрянь с движком от мотороллера в дешевом пластиковом обвесе и рассчитанная на пилота карлика — зато дешевая, как велосипед. Много таких появилось последнее время. Я подошел к окну. Утренний город спешил из домов в офисы. Люди блеклыми многоточиями вытекали из парадных, выбирались из дворов, собирались в противные вытянутые кляксы на грязном асфальте. Такой знакомый вид. До последней лужи известная дорога: светофоры, магазины, мусорки с бомжами, припаркованные на тротуаре машины, засыхающие от смога деревья, вытоптанные газоны, углами торчащие из асфальта люки, проломленные решетки ливневой канализации. Все как всегда — и по-другому быть не может. А хочу я, чтобы было по-другому? Нет. Меня все устраивает. Мне хорошо. Это мой мир.

"Как же получилось, что чужой так легко проглотил тебя? Меньше чем за неделю?"

Не знаю. И знать не хочу. Лучше просто забыть обо всем. Забить и забыть. Напиться с друзьями или отправиться побродить по кафешкам в выходной, познакомиться с девчонкой попроще. Можно даже с официанткой. Покрутить остаток отпуска, а потом, когда выйду на работу, все станет уже гораздо проще — будет некогда рефлексировать. Разве что изредка, когда совсем уж нечем будет заняться. Abruption скачаю пиратский и буду играть оффлайн. Не так весело, но...

Бегемот мяукнул за дверью. Я впустил его. Кот прошел по комнате, вспрыгнул на подоконник, по старой привычке заваленный книгами. Ткнулся носом в стекло.

— А что? — сказал я ему. — Буду как ты. Жить в своих четырех стенах, изредка поглядывая в окно. Просто поглядывая, без всякой задней мысли.

Кот посмотрел на меня с укоризной, словно говоря: "На меня-то свои проблемы не вешай".

— Сколько еще протянет Ианна? — спросил я у него. — Там время идет быстрее. Десять смертей? Пятнадцать?

Я вспомнил того первого, с которого снял кирасу. На моих глазах человек стал отторгнутым. Сгнил заживо. Интересно, он тоже застрял? Скорее всего да. Не думаю, что с самого начала я видел хоть одного "нормального" игрока. Я "провалился" сразу, с первых секунд. Только понял это поздновато.

Как же это получается? Как может быть игра порталом между мирами? Или дело не в игре? Может, это просто форма, обличье? Доппельгангер, который принимает вид того, что наиболее привлекает жертву. А за образом, иллюзией — провал и трясина, полная бурлящей, теплой гнили. Почему так? Почему я все еще сомневаюсь? Почему ищу повод вернуться туда?

Повода не будет. Никто не решит за меня. Никто не убедит, не подтолкнет, не направит. Если я туда и пойду, то сам, точно зная, что ставлю на кон в этой игре. А метод? Метод не так и важен.

Утро прошло мимо меня, сменившись днем. Я старался отвлечься, зарыться в повседневные дела. Дать мозгу перезагрузку, чтобы осмыслить все трезво. Только вот не получалось. Я вымыл ванну и унитаз — чего не делал уже давно — сходил в ближайший маркет и занялся готовкой. Позвонил матери, поинтересовавшись, как лучше стушить мясо, выслушал жалобы о том, что в моем возрасте такие вопросы должна решать жена. К трем часам позвонил Олег, мы поговорили. Я даже не запомнил, что именно отвечал ему, хотя вопросы были наверное, важными. Олег, кажется, понял, что со мной что-то не так, но решил не вмешиваться. Моя квартира снова погрузилась в тишину. Даже Бегемот забился куда-то в одну из своих нычек и не попадался на глаза.

Когда за окном начало темнеть, я приготовил себе зеленого чая с мятой и уселся за кухонным столом, уставившись в серое небо, придавившее плоские верхушки многоэтажек. Отложить решение не получилось. Успокоиться — тоже.

Можно написать в техподдержку требование разблокировать аккаунт, сказать, что его взломали. Скорее всего, это не поможет. Но зато потребует времени — придется ждать ответного письма, вынужденная пауза может остудить, утихомирить...

Можно купить новую копию, создать новый аккаунт. Это хороший, честный вариант. Но почему-то я был уверен, что он не сработает. Ворота не откроются. Я получу обычную игру, как и все мои знакомые.

Форма не важна. Портал просто спрятали в оболочку, которая мне больше всего подходила. Глупо искать заговор правительства, тайный эксперимент иллюминатов, серое щупальце инопланетян или что-то подобное, из конспирологии. Здесь — мое личное сумасшествие. И моя личная дверь за пределы мира.

Поверил ли кто-то Ианне, когда она просила найти ее в реале? Скорее, восприняли как шутку про "Помогите, меня превратили в попугая!". Могу я ее найти? Можно пробежаться по спискам игроков... Нет, вряд ли она там отыщется. И Бильга, и Кулаба. Их никогда не было, а если и были, их учетки давно и безвозвратно удалены. Разве, на чьем-то случайном скрине могут появиться... А чем помогут скрины? Ну, скажут: "Да, были такие игроки. Потому ушли, аккаунты удалили".

Этот вопрос не решить снаружи. Только изнутри.

И только после того, как вывод этот отпечатался в моем сознании, я понял, что боюсь. Боюсь тихо и незаметно, но вместе с тем так сильно, как никогда еще не боялся. Это как прыгнуть с вышки, когда вместо бассейна внизу — болотная бездонная трясина.

Форма не важна. Ворота не открылись потому, что я не хотел в них входить. Я хотел остановиться на пороге и подсмотреть в щелку. Так не получится. Никаких полумер.

Зачем это мне? Какой смысл? Неужели нет ничего в моем мире, что было бы важней мира чужого, уродливо искалеченного?

У меня есть рутина и комфорт, привычные схемы маршруты, мелкие, безвредные потрясения и минимум ответственности. Есть спокойствие предопределенного существования и очень малая вероятность серьезных изменений. Есть маленькие радости и маленькие трагедии. Позолоченное олово вместо честной, хоть и ржавой стали. Здесь я уже прошел свой путь, я есть, кто я есть, дальше жить для себя уже бессмысленно, все следующие шаги будут просто топтанием на месте, обхаживанием прочно занятой ниши.

А не рановато для кризиса среднего возраста, нет? Нет, похоже, самое время. Просто слишком удачно подвернулся вариант, который все расставил по полочкам.

Форма не важна. Главное решиться сделать шаг.

Без четверти девять я подключил Окулус и Гидру. Тревожно мяукнул Бегемот, но я не обратил внимания. Загудел кулер, теплый воздух коснулся кожи ладоней. Потемнел монитор, впуская черноту загрузочного экрана. Я надел шлем, закрыв глаза — от страха или от предвкушения. Желудок наполнился звенящей пустотой, и показалось, что я срываюсь и падаю — долго, бесконечно. А потом сквозь закрытые веки ударил свет.

Я открыл глаза.

Было утро, и бледная монета солнца висела прямо передо мной, едва различимая сквозь серое покрывало дымных туч. Каменным пальцем указывал на светило покрытый клинописью столб. Пахло дымом. Я коснулся руками лица, чувствуя грубую, грязную кожу. Осознанный шаг за порог оказался точно тем, что я и ждал — стремительным и бесповоротным падением в бездну. Ну что, старт дан, время пошло.

Нужно было возвращаться к Бильге. Возвращаться и все ему рассказать. Это если он, конечно, не свинтил из города.

Харчевню, где мы провели вечер, я отыскал без проблем. Кажется, я уже выучил здешние улочки — во всяком случае, понял принципы их расположения. При свете дня последствия вчерашнего бунта не стали симпатичнее. Скорее наоборот — трупы кое-как стащили в огромные кучи, попутно избавив от всего мало-мальски ценного. Не похоже, чтобы их собирались сжигать — потом только я увидел огромные телеги с впряженными в них медлительными зверями, похожими на заросших густой, свалявшейся шерстью буйволов. Люди в длиннополых одеждах из кожи укладывали трупы на телеги. Похоже, их вывозили из города.

Харчевня стояла пустой. Тела отсюда уже вывезли, но хозяин, похоже, так и не вернулся. Сколько времени прошло в мое отсутствие, и куда мог двинуться Бильга я мог только гадать. Впрочем, общая идея у меня была. Чумной Порт, город в дельте одной из рек, впадающих в Нижнее море. Нужно найти правильную реку, двигаться по течению и, если выдержать темп, можно нагнать Бильгу с Ианной. Все достаточно просто, если не вдаваться в детали, такие как отсутствие денег, припасов и элементарных знаний о местной географии.

Я вышел из харчевни и побрел по улицам, рассчитывая выбраться в центр и расспросить там кого-нибудь более знающего.

К храмовой площади я вышел спустя минут пятнадцать. Здесь уже успели навести порядок, избавившись не только монстра-многоножки, но и от трупов. Даже яму успели кое-как засыпать песком и обломками стен. По сравнению с моим первым визитом сюда, площадь казалась безлюдной. Редкие прохожие спешили преодолеть ее и скрыться в лабиринте улиц. Только стражи архонта расхаживали по ней тройками, бросая на горожан недовольные взгляды. Я тоже без внимания не остался. Один из патрулей сразу же направился ко мне. Была мысль убежать, но я решил, что стражи — не кадавры и прямо на месте жрать меня не станут.

— Ты кто и почему ходишь с оружием? — спросил меня старший караула. Кольчуга его еще носила следы недавней схватки — некоторые звенья были разрублены, на других запеклась кровь.

— Разве ходить с оружием запрещено? — спросил я.

— Такова воля архонта, — сказал страж. — Всякий, кто открыто или скрыто переносит оружие, считается бунтовщиком.

— В том бою, — я кивнул в сторону храма-пирамиды, — я был тем, кто убил монстра Эн-Уру-Гала. А заодно и десяток беггаров. Не называй меня бунтовщиком.

— Я слышал о монстре, но не видел его, — сказал он. — Мы сражались в другой части города.

— Это значит, что ты мне не веришь?

— Да. Герой, умертвивший демона-многоножку должен сидеть по правую руку Архонта. А ты здесь и выглядишь, как бродяга.

Я пожал плечами:

— Мне не во что переодеться и негде жить. К тому же, я собираюсь уйти из города. Чем скорее, тем лучше. Мои товарищи должны были отправиться в Чумной Порт. Я хочу догнать их.

Стражник прищурился, окинув меня скептическим взглядом, отдельно задержав взгляд на пробоинах в кирасе. Раньше он мог принимать ее за снятую с трупа, а теперь... теперь перенес ее повреждения на владельца.

— Ты пришелец? — спросил он.

Я кивнул.

— Я слышал, что кое-кто из ваших устроил в ночлежке у Южных ворот что-то вроде походного лагеря. Собирают охочих до драки. Почти каждый расторопный торгаш уже наведался туда. Говорят, там всерьез готовятся к походу.

— И ты можешь рассказать, где эта ночлежка?

— Иди к Южным воротам, — страж указал на одну из улиц. — Ты не пропустишь это место. Толпа народу, большинство — при оружии.

Я слышал, как они перешептывались за моей спиной. Я чувствовал, что перков, полученных от обелиска при мне уже нет, но, как видно, что-то потустороннее во мне все же ощущалось. Ну да черт с ним. Главное, что Бильга еще в городе.

Ночлежку и правда было трудно пропустить. Улица, на которой она стояла, была запружена разношерстной толпой. Народ галдел и шумел, спорил и требовал. Народ был разносортный, но глаз все же легко выхватиывал бывших беггаров — по крысиным повадкам, бегающим глазам и многочисленным ранам, кое-как перевязанным. Похоже, архонт решил так избавится от побежденных бунтовщиков: позволил Бильге собрать их и увести из города. А чтобы подтолкнуть их к позитивному решению, наверняка, пригрозил тем кто останется петлей. Впрочем, это были мои домыслы. Протолкавшись сквозь толпу, слыша со всех сторон сдержанную брань и злобное шипение, оказался в ночлежке. Большой зал ее был переделан под склад — куча ящиков и тюков были свалены на полу и на нарах, а у входа стоял широкий стол за которым восседал Бтльга. Вид у него был раздраженный. Какой-то худощавый тип препирался с ним, размахивая руками и угрожая. Бильга отвечал коротко, сквозь зубы и я понимал, что сейчас он неудержимо близок к тому, чтобы раскроить беггару череп.

Я улыбнулся. Сейчас меня переполняла какая-то нездоровая эйфория. Я чувствовал себя богом среди людей. Толчком в плечо я отпихнул худощавого в сторону, да так, что тот упал.

Когда беггар, поднявшись, взялся за нож, я уже достал скьявонну.

— Ты сдохнешь как свинья, — сказал я ему.

Этого оказалось достаточно — сипло ругаясь, он убрался. Я захлопнул за ним дверь. Бильга, приподняв бровь, наблюдал за мной.

— Как-то странно ты себя ведешь, — заметил он. — Где пропадал?

— Ушел. Потом вернулся.

Бильга молчал, ожидая продолжения.

— Как и тебя, меня заперли здесь.

— Это я заметил. С чего бы еще тебе решить набухаться со мной? А вот куда ты потом делся — вопрос.

— Я выбрался. Способ есть. Есть ключи, которые могут тебя вытянуть. Сердце Ууртана — один из таких ключей. Я попал домой, Бильга.

Лицо здоровяка ничего не выражало.

— Ясно, — сказал он. — Дальше.

— А дальше — я вернулся. Хотел через игру, чтобы не насовсем. Не получилось. Пришлось всерьез. Хочу помочь вам с Ианной выбраться.

— Вот значит как, — кривая ухмылка проползла по лицу Бильги. — Значит ты сам, по своей воле вернулся в этот ад. Просто взял и вернулся?

— Да.

Он задумчиво хмыкнул, глядя в покрытый плесенью потолок.

— Если ты ждешь, что я тебе обрадуюсь, то ты — кретин. Хотя, если все твои россказни — правда, то кретин ты и есть. Причем полный. Клинический.

Я пожал плечами:

— Есть такое подозрение. Но мне больше нравится считать, что я купил себе пару месяцев на премиум-сервере. Для супер-вообще-бляха-элиты.

Бильга какое-то время тупо смотрел на меня — пока мог сдерживаться. Потом заржал так, что чуть не упал со стула. Я тоже смеялся — даже не знаю почему.

Может потому что я идиот. Может потому что ситуация идиотская. А может потому что на самом деле сейчас мне было охренеть как страшно. И охренеть как весело.