Сердце Альтиндора

Я поинтересовался, почему мы встали на якорь вдали от города, на что Тагрисах ответил:

— Все суда, заходящие в гавань Колома, обязаны платить портовый сбор. Но от меня Укортэ не получат даже рисового зернышка.

— Кто такие эти Укортэ?

— Семейство, правящее городом. Я с ними уже давно не в ладах.

Тагрисах и его команда не спали всю ночь, и я вместе с ними — из солидарности. Время даром не терял, расспрашивал контрабандиста о Коломе, об оазисе Асав, о жизни в пустыне после Затмения. Первое впечатление — кругом одно и то же: бесконечные войны, насилие, голод и страх. На море, к слову, было ничуть не спокойнее, чем на суше. Пираты свирепствовали и в заливе Марзагули, и у западного побережья. Некоторые действовали на свой страх и риск, но большинство имело влиятельных покровителей в городах, которые и в прежние времена не особо ладили друг с другом. А сейчас, когда все воевали со всеми — и подавно. Владыки городов натравливали пиратов на конкурентов, а те, что понаглее, снаряжали даже экспедиции, опустошавшие города и села на побережье Найрована, Йолы и Фавера. А уж одинокие беззащитные суда грабили все, кому не лень. При таком раскладе нужно было быть совсем безрассудным, чтобы решиться на морское путешествие, либо иметь обширные связи в определенных кругах.

Тагрисах умел находить общий язык с самыми отпетыми негодяями, которыми славился залив Марзагули, но даже он не решался выходить за его пределы. Поэтому о путешествии на север морем мне следовало забыть. Идти через пески было еще опаснее: если не ограбят разбойники, которых в Уюме было едва ли не больше, чем рыбы в море, то прикончит сама пустыня. Поэтому рассчитывать я мог только на телепорт, о котором говорил Нирвана. И я очень надеялся, что он ничего не напутал.

Еще ночью я заговорил на интересующую меня тему с Тагрисахом. Оазис Асав был ему, естественно, знаком. Но сам он там ни разу не был и особо не интересовался. Однако пообещал свести меня с человеком, водившим караваны и в Асав, и в Уйят, и даже в Найрован.

И вот, ступив на берег после полудня, мы отправились в Колом. Еще на корабле Тагрисах всучил мне традиционный джуггский наряд...

— В Уюме никогда не любили чужаков, тем более, сейчас. Так что переодевайся и помалкивай, пока будем в городе... Кстати, с тебя два золотых за одежду.

В просторном балахоне, похожем на марокканскую джеллабу, и под капюшоном во мне трудно было признать светлокожего жителя далекого Фавера. С непривычки я то и дело путался в складках, но неудобства такого рода были терпимы.

Обогнув скалы из песчаника, мы вышли на дорогу, которая привела нас в город.

Еще до Затмения мне довелось посетить уюмский Ялли на северо-западе пустыни. Так вот, Колом отличался от него лишь незначительными мелочами. Небольшой городок, тысяч на пять жителей. Большее число просто трудно было бы прокормить, не имея в достатке пахотных земель или пастбищ. Впрочем, в Коломе был небольшой зеленый оазис: клочок земли у самого моря, размерами чуть больше футбольного поля, плотно усаженный финиковой пальмой, инжиром и еще какими-то фруктовыми деревьями. Все это богатство было огорожено забором и надежно охранялось, а значит, принадлежало кому-то из городских бонз. Дома во всем Уюме были однотипными: каменная коробка, квадратная в основании, с плоской крышей, крохотными окошками, узким дверным проемом и небольшим двориком позади дома. Строения тесно жались один к одному, так что на улицах было трудно разойтись двум людям, идущим на встречу друг другу. Только центральный проспект был более-менее просторен. Поэтому владельцы домов расширялись, если так можно выразиться, вверх. Те, кто мог себе это позволить, надстраивали ступенчатой пирамидой второй этаж, и даже третий. Часто крышу венчала тенистая беседка. А самые предприимчивые засыпали крыши домов землей — уж не знаю, где они ее брали — и выращивали там круглый год овощи.

Горожане одевались иначе, чем жители деревень. Основу наряда составлял кусок ткани, нечто вроде хитона, собранный в сложные складки и украшенный вышивкой. Причем разделение на женское и мужское платье было чисто условным. Головы украшали шапочки с длинными пестрыми лентами. Некоторые поверх хитона носили плащи с капюшонами, похожие на бурнус. Правда, в городе было немало путешественников и приезжих жителей пустыни. Эти носили более практичную одежду, призвание которой — защита от солнечных лучей и песка. Они одевали длинные рубахи, те же бурнусы и платки, закрывавшие все лицо, кроме глаз.

В Колом мы вошли через западные ворота, заплатив традиционный налог, и прямиком направились в порт. В общем-то, портом эту гавань можно было назвать с большой натяжкой. По-настоящему крупных кораблей в нем не было вовсе. Парочка чуть больше того, на котором мы приплыли к уюмскому берегу. Остальные "суда" — обычные рыбацкие лодки — большие и маленькие, с парусом и без. Ах, да, и еще я увидел несколько галер, с которых до меня донесся звон цепей. На галерах веслами работали исключительно рабы.

Вообще, рабство в Уюме издавна было довольно распространенным способом эксплуатации человека человеком. Если не хватало своих, джугги покупали невольников и с севера, и с юга — никем не брезговали. Рабов использовали на галерах, в рудниках на востоке — в горах Явас. Невольники рыли и расчищали колодцы и оросительные каналы, строили укрепления и дамбы, ловили рыбу и прияли пряжу, работали на хлопковых полях, — если речь идет об оазисах, — и ковали металл в городах. В общем, применение им находилось во всех отраслях народного — и не очень — хозяйства. Стать рабом мог любой, сбросить ярмо удавалось единицам.

Формы правления в уюмских городах были различными. В одних верховодили тираны и диктаторы, в других — олигархи, в третьих — царьки, в четвертых существовало даже нечто вроде феодальной демократии, а пятые и вовсе были большой бандитской малиной. Коломом правила семья Укортэ. Им принадлежал пышный сад на берегу моря, лучшие дома в городе, рынок да и сам порт.

Тагрисах привел меня в портовый трактир, огляделся в полупустом зале, не увидел того, кого искал, усадил меня за стол, а сам направился к стойке и минут пять говорил на полутонах с трактирщиком. Потом вернулся к столу, уселся и сказал:

— Подождем. Он должен скоро появиться.

Чтобы скоротать время и восполнить силы Тагрисах заказал на двоих жаркое с бобами, рисовые лепешки и чай. Судя по цене — довольно изысканные блюда для Колома, рассчитаные на тугой кошелек. К примеру, наши соседи довольствовались пустой овсяной кашей и запивали рисовой бражкой.

Мы покончили с едой и выпили еще по две кружки чая, прежде чем появился тот, кого дожидался Тагрисах. Это был мужчина далеко за пятьдесят, худощавый, основательно запеченный горячим уюмским солнцем, с лицом, покрытым уродливыми шрамами, один из которых пересекал прикрытый левый глаз.

— Хайяс!— махнул ему рукой контрабандист, после чего мужчины обнялись, похлопывая друг друга по спине по старой уюмской традиции.

Взглянув на меня, Хайяс получил ответ Тагрисаха:

— Человек с севера. Если ты ему поможешь, он хорошо заплатит.

— Почему бы не помочь хорошему человеку, особенно, если он достаточно щедр?

— Ну, вы тут договаривайтесь,— Тагрисах хлопнул ладонями по лавке и встал из-за стола,— а мне пора уходить, пока люди Укортэ не пронюхали о том, что я в городе.

— Спасибо тебе за все.— Другой на его месте мог бы перерезать горло незнакомому человеку, случайно оказавшемуся в его власти, а тело сбросить в море. И мало кто бы его за это осудил.

Такие нынче были времена.

— Не благодари за то, что было оплачено золотом,— не понял он меня.

Ну, да ладно.

— Береги себя.

— И ты тоже. При случае передавай привет Нирване.

Тагрисах ушел, и вместе с ним порвалась еще одна нить, связывавшая меня с прошлым. А впереди чернела неизвестность.

— Так что нужно человеку с севера от бывшего караванщика Хайяса?— спросил меня мой новый знакомый, заказав чаю.

— Мне нужно попасть в оазис Асав.

Хайяс поморщился.

— Я с прошлого года не вожу караваны,— заявил он. Голос у него был сухой, как песок Уюма.— А в Асав их давно уже никто не водит. Оазис зачах вскоре после Затмения, люди ушли на побережье. Остался только старый Асарта.

— Кто такой?— спросил я.

— Мудрец и владыка крепости Уби-Хотер...

До Затмения Мудрецы — именно так: с большой буквы! — представляли собой касту избранных. Об Альтиндоре они знали ВСЕ, потому как в свое время сами участвовали в разработке игры, а потом контролировали игровой процесс и оказывали посильную помощь тем, кто в ней нуждался. Наделенные властью, ограниченной лишь корпоративными правилами и интересами выше стоящих, они обладали поистине беспредельным могуществом. Однако в игровой процесс старались не вмешиваться и помогали чаще советом, чем делом. Они были неистощимым источником знаний о Мире, выполняли роль третейских судей в спорных вопросах, контролировали игровой процесс и посильно боролись с багами и прочими системными неполадками. В какой-то мере это был технический персонал, работавший, так сказать, на местах. Мудрецов можно было встретить в любом крупном городе или иной обширной локации за пределами населенных пунктов. В помощниках у них ходили так называемые Хранители, а в случае необходимости они имели право привлечь к работе любого игрока.

После Затмения именно они стали излюбленными объектами агрессии, особенно, когда недоброжелатели узнали, что Мудрецы утратили большую часть своего прежнего могущества. Одни, припомнив старые обиды, другие, чтобы устранить помеху на пути к богатству или власти, третьи и вовсе ради самоутверждения. Уже в первые месяцы Хаоса были перебиты почти все Мудрецы и Хранители. Уцелевшие в большинстве своем предпочли уйти подальше от людей и до сих пор скрывались в горах, в лесах... или, например, в пустыне Уюм, как упомянутый Хайясом Асарта...

И кто как не бывший Мудрец мог являться ныне хранителем телепортационной площадки, с помощью которой можно было попасть в любую точку этого мира.

— Мне необходимо встретиться с Асартой,— заявил я, приняв решение.

— Вопрос в том, захочет ли он с тобой встречаться. Асарта стал затворником и избегает любых контактов. Тех, кто приходит к нему с добром, он отсылает обратно, а если кто задумал недоброе... Он до сих пор достаточно могуществен, чтобы справиться с любыми непрошеными гостями.

— Значит, мне придется его переубедить.

Иного выбора у меня все равно не было.

— Дело твое,— равнодушно пожал плечами Хайяс.— Но, как я уже сказал, я не вожу больше караваны. И никто другой тебе не поможет, пока по пустыне бродит банда Черного Якса.

— Неужели все так серьезно?— нахмурился я.

— Хуже, чем сейчас, не было даже в первые дни после Затмения. Тогда я мог хотя бы рассчитывать на помощь родичей. А теперь они все мертвы. Именно поэтому я решил распродать верблюдов и осесть в Коломе. Укортэ, хоть и мерзавцы, каких поискать, но исправно защищают тех, кто платит звонкой монетой за их покровительство... А еще они терпеть не могут чужаков, особенно с севера. И на твоем месте я бы поспешил покинуть город, пока "добрые" люди не донесли Укортэ.

Как же трудно сделать выбор, когда выбирать не из чего.

Я не мог остаться в Коломе, не мог вернуться в Йолу, не мог добраться до Фавера по морю. Идти через пустыню более тысячи километров... Уж лучше самому броситься на меч. Оставалось одно: оазис Азав и телепортационная площадка... Если она все еще действует... Если Мудрец Асарта разрешит ею воспользоваться... Если я туда вообще доберусь.

— Я слишком поспешил, дав обещание Тагрисаху,— отведя взгляд в сторону, проговорил Хайяс.— Я ничем не могу тебе помочь.

— Можешь,— ответил я, приняв решение.— Я буду тебе очень благодарен, если ты поможешь мне купить верблюда и подобрать снаряжение, необходимое для путешествия через пустыню.

— Хочешь в одиночку добраться до оазиса Азав?— недоверчиво уточнил Хайяс.

— Я хочу вернуться домой,— устало ответил я.

Бывший караванщик сокрушенно покачал головой. Моя идея ему не понравилась.

— Что ты знаешь о пустыне?

Я не стал его разочаровывать, ответил искренне:

— Ничего.

— Это хорошо. Значит, меньше глупостей наделаешь, если прислушаешься к тому, что я расскажу тебе об Уюме... Верблюда я дам тебе своего. Он не раз ходил в Азав, помнит еще дорогу, хоть и стар совсем стал. Остальное купим завтра на базаре.— Быстро допив чай, он бросил на стол пару медяков и сказал:— Иди за мной. Только спрячь лицо: мне здесь еще жить.

Он отвел меня в свой дом. Жил Хайяс небогато, но и не нуждался. Торговал тканями, кожей, прочим ширпотребом. Опустившись на коврик в гостиной, он жестом предложил мне сесть напротив, после чего раскурил кальян и начал рассказывать о пустыне. В отличие от Нирваны, его дух ни разу не покинул этот грешный мир. Разве что голос стал глухим, а слова растянутыми. Но говорил он складно, долго, но не утомительно. Понимая, что от его советов зависит моя жизнь, я слушал его внимательно, стараясь запомнить как можно больше полезного. Лишь ближе к вечеру силы Хайяса иссякли и он погрузился в сон, прислонившись к стене. Я не стал его беспокоить, прилег там, где сидел, и тоже быстро заснул.

А утром мы отправились на базар. Бывший караванщик точно знал, что нужно взять в дорогу, поэтому бродил по рядам целеустремленно, заранее зная, где товар получше, а скидки существеннее. Его знакомство с местными торговцами тоже было нам на руку: не обманут, не всучат какую-нибудь ерунду. И лишь к обеду мы вернулись домой. Нас сопровождал мальчик с ослом — сын одного из торгашей. Животное было основательно загружено моими покупками, обошедшимися в копеечку. Никогда бы не подумал, что для путешествия по пустыне нужно так много всякого барахла. Куда проще было выжить в лесу Яровэн. Иногда я уходил на несколько дней из дома, прихватив с собой лишь сумку с солью, котелком и принадлежностями для разведения костра. А тут дрова, точнее, вязанки хвороста приходилось таскать с собой — иначе огня не развести. И не только их: запас воды в бурдюках, вяленое мясо, запасная одежда, в том числе и теплая, легкий шатер, тот же котел, запас овса для верблюда и много всего прочего.

После обеда Хайяс познакомил меня со своим верблюдом. Звали его Яшка. Не знаю, была ли это причуда разрабов или имя что-то означало на непонятном мне языке джугги. Согласно легенде этому двугорбому кораблю пустыни было тридцать шесть лет отроду.

— Мне подарил его мой отец на пятнадцатилетие, когда впервые взял меня с собой в пустыню,— ностальгически зажмурился Хайяс.

И ведь не переубедишь его, сказав, что этому миру нет и десяти лет...

А на рассвете я покинул Колум верхом на бактриане Яшке, выехав из города через северные ворота. Впереди меня ожидали шесть трудных дней пути по песчаной пустыне в одиночестве и в надежде на благополучный исход. Поверх собственной одежды я надел белую накидку с капюшоном, похожую на бурнус. Сначала в нем было слишком жарко, через пару часов я привык к наряду, а в полдень уже не мыслил себя в чем-то другом. Голову я обмотал длинным платком, так, что открытыми оставались только глаза.