"Аниматроник: Князья Хаоса"

— Не буду вас томить, Павел, — резко сменил тему Тимур Сулейманович. — Постараюсь кратко обрисовать ситуацию…

В двадцать первом веке эпоха стремительного развития компьютерных технологий быстро вошла в пике технологической сингулярности. Новые виды Интернета, интерфейсов и принципиально иные технологии «железа» разрабатывались по всему миру. Процесс накопления и генерирования информации, а также ее воплощения в физические объекты ускорился до неожиданных масштабов. Утренняя новость к вечеру безнадежно устаревала. Самый мощный и продвинутый компьютер пасовал перед возможностями «развитого» человеческого мозга.

Импланты сегодня вводились не повсеместно, но уже достаточно часто, чтобы стали появляться обзоры новинок, дайджесты цен и рыночная конкуренция.

Чипы внедрялись в головной мозг хирургическим путем и постоянно допиливались. Вчера они хранили в себе биометрические параметры и кредитные данные. Сегодня позволяли соединяться с Интернетом и зависать в виртуальности на самых высоких настройках чувствительности и реализма. А завтра ученые обещали, что имплантаты ускорят мышление в тысячи раз.

Вышли на принципиально новый уровень и онлайн игры. Сингловых почти не осталось, всех вытеснили онлайновые. Виртуальные миры создавались достаточно часто, чтобы каждый игрок мог отыскать именно свой. Другие миры, стрелялки, стратегии, фэнтези и постапокалипсис, миры-песочницы и миры только для одного игрока.

Корпорации-разработчики шли на любые ухищрения, чтобы завлечь нового пользователя. Одни тщательно прорабатывали физику, другие привлекали реализмом, третьи чувственностью, необычностью, частой патчей, сексуальностью и еще черт знает чем.

Конечно, почти все разрабатывали свои концепции искусственных интеллектов. И ежедневно эти концепции получали развитие, двигались, дорабатывались.

— Здесь мы вступаем на очень зыбкую почву, — оговорился Тимур Сулейманович, — а потому я скажу только в самых общих чертах, хорошо?

И я узнал, что именно из осколков тысяч виртуальных миров, тестовых патчей, так никогда и не вышедших на основные сервера, украденных концепций и образов ИИ, именно на этом кладбище виртуальных артефактов зародилось таинственное Нечто.

— Ее называют по-разному, — говорил доктор, глядя, как я подписываю бумаги о неразглашении. — Запретная Зона, кладбище артефактов, матрица. Но чаще всего — именуют Пропастью.

Пропасть, как не очень умело, явно не слишком разбираясь в вопросе, сообщил врач, находится везде и нигде одновременно. Мир призраков таился где-то в глубинах Интернета, как свободная от любой регистрации пиринговая сеть. И что-то в ней завязалось, как завязывается посреди выжженной атомным огнем пустыне робкая жизнь. Странная и, возможно, чрезвычайно опасная.

— Словно какая-то опухоль, — говорил Тимур Сулейманович, — каша из необъяснимых процессов. Пропасть стала компилировать саму себя. И все бы ничего, знали бы об этом лишь программисты да творцы нейроинтерфейсов, но несколько месяцев назад тому существу, что таится в центре Пропасти, как спрут на дне океанской впадины, наскучило играть в одиночестве.

Я узнал, что игроки по всему миру вдруг стали впадать в кому, в летаргический сон, напрочь вылетая из реального мира. Первых, не разобравшись, хоронили, других пытались спасти, но, в плачевном итоге, опять хоронили. Никто не мог понять, почему вдруг здоровые молодые и не очень люди становились «овощами». Отчего в них приходится с огромным трудом искать малейшие признаки жизни.

Источник проблемы обнаружили случайно. Родственникам «потерянного» в виртуальности игрока, который лежал под аппаратом поддержания жизнедеятельности в клинике, вдруг стали приходить крупные счета из банков. Родные обратились в суд, потом к врачам…

Совместное расследование государства и корпораций показало, что мозговой имплантат «потеряшек» продолжал функционировать. И такт его работы полностью совпадал с обычным режимом игры. Вот такой абсурд — человек умирает безвольным мешком мяса, а его чип продолжает показывать механику игры. Платежи, индивидуальные характеристики человека, соединение с Интернетом — все это обеспечивал чип.

— Вначале подумали, что это какая-то ошибка и попробовали их выключить, — сообщил Тимур Сулейманович с горечью, — и мы за несколько часов потеряли пациента. Тут выяснилось, что чипы работают и у других. Тогда стали собирать информацию о подобных случаях по всему миру. И были шокированы, узнав, что случаев внезапной «комы» и «летаргического сна» у игроков предостаточно. Страшен и процент погибших.

Тогда за дело взялись уже на новых уровнях, гораздо высших. Подключились международные организации и правительства.

— Отследить игру, в которую играл чип, не получалось. Мы оказались в безвыходной ситуации. Единственное, что пока нам известно наверняка — жертвами Пропасти были только обладатели мозговых имплантатов. Это дало основание запретить их на время, чтобы мы разобрались в ситуации, но дело это очень сложное, муторное и опасное. Тут замешаны высшие люди планеты. Так что быстрых решений в плане запрета продаж ждать не приходиться.

Я давно забыл о подписанных бумагах. Пораженный рассказом до глубины души, я сидел, не в силах поверить в истинность истории.

— И что же? — наконец, спросил я упавшим голосом. — Выхода вообще нет?

Тимур Сулейманович вздохнул:

— Один есть. Правда, я еще не могу сказать, насколько он результативен. Вам придется принимать решение на свой страх и риск.

В коридоре я столкнулся с Зинаидой Альбертовной. С выражением неимоверно отвращения на лице, она дефилировала по холлу больницы. Казалось, от брезгливости даже ступать старается лишь на носочках.

Она заметила меня, скривилась.

— Ты-то что здесь делаешь? — с ленцой уронила она. — Почему не тратишь украденные деньги?

— Алина моя жена, — по слогам произнес я. — Я не брошу ее в…

— Ой, да ладно! Мне хоть не втирай, о’кей? Я давно поняла, что ты за фрукт, и что тебе от моей деточки нужны лишь ее деньги.

С трудом сдерживаясь, я спросил ядовито:

— Тогда что от нее нужно вам?

— У тебя жар, мальчик? Она моя дочь, я ее люблю…

— И поэтому вы бросили ее?! Вы сказали, что будете эту ночь дежурить около Алины!

— Ой, расслабься! Что с ней станется? — в раздражении пожала плечами Зинаида Альбертовна. — Она же в коме. А у меня спина чувствительная, мне нельзя долго сидеть. Да и не могла я пропустить курс массажа.

Я скрипнул зубами, сдерживаясь только из-за уважения к жене. Теща это заметила, обожгла полным ненависти взглядом и уронила высокомерно:

— Умерь пыл, хамло малолетнее. Радуйся, Жигало, что я вообще с тобой разговариваю!

В молчании я двинулся к выходу.

Я зажег настольную лампу и поднял крышку ноутбука. Включать в пустой квартире полный свет не хотелось, так еще больнее ощущается потеря. Каждая деталь напоминает об Алине. Везде все пропитано ее духом, любая мелочь вызывает шквал воспоминаний. И без нее здесь все мертво, словно в покинутой людьми Припяти. Пальцы тряслись от одной только мысли, что больше никогда не услышу голоса Алины, не увижу, как она смеется…

Господи, как же это больно! Хочется ногтями расковырять грудь, выломать к черту реберную клетку и сдавить сердце так сильно, чтобы навсегда прекратило болеть!

«Только от ваших действий зависит ее судьба!»

«Нет, — подумал я зло, хотя хотелось тоскливо взвыть, как брошенной собаке, — нельзя расслабляться! Правильно сказал док — нужно держать себя в руках! Если я не смогу помочь Але — никто не поможет! Так что хватить реветь, как сопливая баба! Соберись, Пашка! И — за работу!»

Гугл, вопреки моим ожиданиям, выдал сотни сайтов по запросу «Пропасть». Я резко сократил поиск по слову «кладбище артефактов». Поиск выдал три десятка. Я сузил еще, оставив единицы. Начал просматривать, машинально заливаясь литрами кофе, хотя от него уже бухало сердце, словно в нем шел артиллеристский обстрел, и руки тряслись…

По ссылкам находил практически одинаковую информацию. Домыслы, слухи, откровенные придумки и крипи-истории.

Понятие «Пропасть» впервые прозвучало в игровом сообществе примерно полгода назад. Медиавирус, получивший название «Кладбище артефактов», изначально был всего лишь красивой сказкой. Суть в том, что, мол, где-то на бескрайних просторах Интернета, в облачных сервисах, на миллиардах серверов, где-то есть место, которое шепотом называют Пропастью. В Пропасть улетают несохранившиеся осколки игр: миров и патчей, НПСов и обликов игроков, боссов и АИ.

Черт его знает, почему это стало происходить. Прихоть судьбы? Взбесившийся искусственный интеллект, простейших аналогов которого полно в онлайн играх? Ошибка разработчиков, втайне от себя создавших новый мир?

Ответов не было.

Легенда гласила, что Пропасть существует. Что она — лоскутное одеяло из миллионов игр, что в ней находили последний приют программные артефакты, призрачные патчи и много чего еще. Базировалась Пропасть осколками информации по всему Интернету. И, чтобы удалить их, для уничтожения Пропасти, нужно «всего лишь» убить весь Интернет.

Говорили, что в Пропасть попадали и редкие «счастливчики» — живые люди. Вот только что они рубились в дружной толпе друзей, побеждая очередного рейд-босса, и… вдруг оказывались в совершенно незнакомом месте! Без намека на какую-нибудь кнопку выхода. Запертые в Пропасти. Навсегда.

Тела таких «попаданцев» или медленно угасали в рилайфе, или умирали. Пока Тимур Сулейманович ни в чем не солгал…

Но самое худшее было то, что Пропасть заставляла человеческий разум меняться, ставила печать на его психопрофиле, по слухам, напоминавшую оттиск копыта черта. Качаешь мутанта? Значит, станешь безумной тварью, животным. Прокачиваешь робота? И заметить не успеешь, как превратишься в бездушного танка. Менялось навсегда восприятие человека, рушились моральные принципы и ломалась психика. Игрок в полной мере становился тем, за кого играл.

И, в довершении всего, говорят, еще никто не смог выйти из чрева Пропасти. А потому там все игроки и срывались с катушек, становились чудовищами с искалеченной психикой, отчаявшимися грешниками, которым вдруг стало все доступно и все можно.

Пропасть — то мир без радости. Мир безумия, жестокости и бесконечного отчаяния. Мир, который всегда на грани последнего мига, где днем глохнешь от пистолетных выстрелов, а ночью не в силах уснуть из-за плача вдов. Это настоящий ад…

«И, — подумал я отчаянно, — в Пропасти моя Алина!»

С каждой минутой сердце сжималось еще больше, во рту накапливается горечь, а отчаяние сдавливало горло. На всех форумах только намеки и страшилки. Одно других кошмарней! Описывались зверства, творящиеся в Девяти мирах, и жестокость кладбища артефактов. Неизвестно, откуда это стало известно пишущим, но меня этот вопрос не слишком интересовал. Еще вчера утром я бы с легким сердцем назвал все рассказы о Пропасти — байками и страшилками, не имеющими ничего общего с реальностью, а теперь…

Я откинулся на спинку кресла и закрыл лицо ладонями.

Алина в Пропасти!

Страшный бред, от которого хочется заорать и затопать ногами!

Это все равно, что узнать, будто твоя любимая жена очутилась на острове, где идет бесконечная война между сумасшедшими маньяками и жестокими убийцами…

«Кажется, — пронеслось у меня в голове, — выход и вправду только один…»

Глава 4. В одном шаге от Пропасти

Этой ночью я впервые, со дня «болезни» Алины, спал. Правда, это и сном-то назвать было нельзя. Пара часов в кошмарах, три часа в галлюциногенной дремоте.

Утром долго не мог разлепить глаза. Веки опухли, пальцами нащупал огромные мешки — будто водянистые складки кожи. Глаза жгло, а сердце продолжало биться тяжело, словно кто-то упрямо лупил в кровь разбитым кулаком по толстой двери.

Сгорбленный, я шатался по квартире, не в силах собраться. Мысли, как тараканы при свете, разбегались, я тупо бродил из комнаты в комнату. Ни дать, ни взять — оставшийся без цели робот, обреченный на унылое существование сомнамбулы, вынужденный при жизни покрываться ржавчиной до тех пор, пока не откажут все механизмы.

Чтобы взять себя в руки понадобилось разжечь в душе пожар ярости. Долго не получалось, горе оболванивало, делало равнодушным к любым мотивациям.

«Да что ж ты за чмо такое?! — лениво ругал я себя в мыслях. — Алина ждет, когда ее спасут, а ты только и можешь, что ныть от жалости к себе!»

Наконец, сердце забилось злее, появились дельные мысли.

Я сходил в душ, постоял под горячими струями, резко и беспощадно сменяя их холодными. Потом заставил себя побриться и почистить зубы. Наконец, из запотевшего зеркала на меня взглянула опухшая, с мешками и темными кругами под глазами, но чуть освежившаяся физиономия.

На кухне пискнула кофемашина, это, значит, приготовился еще литр крепчайшего кофе, которого хватит для бодрого утра двум десятками ленивых менеджеров. Щедро сдобрив напиток сахаром, я запил ноотропы и витамины обжигающей чернющей жидкостью. И отправился собирать документы и воплощать созревший вчера план.

Я проверил мобильник. Перезвонил, узнав, что меня искали ребята с работы. Сказал в трубку, что на больничном, а когда выйду — не знаю, и нажал отбой. После чего полез в Интернет.

Чтобы расплатиться по счетам, оплатить лечение и содержание Алины, нужны были большие деньги. Тимур Сулейманович назвал вчера сумму, которая вначале показалась еще одним бредовым кошмаром.

Первым я продал обожаемый Алиной «корвет». Спортивная тачка ушла сразу, едва я разместил объявление о продаже. Цену не завышал, так что все объяснимо. Уже через полчаса после договора по телефону, приехал покупатель, посидел в тачке, оглядел ее придирчиво. Попытался снизить цену из-за вмятин на переднем и заднем бампере, оставленных мною вчера. Но я взглянул на него с недоумением: о чем он там говорит? У меня горе, а этот…

Покупатель, видимо, принял мой отупевший от бессонницы взгляд за выражение непоколебимой уверенности стоять до последнего. И молча отдал мне оговоренную сумму. Не считая, я сунул пачку баксов в карман. Как оказалось позже — зря. Обманули меня на три с половиной тысячи.

И хрен с ними, с подлецами…

Вернувшись домой, перевел с личного счета жены все деньги на свой. Оплатил содержание Алины в больнице на три года вперед, расплатился по квартирным счетам. Собрал документы, бумаги и результаты анализов, выданные вчера Тимуром Сулеймановичем. После чего достал мобильник и уселся в кресло.