Безбожие. Героический Режим + Злая Игра

Я устало потёр ладонями лицо. Хватит хандрить, я — живой, настоящий человек. И сейчас у меня, возможно, появится шанс узнать об этом мире больше. Кто знает, возможно, это поможет получить кое-какую информацию и о себе.

Мы вышли на небольшой травяной пляж. Тумана здесь было куда больше, а температура поднялась ещё на пару градусов, так что я сбросил большую часть одежды, которая уже начала мокнуть.

— Я сейчас, — сказала Топлюша и, сбросив свои лохмотья (будто в этом был смысл), нырнула в воду.

Ждать её пришлось около пяти минут. Наконец, наигранно отдуваясь и плюхая в воде, она вытащила на берег нечто, что я никогда бы не принял даже за мёртвого человека. Но, присмотревшись, всё-таки признал в этом своего собрата, умершего, должно быть, сотни лет назад.

Наверняка его изуродованный труп с отрубленными ногами выбросили в озеро, где нам ним потрудились ещё и рыбы прежде, чем он "ожил". На теле остались истлевшие куски одежды и кольчуги, а на единственной оставшейся руке была латная перчатка. Утопленник водил единственным глазом, а в его ране на голове, стоившей ему левых скулы, глаза и половины лба, шевелился маленький рак.

— Я почти поймал себе обед, — недовольно проговорил труп, едва шевеля своими синюшными губами. — Но раз уж есть возможность поговорить с кем-то кроме Брюнхильды, я согласен пожертвовать даже тем замечательным карпом.

— Брюнхильды? — переспросил я.

— Это мой рак, — утопленник нежно прикоснулся к ране на голове. — Она живёт со мной уже шестьдесят лет. Подозреваю, что она тоже давно мертва, но продолжаю верить в лучшее. И, откровенно говоря, не уверен, что она самка. Но я так соскучился по женскому обществу.

Я с содроганием посмотрел на рака, шевелящегося в мозгу утопленника. Мерзко и смешно одновременно. Казалось бы, куда дальше — жалкая жизнь нежити, навек прикованной ко дну, но даже в этой ситуации этот утопленник продолжает цепляться за любые вещи, связывающие его со старой человеческой жизнью. Хотя бы ищет компанию.

— И как ты, интересно, охотился? — спросил я. — Не бегал же по дну за рыбами?

— Ха-ха! Да уж, верно подмечено, бегать я не могу уже лет сто пятьдесят или чуть меньше. Я лежу на дне, прикинувшись бревном, и когда какая-нибудь легковерная рыба подплывает достаточно близко — ХВАТЬ! (утопленник лязгнул латной рукавицей) — я её хватаю. Боюсь себе в этом признаться, но я чуть не съел Брюнхильду, когда она забралась ко мне. Тогда её, правда, звали Снорри. Ах да! — утопленник хлопнул себя по уцелевшей половине лба. — Совсем забыл представиться! Я... — он замолк на полуслове, но тут же спохватился: — Я забыл, как меня зовут, но все здешние называют меня Бревно.

— А это Безымянный, — сказала Топлюша, — я тебе о нём рассказывала.

— Ах, да! Помню-помню. Не я один забыл своё имя, да, Безымянный? Топлюша говорила, что у тебя есть ко мне пара вопросов?

— Быть может, даже не пара. Что ты знаешь о потомках Корда?

— Ну, я знаю, что я один из них. Но, думаю, тебе нужен более полный ответ. — Бревно на некоторое время замолчал, а потом вздохнул. — Эх, башка моя пустая. Наверняка, многое я забыл, но кое-что могу рассказать. Начну, наверное, с себя.

Зовут меня... не помню как... А вот отца моего звали Нервил, сын Кровви, чьего отца звали Хорвил, а его отца звали Нервил, а его отца звали Кромен... и так далее, вплоть до самого Спага, первого потомка Корда. Спага родила человеческая женщина, чьё имя мне, к сожалению, неизвестно. Корд тогда ещё не был богом, так что вполне мог зачать свой род. У Спага было множество детей и друзей, и Корд, тогда ещё общающийся с простым народом, отдал им обломки своего Молота. Один из них, кстати, хранился у меня. Из-за него меня, в общем-то, и убили... Но об этом позже.

Обломки Молота передавались из поколения в поколение. И у каждого из них владельцев всегда обнаруживались какие-то скрытые способности. Кто-то хорошо врачевал, кто-то становился оборотнем. Молот, созданный из сердца мира, Молот, убивший полубога, просто не мог не принять часть силы этого мира. И этой силой заражались, если можно так выразиться, хранители. Но, конечно же, больше всего она воздействовала на прямых потомков Корда.

Именно на хранителях осколков Корд и построил свою Империю взамен гасповой. Кто-то поклонялся им как богам, тем более, многие ушли в храмы, чтобы служить своему уже божественному предку. Но кто-то возжелал себе такой же власти. Многие роды прервались из-за жрецов — ведь тем, как и Корду, теперь не разрешалось иметь детей. Некоторых убили. Многие пали в битве с Гаспом, когда он вернулся в этот мир. Но, думаю, несколько кланов ещё остались. И теперь они уже хранили свою тайну, в этом им помог сам Корд, объявивший, что все его потомки умерли либо от старости в храмах, либо в битвах с приспешниками Гаспа. Мне тяжело это признавать, но многие погибшие в войне были и на другой стороне.

Кланы разбрелись по свету и зажили тихо, как мы. Но старые легенды не забываются... и старые боги иногда возвращаются. Говорили, что Корд наконец-то окончательно победил Гаспа, но я не слишком-то верил это россказням. И, как я и думал, Гасп объявился лет через тридцать. Не буду гордиться, но честь встретить его во всеоружии досталась именно мне.

Я помню его как сейчас. Сумасшедший старик на носилках, сшитых из человеческой кожи. Настоящая развалина с выпотрошенными и гноящимися внутренностями. Его живот стягивали верёвки, но какое-то проклятье заставляло верёвки распадаться очень быстро, а кишки сумасшедшего бога буквально пухли от гноя. О, он страдал так, как не страдало ни одно живое существо до того времени.

Но, к сожалению, он нашёл выход. Плоть хранителей осколков и потомков Корда могла заживить его собственную. На время, но этого времени было достаточно, чтобы он мог что-нибудь предпринять. В то время я отдал приказ всем кланам попрятаться, кроме мужчин, конечно, которые хотели принять бой. И мы действительно очень хорошо спрятались. Лишь несколько героев собрали армию и начали войну против культа Мёртвого бога... Но для меня она кончилась довольно быстро.

Тут уже история короткая: меня загнали в ловушку и убили. Ноги отрубили, чтобы пришить одну из них Гаспу, а тело бросили в озеро. Хорошо, что я успел отдать свой осколок моему троюродному племяннику и хорошему другу... которого звали... звали... Снорри, вот как его звали! Ха-ха, что-то ещё осталось в этой голове! — Бревно довольный собой постучал себя пальцем по виску. — Что было дальше, мне неизвестно — слишком мало новостей доходит до озёрного дна. Про одного из своих потомков я, конечно, слышал... но, честно говоря, до людей мне теперь дела нет, предпочитаю питаться рыбой.

Я какое-то время обмозговывал полученную мной информацию. Многие осколки в таком случае должны были затеряться... А Гасп непосредственно — я бы сказал даже кровно — связан с Кордом. Иначе его плоть не признала бы плоть потомков нового бога. Я просил об этом у Бревна.

— Обломки никогда не теряются, — назидательно произнёс утопленник, — просто новые хранители берегут тайну лучше зеницы ока. Возможно, кто-то собрал несколько. Возможно, таких людей — если их можно называть людьми — несколько. Но потерять осколок невозможно.

Что до Корда... Когда-то он был зверем, свободным зверем, что бродит по лесам в поисках самки и добычи. Добычу в лесу найти несложно, тем более сильному и мудрому зверю. Но всего лишь зверю, да ещё и последнему в своём роду, потому с самой у зверя были некоторые затруднения. Не знаю, что это был за зверь. Странное, магическое существо. Не знаю, почему оно было последним, и как вымерло его племя, но легенды говорят об этом как о факте. Гасп, ещё будучи человеком, сразился со зверем и победил. Но убивать не стал, пожалев последнего представителя своего вида. Он заключил раненого зверя в цельный горный хрусталь и оставил в нём, как он думал, на веки.

Но один из друзей Гаспа, великий воин и герой, был тяжело ранен в бою. Гасп в то время уже обладал способностью Творить, и он, не найдя другого выхода, сделал из своего друга и последнего в роду зверя одно существо. Как он сделал это, меня не спрашивай, я не Творец. Гасп понадеялся, что полученное существо сохранит разум его друга, но... получился Корд, чистый лист, глупый, как младенец. И до самок ему дела не было.

Дочь у Гаспа была единственная, и умерла она бездетной, это неоспоримый факт. Сам Гасп убил собственных братьев, чтобы забрать себе все силы природы. Так гласят легенды, и так говорил сам Корд. Теперь скажи мне, как они могут быть кровно связаны?

— Корд мог лгать, — сказал я.

Это моё предположение рассердило Бревно.

— Послушай, — недовольно проговорил утопленник, — ты бы помалкивал о тех вещах, о которых не знаешь.

— Но ведь были нестыковки с легендами и реальностью, — упрямо продолжил я. — Например, если Корд так любил Алу, зачем он сделал из её могилы Сердце Тьмы? Зачем собрал там кучу злого магического хлама?

— Да что ты мелешь! — взорвался Бревно. — Могила Алу находится в самом сердце материка, под главным храмом самого Корда! А Сердце Тьмы недалеко отсюда! Это все знают! Вот у неё спроси хотя бы, если не веришь мне.

— Это все знают, — подтвердила Топлюша.

Я промолчал. Об этом знают все, но не знала Рилай? Ох, сомневаюсь. Кажется, об этом придётся разговаривать со старухой, но той и след простыл на следующий же день после битвы.

Бревно тем временем принялся ворчать, что он устал, хочет есть и вообще молодёжь в его время так себя не вела, не беспокоила мёртвых и принимала их слова за чистую монету.

— Я тебя отнесу, — предложила Топлюша.

— Подожди, — попросил я. — Скажи хотя бы, кто такой Судья?

— Человек, который волей других людей назначен решать имущественные и прочие споры, — раздражённо ответил утопленник. — Убери меня с берега, родная, солнце сушит мне кожу. Только ты знаешь, как общаться со стариками. И не приводи ко мне этого... — остальные фразы заглушила вода. Всё-таки не нужно было с ним спорить.

Утопленники исчезли, а я остался на берегу подумать. Всё-такие кое-что не сходилось. Ведь ведьмы гонялись именно за детьми Нервила, то есть прямыми потомками бога. Конечно, они резали на "запчасти" всех подряд, но если бы так хорошо подходили любые дети, они не стали бы искать бастардов старого конунга.

Появилась Топлюша.

— Ну, узнал что-нибудь полезное?

— Да, спасибо. Пошли назад?

— Пошли.

— Одеваться не будешь?

Утопленница делано сконфузилась и, пробормотав, что совсем об этом забыла, натянула свои лохмотья.

Возвращались мы в полной тишине. Топлюша висела у меня на руке, видимо, довольная одной моей компанией, а я размышлял о богах. Всё-таки они больные ублюдки, что Властелины, что Гасп, что сам Корд. Но коль уж выбирать меньшее зло, то Корд смотрится предпочтительней.

— Ты опять сегодня уйдёшь? — спросила меня Топлюша, когда мы вернулись к шалашу.

— Да, у меня дела. — На утро Трясучка собирал всех приближённых, чтобы обсудить планы на будущее. Нервил убит, ведьмы уничтожены, замок в наших руках, но на западе и юге остались куда более опасные... пусть пока не противники, но соперники точно. Я имею в виду другие кланы игроков. А в том, что на материке должны заправлять целые кланы, никто не сомневался.

Топлюша расстроилась, но постаралась не подавать вида.

— Я ухожу не прямо сейчас, — сказал я. — У меня ещё есть пара часов.

— Это хорошо, — оживилась утопленница. — Можно поиграть в догонялки или поплавать. И ты обещал, что поцелуешь меня два раза, а поцеловал только один.

Я с трудом унял дрожь в голосе.

— Я об этом помню.

Топлюша услышала, с какими интонациями я говорил. Поэтому она приникла ко мне всем телом и принялась дёргать завязки моей рубахи. Я впился в её губы своими, а мои руки уже нашарили её грудь.

Я, в конце концов, не святой. И от моих маленьких, человеческих ошибок этот мир страдать не будет.

Зима II

В замок я вернулся тем же вечером. Мне не хотелось ночевать в сырости, да и перед Тёмной Матерью надо было... кхм... отчитаться.

Магичка ждала меня. Наверняка кто-то успел донести, что я ушёл, а куда ходят все наши, я уже говорил. Когда я появился в "больничном крыле", Тёмная Мать заметно приободрилась.

— Как дела? — спросил я, стараясь не смотреть на неё.

— Лучше, гораздо лучше, — ответила Тёма.

Её лицо как обычно скрывала повязка, из-под которой торчала только нижняя часть лица. Но всё равно можно было рассмотреть нижний край раны или уже скорее шрама. Я чувствовал себя не очень-то уютно. Магичке было хреново, как только может быть хреново когда-то симпатичной, но изуродованной девушке. А я шатаюсь по всяким... озёрам. Сейчас секс с Топлюшей не казался такой отличной идеей. И всё равно я знал, что при первой же возможности пойду к ней.

Что делать? Бросить изуродованную любовницу, чтобы её место заняла утопленница-убийца?

— Гая принесла мне новую мазь, — продолжала магичка. — Говорит, за пару месяцев лицо восстановится. И грудь у меня уже начала расти. Я сегодня молочную железу нащупала...

Она говорила что-то ещё, а я боролся со своей совестью. Совесть проигрывала.

— Куда ты уходил?

А я уж думал, что не спросит... Теперь ещё и врать.

Я неопределённо повёл плечами.

— Прогулялся. Местные говорили, что видели неподалёку какой-то дым, и я решил проверить.

Шито белыми нитками. Никто ничего не говорил. Но местных она проверять вряд ли будет. Или будет?

— В общем, небольшое задание, — закончил я.

По выражению лица Тёмной Матери я понял, что в этот раз попал в точку. Я же теперь крупная шишка, мне могли дать очередное задание на самых верхах...

От того, что ложь сработала, мне стало ещё хуже. Совесть подняла голову и начала своё победное шествие на рушащуюся оборону союза цинизма и тестостерона.

— Отдыхай, я завтра ещё зайду. Утром.

— Буду ждать.

Я осторожно поцеловал магичку куда-то в подбородок и вышел из лазарета. Впервые за долгое время у меня появилось стойкое желание напиться. А для такого нужен друг.

Алексей бесцельно болтался по тронному залу. Некро-друид от скуки мирной жизни порядком пристрастился к игре в кости. Иногда выигрывал, но чаще проигрывал, особенно когда играл с местными. Это, кажется, приносило какие-то проблемы с его зазнобой. Меня Лёха просил в эти дела не лезть.

— Привет, — буркнул он, пожимая мне руку. — Где весь день шаришься?

— Да так, гуляю, — уклончиво ответил я. — Выпить не хочешь?

— Хочу, да только денег нет. Не везёт мне последние пару дней...

— Я куплю.

У нас был своеобразный магазинчик. Паёк (четырёхразовое, между прочим, питание) и крышу над головой мы себе добыли сами. А вот выпивку и еду повкусней, вроде дефицитных засахаренных фруктов или прочих сладостей, извольте покупать за деньги. И в этом есть смысл — многие наши дисциплиной не отличались, и я уверен, что первый месяц в замке царило бы повальное пьянство от скуки, а потом бы все сидели вообще без алкоголя. Деньги на излишества брали либо из своих запасов, либо из зарплаты. Зарплату получали за службу, рейды... ну, в общем, работу. Всё просто и логично. Рейдов-то не было давно, а вот стоять на страже, когда знаешь, что ничего произойти не должно, скучно, и такой простой стимул как жалование позволяло не расшататься дисциплине. Спишь на посту? Штраф. Тоже вынужденная мера. Казалось бы, и так всем понятно, что если стражник проворонит неприятеля, и начнётся бой, многие умрут по его вине, в том числе и сам стражник, но в первые дни некоторых это не останавливало. Репей предлагал за сон на посту порку плетями, но Корум решил действовать мягче. И, думаю, он был прав.