Некрос: Языки Мертвых. Главы 1-8 из 13)

— Эй ты! — окрикнули меня на ближайшем перекрестке. Обернувшись, я увидел отряд из четверых бойцов, похоже, хорошо потрепанных в недавнем бою. Кольчуги были заляпаны кровью, у одного не было шлема, а голову обматывала окровавленная тряпка. Другой прихрамывал на левую ногу, рука третьего безвольно висела вдоль тела, перемотанная у плеча. И все же, это была стража. Я остановился, убрав оружие и слегка приподняв руки.

— Я не враг Неребтуму. Я уже убил шестерых беггаров и намерен увеличить этот счет.

На меня покосились с недоверием, один из солдат, видимо главный, сделал пару шагов вперед, пытаясь лучше рассмотреть меня.

— Пришелец, — прошипел он. Остальные встрепенулись, поднимая оружие.

— Бей!!! — заорал главарь, выхватывая меч. Остальные бросились вперед, потрясая оружием и воплями подбадривая себя.

Я успел вскинуть арбалет и выстрелить в ближайшего. Выстрел получился тот еще — стрела пролетела над плечом командира, но по случайности попала в лицо тому, кто был за ним, стражнику без шлема. Болт вонзился прямо в распяленный рот стража, заставив его захлебнуться криком. Пройдя по инерции еще пару шагов, он рухнул в пыль. Остальные трое успели преодолеть разделявшее нас расстояние и разошлись, обходя меня с разных сторон. Я швырнул арбалет в одного, выхватил кошкодер, бросился на того, у кого была перевязана рука. Он замешкался, пытаясь отразить мою атаку, поймал мой взгляд и замер — ровно на секунду, нужную, чтобы пропороть ему брюхо. Пока он бессильным мешком падал на землю, капитан попытался достать меня копьем. Оружие ударило в кирасу, соскользнуло. Третий, хромой, пока отставал. Я порвал дистанцию, наотмашь рубанув капитана. Тот попытался отступить, но клинок все же достал его, распоров кольчугу, но других повреждений, похоже, не причинив

Я попытался поймать его взгляд, но безуспешно — тот глядел исподлобья, отступая и выставив вперед копье, пытаясь держать расстояние. Я снова пошел на него, сбил ударом летящий в грудь наконечник, на обратном движении рубанул по шее. Удар пришелся в плечо, смазался, не сумев пробить кольчуги. Второй страж ударил меня сбоку. Я попытался прикрыться щитом, но клинок все же рубанул меня по руке. Я попытался пройти между ними, ударив копейщика еще раз, но тот легко ушел от удара. Теперь я оказался между двумя бойцами, вынужденный подставить кому-то спину. Удар последовал тут же — хромой вогнал короткий клинок мне между лопаток, почти повалив на землю. Я Ударил с разворота, высвобождаясь и уходя от возможного укола копьем. Удар пришелся в руку, почти перерубив ее. Страж завыл, роняя оружие. Я сделал подшаг, ударил его яблоком клинка в лицо, отбрасывая назад. Копье со скрежетом продрало бок кирасы. Выпад — и хромой упал с рассеченным лицом. Я развернулся — как раз, чтобы увидеть летящее в меня копье. Времени уклониться или парировать не было — только принимать. Но сухой хлопок сбивл атаку — капитан, поймав плечом болт, не удержал оружие и оно пронзило воздух рядом со мной. Короткий удар в шею — и он упал на залитую кровью дорогу. Я огляделся. Ианна стояла на крыше соседнего дома, деловито перезаряжая арбалет. Я кивнул и приступил к мародерству.

Прежде всего, мне нужно сменить кольчугу. Та, что у однорукого — самая целая, но этот дрищ почти в два раза тоньше меня и ниже почти на голову, наверняка она не пойдет. Капитан и хромой примерно моей комплекции, но их броня пострадала в бою куда сильнее. Впрочем, наверняка меньше моей. Я стянул кольчугу с хромого, удовлетворенно отметив, что на самом деле она почти целая. Переодевание заняло несколько минут. Подумав, я вернул кирасу на место, несмотря на три дырки в спине и две на груди. В поясном кошеле у капитана приятно звенело — я забрал монеты вместе с кошелем, прихватив так же кинжал с широким лезвием и украшенной рукоятью.

— Эй! — подала голос Ианна. — Там впереди, похоже, что-то серьезное затевается.

С крыши ей, конечно, виднее. Мне отсюда сбыли слышны только крики и лязг серьезной свалки, не меньше чем на пару сотен человек — и что-то еще, что пока я не мог разобрать.

— Пойдем, посмотрим?

Избегая широких улиц, мы прошли к центру — благо идти оставалось всего пару кварталов. Всюду валялись трупы, дома горели, пламя перекидывалось с одной постройки на другую, выедая все деревянные части, оставляя одну растрескавшуюся, почерневшую глину. Чем ближе мы подходили, тем ожесточеннее становились стычки вокруг. Теперь дрались не мародеры — хорошо вооруженные и умелые бойцы истребляли друг друга с жутким остервенением. Здесь бегары были вооружены не хуже стражи — в доспехах, с тяжелыми щитами, копьями и луками, они уверенно теснили менее многочисленных людей архонта. Мы с Ианной пробивались к площади, не разбирая, кого убиваем — впрочем, в нас не видели союзников ни те, ни другие.

Когда мы выбрались на площадь, битва там уже давно утратила всякое подобие организации, превратившись в хаотичную беспощадную бойню. Противники смешались, раздавая удары налево и направо. Единственные, кто сохранял подобие порядка в этой кровавой бане, были Бессердечные. Возвышаясь над толпой, они тройками стояли на нижних ступенях храма, охраняя подъем и не давая бунтовщикам сделать ни шагу. В целом же, люди архонта были в явном меньшинстве, на каждого приходилось трое-четверо нищих. Выучка стражей не помогала им в этой свалке, а длинные копья были почти бесполезны. Они дрались короткими мечами и топорами и каждый павший успевал забрать с собой лишь одного-двоих.

Я врубился в толпу, раздавая удары всем, кого видел. В основном под мой клинок попадали оборванцы и нищие, примкнувшие к мятежу, но пару раз я доставал и беггаров, едва успевавших сообразить, что их свалило.

Меня охватил странный раш, кровавое опьянение. Я чувствовал, как брызжет в лицо горячая кровь, чувствовал, как дрожит клинок, проникая в плоть и разрубая кости. В эти мгновения я чувствовал себя царем, даже не царем — богом, древним языческим божеством войны и смерти, воплощением гнева. Меня били в ответ, но я не чувствовал боли и ран, убивая всякого, кто попадался мне под клинок.

Стрелы стальными жалами впивались в меня, копья и клинки рассекали броню и тело. Я чувствовал, как горячими потоками течет по воспаленной коже кровь, как прилипает к телу промокшая ткань, когтями впиваются в раны разрубленные звенья кольчуги. Скольких я свалил, и скольким удалось достать меня — не знаю. Я прошел шагов десять-пятнадцать, не больше, прежде чем тяжелый, хрипящий вопль пронесся над площадью, перекрывая неимоверный гвалт битвы.

Я обернулся — слева, там, где на площадь выходила широкая центральная улица, толпа раздалась в стороны. Земля вздыбилась гнойным нарывом, поднявшись на несколько метров, сбивая с ног тех, кто не успел убраться, обрушивая стены ближних домов. В следующую секунду она раскололась, высвободив исполинский поток хаотичной плоти. Огромное тело, словно сплетенное из множества извивающихся щупалец, шипов, жал и конечностей. Невозможно было понять, одно ли это существо или колония мелких, отвратительных монстров. Поднявшись в воздух метров на пять, оно обрушилось на толпу, как огромный хлыст. Вопли ужаса и боли наполнили дрожащий от напряжения воздух. Монстр не делал различий между стражами и беггарами, разрывая и разбрасывая тела, словно кукол. В считанные мгновения он достиг подножия пирамиды, где его встретили бессердечные. Они были единственными, кто не впал в священный ужас от вида чудовища. Преодолеть их кордон с наскока не удалось — исполины двигались с невероятной скоростью и точностью, уходя от могучих ударов — и одновременно атакуя.

Пространство между ними и мной если не очистилось, то порядком обезлюдело — теперь у меня был вполне реальный шанс добраться туда. Раздавая удары тем, кто еще стоял на моем пути, я двинулся вперед.

Теперь, когда до монстра оставалось метров десять, я мог хорошо разглядеть его. Действительно, это была какая-то жуткая колония. Множество тел сплетались в одну невообразимую многоножку — мертвых человеческих тел, изувеченных и соединенных между собой ржавым металлом прутьев, проволоки и скоб, словно какой-то безумный мастер собрал их в цельный механизм. Руки, ноги, гениталии, торсы; мужские и женские, молодые и старые, в жутких ранах с бледными краями. Бескровная, скользкая кожа покрыта жуткой бесцветной слизью, темными пятнами гниения на вздутых суставах...

Сопротивление Бессердечных не задержало многоножку — она атаковала Воинов Дера, стремительно и эффективно, уничтожая одного за другим.

В длину монстр был около двадцати метров, в обхвате — метра два. Я оказался рядом с ним, пока еще толком не зная, что мне делать и как ему повредить. Впрочем, меня заметили раньше — чудовищный удар хвоста сотряс землю в месте, где я стоял всего секунду назад. Только инстинктивный прыжок уберег меня от верной смерти. Под градом щебня и горячей земли я откатился и поднялся на ноги, отбросив кошкодер и выхватив панцербрехер.

Чудовище замерло, затем вдруг рванулось вверх, поднявшись вертикально метров на десять. Вершина, раскрывшись, словно жуткий цветок, раскинула шевелящиеся в агонии конечности, переплетенные искореженным металлом. Высвобожденный из этих жутких объятий появился человек — единственный в этой вакханалии плоти он имел голову, но, как и другие, был изувечен и покрыт гноем и сукровицей. Он заговорил — и голос его разнесся по площади, словно усиленный до сотни киловатт — сдавливая грудь и заставляя вибрировать глазные яблоки.

— ЧАС НЕРЕБТУМА ПРОБИЛ. ТАКОВА ВОЛЯ ЭН-УРУ-ГАЛА — И НЕТ ВАМ СИЛ ЕЙ ПРОТИВОСТОЯТЬ!

В этот момент я прыгнул на спину монстра — если можно, конечно считать это спиной. Десятки рук одновременно вцепились в меня, потянули, каждая в свою сторону. Отбиваться панцербрехером было тяжело — слишком длинный и тяжелый. Я вгонял его как можно глубже в месиво мертвой плоти, рубил руки, сжимавшие меня, освободившись, лез выше — на считанные сантиметры, где все повторялось снова. Холодная, отвратительная слизь заливала меня, брызгала в лицо. Кажется, замысел мой понравился Бессердечным — двое из них прыгнули вверх, вцепившись в шевелящуюся падаль на пару метров выше. Они продвигались куда быстрее меня, помогая друг другу. Меньше чем за минуту добрались до вершины — и в этот момент монстр упал — резко и хлестко, как плеть. Один из воинов успел спрыгнуть, другого смяло о булыжники площади, разбрызгав вокруг густую, темную кровь. К счастью, я был на противоположной стороне — мои неприятности ограничились только ощутимым ударом и потерянным клинком.

Тяжелая туша, извиваясь, поднялась для нового удара. Я отчаянно карабкался вверх, полосуя кинжалом капитана руки хватавшие меня. Каждый следующий метр давался с невероятным трудом — а каждое новое падение грозило расплющить меня. Бессердечные обступили тварь со всех сторон, атакуя по очереди с самой незащищенной стороны. Их действия пока спасали меня — монстр хаотично бросался то на одного, то на другого, не обращая на меня внимания.

Я чувствовал, как руки мертвецов раздирают одежду, впиваются в плоть, рвут ее с мясом, дробят ржавой сталью кости. Боль пульсировала в голове одной сплошной опухолью, во рту стоял вкус крови и желчи, глаза заволокло багровым. Еще. Еще! ЕЩЕ!!!

Чудовище изогнулось, его вершина зависла надо мной, раскрывшись длинными, многосуставчатыми отростками, в которых угадываются уродливо сшитые человеческие фрагменты. В этом цветке плоти появляется он — голова. Он смотрит на меня пустыми провалами глаз, в которых копошатся черви.

Я застыл, словно парализованный — жуткий, холодный ужас сковал меня, не давая пошевелиться. Удары сердца замедлились, лед заполнил легкие. Я ждал — ждал слов монстра, оглушающих, способных одним своим звуком разрушить... Но нет.

Он распялил гниющий рот, разорвав истлевшие щеки и черный ветер вырвавшись из зияющей раны, ударил в меня, сжигая, испепеляя.

Я не знаю, как это произошло. Только знаю, что руки, разрывавшие меня, вдруг разжались, и я, оттолкнувшись, прыгнул вперед, повиснув на шее монстра в монстре, слыша, как скрипит и лопается, моя превратившаяся в угли кожа.

Когда-то давно я смотрел видео показательных американо-израильских учений. Тамошний спецназ среди прочего соревновался, кто за тридцать секунд нанесет грудной мишени больше повреждений клинком. Израильский спец кривым ножом вырезал у манекена грудную клетку.

Я не спецназовец — я не представляю, как он это делал. Все что я смог — это вогнать стилет в шею твари и пилить изо всех сил, слыша, как мерзко хрустит гнилой позвоночник, чувствуя, как потоком льет на меня густой, отвратительно смердящий гной.

Голова отделилась от туловища и полетела вниз, жуткая многоножка вытянулась как струна, стрелой поднявшись в воздух — мне не за что стало больше держаться. Я полетел вниз, не способный даже кричать и махать руками.

Я не помню полета, помню только удар о землю — страшный, сокрушающий, словно сдавивший все тело, раскатавший его в блин. Темнота прыжком поглотила меня, и через долю секунды после удара я провалился глубже — бесконечно глубже.

[ВЫ ПОГИБЛИ]

Странно, надпись кажется призрачной, поплывшей. Снова нет привычного вопроса. Вместо него — проступающая сквозь красноватую мглу картинка. Я поднимаю руку, пытаясь стащить с головы окулус. Хватит. Достаточно.

Рука натыкается на что-то холодное, липкое, шершавое.

Опускаю руку ниже, к шее, ключицам. Мелкие кольца, твердые, все в какой-то заскорузлой гадости. Ниже — толстый, неровный металл, такой же холодный, покрытый шершавой коркой. Перед глазами плывет. Кто-то поднимает меня — я чувствую мощную, необычно большую ладонь на своем предплечье. Мотаю головой.

Бессердечный возвышается надо мной, глядя сверху вниз. Похожие на сабли клыки матово поблескивают. Я снова мотаю головой, поднимаю руки, пытаясь избавиться от окулуса. Руки по-прежнему ощущают щербатую сталь шлема. Пытаюсь вызвать меню. Бесполезно. Вспоминаю, что последний час или полтора не видел никакой информации от интерфейса.

— Что за нахер?

Бессердечный буравит меня пустым, ничего не выражающим взглядом. Я оглядываюсь. Исполинский монстр валяется рядом, конечности его беспорядочно дергаются в агонии, а тело все еще пытается шевелиться. Но воля, которая заставляла это жуткое скопление тел двигаться как единое целое, исчезла. Бессердечный отходит, возвращаясь к своим делам. Несколько его товарищей медленно курсируют по площади, густо покрытой ранеными и мертвыми. На верхних ступенях пирамиды стоят жрецы в белых одеждах. Один из них смотрит на меня долго и внимательно.

Я поднимаюсь на локтях, сажусь, обхватываю голову. Что происходит? Что случилось? Почему я чувствую запахи, ощущаю прикосновения, чувствую, как саднит кожа от грубой ткани поддоспешника? Почему от голода сводит живот, горло пересохло и дерет сухим кашлем? Что за болезненный бред? Только теперь приходит понимание, что все это я ощущаю уже некоторое время — с почти момента последнего возвращения в игру.

Я поднимаюсь, иду прочь с площади. Нужно найти кого-то из игроков. Ианну найти — она где-то тут была. Спросить, понять, разобраться. Даже если она в другой стране живет... пусть позвонит, напишет в скайп, Олегу, Антону, родителям... пусть меня найдут, отключат... Как такое может быть?