Безбожие. Героический Режим + Злая Игра

— Бесполезно, — сказал мой противник.

— О, нет, дружище, совсем нет.

Я подсёк чудовище под правое колено. Хозяин Кокона припал к земле, и я распорол ему туловище до самой пасти. Лишь смех в ответ, но он быстро сменился на недоумённый вопль — я оставил несколько отравленных шипов в его теле. И сейчас они принялись терзать то, что скрывалось под белесой плотью — тело карлика, заключённое в оболочку.

— Нет! Нет! Не может быть!

Я отступил от Кокона и потянул правую руку назад. В мою ладонь удобно легло костяное копьё, когда-то бывшее человеческой берцовой костью.

— Как ты заметил, я догадлив, — сказал я. — А ещё наблюдателен. Я заметил, что нити, связывающие тебя с камнем, торчат из определённого места. Чуть выше того, где у человека задница. У карлика же там будет голова. Я это проверил, разделав тебе живот. И увидел твою лысину. Зачем пытаться оторвать нити, если можно ударить туда, откуда они ведут? Да и признайся, — я пнул стеклянную полусферу, валяющуюся в грязи, — не может же это быть Коконом?

— Паскуда! Эти кости меня всё равно...

— ... а вот эти вполне.

Я метнул копьё в Кокон, прошив его насквозь.

— Это моя сила... неужели...

— Это обычная кость, она ни с чем не соединена. И вот это — обычные кости, когда-то принадлежащие людям.

Сотни человекодеревьев ступили в грязь. Их исковерканные руки-ветви тянулись к Хозяину Кокона.

— Ты сам признался, что ты всего лишь хранитель. А хранители, которых я раньше встречал, были слабы. Зачем тому, кто создал этот тайник, конкурент? Что случилось бы с Гаспом, если бы там решил использовать эту энергию? Нет, он не мог этого допустить. Поэтому создал тебя таким — ты можешь хранить и накаливать, но не использовать. Хотя, пара козырей у вас, хранителей, в карманах, конечно, имеется. Например, ловушки, расставленные настоящим хозяином тайника. Попытки свести с ума иллюзиями...

Та, что изображала моих погибших товарищей, доползла до Кокона первой. Её левая рука вонзилась в плоть. Хранитель Кокона завыл от боли. А за ней уже следовали другие. Их руки, ноги, зубы принялись терзать Кокон.

И тогда он поддался. Мёртвая плоть принялась рассыпаться под напором чёрной жижи, хлещущей из хранителя Леса Трупов. Его визг был последним, что я услышал перед тем, как мир раскололся.

Смерть VII

Из-за низких туч выглянуло солнце. Оно осветило чёрную жижу, в которой я стоял, и та неожиданно оказалась зелёно-коричневой, под цвет обычного болота — Скверна начинала уходить из этого места. Человекодеревья толпились у камня, не понимая, что происходит. На их деформированных костях нарастала плоть, да и сами кости начали укорачиваться, возвращая себе привычную форму.

Тысячи вытянутых лиц, которые впервые за сотню лет изменили выражение, повернулись ко мне. Тысячи принимающих обычную форму тел расступились, когда я шагнул к камню.

Именно он был хранилищем, и его чернота не изменилась, даже когда засветило солнце, оно-то и впитывало в себя Скверну, пытаясь выжить. Я закрыл глаза и протянул к нему левую руку. Комок — который уже что-то бессвязно верещал у меня в голове — послушно раскрыл свою пасть.

Я ударил своей силой, силой Комка и Тенью в самый центр камня, и он послушно развалился. Зыбкая земля и болотная жижа закрыли его осколки.

"Что ты делаешь? Ты уничтожил канал!".

"Нет, я открыл новый. Свой".

Я чувствовал этот остров. Всё болото, что его окружало, всех его жителей. И они питали меня.

Сотни тысяч когда-то живых людей разбредались по округе. Они медленно обретали разум и воспоминания. Пусть я не вернул их к настоящей жизни, как и Оскала, но это лучше бесконечных мучений.

Найдя тропу, я принялся возвращаться. Через какую-то четверть часа я вышел к ельнику, ещё пять минут потребовалось на то, чтобы найти хижину Лесника. Урод сидел у ящика и перебирал мои вещи. Завидев меня, он икнул и поспешил взяться за недоеденный ужин, делая вид, что мои вещи его совершенно не интересуют.

— Карлик в Коконе, — сказал я леснику, принимаясь разбирать ящик. — Что это был за карлик?

— Кто его знает. Обычный цирковой карлик, который ненавидел всех людей. Его били и унижали, насиловали и заставляли насиловать всякую животину на потеху простому люду. Уродец трахает овец и собак, вот потеха-то. Я бы посмотрел, хе-хе. Вот он и согласился на то, чтобы стать хранителем Кокона, надеясь, что это поможет уничтожить человечество. А чего это, тучи что ли? Ты сломал карман?

— Да, — кивнул я.

Изуродованное лицо Хранителя Леса осветилось.

— Я что, могу идти? Я свободен?

— Нет, — покачал я головой. — Потому в этом случае ты опять возьмёшься за маленьких девочек. — Я выпрямился, поправляя ремень. — Поэтому я убью тебя.

— Я же говорил...

Он замолчал навек. Его глаза закатились под лоб, будто он пытался рассмотреть тесак, раскроивший его макушку. Тремя ударами я отделил его голову от тела. Труп повалился на траву и остался лежать неподвижно, лишь густая багрово-чёрная отравленная кровь нехотя струилась из шеи. Голова вовсе не торопилась прирастать обратно.

На тропе появились первые человекодеревья, уже больше напоминающие обычных людей. В местных болотах добавится нежити. И им, и местным старожилам придётся побороться за место под солнцем, но разве жизнь, пусть и не полноценная, не борьба?

Оскал ждал меня на прежнем месте. Он даже вильнул пару раз хвостом, приветствуя меня. Синеглазка встретила меня с недоумённым выражением лица.

— У тебя не вышло пройти к Лесу? Тебя же час всего не было.

— Всё вышло. Давай возвращаться. Заночуем на острове.

Синеглазка заволновалась так, что чуть не затанцевала на месте. Она указала на запад.

— Видишь, дыма меньше стало? Какие-то странности творятся.

— Наоборот, всё логично. Давай, поторапливайся, я ещё хочу закрепить успех в создании маленьких утопцев.

Синеглазка кокетливо улыбнулась и, принюхиваясь, принялась искать тропу, ведущую из болота.

Смерть VIII

Хозяин слёг в тот же вечер. Слишком велик был кус, который он заглотил. Я затаился, надеясь, что хозяин его переварит, в противном случае у меня оставался один выход — убить нас быстро, а не ждать, когда мы сгорим в агонии. Но он как будто бы и не старался справиться с захлестнувшим его потоком энергии. Вместо этого он продолжил погружаться в череду своих кошмаров, как выдуманных, так и нет.

В прошлый раз я бы постарался подтолкнуть его к той бездне отчаяния и безумия, с которой он боролся, но сейчас я боялся вообще высовываться.

Он уверовал в то, что надежда есть. Что он обязан помочь (кому вот только). И кто поможет ему? Я? Это обидно, но меня он расценивал лишь как средство для боя, да кампанию в те моменты, когда у него не было равного собеседника. Оскала — тоже. Да, мы, вроде бы, и друзья, но не те, у кого можно попросить помощи, скорее он сам собирался нас защищать. И не доверял он нам, особенно ко мне. Не могу его в этом винить. У меня есть свои чёткие цели — уничтожить того, кто рвёт сосуды, и вернуться к Матери Тьме. Что станет с хозяином после победы над виновником происходящего, мне наплевать. Нет, не совсем так. Если хозяин не погибнет, я буду рад. Если погибнет... ну что ж, не оставаться же с ним до конца жизни? А если уйдёт со мной... даже не знаю. Наверное, это лучший вариант.

Череда кошмаров сменилась воспоминаниями. Мёртвые города. Их хозяин проходил, не глядя по сторонам. Пати игроков, утверждающих, что есть местных можно, ведь они не люди. Их мы перебили за несколько секунд.

Он это забыл. Я помнил. Но в этот раз мне тоже стало тяжело, как и хозяину. Может, мне тоже вычеркнуть это из своей памяти?

В этом-то весь и смысл — забывать зло. Забывать боль. Если помнить всё, можно сойти с ума. Или, что хуже, потерять надежду.

И хозяин её потерял. Он тонул и тянул меня за собой. Вот-вот его должны были оставить силы, и он бы стал неуправляемым чудовищем, желающим лишь мести. Ему стало бы плевать на всех игроков, всех местных. Пусть весь мир погибнет, но он отомстит. За себя и за всех погибших.

Крылья Тени, держащие его над Скверной, рвались. Они не были способны выдержать нас обоих. Но, что хуже всего, я тянул его вниз.

Будь у меня тело, я бы вздохнул, как это часто делал хозяин, когда нужно было сделать что-то неприятное, но необходимое. Лучше умереть сейчас, иначе его безумие поглотит и меня. А это прямой путь к Скверне. Я бы закрыл глаза и расслабился, если б мог. Вместо этого я послал то, что составляло моё тело, во все органы хозяина и попытался отключиться от всего. Уйти в небытие...

И тогда...

... он начал сопротивляться мне. Мы одновременно будто очнулись от тяжелого сна.

Что случилось? Почему появилась эта тяга к жизни?

И тогда его подсознание показало её. Ту мерзость, что причиняла мне боль.

Судья.

Бесстрастный взгляд белёсых глаз. Плотно сжатые бледные губы. И Свет, причиняющий мне боль.

Да, в этот раз мне тоже стало больно. Но её образ, возникший в сознании хозяина, удержал нас где-то у самой границы, которую нельзя было пересекать, а потом вытолкнул вверх.

Мы окончательно очнулись. Рядом сидела утопленница. Я "вгляделся" в неё внимательней, и понял, что она носит моего ребёнка. Моего, Комка, не Безымянного человека, хотя именно он дал семя для его зачатия. Неужели какая-то часть меня тоже в этом участвовала?

Я... я... не могу описать это чувство, потому что я никогда раньше его не испытывал. А если бы испытал раньше, то умер бы.

Но сейчас... сейчас...

Я ушёл в себя в полной растерянности. Нужно изучить происходящее с нами повнимательней.

Люди I

Я потерял целую неделю, приходя в себя на болоте. Да и в дорогу двинулся, ещё не восстановив силы как следует.

Когда Синеглазка поняла, что я сам могу о себе позаботиться, она начала пропадать на болоте. Впрочем, винить её не в чем — она ухаживала за мной все три дня, что я валялся без сознания, и кормила рыбой из пруда. Я же бредил, метался и блевал чёрной слизью. Глядя на отравленную траву, могу предположить, что из меня выходила Скверна, которой я набрался в "кармане". К счастью, интерес к сексу у Синеглазки в эти дни пропал совершенно, её куда больше интересовали новые соседи.

Человекодеревья вернули себе прежние тела и теперь разбрелись по округе в поисках пропитания. Разум ещё не проснулся в них окончательно, но они могли представлять опасность для старых жителей. Да и ресурсов на всех могло не хватить. По словам Синеглазки зрело что-то вроде раздела сфер влияния. Местные утопленники, да и другие разумные твари, не были бездумны, у них было даже что-то вроде культуры, а уж отношения между собой у них складывались ничуть не проще, чем у людей. Легко относиться к ним как к безмозглым тварям, которых можно убивать только ради лута и опыта (а именно так я относился к подобным существам ещё осенью), но когда узнаёшь о строгой иерархии, разделах охотничьих угодий и семьях, если хотите — кланах, сразу начинаешь считать их равными людям.

В общем, новичков хотели поставить на место, временно ограничив их свободу, а уж после договориться с теми, кто обрёл разум. К счастью, время на то, чтобы вывести меня из болота, у Синеглазки нашлось. Почему она была так занята? Да просто оказалось, что после смерти отца она вроде как глава клана, состоящего из нескольких семей утопленников и примкнувших к ним жабо-людям.

Уверен, что болотным жителям тоже небезразлична судьба этого мира. Кто знает, возможно, удастся использовать их.

Оказавшись на твёрдом, я в первую очередь двинулся к тракту. Ну, во вторую, в первую-то я отлежался в источнике, смывая с себя остатки Скверны. Весна во всю вступила в свои права, снег почти сошёл на нет, судя по разбухшим ручьям, горные перевалы тоже начали освобождаться от сугробов. Передо мной стояла дилемма — двигать сразу на юг, или свернуть на север, чтобы попытаться разнюхать хоть что-то о судьбе моего клана. К счастью, тракт ожил, и я встретил пати из полудюжины игроков, которые рассказали мне о том, что путь с севера ещё будет недоступен в течение пары недель. Столько времени терять я не мог, хотя даже и не пытался дать себе ответ, в чём причина такой спешки.

За три дня путешествия по практически безлюдной местности я вышел к Каменной Опоре — древней стене, построенной во времена Первой Смуты для обороны центральных частей Империи от северных варваров. Фактически, эта стена являлась границей местности, которую сейчас называют Сердцем.

Первая Смута, кстати, началась, когда Империя Гаспа рухнула. Закончилась она воцарением Корда. Вторая была во время крайнего посещения Гаспом этого мира. Третья, стало быть, идёт сейчас, и виноват опять Гасп, только об этом мало кто знает. У местных крепко утвердилось мнение, что она будет последней. После неё или мир и покой, или вечный покой.

Когда в первые дни своего пребывания здесь я смотрел на карту, эта местность обозначалась как место всеобщей свалки. То есть члены всех восьми фракций собирались здесь воедино. Если вспомнить тот хаос, что был на севере, происходящую здесь резню я даже не могу себе представить. Некоторые задания, получаемые игроками одной фракции, имели, прямо скажем, враждебные цели по отношению к игрокам другой. Это в игре. Здесь же могло вообще происходить всё, что угодно. Быть может, там установился мир, и игроки всячески помогают друг другу и местным.

Что ж, сейчас и узнаем. По дороге спросить было некого — мне встречались или бродяги, или разбойники. Та пати игроков была единственной, да и те собирались пока отсиживаться по лесам, терроризируя банду разбойников, которая им чем-то не понравилась.

На воротах стояла целая застава из новичков — два десятка воинов и друидов. Поэтому я решил перемахнуть стену где-нибудь в другом месте, благо таких было достаточно — Каменная Опора давно потеряла свою актуальность, и в некоторых местах из-за отсутствия ухода разваливалась буквально на глазах. Я отошёл на пару километров восточнее и спокойно проник через стену сквозь прореху размером в дом. С полчаса пришлось поплутать, запутывая следы — Опора патрулировалась. Но уже вскоре я оказался в полутора километрах южнее стены на тракте.

Что ж, мир и покой здесь, возможно, и царили. Глядя на стройные ряды виселиц, тянущиеся по обеим обочинам тракта, в этом можно было убедиться. Ну, потому что буянов здесь уже не должно остаться — виселицы скорее напоминали новогодние ёлки, только вместо гирлянд на них висели люди. Причём, судя по одежде, досталось всем — и местным, и игрокам, и новичкам, и оккультистам, и жрецам Корда. На самом деле, такая не избирательность внушала надежду: вполне может быть, что кому-то удалось договориться, и репрессиям подверглись только ненадёжные слои населения. По крайней мере, за весь день я не наткнулся ни на одного живого оккультиста или разбойника. Хотя народу-то на дороге хватало. Я встретил два торговых обоза и один обоз переселенцев. И тех, и других хорошо охраняли. Вот только охрана состояла из новичков и местных солдат. Ни одного игрока.