Сказки Старого дракона

Сказка первая (или сказка о Радужном драконе)

Радужный дракон устало прикрыл глаза. Он был стар как этот Мир и даже старше, помня его молодым и пустым. А теперь Мир бурлил, как когда-то лава в жерле вулкана, которое он облюбовал для своего дома.

Но даже здесь ему не было покоя. Тысячи и тысячи то ли благословленных, то ли проклятых богами приходили в его дом, кто, смирено прося, а кто и требуя знаний и сил. Он никому не отказывал, лишь иногда позволяя себе пошутить над слишком наглыми и самоуверенными, забросив их в не самые лучшие земли Мира.

Он помнил их всех и давно не обижался, когда его звали Искином, не спрашивая истинного имени. Ведь они не знали, что он Хранитель этого Мира, страж грани, тот, кто бережёт его покой и устои. А иногда так хотелось раскрыть крылья и взмыть ввысь, пронестись над зелеными просторами степей, пугая стада номад, вдохнуть солёный запах моря и дунуть в паруса драккаров. Взмыть под облака, туда, где иногда можно встретить парящие замки титанов, а потом опуститься в тёплые пещеры дроу и искупаться в лавовых потоках Инферно.

Но он не мог оставить свой пост, а потому каждую свободную минуту, когда прекращался поток пришельцев, закрывал глаза и вспоминал молодость этого Мира, свою молодость, когда долг еще не приковал его к жерлу старого вулкана.

И тогда дракон улыбался... И верил, что когда-нибудь из маленького яйца, которое уже появилось, вылупится тот, кто придёт ему на смену. А он вновь расправит крылья, чтобы посмотреть на то, как изменился Мир, который он хранит.

Сказка вторая философская (или сказка о Магических источниках).

Дракон блаженствовал, купаясь в потоках магической энергии, бьющей из самого большого источника Мира. Жаркие волны, подымаясь ввысь, щекотали прочнейшие чешуйки, массируя расслабленное тело, а потом обрушивались прохладным водопадом, смывая усталость прошедшего дня.

Радужный смежил веки, вдыхая аромат чистой изначальной магии. Находясь здесь, он чувствовал все остальные источники, такие одинаковые, словно дыхание ребёнка. Они и были дыханием этого мира, дыханием, бьющим в такт огромному сердцу Земель.

Мысленно он мог прикоснуться к любому источнику и почувствовать его силу, его энергию, запах и вкус, который менялись под влиянием тех, кто приходил, чтобы завладеть родником чистой магии. Источники эльфов имели запах цветов и мягкость весенней травы, а демонические были подобны их крови, так же изменчивы и непостоянны, и горчили, словно пепел пожаров. Источник магов был неосязаем, как горячий пар, и пах металлом и маслом, а от источников некромантов тянуло седой вечностью, и они были густы как старая кровь.

Дракон наслаждался этим чувством, чувством единения с дыханием мира, его кровью и жизнью, тем, что позволяло творить магию, магию без которой Земли были бы совсем другим, а может быть, и не были вовсе.

Он наслаждался, блаженно жмурясь, чувствую живительное дыхание жизни и удивлялся главному парадоксу Источников Магии.

Как может то, что дарует жизнь этому миру, быть причиной стольких войн, смертей и крови. Почему бьющая живительная сила дарит жизнь, чтобы тут же её отобрать. И что тому виной: законы мира или извечная жадность и ненасытность разумных?

Сказка третья (о драконах, рыцарях и принцессах или сказка о Чернокнижнике)

Чёрный дракон лежал на согретой солнцем скале и заворожено смотрел в небо, любуясь стремительным полётом алой драконицы, чья чешуя пылала огнем в лучах заходящего солнца.

— Красиво! — Человек опустился на камень и, задрав голову, проследил за очередным виражом грациозного змеиного тела, камнем упавшего в пропасть только для того, чтобы через секунду в брызгах водопада свечой взмыть в небо.

Дракон устало вздохнул и, скосив янтарным глазом, проследил, как несколько белоснежных кентавров суетятся, устанавливая яркий полотняный шатёр. А в походное кресло с ногами забралась юная человечка с ярко-рыжими, словно чешуя его драконицы, волосами и маленькой серебряной диадемой посреди непослушных прядей.

— Будем сражаться?! — обдал паром из ноздрей человека дракон, отмечая, что на том нет привычных до блеска начищенных доспехов.

— Зачем? — Удивлённо спросил человек. — Давай лучше полюбуемся.

— Надо... — Вздохнув, произнёс дракон. — Они смотрят.

И скосил глазом сначала на драконицу, а потом на человечку.

— И? — в голосе человека был вопрос.

— Так принято. Они должны видеть, как их мужчины бьются за них, доказывают силу и доблесть.

— Смерть — это так некрасиво. — Произнёс человек, доставая из чехла чёрный жезл, увенчанный изумрудом. Дракон задумчиво посмотрел на камень, отбрасывающий на скалу зеленые блики, и задумчиво хмыкнул. Нет, он не боялся битвы, но и понимал, что победа будет нелёгкой.

— И что ты предлагаешь?

— Подвиги и доблесть ведь разные бывают.

— И? — теперь удивление сквозило в голосе дракона.

— Давай ты её прокатишь. — Человек кивнул на девушку.

— А ты её. — Громовыми раскатами пронёсся меж скал хохот дракона. А антрацитово-чёрный коготь показал на планирующую драконицу.

Человек заливисто рассмеялся, поддержав шутку. А потом достал из-за пазухи почерневшую от времени шкатулку и открыл её.

Черный заворожено смотрел на массивную золотую цепь. Неведомый мастер придал каждому звену вид драконьих чешуек, небольших и изящных, а главным её украшением был цветок, словно бы впитывающий в себя свет уходящего солнца. Дракон неверяще разглядывал мягко пульсирующий в такт собственному ритму камень — редчайший черный опал, за который любой ювелир готов продать душу демонам и еще приплатить сверху. Он узнал этот цветок. Эльфы называли его "morna'lhug" — "черный дракон", и цвёл он только там, где селилась драконья пара.

— Как думаешь, ей понравится? — кивнув на драконицу, спросил человек и протянул дракону ожерелье...

Сказка четвёртая демоническая (или стоит ли верить в сказки?)

Костяные кубики с сухим перестуком граней прокатились по столу и замерли.

— Ха, глаза демона (две единицы) — ты проиграл приятель. — Усмехнулся сержант стражи, весело глядя на высокого плотного мужчину в броском дорогом камзоле.

— А тебе, гляжу, чертовски везёт. — Скорчил в ответ кислую мину торговец

— Удача девушка ветряная. — Хмыкнул стражник, поправляя спадающий на глаза шлем и отодвигая мешающую алебарду. — К утру и тебе повезёт

— К дьяволу!! — чертыхнулся торговец, вновь выбрасывая глаза демона. — Аграт, вина нам.

В комнату кордегардии, плавно покачивая бедрами, вплыла невысокая смуглая девушка, одетая, в нечто невесомое и прозрачное.

Шестеро бойцов дежурной смены, не отрываясь, смотрели на плавные изгибы женского тела, едва прикрытые тканью, забыв обо всём на свете. Поставив бутылки тёмного стекла на стол, девушка вспорхнула к мужчине на колени, лукаво поглядывая на командира стражи. От лавок, на которых сидели бойцы, донёсся завистливый вздох, заглушённый вновь ударившим в ставни дождем и шквальным ветром.

— Откуда такая красавица? — Вновь постукивая кубиками в кожаном стаканчике, спросил стражник.

— Приобрёл по случаю. Торговец утверждал, что наполовину суккуба.

Оглушительный хохот наполнил кордегардию. Стражники чуть ли не падали со своих лавок, держась за животы.

Торговец недоумённо оглядел смеющихся воинов и несмело улыбнулся.

— И сколько заплатил?

— Две с половиной золотом.

Новый взрыв смеха отразился от стен.

— Да тебя надули, браток. — Отсмеявшись, провозгласил стражник. — Девушка, конечно, страсть как хороша, но демоны, — это досужие сказки для крестьян, чтобы детей пугать.

— Неужели? — Мягкой кошачьей походкой красавица обошла стол, и прижалась к стражу со спины.

— А как же Торграла?

— Сказки. Какой-нибудь соседний барончик решил прибрать город к рукам, ну и вырезал все население, чтобы свидетелей не оставлять. Можно подумать, кто-нибудь там хотя бы труп демона видел. — Голос стражника был наполнен скепсисом.

— Значит, сказки? — Низкий, грудной голос прозвучал прямо над ухом сержанта.

И тот качнулся вперёд, лицо окрасилось багровым, а на стол упали первые капли крови из раздираемого удавкой горла.

Торговец стремительно развернулся, его тело разрослось в плечах, сквозь кожу проступили мелкие чешуйки, с губ сорвалось короткое злое заклятие, и стража безвольными куклами рухнула на пол.

— Сказки значит. — Усмехнулась краснокожая чешуйчатая фигура, взваливая на плечо одного из стражей, чтобы сгрузить его перед столом, где изящный пальчик суккубы кровью сержанта чертил сложный узор пентаграммы портала.

— У нас есть еще не законченные дела.

Массивная чешуйчатая фигура, пригнув голову, чтобы не задеть рогами притолоку, выскользнула во двор. За ним невесомой тенью скользнула суккуба.

Два демона шли по городу, а в кордегардии медленно и неотвратимо разрастался портал, через который пойдут войска вторжения.

Улочки города были пусты, лишь страх и чувство тревоги, липкой паутиной расползающиеся по домам жителей, были спутниками двух идущих к своей цели демонов.

— Храм. — Довольно оскалил клыки бывший торговец, взглянув на восьмиконечный крест с кругом — символ светлого божества.

Лёгкой поступью он взлетел по ступенькам, на миг замерев перед дверью.

— Играил, говорят, храмы светлых богов убивают демонов силой заключённой в них.

— Это всёго лишь сказки. — Прозвучал ответ, и тихо скрипнула открываемая дверь.

Сказка пятая или сказка о силе.

Великий шаман степи, причмокивая губами, выпустил клубы ароматного дыма и вновь затянулся старой бриаровой трубкой.

Маленький орчонок подбросил в огонь пару плиток кизяка и, помешивая в котелке травяной чай, обратил глазенки на старого шамана.

— Дед, а дед, расскажи чего-нибудь.

Хозяин юрты вновь затянулся и, выпустив клубы дыма, протянул малышу деревянную кружку.

— Ну, дед, ну расскажи.

Великий сделал первый обжигающий глоток и заговорил.

Когда-то давным-давно, когда орки ещё не были единой ордой, к мудрому шаману в юрту постучался молодой орк. О чём молодой беседовал с шаманом, и что он ему предложил, неизвестно до сих пор. Но когда разговор был окончен, старик встал и отправился навестить вождя племени.

А на следующий день на совете племени тот самый молодой воин бросил вызов вождю, оспаривая его право вести за собой племя. Оба воина вышли в круг, обнажив ятаганы. И на молодого орка никто не поставил бы даже старой обглоданной кости, так силен и могуч был Шаграт Сокрушающий. Но Гаррох бесстрашно шагнул навстречу своему противнику, и их ятаганы ударили в щиты, начиная бой. Раз, другой, третий, и вот уже молодой воин вынужден отступать под натиском своего более опытного соперника. Вдруг Шаграт споткнулся и упал на колени, выронив ятаган. Гаррох шагнул вперёд и, наклонившись к уже бывшему вождю, постучал пальцем по его лбу.

— Сила это не только мышцы.

— Преда... Яд... — захрипел Шаграт.

Но яркий росчерк меча прервал его, оборвав жизнь.

Уже через месяц, по слову нового вождя самого крупного племени орков и по его приглашению, был собран совет шаманов. И молодой вождь лично и с поклоном подносил каждому из пришедших миску с мясной похлебкой и кружку с самым лучшим вином.

Не прошло и недели, старый шаман племени стал самым сильным шаманом степи, а его соперники по неизвестной причине один за другим отправились в мир духов.

А затем началось объединение племён, и не было соперников у старого шамана.

— И что, никто не бросил вызов молодому вождю? — Спросил орчонок, протягивая деду новую кружку ароматного обжигающего травяного чая.

— Ну, почему же.... Сначала были те, кто осмеливались, но сами духи были на стороне молодого воина. — С усмешкой произнёс старый шаман.

Вскоре единая орда вторглась в земли людей, собирая кровавую жатву и богатую добычу, и впереди орды шёл молодой и сильный вождь, а за его спиной стоял старый и мудрый шаман. И пока будет так, орда будет единой и сильной.

— Дед, а дед, но ведь Гурбаг Великий всегда следует твоим советам.

Шаман рассмеялся мелким старческим смехом.

— А ты когда-нибудь станешь вождём, внучок.

— И великим шаманом? — Спросил орчонок.

Но шаман не ответил, старый шаман спал. А маленький орчонок сидел и думал, как забавно, что его деда зовут Гаррохом, так же как молодого вождя из сказки.

Сказка шестая или сказка о вере.

Прелат тяжело опустился на колени. По рассечённому лбу стекала кровь, пятная когда-то белоснежную сутану. Левая рука, пронзённая стрелой, безжизненно висела, заставляя кривиться от боли.

Священник склонил голову, словно подставляя её под топор палача, и осипшим голосом начал читать первые строки молитвы, и в ту же минуту на него упала хладная чёрная тень, а тяжелый седой могильный запах, пронзил всё существо монаха. Прелат ещё ниже опустил голову и зачастил, произнося знакомые с детства слова литаний.

— Ну что, старик, помогли вам Ваши боги? — каркающий голос, сбивал, мешая по-настоящему отдаться молитве.

— Молчишь, ну молчи, они тоже теперь молчат.

Некромант криво усмехнулся и показал на поле, заполненное трупами, ещё полчаса назад живых воинов.

— И даже после этого, ты веришь? — рассмеялся Проводник Войпа каким-то тихим потусторонним смехом.

— Да, верю!! — Голос прелата сорвался, но при этом обрёл силу. — Верю, что Свет победит. Верю, что ты и твои слуги будут втоптаны в грязь. Верю, что церковь вечна и несокрушима в благостном сиянии Эльраса. А во что веришь ты, продавший душу за мнимое бессмертие?

— Я верю в то, что смерть вечна и непобедима, она придет к каждому, и каждый ощутит её ласковое дыхание, как сегодня его ощутили твои собратья, и лишь смерть дарует истинное бессмертие.

— Нет смерти для верующего, и нет у смерти больше жала!

Голос прелата наполнился какой-то непонятной силой, а за фигурой некроманта в полуденном небе вдруг открылась белоснежная арка портала, из которой вышла закованная в сияющий доспех фигура.

Архангел обвёл взглядом поле боя, взмахнул крылами, и некромант упал на землю, пронзённый мечом.

И свет укрыл землю, и армия людей, обретя новых союзников, отбросила ковен серых до самых границ. И на месте первого пришествия была поставлена прекрасная стела, как напоминание о силе Веры.

Прошли годы, и многое забылось. А вместе с памятью ушла сила, и ослабла вера. И рухнула белоснежная стела, обнажая зев старой могилы. И с черной пустотой Войпа в глазницах и ненавистью в сердце из глубины веков восстал лич. Мрачная фигура обвела взглядом поле, как когда-то это сделал архангел. И костяной посох вонзился в землю, и, повинуясь его призыву, поднялись все воины, когда-либо погибшие на этом поле, знавшем множество битв, и призрачные драконы раскрыли в небесах крылья.

Сказка седьмая или сказка о живых и мёртвых (сказка написана по мотивам и с использованием слов песни Оргии праведников "Последний воин мёртвой земли")

Седой старик в потрепанной старой хламиде, не отрываясь, смотрел в огонь, изредка помешивая угли да подкидывая ветви. Сухой надтреснутый голос не спеша лился в ночной тьме, завораживая и заставляя слушать не отрываясь.

— Говорят, это было лет триста или четыреста назад, когда ещё не существовало серого ковена, а о магии немёртвых никто и помыслить не мог.

— Да быть того не может!

— Помолчи. — Зашикали со всех сторон на прервавшего рассказ.

Старик лишь улыбнулся, помешал костёр, поднимая сонм искр, улетевших в ночную тьму, и продолжил.

— Так вот, когда еще не было серого ковена, тогда и произошла эта история...

Чёрные и жёлтые знамёна лениво колыхались под ласковыми касаниями вечернего ветерка. Последние лучи заходящего солнца бросали пока еще золотые блики на латные доспехи рыцарей, заставляли драконьей чешуёй сверкать кольчуги пехоты.

Звонко и радостно запел рог, опустились копья латной конницы, копыта ударили в землю, и, чеканя шаг, пришли в движение пехотные полки. И грустной нотой ответил рог другой, и первая линия арбалетчиков опустилась на колено, готовясь дать залп.

— Выстоим, — крепкая ладонь наставника, успокаивая, легла на плечо аколита, — должны выстоять, за нами город. Да и дружина барона поможет.

Наставник махнул в сторону строя тяжёлых латников, мрачной тёмной стеной застывшей у леса — последний довод битвы. Лиар смущенно кивнул и устремил взор на начавшую разгон конницу врага.

Удар сердца, и взвиваются в воздух арбалетные болты, второй, и они обрушиваются на врага. Вот сердце пропустило несколько тактов, и с оглушительным треском ломаются копья столкнувшихся воинов. И молодому аколиту становится не до размышлений. Взмах руками, и строй пикинеров, отступивший под ударом вражеской конницы, накрывает волна воодушевления. Мучительно тянутся секунды отката. Каст, и сияние исцеления окутывает латника, отбивающегося от двух мечников противника.

Мы выстоим, выстоим, билась в голове радостная мысль. Полки, дрогнувшие в первые моменты битвы, выстояли, и жёлтые знамёна качнулись вперёд, а от леса уже неслась баронская дружина, разгоняя коней в галоп, чтобы принести победу.

Но вдруг желтое знамя, упало под ноги лошадей, с сухим треском лопнуло древко, и копыта втоптали в грязь лимонно желтый шёлк. Посреди строя баронских людей гордо поднялось чёрное полотнище, и тяжелые лэнсы (рыцарские копья) ударили бывших союзников в спину.

Рожок горниста захлебываясь пел отступление, а Лиару казалось, что в его тревожных нотах звучит:

Они пришли как лавина, как черный поток

Они нас просто смели и втоптали нас в грязь

Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок

Они разрушили все, они убили всех нас...

И заходящее солнце кровавым багрянцем раскрасило падающих на землю воинов, бросая кровавые маски на лица ещё живых, словно отмечая их меткой смерти. Тяжелый дестриэ (рыцарский конь) ударил грудью аколита, и он сломанной куклой рухнул в траву, бессильно наблюдая за разгромом армии. А потом увидел то, от чего бессильные, злые слёзы полились из глаз: гружённые трофеями повозки, в которых лежали связанные женщины.

Он попытался встать, чтобы остановить, чтобы помешать, и не смог. Руки подломились, земля качнулась навстречу, ударила в лицо и укрыла блаженной тьмой.

Он очнулся с рассветом, когда солнце вновь укрыло землю кровавыми всполохами, поднялся, на всё еще подкашивающихся ногах. Слепо и зло оглядел мёртвое поле, зачем-то поднял изрубленный щит и чей-то меч, который никогда не держал в руках, привычных к святой магии, а не хладному железу.

— Есть кто живой?! — его жалкий испуганный голос, разнёсся над полем.

— Встаньте, если есть кто живой! — В голосе билось гневное бессилье.

— Встать! Кто живой! — Голос рвался, наполняясь злобой. — Встать! За мной!

Тишина и вороний крик были ему ответом.

— Встать... Встать, кто живой...

Уже тише зазвучал голос, и парень рухнул на колени. Руки наткнулись на треснувший рог убитого горниста. Унылая хриплая нота накрыла поле, пугая пирующее вороньё, и была в этом полустоне, полухрипе какая-то злая сила.

Он заставил себя подняться с колен, в глазах плескалось черное безумие и жажда мести. Бескровное лицо, обратилось туда, куда ушли враги, и тихий голос, каким-то потусторонним шёпотом наполнил всё поле.

— Раз не осталось живых, значит мёртвые — Встать!

И повинуясь этому шёпоту, словно ожившие куклы поднялись мёртвые, сжимая в руках оружие, вставая плечом плечу, с теми с кем сражались при жизни. И зёленый свет мести бился в их глазах, и ноги не знали усталости, когда мёртвая армия двинулась в свой поход, ведомая тем, кто когда-то был аколитом. И мёртвые губы в такт шагам пели:

Я знаю то, что со мной в этот день не умрет

Нет ни единой возможности их победить

Но им нет права на то, чтобы видеть восход

У них вообще нет права на то, чтобы жить

И я трублю в свой расколотый рог боевой

Я поднимаю в атаку погибшую рать

И я кричу им — "Вперед!", я кричу им — "За мной!"

Раз не осталось живых, значит мертвые — Встать!

С последними словами старик замолчал, слепо уставившись в огонь.

— А дальше что? Что дальше? Догнал он предателей? Отомстил? — разом заговорили с разных сторон костра.

— Не знаю... — Произнёс старик, смежая веки, под которыми билось безумноё чёрное пламя.

Сказка восьмая или сказка о правде

Радужный дракон с печальной улыбкой слушал Мир, и Мир пел ему песню:

Порой восстанет брат на брата,

Безжалостно, неистово,

И всё, что первый крикнет, — правда,

И что второй ответит, — правда,

Правда, да не истина.

(Из кинофильма "Не покидай)

Жрица сидела на берегу подземного озера под сенью серебряного дерева, роняющего в черную воду белоснежно-розовые лепестки.

Взгляд красных глаз привычно оббежал беловолосые головы учеников, и тёмная заговорила.

— Сегодня, для разнообразия, я расскажу вам правду.

Из задних рядов слушающих раздались смешки.

— Да мы не часто говорим правду, но тем ценнее она, когда звучит. К тому же лгать и предавать нас научили, и мы усвоили урок.

— Демоны.

Выкрикнул кто-то из учеников.

Лицо серокожей пересекла странная улыбка.

— Да это было во времена Войн Хаоса, но говорить ложь, предавать и бить в спину нас научили те, кто когда-то был братьями, а теперь зовётся светлыми, присвоив себе имя эльфов. Тогда порталы в Пустоши Инферно открывались по всему миру. И множество разверзлось в Великом лесу, прародине всех эльфов, месте, которое изменилось, но до сих пор остаётся нашим домом.

Приход демонов всколыхнул саму суть мира, проснулись старые вулканы, высохли реки и пробудились новые, стекающая лава зажгла лес, и, застывая на его останках, создала пещеры, которые стали нашим домом. Но даже магия хаоса не могла сразу преодолеть силу Леса, мэллорны выстояли, и мы дали бой, безнадежный бой, как считали и до сих пор считают светлые. Мы убивали врагов и постигали их силу, силу магии хаоса, силу, которая могла изменить исход той войны.

— И тогда пришла Ллос.

Перебивший наставницу схватился за виски, кто-то из соседей, ухмыляясь, протянул ему тряпку, стереть пошедшую носом кровь. А жрица, как ни в чём не бывало, продолжила свою историю.

— Нет. Вмешательство Ллос придумали светлые, она пришла гораздо позже. Победа в той войне — это наша победа, победа народа илиитири. Да нам пришлось принять в свою кровь хаос, который постепенно менял внешность, но не души. И вот тогда и свершилось великое предательство. Те, кто не был готов меняться ради победы, ради того чтобы отстоять наш дом, подло ударили в спину. Пока войны и маги илиитири убивали и умирали, отстаивая то, что ещё осталось от Великого Леса. Светлые провели ритуал, забрав силу мэллорнов, силу, которая помогала сдерживать орды демонов. И ушли, унося с собой семена, хранящие магию леса, чтобы на новой земле вырастить то, что в гордыне своей назовут Великим лесом. А без мэллорнов изменения, которые нёс хаос в крови тех, кто боролся с демонами, стали необратимы. Так мы окончательно стали народом илиитири, истинным народом эльфов. Потому что несмотря ни на что мы сохранили свой Дом, опрокинули армию демонов, запечатав порталы. Нам даже удалось собрать остатки магии леса и вырастить свои мэллорны, пусть их магия стала другой, пусть их осталось не много, но мы смогли. И жрица ласково погладила кору невысокого белоснежного дерева за своей спиной.

Старый эльф облокотился спиной о ствол мэллоррна, чувствуя его тепло и силу, тепло и силу древа, не затронутого хаосом. Внимательно оглядел притихших и непривычно серьёзных учеников и начал рассказ, рассказ о великом исходе и великом предательстве.

— Это случилось давно и в совсем других местах, там, где когда-то рос Лес, а теперь лишь пещеры проклятых дроу. Люди называют то время Войнами Хаоса, и они правы. Демоны вторглись в мир, и один из их ударов пришёлся на Великий лес по народу эльфов. И мы приняли бой, безнадежный бой, хотя осознание этого пришло не сразу. Нет, нам хватало сил и доблести, наши маги и войны пусть не на равных, но могли сражаться, гибнуть и побеждать. Но вместе с демонами из Пустошей пришёл Хаос. Сама природа оказалась против нас. Мир сошёл с ума: проснулись старые вулканы, пролившись на лес дождём из лавы, но магия мэллорнов смогла обуздать и это, хотя мы потеряли часть леса, сгоревшего в пламени земли.

Но хаос коварен, у него множество путей: он изменял законы магии, и даже мэллорны оказались подвержены его тлетворному влиянию.

И тогда среди великого народа эльфов нашлись предатели, те, кто был готов впустить в свою кровь его частичку, чтобы победить. И им было неважно, какой ценой достанется победа. Они в гордыне своей были готовы предать законы леса, исказить саму суть магии мэллорнов, лишь бы победить. И они победили, если это можно назвать победой, потому что перестали быть эльфами, Великий лес превратился в мрачные подземелья, и даже мэллорны превратились в ...

Наставник прервался, пытаясь обуздать гнев и рвущиеся ругательства, и заговорил снова.

— Были те, кто пытались их остановить, кто говорил, что выбранный ими путь ведет в пропасть, превращая их самих в демонов. Но они не слушали, тьма уже окутала их души, они уже отринули заветы Леса и склонились пред паучьей королевой. И пусть теперь твердят, что Ллос пришла гораздо позже, и победа над демонами, это только их победа, но её тенёта уже тогда опутывали их души, даря им силу хаоса, силу, которая превратила их в презренных дроу.

Даже тогда, когда наши князья поняли, что не способны их переубедить, что хаос окончательно поработил их души, они не смогли ударить, чтобы уничтожить предателей, бывших когда-то братьями. И было принято решение уйти, уйти, чтобы возродить магию леса, магию природы, магию мэллорнов. Мы забрали семена и покинули край, которым завладел хаос, чтобы возродить Великий лес.

Наставник ласково погладил серебряную кору, устремившегося ввысь древа, пробежался пальцами по укрывающим землю золотым листьям и тяжело вздохнул.

А дракон смежил веки и пред его глазами стояли две армии одного народа, такие похожие и такие разные. И на знамени каждой сияла правда, которая вела их в бой, а мир продолжал свою песню.

Есть правда скромная, есть правда гордая,

Такая разная всегда она,

Бывает сладкая, бывает горькая,

И только истина всегда одна.

Есть правда светлая, есть правда темная,

Есть на мгновенье и на времена,

Бывает добрая, бывает твердая,

И только истина всегда одна.

(Из кинофильма "Не покидай)

Сказка девятая или сказка о долге и выборе

Строй бородачей, перекрывающий ущелье, блестел чешуёй начищенных доспехов. Ярко горели в свете полуденного солнца латные наплечники, стальные ростовые щиты, с выбитыми на гладкой поверхности кузнечными клещами, бросали блики на гранитные стены окружающих скал.

— Эй, Балин, ставлю бочонок пива, что я нарублю зеленомордых больше тебя.

— Принимается. — Донеслось совсем с другой стороны строя. И рыжий гном поудобнее перехватил свой клевец.

— Эй, молокососы, два бочонка, что уделаю любого из вас. — Седобородой огладил заплетенную в три косы бороду и ещё разок прошелся точилом по лезвию секиры.

— Отставить разговорчики. — Ворчливо прикрикнул сотник. — Всё равно я нашинкую клыкастых, больше всех вас вместе взятых.

Громогласный хохот пронесся над строем. И словно в ответ ему зарычали, захрипели рога, и стремительные серые тени с всадниками на спинах метнулись вперёд, сокращая расстояние до хирда.

— Сомкнуть щиты! На колено! Пики товсь.

Взвились воздух арбалетные болты. Лязгнуло железо. Яростно сверкнула сталь копейных наконечников, и зелёная волна ударила в стальную стену щитов. Снова взвыли рога, поддерживая наступающих. Сотник, сплюнув кровью, вогнал стальной клинок в живот очередному орку.

— Десять! — Яростно выдохнул Балин, обрушивая на голову своего противника клевец.

Строй качнулся вперед, сминая ряды противника и тесня стальной стеной. Шаг, слаженный копейный удар, ещё шаг, и враг дрогнул и побежал.

— Что, и всё? — Выкрикнул кто-то с веселой злостью.

Вдруг где-то справа рявкнул медью горн и тут же замолк, повиснув эхом в разом наступившей тишине. Гномы недоуменно переглянулись и зашептались, косясь то на строй противника, готовящийся к новой атаке, то в сторону, откуда донесся звук.

— Сотник. — Кто-то дернул за рукав командира отряда. — Прорыв. Хобгоблины умудрились перебраться через Серый клык. Заслон сбит. Они уже входят в седьмую штольню

Голос вестника в тревожной тишине прозвучал неестественно громко, так, что его услышали все. И бойцы тревожно загомонили, всё чаще и чаще кося глазами направо, словно силясь рассмотреть сквозь скальную толщу, что же там происходит.

Седьмая штольня вела к жилым кварталам клана Чёрных клещей, чьи воины сейчас перекрывали проход в ущелье.

Голоса гномов звучали всё тревожнее и тревожнее. Как-то разом побелели костяшки широких мощных кулаков, сжимающих оружие. Каждый уже мысленно был там, куда звал его долг сердца, долг перед семьёй и кланом, туда, где требовалась их помощь их защита.

Строй качнулся и сделал шаг назад, нерешительно замер и снова качнулся назад. И словно в насмешку над рядами противника залаяли рога, выстраивая врага для новой атаки.

— На месте стоять!!! — Как-то вдруг разом охрипшим, надсадным голосом заорал Сотник. — Стоять, дети бездны. Там отобьются, а за нами южные ворота и кому-то надо держать врага. Это наш долг, долг перед королем и народом.

Только вот голос выдавал старого опытного воина. Он и сам не верил, что там отобьются, просто некому. Но и здесь требовалось остановить врага. Оставить ущелье — позволить оркам беспрепятственно дойти до южных ворот, а там прямая дорога к центральной площади и королевскому дворцу.

И словно вторя его мыслям, над строем пронесся чей-то голос.

— Кто там отбиваться будет, сотник? Ведь порешат всех, а на воротах стража есть, выдюжат.

Строй поддержал говорившего одобрительным гулом и сделал очередной шаг назад.

Вновь захрипели рога, и глухо стукнуло дерево, огры выстраивали напротив хирда свою стену щитов.

— Стоять! Стоять я сказал! — Хрипел старый сотник.

И строй замер... качнулся вперед, вновь смыкая ощетинившуюся сталью стену, потом назад. Опять вперед и снова назад, чтобы замереть в нерешительности...

Сказка десятая (или сказка о неисповедимых путях прогресса)

Старый маг устало потер виски и вновь склонился над гроссбухом. Расходы, расходы, расходы... Вчера сожгли сарай с запасом химикатов, какой-то не очень умный гремлин решил, что массовые реакции гораздо эффективнее, чем раздельные. Позавчера трое гремлинов-механиков умудрились сломать артефактную дубину. Дубину, как можно сломать стальную дубину, думал маг, сводя итоговый баланс.

Во дворе что-то громыхнуло. Мужчина тяжко вздохнул, выглянул в окно на стелящийся по земле тяжёлый чёрный дым и записал ещё одну статью расходов.

Дверь тихо скрипнула, и в щёлку просунулась зелёная мордочка гремлина.

— Хозяин, мы там такую штуку придумали.

— Сгинь, нечистый!!

Чернильница со звоном ударилась в стену, но огромный нос уже скрылся за захлопнувшейся дверью.

"Господин, Ваш замок подвергся нападению!" — ещё одной раздражающей нотой вплелось в общую какофонию проблем.

Маг тяжело поднялся, подхватил тяжелый резной посох и вышел на балкон. Под стенами бесновалась толпа зеленокожих орков, багамут медленно двигался в задней линии атакующих. Варги серой стеной выстроились напротив ворот и, вздёрнув морды, грозно завыли. Ушастые гоблины суетливо носились вдоль рва, стремясь его забросать всяким мусором, а то и просто нагадить.

Маг распахнул интерфейс и скомандовал общий сбор: стальные големы выстроились клином за воротами, приготовившись к атаке. Из эллинга медленно и величаво поднимался дирижабль, коротышки суетились в ангаре, готовя к выходу нового экспериментального голема.

Взмах посоха, и воздух стремительно загустел, из-за стены дохнуло холодом, в центре вражеского войска вдруг замерли ледяные статуи круга шаманов, а кольцо холода все ширилось и ширилось, захватывая новых жертв, и замерло, лишь достигнув стены и посеребрив её искрами инея.

— Атака!! — голос мага наполнился громовой силой, разносясь по всему двору.

Двое мелких стражников засуетились у рычагов механизма ворот, щёлкнули запирающие пружины, неожиданно раздался взрыв, и створки ворот со свистом вылетели наружу, снося приготовившихся к атаке орков. Маг скривился как от зубной боли, а в открывшийся проход мерной поступью шагнули големы. На балкон легла чёрная тень, и, словно салютуя, громыхнули пушки дирижабля. Наконец из ангара выбралась великанская конструкция и, пыхтя котлом, двинулась в след остальному войску. Над крепостью поплыл какой-то странный аромат, но маг не обратил на это внимание, отвлекшись на происходящее за стенами. Смешавшиеся с противником, големы начали взрываться.

— Гошшшподин, гошшшподин, новое оружие: Самоходная бонба. — радостно шепелявил незнамо как просочившийся на балкон главный мастер сборочного цеха.

— Обалдуи! — взвился маг и попытался пнуть коротышку. Но тот, довольно оскалившись, увернулся и выскочил из комнаты.

А в это время, войдя в крутое пике и стреляя со всех бортов, в отряд циклопов врезался сорвавшийся с небес дирижабль. Полыхнуло, барабанные перепонки заложило от взрыва, а остатки стальных големов забросало требухой. Взревевший как ерихонская труба багамут ринулся к воротом, взметнулся в прыжке и обрушился на тушу гигантского голема. Механическое чудовище рухнуло на землю, как клещами вцепившись в противника одной парой манипуляторов. Челюсти багамута на миг сомкнулись на операторской кабине, и новый взрыв потряс многострадальный замок. Распотрошённая туша багамута взлетела в воздух и рухнула на остатки орочьего войска, которое перепуганным стадом рвануло прочь от громыхающего замка.

Кипя от гнева и негодование, маг шагнул с балкона. Крылья левитации подхватили его тело, бережно опуская на камни мостовой. Обведя взглядом двор, он никого не обнаружил. Коротышки вовремя попрятались от начальственного гнева.

Взгляд зацепился за остатки взорвавшегося голема. Огромный паровой котел, рухнул рядом с замковым фонтаном, а вокруг него продолжала полыхать какая-то субстанция. От котла тянулась толи трубка, толи змеевик, врезаясь в небольшой стальной сосуд, соединённый с ещё одним бачком, лежащим прям в струе фонтана, а шланг из него спускался в полупрозрачную чашу: остатки фонаря кабины пилота.

Маг удивлённо смотрел на эту сюрреалистическую картину, пока нос его вновь не уловил странный запах, идущий от парового котла.

— И что это такое?

Вопрос на миг застыл в воздухе, но вдруг приподнялась крышка погреба, и мелкие ручки вытолкнули главного мастера.

— Экшеперментальное вышокоэффективное топливо. — скромно потупив глазки и чуть ли не чертя ногой землю, потупился гремлин.

— Брага? Брага! — маг, наконец, разобрал, что же ему напоминает этот запах.

— Экшперементальное топливо. — радостно закивал коротышка.

Маг нагнулся над остатками фонаря кабины, подхватил получившуюся посудину и плеснул, промахнувшись, какой-то прозрачной жидкостью в механика.

— Поубиваю!!

И бессильно опустился на землю, а прозрачная жидкость продолжала капать в небольшую воронку.

Гремлин склонился над лужей, зачем-то вытащил кресало и начал стучать по камням мостовой. Склонив голову, он задумчиво наблюдал за веселыми искрами, падающими в абсолютно прозрачную лужицу.

Вдруг жидкость вспыхнула голубым бездымным пламенем.

— Топливо, хозяин, экшперементальное топливо. Хорошо горит.

Но маг его не слышал, маг блаженно улыбался, делая очередной глоток. А самогон из чаши, когда-то бывшей фонарём кабины, яростной волной растекался по пищеводу, смывая все накопившиеся проблемы.

Сказка двенадцатая или Новогодняя.

Князь ада зябко поежился и с тоской посмотрел в окно. За стеклом, укрывая лавовые поля белоснежным покрывалом, лежал снег. Белый, пушистый, холодный, волшебный, нетающий снег. Ажурные снежинки кружились в небе, расцвеченном всполохами зарниц, чтобы упасть на белую, зимнюю шубу, послужив частичкой еще одного сугроба. — Куда ставить-то? — донеслось громоподобное от двери. Демон вяло махнул куда-то в центр тронного зала, тут же раздался грохот, а палаты наполнились терпким запахом хвои. Зёленый орк, широко улыбался, обнажив клыки, а рядом колыхались лапы огромной зелёной ели, упиравшейся макушкой, почему-то увенчанной звездой, в самый потолок. Князь схватился за голову и тихо застонал. — Почему ещё столы не накрыты? — хорошенькая эльфийка с длинной русой косой, выряженная в синюю шубку, расшитую снежинками, появилась прямо посреди зала и взмахнула боевым посохом. Ель тут же украсилась стеклянными игрушками, весело перемигивающиеся отблесками лавовых светильников, а суровый бородатые гномы, почему-то выряженные в зелёные камзолы и колпачки, принялись таскать столы. За окном громыхнуло, и к алым вспышкам адских зарниц добавились жёлтые, синие и зелёные огни фейерверка. — Пробный, а то от моих, можно всякого ожидать, тем более пушки и заряды экспериментальные. — Довольный собой маг, уселся у одного из столов и раскурил трубку. — Господин, можно подавать? — мелкий бес, почему-то наряженный в шапку с заячьими ушами, преданно уставился на лорда ада. Князь, кивком обозначил своё согласие и подвинулся поближе к камину. — А ничего так, готичьненько. — затянутый в изящный чёрный с серебром камзол вампир важно прошествовал к уже накрытым столам и взмахнул тонкими, изящными кистями, унизанными перстнями. И тут же тысячи блуждающих огней расцветили ель и повисли невесомыми гирляндами на окнах, весело перемигиваясь и придавая мрачному залу какую-то загадочную и праздничную атмосферу. — И этот туда же, — устало подумал демон. — Здравствуйте, лорды, кто хорошо вёл себя в уходящем году? — чернокнижник, облачённый в синюю долгополую шубу и такую же шапку, торжественно вошел в тронный зал, стуча по каменным плитам пола посохом ледяных титанов. Очередной гость был встречен фейспалмом. Когтистая ладонь с громким шлепком ударила по лицу и демон исчез. Пронзительный холодный ветер встретил одного из повелителей инферно. Снежинки кружились вокруг в вечном танце, касались чешуйчатой кожи властителя и тут же таяли, несмотря на свою волшебную сущность. Демон взмахнул руками и блаженно зажмурился, почувствовав жар пламени хаоса, вспыхнувшего на самой высокой башне замка Инферно. — Глинтвейну хочешь? Лорд совсем неподобающе хозяину взвился в прыжке и, развернувшись, уставился на леди, одетую в чёрное вечернее платье, искрящееся странными никогда невиданными камнями. У стены стояла перевитая серебряной мишурой коса. Князь ада обречено уселся напротив гостьи и принял из бледных тонких пальцев изящный бокал из звонкого хрусталя. — Что не нравится хаос, творящийся в замке? — весело улыбнулась серая леди, поправляя маску на лице. — Хаос как раз нравится, не нравится всё остальное. — мрачно усмехнулся демон, делая неспешный глоток терпкого, ароматного напитка. — И какой, дурак, придумал, что новый год приходит в каждый дом? Тихий мелодичный смешок был ему ответом. — А мне нравится, люблю иногда отдохнуть от тишины и покоя Серых Пределов. Красиво. — После паузы добавила дама в маске, обведя рукой сюрреалистический пейзаж вокруг. Демон хмыкнул и придвинулся к огню, делая очередной глоток горячего вина со специями. — Бом, бом ... — где-то ударили невидимые часы, отсчитывая последние секунды уходящего года. Неожиданно демон поднялся и протянул руку даме. Наряд на нём стремительно менялся, превращаясь в алый камзол с чёрной оторочкой, на лице появилась такая же, как у дамы, маска. Короткая вспышка. Одинокая коса в серебряной мишуре на башне. И двое возникшие посреди танцующего зала. Демон обхватил талию своей спутницы и закружил её в танце. И в умирающем пламени хаоса рождался новый год, ибо только через смерть и хаос рождается что-то по-настоящему новое.