Хроники Мидгарда. Нуб детектед

— У меня нет армии, нет слуг и сторонников, у меня нет жены, дома и даже одежды нет! Что посоветуешь, мой глашатай? Похоже, ты один сохранил мне верность. Ты — единственный мой советчик.

— Я не советник, а всего лишь слуга. К тому же — с клювом вместо рта.

— Твой клюв всегда изрекал мудрые вещи, а глаза с высоты видели многое, не доступное людям. К тому же, мне не из кого выбирать. Я готов принять твои советы, Сулла, какими бы они не были. Вещай, глашатай, я даю тебе на то мое дозволенье.

— Не знаю, владыка, я не могу желать тебе смерти, это противно моему естеству, но может, стоит переписать заново страницы твоей жизни? Начать все с чистого листа?

— Ты советуешь погибнуть и переродиться? Это скверный совет, Сулла. Кто сразит меня? Равный? Ты же знаешь, что их нет. Я превосхожу любого из воинов Баркида. Значит, в случае смерти, мне суждено быть отброшенным на два-три уровня назад и влачить не месяцы, а годы в теле низших существ. За это время огонь, который переполняет меня, спалит мою душу изнутри дотла, иссушит мои вены, выжжет мне глаза.

— Огонь? О каком огне ты говоришь, владыка?

— Об огне моей мести и пламени моей ненависти. Я вижу, Сулла, что в глубине души ты осуждаешь нашу экспедицию в Запретный город. Не спорь, за годы, проведенные вместе, я научился читать твои мысли. А знаешь ли ты, что ужасная цена, которую мы заплатили за нее, была куплена путем предательства? Нас ждали, чтобы уничтожить. И сегодняшний альянс Баркида с ними, случившийся так быстро после войны — наилучшее тому доказательство. Измена, как червь подточила нашу плоть, проделала ходы изнутри в теле нашего государства. Вот страшная разгадка нашего поражения, Сулла, и клянусь Юпитером, кто-то ответит мне за это.

— Ты думаешь, что Ульпий и Стратор...

— Либо порознь, либо сообща вступили в сношения с Запретным городом. Я знаю это также как и то, что меня зовут Кезон Юстиниан, что значит Справедливый, и я вернулся, чтобы отомстить. Веди меня к камню Иммерсии, я понял, что мне следует делать.

Сулла уже несколько секунд к чему-то настороженно прислушивающийся, комично подергал головой вверх-вниз и издал отрывистое клекотанье.

— Сюда идут.

— Нас выследили?

— Не знаю. Возможно.

В десятке стадий от них заросли самшита раздвинулись и на пляж из кустов выбрались три стражника с пилумами и скутумами в руках. Не люди — всего лишь юниты. Регулярная стража. Кезон быстро отвернулся, меняя внешность. Стражники переглянулись и решительно направились к ним. Локтях в пяти, лидер патруля, ветеран-принцип в серебряной лорике тонкой работы, остановился, воткнул в песок щит и поднял левую руку.

— Незнакомец! Откуда ты и что здесь делаешь?

— Я всего лишь несчастный моряк, потерпевший кораблекрушение...

— Что произошло? Откуда шло твое судно? Какой груз был на борту?

— Наш актуарий вышел из Дакии три стражи назад с грузом пальмового масла. На подходе к Баркиду, западный ветер бросил нас на рифы. Мои товарищи спустили шлюпку, но я упал за борт, уцепился за рею и добрался до берега. Я измучен и не могу идти.

Принцип повернулся, обратив грозный взгляд на Суллу.

— Глашатай Диктатора! Ты должен предстать перед претором . Следуй за нами. Незнакомец — ты тоже!

Кезон поднялся на ноги.

— Я уже сказал, что слишком измучен, чтобы идти.

Принцип сдвинул брови.

— Сопротивление? Карается смертью!

— По какому праву вы задерживаете меня? Я не сделал ничего дурного! Или Баркид больше не свободный город?

— Мы не обязаны отчитываться перед тобой. Мы поведем тебя силой.

Стражники шагнули вперед. Принцип сделал движение копьем. Кезон перехватил пилум и дернул к себе, одновременно выбрасывая вперед правую руку. Его кулак вошел точно в кадык ветерану. Послышался хруст ломаемых шейных позвонков. Правая ладонь Кезона описала полукруг и врезалась в шею другому стражнику. Голова того в шлеме-галлее мотнулась в сторону, а ноги подкосились. Третий стражник попытался проткнуть противника пикой, но Кезон мгновенно ушел с линии атаки и ударил обеими руками в грудь противника, точно ломая стену. Несмотря на панцирь, Кезон почти физически почувствовал, как у того разом разорвались все органы внутри, лопнули легкие пузырьками альвеол, в брюшину плеснула кровь и желудочный сок.

Сулла, остававшийся недвижимым все время схватки, щелкнул стальным клювом.

— Отлично исполнено, сир. Теперь мы оба, считай, что покойники.

Три тела на песке. Два — с неестественно вывернутыми шеями. Кезон вздохнул.

— Мне пришлось пролить кровь невинных. Они вынудили меня сделать это. Обратной дороги нет. К камню Иммерсии, Сулла! Нам нельзя терять ни минуты!

* * *

*

Андрей Винокуров. Неприятности только начинаются

Женька уложился в сорок пять минут. Не иначе — гнал, как сумасшедший. Он выбросил из черного "Лексуса" свое сухое тренированное тело, пожал нам со вторым участником ДТП руки и принялся обозревать последствия аварии. Невысокого роста, ладный, но не массивный, с артистически сломанным носом, он производил удивительное впечатление на окружающих, чему я неоднократно являлся свидетелем. Например, он мог тихим голосом в кабаке порекомендовать какой-нибудь буйной подвыпившей компании вести себя потише, и его распоряжение исполнялось неукоснительно. Всегда. Причем, люди совершенно не имели понятия, с кем имеют дело. Кстати, с их стороны это была единственно правильная линия поведения. Не обладая внушительными габаритами, не являясь качком, борцом, боксером или каратистом, Женя имел в арсенале ужасающий по силе удар с обеих рук, действовал всегда стремительно и жестко, не взирая на имена, лица, титулы или звания. Он мог запросто уложить пятерых человек ухом на холодный тротуар за неполные десять секунд, и на моей памяти никто ни разу не требовал добавки. Как-то раз, защищая, между прочим, мои интересы, ему пришлось ворваться в домик к компании лесорубов из шести человек, заряженных до бровей достаточным количеством алкоголя, чтобы совершенно не воспринимать окружающее. Потребовалось наказать одного ловкача, который взял некислые деньги за рубку сруба для моей дачи и решил, что это все, что от него требовалось. Никаких действий после моего финансирования проекта не предпринималось, на телефонные звонки детина реагировал с философским спокойствием законченного проходимца, не утруждая себя даже отговорками и обещаниями. Клинический случай. Ум у человека был светлый... можно сказать, прозрачный. Экзекуция последовала мгновенно. Представьте себе — шесть здоровенных рыл, с топорами в руках, пять из которых — друзья потерпевшего. Так вот, поразительно, но никто даже не попробовал вступиться. Наоборот, не боявшиеся ни Бога, ни черта, здоровяки, почти все с отмотанными сроками, только усилием воли удерживали себя на месте, чтобы не броситься наутек. И так было каждый раз. Вот такой Женя. Вот такое он производил впечатление. При этом — я не помню случая, чтобы за годы знакомства и дружбы, он в компании сказал кому-то грубое слово или как-то обидно задел собеседника. Первым. За полчаса до появления эвакуатора и доблестных сотрудников ГИБДД, Женька успел смотаться в деревню и выяснить имя и телефон хорошего парня на "Ауди", что чуть не отправил меня на тот свет. Между ними состоялся короткий, но весьма содержательный диалог по телефону.

— Привет, это Александр Егоров? Александр, ты хорошо меня слышишь? Вот и отлично. Александр, час назад, на выезде из "Новой слободки", ты подрезал "Крузака" на повороте. Чтоб не врезаться в тебя, "Крузак" ушел на встречку, прямо в лоб "Мазде" третьей. А ты уехал. Не могу понять, ты что думал, когда сваливал? Что потом тебя не найдут, что ли? Авария, люди пострадали, а ты все это устроил и даже не остановился помочь. Нехорошо, Александр. Какие претензии? А сам как думаешь? Ах, не нарушал? Значит, завтра, в двенадцать подъезжай к "Алмазу", будем разговаривать. Кто нарушал, и кто не нарушал...Занят? Постарайся смочь. Короче захочешь — сможешь. На твоем месте, я бы смог. Все, пока, падай.

Второй водитель, стоявший рядом и прислушивающийся к Женькиному разговору, удовлетворенно хмыкнул. Мы обменялись контактами, заполнили формы с подъехавшими сотрудниками полиции. Мой "джип" загрузили на эвакуатор, "Мазда" могла идти своим ходом. Женя дал адрес сервиса, куда надлежало доставить мою пострадавшую "тачку", мы забрались к нему в "Лексус" и двинули в направлении дома.

Когда мы припарковались около моего подъезда, хронометр на приборной панели отщелкивал уже восьмой час. Я пригласил друга зайти, выпить чаю, мне партнер из Пекина привез жасминовый — прозрачный пакет с целым гербарием внутри. Женька не отказался. Пока я возился с ключами и домофоном, он окинул взглядом окрестности и спросил:

— Жену хоть поставил в известность о своих успехах?

— Звонил раз. Трубу не берет. Да ладно, лучше сам расскажу, а то нервничать только будет, если по телефону.

Мы вошли в подъезд. Женя обернулся и кивком головы указал на улицу.

— Там на скамейке какой-то тухломордый тип сидел в золотых очках. Ты его знаешь? Или видел раньше?

— Даже не обратил внимание. А что?

— Да ничего. Просто уставился на тебя, будто ты ему денег должен.

Заметив, что я обернулся к подъездной двери, Женя хлопнул меня по плечу и легонько подтолкнул вперед к лестничной площадке:

— Ладно, проехали. Топай давай, мне еще сегодня с собакой гулять.

Лифт доставил нас на пятый этаж. Привычно щелкнул замок, я открыл дверь, пропуская друга вперед. В прихожей и дальше — в квартире, несмотря на вечер, не горела ни одна лампа. Не работал телевизор, не было слышно шагов. Тишина и темнота склепа. Странно. Раздевшись, мы зашли в зал и остановились на пороге, как вкопанные. Есть такое выражение — "подогнулись колени". Вот и я испытал нечто подобное. Темная комната едва озарялась тусклыми отсветами светодиодов работающего под столом системного блока и бледной маской монитора. На стульях перед компьютерным столом замерли два неподвижных силуэта на фоне окна — фигуры жены и дочери. Ни звука, ни жеста. Два изваяния. Уже осознавая, что случилось нечто ужасное, я не мог заставить себя сделать шаг, чтобы обойти и посмотреть на их лица. Рядом Женя щелкнул выключателем и зажег люстру.

— Это еще что за хрень? — вдруг охрипшим голосом спросил он. — Давай, очнись, посмотри живые — нет.

От этих простых слов друга, я тут же вышел из ступора. Подбежал, проверил дыхание. Дыхание ровное у обоих. Уже хорошо. Сердце, само собой, бьется, пульс в норме. Удивительно для такого состояния. Но неплохо. На прикосновения не реагируют. На обморок не похоже. Скорее на обычный глубокий сон. Перенес жену на диван, достал фонарик, приподнял веко, посветил в зрачок. Никакой реакции. Перевернул на бок, чтобы избежать западания языка. Женя стоял рядом, не мешая.

— Что с ними?

— Синкопальное состояние. Думаю ввести кордиамин с глюкозой. У меня вроде есть, — я положил дочь на пушистый ковер рядом с диваном и выпрямился, чтобы отдышаться и решить, что делать дальше.

— Не разбираюсь я в этой музыке. Это что, наркотики? Передоз?

— Возможно, — я набрал телефон нашего центра. — Черте что творится сегодня....

Трубку взял дежурный врач.

— Вечер добрый. Это Винокуров. Немедленно подготовьте реанимационную палату к приему двух пациентов. Вызовите Дубинина. Препараты — кордиамин, атропин, мезатон, раствор глюкозы, бетта-андреноблокаторы. Буду через двадцать минут, — я отключился. — Женя, поедем на твоей машине. Девушек моих положим на заднее сиденье. Обложим подушками. Милицию бы не вызвали — два тела выносить будут.

— Конечно. Ну и дела, брат. С органами я как-нибудь порешаю. Найду, чем уши оттоптать, ежели что.

В прихожей раздался звонок.

— Кого еще там принесло? Соседи, не иначе. Жень, спровадь, кто бы ни пришел.

Я опустился на корточки рядом с женой и дочерью. Дорогие мои, что же с вами случилось? В прихожей раздались негромкие голоса. Буквально, через минуту, Женя вошел в гостиную, наклонился ко мне и сказал:

— Слушай, там этот очкарик приперся. Помнишь, тот, что у подъезда торчал на лавочке? Говорит, к тебе по поводу жены и дочери. Ты бы вышел. Похоже, он что-то знает.

Я поднялся и прошел в коридор. На пороге стоял субтильного вида мужик, лет сорока. Одет прилично. Кожаная куртка из бутика, джинсы, очки в дорогой оправе. Держится спокойно, уверенно.

— Здравствуйте, вы Андрей?

— Да. А вы кто?

— Я — Герман. Я пришел, чтобы помочь.

— Помочь с чем?

— Ваша жена и дочь сейчас без сознания, верно? — он говорил не торопясь, глядя мне прямо в глаза. Лучший психологический прием, чтобы успокоить собеседника и вызвать доверие к своим словам. Я в этом деле сам знал толк, поэтому отметил автоматически.

— Да, верно. Я сейчас отвезу их в свою клинику.

— Не надо этого делать. Этим им не поможешь, — перехватив мой панический взгляд, Герман поправился. — В смысле, что медициной не устранишь причину их нынешнего состояния. Сразу хочу предупредить — в настоящий момент опасности для их жизни нет. Их здоровью ничто не угрожает. Это не наркотики и не обморок, — добавил он, словно читая мои мысли.

— Вы знаете, что произошло?

— Вы их трогали? — деловито осведомился Герман, не отвечая на мой вопрос.

— Перенес от компьютера и уложил в горизонтальное положение.

— Что-нибудь вводили? Какие-нибудь препараты? Я знаю, вы — врач...

— Не успел. Только собирался.

— Вот и отлично. Ничего не нужно вводить. Компьютер включен? Вы не пытались его отключить? Хотя этого у вас бы и не получилось, но все же?

— Включен. Не трогал. Может быть вы уже....

— Да-да, я за этим и пришел. Я знаю, что произошло и что с этим делать. Где мы можем побеседовать?

Женя, тут же превратившись в Махора, решительно обошел Германа, преграждая тому путь к двери, щелкнул замком. Обняв его за плечи, мой друг ласково сказал:

— Пойдем на кухню, друган. Там и расскажешь нам все.

* * *

*

Летопись Кезона. Камень Иммерсии

Под ногами Кезона на бегу шуршала прелая листва джунглей. Теперь он был вооружен — от принципа ему достался видавший виды гладиус в кожаных потертых ножнах. Туника ветерана пришлась ему впору, а от кольчуги пришлось отказаться — не подошел размер, да к тому же он не хотел отягощать себя лишним сейчас грузом. Он двигался быстро, хотя и испытывал муки от того, что не удержался и с жадностью проглотил несколько кусков лепешки из сухого пайка поверженного патрульного. Желудок за несколько дней голодовки отвык от пищи и теперь внутренности Кезона вновь сводили колики. Несколько раз над верхушками деревьев он видел широкие крылья Суллы. Орлан то взмывал в небеса, чтобы увеличить обзор, то возвращался к повелителю. Среди кустарника и переплетения лиан Кезон заметил нескольких окапи, их огромные ланьи глаза без испуга разглядывали почти бегущего по звериной тропе человека. Еще до того, ему несколько раз заступали путь семьи тапиров, спешащие по своим делам. В кронах деревьев перекликались голоса птиц, были слышны истошные обезьяньи крики. Лес как всегда наполняла обычная жизнь. Южная оконечность Баркида, протянувшаяся с севера на юг на добрых девяносто миль, всегда была местом диковатым и малозаселенным. Кезон знал, что природа здесь почти не тронута посевами или фруктовыми садами и сохранила первозданность, задуманную неведомым архитектором. Побродив вдоволь по джунглям, можно было наткнуться на селение блеммий — безголовых человекообразных существ, впервые описанных Плинием или выйти на скопление хижин панотий — нелепых ушастых созданий, которым уши служили и одеялом и одеждой. Пробежав уже более пяти десятков стадий, Кезон еще ни разу не встретил сатира, а они тут, насколько он помнил, редкостью не являлись. Он прикидывал на бегу, откуда могли тут взяться стражники и пришел к выводу, что дозор пошел к берегу от ближайшей сторожевой заставы, заметив в небе гигантский профиль Суллы. А это значит, что их в скором времени хватятся, будет объявлена тревога и по его следам немедленно пошлют следопытов из южного гарнизона. Убийц, обученных выслеживать в джунглях жертву — будь то сбежавший раб или дезертир, безжалостных, неумолимых, быстрых, как ветер. Это ничего. Добыча ускользнет на этот раз от них, а если этого не случится, то горе охотникам, которым удастся нагнать свою дичь. После стычки на пляже Кезон чувствовал отвращение к убийству, но вновь убил бы, если бы у него не оказалось иного выхода. Он замедлил шаг у небольшой лесной речушки, извивающей свое узкое русло меж стволов древесных исполинов. Отвязав от пояса бурдюк стражника, Кезон вылил в иссохшую жаждой глотку разом два секстария молодого терпкого ликийского вина и перевел дух. В тот же момент, "каудата" — гигантский реликтовый крокодил, поджидавший свою жертву на дне ручья, напал на него прямо из-под воды. Но огромная, не менее двух пядей туша, оказалась небрежно отброшена мощной дланью, как вязанка хвороста, а через мгновение хвост крокодила ухватила могучая рука. Рептилию раскрутили в воздухе, как метатель раскручивает боло и с размаху треснули мордой о ближайший ствол. Уже через сто шагов Кезон пожалел о своем опрометчивом поступке, но возвращаться не стал. Первый же разведчик, который пойдет по его следу, увидев раздробленную голову крокодила весом в полтора десятка талантов, легко восстановит картину и поймет нечеловеческую силу прошедшего перед ним. А это значит, что Кезон невольно дал повод себя обнаружить. И тогда травля начнется всерьез. Уповая лишь на санитаров джунглей, неусыпно днем и ночью блюдущих свои обязанности, Кезон продолжил путь. Через небольшое время сопровождаемый испуганными криками обезьян и попугаев, на тропу перед ним опустился Сулла. Его правая лапа и клюв были в крови. В крыле застряла тонкая стрела с белым оперением.