Безбожие. Героический Режим + Злая Игра

Второй — Палач, он обязан исполнять вынесенные Судьёй приговоры.

В нашем случае вы нашли друг друга слишком поздно, и Судья научилась убивать сама, а Палач научился Судить, если вспомнить тех разбойников, что ты бросил в лесу умирать. Но это лишь придатки к вашей силе, они появились от безысходности.

Но самое важное, — Инча сглотнула слюну, — вы должны будете решить жить этому миру или умереть, когда кончится Смута. Судья заглянет в душу каждому живущему, каждому немёртвому, каждому...

— Я понял, — тихо проговорил я. — А я, в случае чего, должен буду исполнить приговор.

А для этого нужна сила, которую я сейчас собираю. Или которая собирается в меня помимо моего ведома.

"Комок, ты слышал её?"

"Каждое слово".

"И что теперь делать?"

"Плыть по течению, что же ещё? Всё это высокие материи, а нам ещё нужно уничтожить Культ".

— А что случится, если я или она погибнет?

— Придёт новый Судья или Палач. Возможно, тебя заменит твой бывший друг, но я в этом сильно сомневаюсь. Думаю, Судий и Палачей начал призывать Гасп, он научил этому Гниющего, а тот вызвал мощного союзника для себя, им-то и оказался твой друг. Вернее, он стал твоим другом, потому что ты как будто зацепил его с собой для Гниющего.

— А что на счёт памяти?

— Ты — пустой, чистый лист, понимаешь? Как ты можешь исполнять приговор, если будешь пристрастен?

— Судья-то память, как я погляжу, не потеряла?

— Тут другое, — Инча благоговейно вздохнула. — Судья была ещё маленькой девочкой, когда поняла, что такое добро, а что — зло. Когда её отца, очень большого человека...

— ... и потомка Корда...

— ... свергли с трона и убили, её мать изнасиловали и, изувечив, выставили на поругание всему городу, её саму, ни в чём не повинную пятилетнюю девочку, ослепили и сломали ей правую руку так, что она никогда бы не смогла взять меч и отомстить обидчику. В этот момент она познала зло. Добро же пришло к ней от обычных людей. Её подобрал и выходил какой-то жрец. Он дал ей знания об этом мире, людях и богах, а после и выучил биться левой рукой. Но она отказалась от мести, выяснив, что её отец был жутким тираном, а человек, который его сверг, наоборот лучший правитель для людей. Узнать — одно, но понять — совершенно другое, не зная во что верить, она ушла в жрицы Корда и провела в молитвах несколько лет, надеясь разобраться в своих чувствах.

Но с вашим появлением началась Смута. И в тот же день к ней явился странный человек. Она увидела его, он шёл к ней через тьму, которую она видела все последний годы, и Свет освещал ему дорогу. Будучи ослеплённой, она даже снов не видела, представляешь? Этот человек коснулся её глаз, потом — правой руки, а после молча исчез. Проснувшись, она снова увидела свет, а её рука вновь шевелилась. Тогда она поняла, что она — Судья...

— Что-то не помню никаких людей, идущих ко мне сквозь тьму, — проворчал я, прерывая поток патетики, льющийся из уст Инчи.

— Ты — всего лишь орудие, главная в вашей паре Судья. Если она навяжет тебе свою волю, не подчиниться ты не сможешь.

Я вздохнул.

— Приятно слышать.

— Прими это как данность. Странно одно — почему пришлый стал Палачом. Хотя, возможно, ты и не пришлый вовсе.

— Все игроки всегда принимали меня за своего... — Я осёкся. Столько раз меня путали с местным. Однажды меня чуть не убили игроки. А однажды наоборот спасли местные. Если вспомнить слова Свея об узнавании... — Я точно игрок. Вероятно, меня иногда путают с местным из-за того, что я — Палач.

— Может, и так. Наверное, в этом мире не нашлось никого, кто был бы достоин.

— Или кого можно было бы проклясть таким способом.

Инча погладила мою левую щеку, осторожно прикасаясь подушечками пальцев к тонким шрамам.

Есть в этом какая-то странная символика — я должен быть слеп на один глаз, а моя левая рука, фактически, не принадлежит мне, являясь вместилищем для сгустка Тьмы. Тьма вылечила мой левый глаз. Судья же перестала быть инвалидом из-за вмешательства Света. Мы обязаны этому миру и нашими увечьями, и, одновременно, излечением от них. Две противоположные сущности, обитающие в этом мире, являющиеся его частью, не хотят, что он погибал. А мы — их орудия.

— Это не проклятье, — говорила там временем Инча, — это дар. Я найду способ, чтобы вы с Судьёй встали на одну сторону, и тогда мы сможем спасти всех.

— Думаешь, я этого так хочу? Да мы и так, вроде, на одной стороне.

— Но не вместе. Будто тянете одно одеяло каждый на себя. Ну, ничего, — говоря это, Инча крепко прижалась ко мне, её рука поползла по моему бедру вверх, — вы справитесь.

Мы поцеловались.

А я думал о том, что Инча ответила лишь на один вопрос — кто я. Но такой ответ не подразумевает понимания моей сути.

Чистый лист? В этот чистый лист уже вписано слишком много, и все буквы — кровью и грязью. Во мне уже слишком много привязанностей и ненависти.

Смогу ли я справиться с возложенными на меня обязанностями? Смогу ли уничтожить этот мир, если понадобится?

И не захочу ли я этого, окончательно возненавидев его?

Нелюди IV

Я перемахнул городскую стену за полчаса до заката. Игроки трудились, не покладая рук, но сооружённые ими ров, вал и частокол не остановили бы и взбесившуюся козу. Долго искать Свея не пришлось — он сидел внутри своей палатки и "любезничал" наедине с Шапокляк. Насколько я понял из обрывка разговора, который успел услышать, они распределяли доли в предстоящей добыче. Носатая повелительница ядов не соглашалась отдавать Свею больше пятидесяти процентов, а тот пытался убедить её, что снаряжение ОЧЕНЬ понадобится ему для блага всех игроков, и ему потребуется никак не меньше трёх четвертей от добытого. Начинал он, судя по всему, процентов с девяноста.

— Многоуважаемый Свей намекает на то, что число членов нашего клана может резко увеличится, — сказал я, усаживаясь к ним на расстеленную прямо на земле шкуру. — А значит, нам снаряжения нужно гораздо больше, чем вам. И я могу поручиться за его слова.

Шапокляк сузила глаза, внимательно меня разглядывая.

— Где ты выцепил этого факира? — спросила она, игнорируя мои слова. — Что-то раньше я его не видела.

— Я пришёл с севера, это всё, что нужно сейчас знать.

— Там же никого не осталось?

— Всегда остаётся кто-то, — осторожно проговорил Свей. — Поэтому нам нужно будет семьдесят процентов добычи.

Повелительница ядов оттаяла. Лицо, озарённое надеждой на лучшее, не перепутать ни с каким другим.

— Но этот разговор останется между нами, — настойчиво сказал берсеркер.

— Я не намерена вселять в своих людей ложную надежду. Отлично, получишь свои семьдесят процентов. Но если вы меня обманули...

— Мы не обманываем тебя, Рита. Ты же меня знаешь.

— Знаю.

Свей перевёл взгляд на меня.

— Что ты разузнал в городе?

Я вкратце рассказал ему, присовокупив рассказ своим одним своим предположением, смысл которого сводился к тому, что раз герои и войска активно отдыхают с марша, то нападение ожидается не далее как сегодня вечером.

— То есть мы тут вроде сыра в неработающей мышеловке, — угрюмо заключила Шапокляк. — Я отдам своим людям приказ отдыхать, иначе они оружие в руках от усталости держать не смогут. Два лишних бревна в заборе нас не спасут.

— Скажи им делать вид, что они работают. Я своим скажу то же.

— По-моему, они там все тем самым и занимаются, — подал я голос.

— А источник информации достоверный? Нас точно хотят превратить в приманку?

Я пожал плечами.

— Достовернее его нет.

— Выставим тройные дозоры, — сказал Свей. — И, кстати, ты не знаешь, сигнализацию кто-то придёт ставить? Время-то уже прилично, скоро закат.

Я снова картинно пожал плечами, а потом ухмыльнулся:

— Как-то не по себе становится, когда начинаешь понимать, что тебя готовят в качестве жертвенного агнца.

— Или козла отпущения. Ладно, план действий согласован. Рита, иди, мне нужно поговорить с ним наедине.

— Иду-иду.

— Постой, — резко сказал я. — А мой яд?

— А где доказательства того, что ты проник в город? Останемся при своих, парниша.

Я вытащил из кармана три знака Судьи, которые своровал у Инчи — именно она их делала. За то, что они находились у меня, мне грозила быстрая и мучительная смерть — выдавать их могла только Судья и только тому, кого она судила, и, конечно же, не более одной штуки на руки. После гибели обладателя знака, он возвращался Судье.

— Этого достаточно?

— Где ты их взял? — выдохнул Свей.

— Украл у мастера, который сейчас находится в городе. Помнишь, они вошли самыми первыми — Судья и её приближённые?

— Откуда мне знать, что ты не взял их раньше?

— Оттуда, что взял бы я их раньше, пропажу бы давно обнаружили и меня бы уже за них казнили. Сейчас же, когда они готовятся к бою, у нас есть время, чтобы их использовать.

— Как ты хочешь их использовать? — спросила меня повелительница ядов.

— Сначала гони яд. И я сам выберу, какой захочу.

Шапокляк вывалила на шкуру несколько склянок. Я простёр над ними левую ладонь.

"Комок".

"Нюхаю уже, нюхаю... Хм... мм... ага... да... нет... нет... Положи ладонь ей на лицо, я сам всё сделаю".

"Зачем?"

"Клыки, самый сильный яд у неё в клыках. Вы же спорили на самый сильный яд?"

"Думаешь, она согласится?"

"Ну, убеди её. Мне нужен этот яд, он в разы сильнее нашего".

— Рита.

— Что?

— Открой рот, закрой глаза.

— Ты идиот?

Я ушёл в Тень и припечатал левую ладонь ко рту Шапокляк. Комок управился за секунду, но вряд ли это понравилось повелительнице ядов.

— Ты охренел? — прорычала она. — Что, мать твою, это было? — Шапокляк сплюнула кровью. — Ты, мать твою...

— Мы спорили на самый сильный яд. И я взял его сам, так как два раза ты уже попыталась меня надурить. А теперь на счёт знаков Судьи...

Мы вышли из палатки через четверть часа. Шапокляк злая и недовольная, Свей сосредоточенный, а я преисполненный злой радостью. Повелительница ядов нас покинула, а мы с берсеркером направились к земляному валу.

— Пахнет кровью, — сказал я, ухмыляясь. — Кровью и смертью. Чувствуешь?

— Чувствую. Но не понимаю, чего тут весёлого.

— А я не весёлый, я злой. Очень-очень злой.

— Думаешь, сработает?

— Конечно. — Я протянул Свею кусок пергамента, который дала мне тогда Трея, и босс впился в него глазами. — Конечно, сработает. Давай обратно. Я пока пошёл в разведку.

Я оставил ошарашенного Свея и через несколько секунд уже бежал к опушке Белой Рощи. Смрад гниения, грязи и желчи, вонь смерти и крови, запах Скверны медленно надвигался на меня. Я полу-инстинктивно нашёл укромное место и затаился там в ожидании.

Вот так, я ожидал долгой и кровавой войны, тяжёлых походов сквозь неблагоприятную наполненную врагами местность, а противник решил атаковать самостоятельно.

И я знал почему. Потому что он боится. Меня. Судью. Героев. Игроков. Нас.

Людей.

Нелюди бредут сюда, я чувствую, как дрожит под их ногами и лапами земля. Я слышу крики, вопли, стоны, вой. Чувствую, как на меня надвигается жуткая аура безумия и боли. Но я здесь потому, что не боюсь их. Я пришёл сюда, чтобы убивать их и, если понадобится, быть убитым. А они — для того, чтобы попробовать спасти свои жалкие недожизни, продлить свою агонию. Когда Гасп остался в Белой Рощи прикрывать отступление Культа, он лишь оттягивал неизбежный конец Гниющего и всех его прихвостней.

Мы пришли, чтобы завершить дело, которое не смог завершить Корд. Так, скажите, зачем нам боги, если мы, люди справимся гораздо лучше?

"Как ты?" — спросил Комок спустя какое-то время. Вокруг царила непроглядная темень. Кажется, я даже задремал.

"Устал, — честно признался я. — Чертовски устал. А ещё мне больно".

"Отдых ещё не скоро, а вот боль я сниму как только переварю яд".

Я сидел на ветвях огромного многовекового дуба. Опушка Белой Рощи медленно приходила в движение. Химеры, одержимые, оккультисты и даже несколько ведьм. Тысячи существ, которые когда-то были людьми, сейчас собрались здесь. И против них жалкие восемнадцать сотен людей.

Как я и думал, Гниющий решил нанести превентивный удар. Пока город в плачевном состоянии, пока лагерь не готов, пока войско не отдохнуло с марша. Моё появление тоже сыграло свою роль — я чувствовал, как его злобная воля ищет меня, но я научился прятаться очень хорошо.

Куча одержимых, сотен пять, не меньше, в сопровождении полудюжины оккультистов высыпалась на большое выжженное поле, где ещё год назад росла пшеница.

"Вот он — мой отдых, планирование и интриги — не мой конёк, но, кажется, скоро придётся брать на вооружение и их".

"И, тем не менее, у тебя получилось?"

"Узнаю в скором времени".

Я спрыгнул с дерева и, словно нож в масло, вошёл в нестройную толпу одержимых, шедшую к Светлому Месту с правого фланга. Крылья и Клинки Тени рвали безумцев на части, потрошили их тела и расшвыривали ошмётки по окрестностям. Впрочем, они, в отличие от оккультистов, умирали быстро. Переломанные и освежёванные тела улыбчатого и слухача корчились в муках ещё какое-то время после того, как Тень коснулась их, с этими ребятами я торопиться не собирался. Этого оказалось достаточно для других — они просто бросили подконтрольных одержимых и смотались к своим основным силам.

Зло Гниющего коснулось меня, но что мне до его зла?

— Ну! — крикнул я ему. — Давай, достань меня!

Он, конечно же, попробовал, но я растворился в Тени и отступил, оставив после себя полсотни трупов. Оставшиеся безумцы тупо сбились в кучу и, завывая, принялись водить жуткий, изломанный, неестественный хоровод вокруг умирающего слухача. Они случайно затоптали его насмерть и остановились, не зная, что делать дальше.

Я в этот момент был уже далеко.

— Где ты, сучка, где? — напевал я, рыская по лесу. — Где ты?

Боль и кровь пьянили меня. Я давно уже дал волю своей Злобе и не собирался её сдерживать, переход какой-то определённой черты просто выключил в моём мозгу кнопку с названием "Достаточно". Пересечение этой грани сделало меня полубезумным, но контролируемое безумие — лучшее состояние, которого стоит придерживаться в ближайшее время. Нормальный вряд ли вынесет, что может произойти в ближайшее время.

Я почуял её. Тащилась на телеге вместе с двумя лобастыми медиумами. Однажды я уже отпустил её, но второй раз такое не повторится. До повозки не меньше километра, но я преодолел это расстояние сквозь Тень за несколько секунд.

— Привет. Где взяла новый глаз?

Ведьма взвизгнула, но от химер, тащивших повозку проку не было — в этот момент они принимали меня за своего.

Жизнь оккультиста — причинение мук. В том числе самому себе. В жутких муках он рождается, в муках живёт, в них же черпает силу. Моя левая рука сейчас представляла собой опухший обрубок с почерневшей подушкой ладони и толстыми непослушными червями пальцев, из-под деформированных ногтей которых сочился яд и гной. Но Комок уже обещал, что справится с ядом Шапокляк, хотя на это понадобится время.