Гротескум (Второй темпоральный реверс)

Это право патрона, что подарил новую жизнь и обязанность просителя, что этой жизни возжелал. А потому, когда первая после богини, прародительница, Милла Яро, лично призвала свое дитя на аудиенцию в Замок Черного Солнца, шансов ее избежать не было. Как и обременительного задания: рыскать вокруг скучного Северного Куклограда в поисках "странностей".

Вот уж действительно: более размытую формулировку попробуй еще придумать. Почему бы тогда не процедить весь Оборотный океан через мелкое ситечко — обязательно найдется что-нибудь интересное. Например мифическое чудовище Квакен, питающееся в основном перелетными утками, голос которых весьма удачно имитирует. Ну а корабли оно топит приблизительно по той же причине, по которой кошка играет с мышкой.

Но вернемся к Дату. Его странное задание, выглядело еще странней в условиях немыслимой спешки, в которой проходила подготовка к операции. Его выдернули Призывом Прародителя из сердца Лазурной петли, аномалии, где отказывают почти все средства перемещения и ментальной связи. Но для способности одной из двенадцати помазанников, одной из Двенадцати спящих, одной из фаворитов Верхнего круга Сонма Годдиссов нет ничего невозможного — с того света достанут.

А уж из Лазурной петли, жалкого пространственно-временного смещения, где гротескианский поток времени вспухает пузырем и образует зону турбулентности? Из Петли, что пропускает через себя настолько быстро, что успеваешь увидеть собственную спину за мгновение до входа? Пффф... Да запросто!

И вот он здесь, на склоне пологого холма, одного из тех, что обступили Северный Куклоград, будто голодные поросята ведро с помоями.

Отсюда город казался оазисом в изумрудной пустыне. Точнее самым крупным из мелких островков деревьев, цивилизации и вообще чего-либо, отличного от изумрудно стелющегося разнотравья. Город располагался в ложбине меж пяти холмов, лениво вползая на склоны каждого из них. Там, где он натыкался на Глашатый Холм, самый крутой, но далеко не самый высокий, дома и постройки топорщились, будто гребни на спине дракона. А на Фабричный Холм, самый высокий, город почему-то побоялся ступить. Лишь опасливо закинул несколько рыжими трубами несколько своих щупалец.

Привал Дата расположился на Привратном Холме, самом обширном в поперечнике, но самом низком из всех собратьев. Привратным он звался потому, что все три дороги, ведшие в Куклоград, огибали прочие холмы и сходились здесь, на относительно равнинной местности, севернее самого города.

Сталкер посмотрел себе под ноги. Остов четрепелки в последний раз сверкнул белизной и рассыпался в прах.

Немного надавив на сжимаемый в руке прутик Перводрева, Дат уменьшил его до размера зубочистки и сунул в нагрудный карман.

"Отличная способность это "Сжатие" — подумал он — "Сколько всего полезного можно иметь в небольшой сумке. Ну а в походном мешке..."

А ведь еще есть свое личное, неприкосновенное пространство, Складка. Нечто вроде личного кармана в ткани пространства. Правда очень ограниченного по вместимости, однако более надежного, нежели любой сейф, сундук или банк. А все благодаря особой структуре, особой морщинистости и густоте здешней реальности.

Он улыбнулся сам себе, вновь утверждаясь в правильности выбора, что сделал много лет тому назад. Бескрайнее травяное море Холмин одобрительно зашелестело. Края плотного плаща хлестнули по голени, но так и не смогли вывести Дата из состояния легкой задумчивости.

Что мог предложить Тот мир человеку без будущего. Его будущее давно кончилось, иссякло, переродилось в воспоминания. Его будущее уже почти полностью свершилось. Ведь оно, Будущее — удел молодых. А старикам остается лишь рассматривать фотоальбомы прошлого.

Однако, волею судьбы, перед Датом предстал выбор. И на другой чаше весов оказался удивительный мир Гротескума, который позволял своим обитателям если не все, то очень многое. Что ж тут оставалось выбирать?

Странным движением, будто подтягивая обвисшую кожу, Дат надел противогаз. Затем ловко подхватил рюкзак, закинул на плечо и рысью двинулся вокруг Северного Куклограда — встречаться с толпами джелмов ему не очень хотелось.

Джелмы ведь по сути все те же люди. А в людях слишком много человеческого, слишком много себя. И любят они только себя. Точнее свою бесценную призму мировоззрения, сквозь которую и пытаются любить мир таким, каким видят, а не таким, какой он есть.

Джелмами тут звались те, кто по своей воле или в силу непригодности так и остались пластиковыми болванками с временной душой. Гости, приходящие и уходящие. И если первое время было забавно наблюдать восхищенные взгляды новичков, презрительные более опытных, то теперь повышенное внимание лишь раздражало сталкера.

Дат бежал легкой рысцой, практически не выдыхаясь. Он тихим ветерком проносился над высокой травой, нежно огибал полевые цветы и лишь изредка сбивал невесомую шапку пожилого Поддуванчика. Тренированная выносливость давно перевалила за три сотни единиц и гарантировала, что в ближайшем будущем выдохнуться не суждено. Эту информацию любой опытный гротескианец легко мог получить из инфокристалла, духа, фамильяра и прочих источников, коих было превеликое множество. Сибероны, например, пользовались продвинутыми нейронными и голографическими интерфейсами, а гоблины и гномы их механическими аналогами.

Правда кристаллы могли дать информацию не всегда и не обо всем. Например сильное поле неопределенности может затуманить суть вещей.

Подул ветер, принося далекие звуки городской суматохи, и травяное море недовольно колыхнулось изумрудными волнами, будто бы осуждая их неблагозвучность. Он прислушался к ощущениям. Бег совершенно не выматывал. Можно сказать, отдыхал прямо на бегу. Ну какое от бега удовольствие, если не испытываешь пресловутый "кайф бегуна"? Он немного ускорился.

Двигался легко и стремительно, играючи а потому внезапное появления на южных задворках Северного Куклограда внушительной толпы стало неприятным сюрпризом. Кто-то умудрился сориентироваться столь же быстро. Кто-то сумел организовать группу, насколько это слово подходит для амёбообразного построения.

"Может дело не в аномалии" — подумал Дат, однако в следующий миг хилый росток надежды съежился и усох под немилостивым леденящим дуновением действительности. Трайд Стиджиец. Он заметил Трайда Стиджийца. Он хотел было упасть в высокую траву, но...

Ранняя квантовая механика утверждала, что состояние вещества изменяется с нейтрального, неопределенного на положительное, отрицательное или любое другое, отличное от неопределенного, лишь в момент наблюдения. Таким образом, именно наблюдатель и факт наблюдения являются одной из основополагающих сил реальности.

Однако чуть позже исследователи пришли к выводу, что данная модель является неполной. А точнее половинчатой.

Все дело в том, что в момент наблюдения за неким явлением, а с любым веществом постоянно происходят эти самые явления, наблюдатель сам становится объектом наблюдения. Это как отдача, как эхо, распространяющееся по вселенной, как отражение в зеркале. Ты следишь за движением частиц, а в тоже самое время сотни таких же элементарных проказников вовсю резвятся в каждой клеточке твоего тела.

Если бы за самим наблюдателем никто не наблюдал, то он постоянно пребывал бы в состоянии той самой неопределенности. Был бы котом в запертой черной коробке, правда с возможностью подглядывать. А ведь возможно даже бог мира Земли является неким существом, находящимся в вечном состоянии неопределенности. Возможно он только и дожидается, когда кто-нибудь станет наблюдателем для него.

А еще возможно, что вовремя глубоко сна, когда человек физически ничего наблюдать не в состоянии, то он и не существует вовсе. А еще возможно, что он, точнее его сознание, приобретает качество неопределенности, а потому становится подобным богу.

Как бы там ни было, однако тот факт, что Дат наблюдал персонального соперника и лучшего врага, Трайда, сработал точнехонько в рамках квантовой теории Зеркального наблюдения. Наблюдаемый тоже стал наблюдателем. Взгляд стиджийца, как намагниченный прилип к фигуре сталкера, а подбородок легким движением отдал приказ на смену курса.

Толпа немного изменила вектор движения и пошла наперехват.

"Вот черт" — подумал Дат. Теперь спокойно проникнуть внутрь аномалии ему не дадут. По крайней мере так просто, как планировалось. Тратить же драгоценные ресурсы на гонку попросту может быть фатальной ошибкой. Всегда может статься, что для выживания не хватит одного единственного патрона, одной единственной целительной склянки, оного единственного процента удачи.

— Кто такой? Назовись! — борзо выкрикнул один из мчащихся наперерез "породистых" джелмов. "Породистые" — крепкий костяк и будущее Гротескума. Следующее пополнение Двенадцати Подобных народов. Умеющие подчиняться, но не прочь и покомандовать. Стремящиеся развиваться, но не запретными путями. Жаждущие быть первыми, но не ценою жизней всех прочих. "Породистый" джелм — это в меру человек.

Один из троицы нырнул в высокую траву, накладывая стрелу на лук. Другой занял позицию, чтобы солнце светило в спину и слепило врага. А третий с шелестом вынул из ножен весьма приличный клинок явно выкованный в высоких кронах Альма-Эльи, столицы эльфов.

Сталкер остановился. Белое солнце упиралось в макушку вопрошавшего и яркими бельмами горело в стеклянных глазах противогаза.

— А по какому праву ты задаешь мне подобные вопросы? — пробубнил гофрированный хобот.

— У меня приказ проверять личность всех, кто движется в сторону Кукольной фабрики. — ничуть не стушевавшись ответил "породистый" — Может все-таки назовешься? А то у нашего снайпера рука может устать.

Наглость. Дат не терпел наглости, особенно от зарвавшихся выскачек. В бытность свою человеком, особенно ближе к старости у него никогда не возникало подобных проблем. И едкая ремарка, остроумная колкость или ехидное замечание почти всегда усмиряли наглеца без радикальных мер.

Однако кровь его народа. Кровь того, кем он стал, не терпела подобного обращения. Она вскипала высокомерным праведным гневом благороднейшего аристократа. Она наполнялась паучьим ядом. Она жаждала сатисфакции.

Сталкер взорвался облаком черной пыли и тут же, оказался за спиной наглеца, вынырнув из ниоткуда в клубах дыма. Изогнутый короткий клинок в темных "бензиновых" разводах загнал адамово яблоко джелма под самый подбородок.

Хлоп.

Дзынь.

Стрела картинно кувыркаясь взмыла вертикально вверх, отраженная выверенным взмахом второго клинка.

— Нахвалк алзорек, М'датт — не разжимая черные зубы, прошипел Трайд.

Его пестрое войско медленно обволакивало сталкера со всех сторон.

— И тебе навеки затеряться в небытии. — бесстрастно ответил М'датт, резким движением откинул капюшон и стянул противогаз.

Отраженный клинком зайчик скользнул по черной коже, подчеркнул прямой острый нос и нырнул в заросли коротких белых волос. А из под изящных, высокомерно приподнятых бровей хищно смотрели алые глаза народа дроу.

Глава 7. Свежий воздух

Свежий воздух, гонимый легчайшим ветерком нещадно ударил в нос, подействовав при том не хуже нашатыря. Голова загудела и закружилась, чтобы в следующий миг сознание обрело разительную ясность, прям до боли. Так передозировка превращает обычные витаминки в смертельную опасность. Особенно если этих витаминок целый ящик и они падают вам на голову.

Отовсюду на странного гостя смотрели далекие и близкие, высокие и низкие, пологие и вздыбившиеся неестественно остро, холмы. Безмятежность витала в них, как аромат ладана в церкви, как запах свежей выпечки в булочной и как.... любое другое обонятельное присутствие, соответствующее обстановке.

Общее одеяло свежих лугов укрывало их все с одинаковой заботой и любовью. И лишь кое-где оно пестрило рваными да залатанными местами. Растрепанной темной ватой топорщились пучки низкой растительности и приземистые постройки небольших поселений, обнесенных плетеной изгородью. Редкими заплатами лежали прямоугольники полей, засаженных кукурузой, пшеницей и прочим съедобным растением. Впрочем встречались и весьма необычного вида "фазенды". Как например делянка, усаженная чем-то вроде лениво колышущихся гусениц. Только гусеницы обычно не пускают дым и не раскачиваются, вытянувшись вертикально, как водоросли.

Холмы вздымались, как грудь титана. Холмы перетекали, как густое варенье из ярких изумрудов. Холмы возлежали на линии горизонта, хвастаясь пышностью и изяществом изгибов.

В пронзительно голубом небе с небольшими стадами взбитых облачков парило лесковое, но почему-то абсолютно белое солнце. Что-то темными крылатыми силуэтами почти неподвижно зависло на потоках теплого воздуха. Что-то походило на птиц. Только птицы обычно не гавкают и не плетут прям в полете маленькие корзинки.

Зеленые пушистые спины бугров, сколь хватало глаз, загромождали линию горизонта, однако даже отсюда был виден отблеск высокого серебряного шпиля, пронзавшего небеса далеко за небосклоном.

Сама же точка обзора расположилась как нельзя лучше. На макушке самого высокого из окрестных холмов. Самого широкого в пояснице и самого величественного. Подчеркивала это самое величество Кукольная фабрика, скалившаяся в небо длинными тонкими трубами, как вычурная корона в стиле стим-панк.

Трехэтажное здание курило белый дым, что тот час превращался в облако и начинал медленное восхождение к своим собратьям. Порядка двухсот метров наружной стены украшали разномастные окна, большинство из которых некто замазал грязно-серой краской. А первый этаж испещряли два десятка одинаковых дубовых дверей. Точнее два десятка минус одна дверь. Пространство меж ними кишело манекенами, увешанными предметами одежды.

Стоит также отметить, что здание заметно потрепалась, преодолевая субстанцию, именуемую время. Порою могло даже показаться, что здание двигалось не вместе с потоком упомянутого времени, а против оного, царапаясь о шероховатости, выпуклости и углы. Что впрочем совершенно не мешало выглядеть опрятно. Так выглядят опрятные милые и виртуозно педантичные старушки с их чистенькими древними платьицами и почти монолитным клубком волос...естественно на голове.

А еще были трубы. Толстые и ржавые, они, будто мясистые стебли, выныривали из стен второго этажа, описывая дугу льнули к земле и тянулись вниз со склонов, постепенно зарываясь в почву. Редкие гейзеры пара методично сопели из слабых стыков и крошечных прорех.

Некоторые из полуприкопаных магистралей тянулись к широкому, расползшемуся во все стороны Северному куклограду, что пытался вскарабкаться абсолютно на любую досягаемую возвышенность, как старый подслеповатый, но плодовитый пес.

Отсюда открывался отличный вид и на центральную площадь с большим фонтаном и на украшавшие его исполинские скульптуры. Была прекрасно видна единственная двухэтажная постройка напротив фонтана, вероятно здание Ратуши или Мэрии или Главный вигвам, в зависимости от того, как принято здесь величать дом самого уважаемого в данный момент времени человека. Однако внешне строение походило не то на особняк, не то на аристократическое гнездо. Особенно, если учесть, что обитающие в Гротескуме птицы-аристократы действительно строят гнезда с маленькими башенками из веточек и обязательным атрибутом в виде украденных у зеваки часов.