Игры героев

Он покачал головой.

— Буров, ты не романтик. Я хорошо тебя изучил. Адреналинщик, в своем роде — экстремал, любитель приключений — да. Но не романтик. Наоборот: деловой человек. Почти что бизнесмен. Но без "крыши", без всякого прикрытия в реальности. Нет у тебя ни больших друзей, ни влиятельных деловых партнеров. А дело против тебя железное. Ордера от виртполовцев уже есть, покажу. Недвига твоя вся под контролем. Суд... ну, через месяц. Продлится не больше двух месяцев. Получишь — знаешь сколько? Доказать экономические вирт-преступления в особо крупных масштабах мы можем стопроцентно.

— Тогда восемь, — сказал я.

— Восемь? Ты к себе добр! Десятку, хотя скорее — двенадцать, если обоснуем, что твои действия привели к серьезным психическим травмам пострадавших. А обосновать сможем: девчонка из Дома Боли в психушку попала, так ее папаша зачморил после того, как из-за ее длинного языка ты лишил его кровавых самоцветов.

— Но денег моих вы не получите.

— Ты про те семьсот тысяч евро, которые у тебя в оффшоре на Каймановых островах? Отчего же, может и получим. Хотя простого способа изъять эти незаконно нажитые средства у нас нет. Годы понадобятся, чтобы с оффшорным банком сладить. А бриллианты, которые в том же банке в ячейке лежат, изъять еще труднее будет. Но сейчас я о другом, Буров. Не помогут тебе эти деньги. Возможно, ты понимаешь, а может, и нет, что попадешь не в вирт-тюрьму вроде Вальдирских рудников, а в реальную ИТК, где протянешь недолго. Потому что во время суда о твоих делишках узнают все те, кого ты кидал. Вернее, про делишки-то они и так знают, но теперь будут знать, что за человек стоял за теми аферами. Тот же Дом Боли... ты ведь в курсе, кому он принадлежит, какой структуре? И чем эти люди занимаются в реале? Как думаешь, сколько на зоне после этого проживешь? Я лично не больше пары недель даю.

— Это все лирика, вы к делу давайте.

— Да нет, проза это, а не лирика, суровая проза жизни. Конец тебе Буров, уясни это хорошенько. Хотя срок твой можно скостить до пяти лет — минимум, от которого никуда. Но ГДЕ тебе светят эти пять лет — очень отдельный вопрос. И решение этого вопроса действительно будет следующим шагом нашей беседы.

Я открыл было рот, но он еще не закончил:

— Но только я тебя прошу, Буров, не начинай гарантии требовать. Мы здесь в серьезном заведении, а не на базаре у казахов траву покупаем. Ты делаешь определенные шаги, мы делаем определенные шаги... В этом динамика процесса.

Я повнимательнее пригляделся к Степану Григорьевичу. А необычная у него манера обращение с подозреваемым. Почти что и не ломает, не давит, так, с шуточками все, с улыбочками. Вроде такой не злой мужик, вежливый, даже обходительный. Но в глазах его сталь. Чувствуется: полковник привык нагибать. И, нагнув, не привык отпускать. И вежлив он лишь до поры до времени. И только потому, что все козыри у него в руках. Да что там козыри — вся колода. Держит клиента за жопу и прекрасно знает это.

Потом Степан Григорьевич показал мне ордера. Я не поленился очень внимательно изучить запаянные в особый неуничтожимый полимер бумаги, из которых следовало, что все мое вирт-имущество под арестом. АВПэшники не забыли даже про крошечную гостиничку на пустынном тракте в одном из бесчисленных лесов Февра, мою первую покупку в вирте.

Затем меня перевели в комнату с рядом сидений, перед которыми на стене висел белый экран. Уже знакомая девушка, Верочка или как там ее, принесла бутерброды с чашкой кофе. У кресла, в которое я сел, был откидной столик. Я успел съесть три бутерброда и захотеть еще, когда появился Степан Григорьевич, а с ним серьезный худосочный паренек в очках. Полковник уселся в кресло рядом, а очкастый парень — на другой стороне зала. Откинул столик, положил на него черную пластиковую коробочку и нажал на кнопку.

В комнате потемнело. На экране возник пейзаж.

Он был неотличим от реального, так сказать, физического пейзажа... если бы краски не были более густыми, яркими, красивыми, переливчатыми.

Луг до горизонта. На горизонте серая полоса гор. Высокое синее небо. Невдалеке стоит горбатое животное, смахивающее на буйвола, с закрученными спиралью толстыми рогами и длинной шерстью.

Тихий щелчок — кадр меняется — теперь на экране водопад. Он огромен. Две высокие скалы, словно остроконечные башни, и между ними низвергается поток бирюзовой воды. Скалы соединяет каменная арка, тонкая и ажурная, явно искусственная. Вроде бы по ней движется крошечная фигурка — толком не разобрать.

Щелчок — новый кадр — граница дремучего леса. Деревья с узловатыми ветвями и пышными кронами. Между деревьями — глубокий мшистый сумрак, навевающий мысли про леших, кикимор и прочих виев.

— А зачем... — начал я, но полковник поднял руку, требуя тишины.

Кадр дрогнул — изображение сдвинулось, стало ясно, что это начало ролика. Камера поплыла вперед, причем рывками. Э... камера? А может запись глазами перса? Тот приближался к деревьям, в глубине между ними мерцали призрачные огоньки. Перс вступил в лес, и картинка потемнела. Когда он вошел немного глубже, два огонька вдруг рывком надвинулись. На миг мелькнуло что-то... страшное лицо или звериная морда, пасть, глаза — черт его разберет слишком быстро, — и тут же экран стал черным.

Щелчок — возник следующий кадр — уже знакомый луг, теперь без буйвола. В высоком синем небе с легкими облаками висит каменный шар.

На снимке трудно было понять размеры, но, кажется, шар был огромный и парил где-то в километре-двух над землей. В нем зияли темные провалы, камень изгибался толстыми завитками, пласты его уходили вглубь этого странного объекта и выныривали наружу — будто клубок с сотами-ячейками.

Последний кадр уже не менялся, так и остался на экране.

Я молчал, предоставляя полковнику самому вести разговор.

— Это виртмир, — сказал он, не поворачивая головы.

Я пробормотал:

— И мобу понятно.

— М-да... А какой?

Пришлось пожать плечами.

— Не знаю. Не смог узнать.

— Но ведь ты во многих побывал.

— Почти во всех, а может и во всех. Ну, в значимых.

Степан Григорьевич встал, заложив руки за спину, прошелся передо мной. Парень в очках молчал. Полковник остановился сбоку от экрана и спросил:

— Что можешь сказать о нем? Как профи.

Я еще раз вгляделся в скрин, почесал бровь.

— Крутая графа. Уровень детализации потрясный. Дизайн... красивый. Чуть-чуть странноватый, но без хардкора. И классный. Дизайнера по стилю просечь не могу. В принципе, работа итальянцев с этим их Джоретто Джуро в Мире Февра легко узнается. Американцы в Киммерии особо не напрягались с красотами, а вот наши с болгарами и немцами Сферу сделали очень узнаваемо, но там понятно — всем Виктор Антонов рулил... Но это и не Антонова работа, его стиль влет узнаешь. И не азиаты это, они друг на друга похожи и узнаваемы. Короче — не знаю.

— Никто не знает, — сказал очкастый.

Я повернулся к нему:

— Ты о чем?

Полковник кивнул очкастому. Тот потер ладони и заговорил:

— Неизвестно, что это за мир. Его никто не создавал, во всяком случае, легально. Неизвестны корпорации или частные лица, владеющие им. Неизвестно, на каких серверах он стоит. Ничего неизвестно, нет никаких концов. Он просто... возник.

— Что за чушь? — удивился я. — Это невозможно.

— Еще полгода назад я тоже так считал.

— Нет, стоп! Что значит "возник"? Как возник, откуда вы про него узнали?

— Появился портал. В Февре, на краю Столичного города. В портал вошли несколько игроков, и не вышли. По городу поползли слухи, всполошились админы — они не создавали портал в новый вирт-мир! — очкастый немного повысил голос, пытаясь передать изумление админов (которое я хорошо себе представлял). — Позвали ученых, стали изучать, отправили в портал несколько телеботов, то есть мобильных модулей с обратной связью. Сам портал локализовали, чтобы никто посторонний не имел доступа. Вокруг него даже построен дом. Спешно разработали и внедрили игровую легенду, объясняющую его появление. С тех пор ничего сделать с порталом не удается. Он просто висит там.

— Дайте догадаюсь — и позже порталы стали возникать в других местах Февра?

— Если бы только Февра! — вздохнул полковник. — Их уже пять. Два в Февре — кстати, один из них в лесу не так далеко от твоей гостиницы, — еще один в Сфере, еще... Неважно. Главное, что пока силами Виртпола и местных администраций их вовремя удавалось локализовывать, закрывать от посторонних. Но какое-то количество обычных игроков успело проникнуть туда. Ползут слухи. Все это началось около шести месяцев назад.

— "Туда", — повторил я и ткнул пальцем в экран. — То есть вон туда?

Степан Григорьевич кивнул очкастому, и тот снова заговорил:

— Этот мир называется Мегалон. И еще мы называем его Х-Мир. Попавшего в него человека встречает системное окно с приветствием. Затем...

— Стоп, а на каком языке?

— Неизвестно.

— Ну, как это? — я перевел взгляд с него на Степана Григорьевича, и полковник кивнул ассистенту.

— Неизвестно, — твердо повторил тот. — Картинки, которые вы видели, вытащены прямым сканированием из сознаний некоторых наших... скажем, исследователей Мегалона. Но когда удавалось "заснять" окна — на них были незнакомые символы. Совершенно фантастические. Да и сами окна... Потом я покажу. Такое впечатление, что в сознаниях попавших в Мегалон пользователей происходит лингвистическая перестройка. В результате все они там говорят на одном языке, назовем его мегалонским. И все могут читать надписи на мегалонском. Из порталов игроки возникают вдоль условной полосы, которую мы назвали Пограничье. От нее можно идти только в одну сторону. Мир населен, хотя в близкой к Пограничью области негусто. Но еще до Пограничья игроки попадают в Пещеры. Там происходит первичный выбор расы и прохождение ряда тестов, которые задают будущий вектор развития игрока. Пока наши сведения очень скудны. Очень, — повторил после паузы и снова потер ладони.

— Фух... Так, хорошо, а квесты? Игра выдает их?

— Квестов в привычном понимании нет. По крайней мере, мы пока что поняли ситуацию так. Появление игроков в различных точках мира включает так называемые игровые события. Причем они не стандартные для всех, а зависят от игрока, его класса, манеры игры...

— Интересно, хотя подобное уже есть. А что насчет выхода из Мегалона?

— Выход возможен только в районе Пограничья. Дальше соответствующая функция не работает. Чтобы выйти — надо вернуться к желтым скалам, в которых можно найти магические врата. Вступаешь в них — и возвращаешься.

— А смерть? Что происходит с погибшими?

Он поднял указательный палец:

— Вот тут мы переходим к самому интересному. Они респятся... непонятно где. И непонятно в каких аватарах. На Пограничье не возникают. Тела в капсулах впадают в кому. Считывание информации из сознания становится невозможным, однако биоритмы примерно схожи с теми, которые обычно сопровождают пребывание человека в вирт-мире. Фиксируется движение зрачков, фоновая моторика, активность мышц. Такое впечатление, что точка, или точки респа находятся где-то дальше, в глубине Х-Мира, но где именно и в какой роли там оказываются пользователи, мы не знаем. Я могу еще много рассказывать, но... — очкастый вопросительно поглядел на Степана Григорьевича.

— Пока что хватит, — решил тот. — Вижу по лицу — Бурову и это еще предстоит обдумывать.

— Да уж... — протянул я. — Умеете огорошить. Хорошо, я еще позадаю много вопросов, но сейчас у меня один: при чем тут я?

— А ты не понял? — полковник повернулся ко мне, сложив руки на груди и покачиваясь с каблуков на мыски и обратно.

— Совершенно ничего не понял, — сказал я.

— Все ты понял. Ты слишком умный, чтоб не понять. И я не дурак, поэтому не будем играть друг с другом. Нам нужны свои люди в Мегалоне. Толковые и с большим опытом полевой вирт-работы. Умеющие действовать в кризисных ситуациях, инициативные, психические гибкие... Что значит — способные не оглядываться на стандартные моральные нормы. Короче, не тупые и бесчестные. Но лояльные. Лояльность обеспечит твое тело в нашей вирт-капсуле. Ситуация беспрецедентная: мы имеем непонятно откуда взявшийся глобальный виртмир, который все больше проявляется в других мирах. И мы понятия не имеем, что это значит, чем грозит и к чему вообще может привести. Некоторые организации, как частные, так и государственные, уже активно внедряют в этот мир своих агентов, пытаются подготовить плацдармы. Нам необходимы шпионы, агенты влияния... как хочешь называй. Ты, Бур, будешь одним из них.

На лице его была уверенность: все произойдет именно так, как он и сказал. Все просчитано, схвачено и учтено, клиент никуда не рыпнется, он под полным контролем и будет служить верой и правдой. Короче говоря, на лице начальника ООРа — Отдела Оперативных Разработок — полковника Степана Григорьевича Кареглаза (он мне свою фамилию не называл, и вряд ли бы обрадовался, узнав, что она известна мне давным-давно), был триумф.

Мое лицо, в отличие от его, ничего не выражало. Хотя душа радостно трепыхалась и пела. Нет, не пела — скорее сдержанно так напевала, мурлыкала себе под нос. Не привык я громко выражать свои чувства. А повод был: пролог сложнейшей операции завершился успехом. Пусть полковник Кареглаз считает себя акулой, беспощадным хищником, зажавшем в пасти испуганную рыбешку. На самом-то деле рыбешка — он, а я... нет, не акула — скорее рыбак, сидящий на берегу с удочкой в руках. А товарищ полковник — пучеглазый карась, которого я только что подсек. Да так нежно и ненавязчиво, что он и сам не понял, что уже на крючке.

И провернул я все не без помощи худосочного парня в очках, которого звали Игорь Волошин. Того самого, что этим утром сбросил мне СМС на смартфон, предупреждая о скором визите оперативников, и о том, что нужно выжечь данные из капсулы (по необходимости я до последнего момента юзал ее и не мог заранее потереть инфу, не предназначенную для АВП). А еще — разыграть перед операми небольшую сценку из серии "а-ну-ка-догони-ка".

Завершив свою речь, полковник отвернулся и шагнул к двери. А мы с Умником обменялись короткими взглядами и направились за ним.

Операция "Внедрение в Х-Мир" вступила в основную фазу.

Глава 2

Звук шагов разбудил меня.

Я сел, свесив ноги с кровати. В комнате больше ничего не было, просто конура три на четыре с койкой, мягкими стенами и двумя дверями. Одна, запертая, ведет в коридор, другая — в кабинку с душем и унитазом. Такой интеллигентный вариант тюремной камеры, спрятанной где-то на подземных этажах бункера АВП.

Снаружи кто-то пробежал. Потом снова — в другую сторону. Донесся женский голос, в ответ мужской гаркнул раздраженно... Ба, да это наш полковник!

Я стал натягивать кеды и закончил, как раз когда дверь со щелчком раскрылась. В коридоре нетерпеливо переминался с ноги на ногу Кареглаз, рядом маячили двое оперов.

— Ну, что у вас стряслось? — спросил я, выпрямляясь.

— Выходи, Буров.

Лицо у него было озабоченное, нервное. Острый контраст с тем вальяжным человеком, которого я наблюдал вчера...