Хардкор книга вторая. Дебаггер

— Они думают, что мы за ними успели заскучать. Ну, так мы с них посмеемся и разочаруем — мы им таки не рады, — нервно усмехнулся Ширли. — Слышь, Ламберт, как думаешь, нарвутся на мой заряд, или нет?

— Да, — ответил я.

— Нет, — бросил Выхухоль.

Беловолосый эльф невозмутимо сидел, опершись спиной о каменный блок, и точил магическим камнем один из своих мечей. Из-под его руки вылетали разноцветные искры. 'Вжик-вжик — бойся, враг, наших мечей. Вжик-вжик — под солнцем и луной эльфы всех сильней', — старинная песня детей леса, глупая и однообразная, которую Вых мурлыкал себе под нос. Новые куплеты следовали непрерывно друг за другом, и, казалось, что Вых может петь их до бесконечности. Эльфы — сильные, эльфы — мудрые, эльфы — любвеобильные, эльфы — прыгающие выше всех. Ну, и так далее.

— Что нет? — поинтересовался Ширли.

— Ты спросил — я ответил.

Вых полюбовался клинком и взмахнул им в воздухе. Перед тем, как этот отменный рубака перешел на нашу сторону, то прямо на моих глазах убил трех своих соплеменников, и не доверять ему у меня не было причин. На вопросы, почему он это сделал, Вых отмалчивался.

— Я не у тебя спрашивал. Ой! — вскрикнул Ширли, роняя бомбу на землю.

Тяжелое ядро покатилось под ноги Выху, но тот даже глазом не повел. Эта скверная шутка полурослика давно уже всем приелась. Выхухоль остановил бомбу ногой, нагнулся, поднял ее и положил перед Ширли. Затем взмахом меча срезал с макушки полурослика торчащий клочок волос.

— Нет, ну ты совсем больной на голову, эльф недорезанный, — заорал перепуганный Ширли. — Чтоб тебе ноги только для ревматизма служили! Чтоб ты поцеловался с крысюком в подземелье!

— Прекратите! — сказал Ник, повышая голос. — Нельзя так ругаться!

Полуголый воин, чей мускулистый торс при разном освещении отливал цветами радуги, сидел слева от меня и, высунув кончик языка, рисовал мелом на камне. Каракули получались детскими, словно наш великан здорово отстал в развитии. На его картине шел человечек с палкой-ружьем в руках; позади него — человек побольше с мечом; далее — эльф с двумя клинками, за ним — волшебница со стаей черточек — призрачных зверей, все готовились отражать очередную атаку врагов.

— Я, естественно, отсутствую на этом шедевре наскальной живописи, — проворчал Ширли, разглядывая картину. — Про маленького полурослика все норовят забыть.

— Ой, извини, — спохватился Ник и тут же принялся дорисовывать крохотного человечка с непомерно большой бомбой в руках.

Из сумки на поясе художника высунулась голова хорька.

— Кому Ширли нужен? Никому, — не унимался полурослик. — Как бомбу сделать и подорвать жестянок — так, где ты, Ширли, а когда увековечить в живописи — так забывают.

На лице Ширли играла едва заметная улыбка.

Кто бы забыл обо мне? Уйти. В лес, в горы, убраться куда угодно из этого проклятого клочка земли, пропитанного кровью. За что мы сражаемся? Почему они выбрали командиром меня? Мне не нужна такая ответственность. Ничего не нужно. Нас осталось слишком мало. Бродяг и детей леса — еще меньше. Зачем мы убиваем друг друга?

Пляж защищают только три отряда застрельщиков-скирмишей — мой, Скомороха и Ай-ая. Мы разделили берег на сектора. Интересно, кому сейчас достанется добыча? Основные силы поселенцев отошли к городу, а мы первыми вступаем в бой. По возможности, конечно. Если силы врага слишком велики, мы отступаем, но задерживаем противника насколько возможно. Разведка боем, передовые силы и застрельщики в одном лице. Скирмиши... Как мрачно шутит Ширли — смертники.

— Хорош развлекаться, — бросил я. — Эй, Кошки-мышки, очнись.

Девушка сидела на камне, спрятав лицо в сложенных на коленях руках. То ли дремала, то ли опять впала в свою хандру. Призрачные животные — лев и мантикора — сидели у ее ног. Что Кошки-мышки нашла в этой слабой магии первого уровня? Урона наносит минимум. Вся практическая польза — отвлечь противника и скрыть нас за мглой, что иногда помогает, не скрою. Зато варева Кошки-мышки готовила отменные. Правда, некоторые из них имели побочный эффект.

— Всё, готово! — Ник пригладил короткий ежик волос пятерней, принявшей фиолетовый оттенок. — Классно получилось. Хотя кое-чего не хватает. — Бах, — сказал он, рисуя мелом взрывы. — Бах, бах...

Мне казалось, что наш рубака воспринимает войну, как игру. Кошки-мышки вытерла лицо рукавом куртки и подсела ко мне, выглянув в бойницу.

— Жестянки скоро доберутся до мин, — сообщила она, будто открыла что-то новое. — Как думаешь, Игорь, что нас ждет после смерти?

Ее рука выводила на камне невидимые узоры. Возможно, магия Котенка имеет что-то общее с волшебством бродяг. Недаром алхимичка возится с каждым найденным механизмом жестянок: собирает дохлых стальных скорпионов, пытается разобраться с устройством змей, словно заправский механик-вивисектор. Хорошо еще в подземелья не отправилась ловить древние механизмы. Хотя нет, вру, вчера просила взять с собой, когда я уходил вечером на охоту.

— Не знаю, — ответил я. — Перестань, Котенок. Мы еще повоюем.

Дурацкие стандартные слова, банальные до отвращения. Но у меня осталось всего десять пуль в ружье и полный барабан в древнем пистоле. Да, еще повоюем. Но не очень долго.

— Я не хочу сражаться, я хочу жить, — вздохнула Кошки-мышки. — Хотя у меня порой такое чувство, что мы все давно мертвы. И умирали уже не раз. Снова и снова. Но что нас ждет за чертой — вспомнить не могу.

И резкий росчерк рукой по камню, словно завершающий штрих в рунном колдовстве.

Я закрыл глаза, слушая плеск волн и разговоры Элиис и Адриана. Они были всё время со мной, в моей голове. От них не спрятаться. Наверное, я сумасшедший, потому что мне, как и Котенку, казалось, что я умирал уже много раз. На моей левой руке татуировка: 'Игорь Ламберт'. Да, это похоже на мое имя, но зачем я его написал неправильно? Возможно, татуировка должна напоминать мне о чем-то важном, но о чем — я вспомнить не мог.

'Игорь, почему мы не можем полностью слиться с тобой, откуда эта защита?' — голос Эллис, тихий, мелодичный, обещающий бессонные ночи. Но их время давно прошло — Эллис мертва. Я сам ее застрелил когда-то в прошлом.

'Неправда! Я жива!'.

Они слышат мои мысли. Они живут вместе со мной. Но я помню тело Эллис, лежащее на затянутой туманом улице.

'Опусти защиту, ведь рано или поздно она всё равно падет. А так мы пленники друг друга', — это уже Адриан.

Но я не хочу пускать их дальше — ни Адриана, ни Эллис. Когда я бодрствую, они остаются голосами в моей голове. Когда закрываю глаза, то вижу их возле себя. Они ждут. Они всё время ждут рядом. И мне приходится с ними сражаться, чтобы не пустить дальше морского берега в моей памяти.

— Может быть, после смерти мы попадем в другой мир, как думаешь? — спросила Кошки-мышки.

Она прижала к камню руку и словно соединилась с ним, приросла раскрытой ладонью.

— Возможно, Котенок.

Первый шагоход уже выбрался на берег. Его ноги по очереди складывались, как подзорные трубы, и снова распрямлялись, передвигая боевую машину. На нас идет. А второй свернул к Скомороху. Передняя нога 'нашего' шагохода ступила у перевернутой рыбацкой лодки, которая каким-то чудом уцелела за месяцы сражений. Изрешеченная пулями и утыканная торчащими обломками стрел, она лежала кверху брюхом, словно дохлая рыба. Этой ночью Ширли установил возле нее мину. Пороха у нас мало — весь берег не заминируешь, остается надеяться лишь на удачу. И на магические ловушки. Впрочем, скосил я взгляд на Кошки-мышки, волшебников у нас тоже не густо.

Котенок ждала, сосредоточенно прикусив верхнюю губу. Нога шагохода перенеслась через лодку, задела киль, проделывая в нем дыру и сбрасывая щепки на землю.

— Давай! — не выдержал полурослик.

Кошки-мышки отвела руку, и камень словно подался следом за ее ладонью. Вздрогнул, и эта едва заметная дрожь пробежала по земле. Между галькой на берегу проскочили искры. Раздался грохот, от которого уши заложило звенящей тишиной, — это взорвалась бомба полурослика. Шагоход заволокло клубами дыма. Оторванная часть стальной ноги пролетела по воздуху и ударилась о баррикаду.

— Киш мир тохес! — прокричал Ширли, грозя жестянкам кулаком.

— Ширли, Вых, Ник, за мной! — скомандовал я. — Котенок, останешься здесь и сообщишь остальным.

— Нет, я с вами! — и она первой перемахнула через баррикаду.

Я мысленно чертыхнулся и последовал за ней. Потом, после боя, надо будет поговорить по душам по поводу неподчинения приказам командира.

Мы давно хотели захватить один из шагоходов. У нас были на него далеко идущие планы.

— Да помогите же мне! — орал Ширли, повисший на баррикаде, как вяленая толстая рыба.

Выхухоль подхватил полурослика и перекинул его через каменные блоки.

— Спасибо!

Ширли упал, перекатился, вскочил и побежал, перебирая короткими ножками. Перед собой он крепко сжимал превращенный в обрез мушкетон — Ширли лично укоротил его ствол, сделав удобным для ношения. Правда, стреляло такое оружие на еще более близкое расстояние, практически в упор. Сумка с тяжелой бомбой колотила полурослика по спине, но свою смертоносную ношу он никому не доверял.

Вокруг нас бежали призрачные звери, создавая непроглядную для врагов завесу. Лев, мантикора, змея — они перетекали друг в друга, изредка показываясь из тумана, чтобы тут же исчезнуть в бесформенном облаке. Молочная пелена беззвучно лилась над землей, приглушая грохот далеких выстрелов.

Звери ударились о брюхо лежащего на боку шагохода, растеклись вокруг него туманной рекой. Двое из жестянок уже выбрались из боевой машины, третий наполовину высунулся из люка. Ширли выстрелил раньше меня. Картечь ударила по броне шагохода, срикошетила о камни, отшвырнула наземь одного из врагов. Второй попятился, стараясь спрятаться за шагоходом, и вскинул руку со змеей-самострелом. Я едва успел уклониться от просвистевших дротиков. К нам метнулась цепь с диском, выпущенным оставшимся наверху жестянкой, но Ник подставил свой меч, и она закрутилась вокруг клинка. Ник дернул, цепь натянулась. Мышцы на голом торсе воина вздулись буграми. Загудели сервоприводы в доспехах бродяги. Кто кого — сила или сталь?

Я вскинул древний пистоль и выпустил все шесть пуль в вооруженного самострелом жестянку, но доспехи пробила лишь одна. Брызнула кровь, бродягу повело в сторону, и предназначавшиеся мне дротики исчезли в тумане. Чёрт! Надо срочно что-то предпринять, иначе следующим выстрелом он меня точно прикончит.

С тела бродяги на землю шлепнулись несколько механических скорпионов, поползли ко мне, семеня лапами и размахивая хвостами. Лежащий на земле враг, оглушенный выстрелом Ширли, зашевелился, приподнимаясь, и полурослик разрядил в него свой пистоль, едва ли не вплотную приставив ствол к его голове. Пуля пробила броню. От шлема брызнули осколки металла, голова бродяги дернулась, ударилась о землю, и его доспехи расцвели кровавыми узорами.

Я направил пароэфирное ружье на своего противника, но проклятая пауза перед первым выстрелам дала врагу фору, и механическая змея на его руке выплюнула из раскрытой пасти несколько смертоносных дротиков. Увернуться я не успевал. Подумать — тоже. Только испугаться.

Я не понял, откуда на пути дротиков взялась Кошки-мышки. Нарочно или случайно, она появилась из тумана и приняла на себя предназначавшийся мне заряд. В шею, в грудь, в ногу — дротики впились в ее тело, и Котенок упала на песок лицом вниз. Туманные звери вокруг нее окрасились кровью.

Наконец-то мое ружье выстрелило. Тум! — пуля вошла между глаз бродяги. Я не целился специально, стрелял наугад. Наверное, это просто мастерство. Бродягу откинуло на спину, и он с грохотом повалился на камни. Успевший зарядить мушкетон Ширли выстрелил по механическим скорпионам. Одного из них разорвало картечью на части, второй, лишенный половины лап, забился на земле. Я бросился к Котенку, перевернул ее на спину... Жива!

— Дура, — сказал я. — Зачем?

Нахлынуло стойкое ощущение, что я вот так уже когда-то держал израненную девушку. Близкую, родную... Но кто же она, как ее звали?!

'Это я, дорогой, — почувствовал я мысленное прикосновение Эллис. — Мы всегда были вместе'.

Но я знал, что это ложь. Рядом со мной склонились ставшие красными лев и мантикора. Казалось, туман вокруг меня истекал кровью. Не хватает волка, вдруг подумал я. Почему-то захотелось, чтобы из тумана появился именно этот зверь.

В это время с шагохода упал третий бродяга — Ник победил в перетягивании цепи. Он сбросил цепь с меча и, крича что-то воинственное, подбежал к лежащему врагу. Тот парировал удар двуручного меча своим клинком, и прикрыл голову левой рукой. Она оказалась закована в доспехи из панциря гигантского краба, хотя вся остальная броня была стальной. Вокруг руки обвивалась механическая многоножка, из пасти которой, словно длинный язык, высовывалась цепь.

Дежавю. Когда-то я уже это видел. И доспехи из панциря краба, и многоножку, и этого бродягу. Но память играет со мной злые шутки, и на нее нельзя полагаться.

Но где же Вых? И тут я увидел эльфа. Он вынырнул из тумана и с легкостью вскочил на шагоход. Там, сжимая оба своих меча, он нырнул в открытый люк кабины. В ближнем бою ему нет равных.

Сброшенному на землю бродяге удалось подняться на ноги. Он рубился с Ником, отчаянно нанося и парируя удары. Двуручный меч оставлял глубокие вмятины на доспехах бродяги. Торс Ника покрывали кровоточащие порезы. Но противники не обращали внимания на раны. Убить, разорвать врага — ярость столкнулась с яростью, и никто из врагов не хотел уступать другому. Они сошлись в безумном вальсе, наполненном звоном клинков.

Наконец я смог взять бродягу на мушку. Мой палец лежал на спусковом крючке, но я почему-то медлил.

'Стреляй', — говорил Адриан.

'Убей его', — шептала Эллис.

Раненая Кошки-мышки требовала отмщения. Палец дрогнул.

В это время бродяга смог нанести колющий выпад в грудь Ника. Ник отступил, схватившись за рану, и его меч срезал одну из пластин на левой руке своего противника. Пластина упала на землю, я увидел под ней лапу ратуса и опустил ружье.

— Убей его, чего же ты?! — кричал Ширли, лихорадочно заряжая пистоль.

'Почему ты медлишь, дорогой?' — шептала Эллис.

Бродяга смотрел на меня сквозь прорезь в шлеме. Мы стояли друг против друга. У моих ног лежала Кошки-мышки. Ник держался за рану и тяжело дышал, между его пальцев сбегала кровь. Он застонал — не от боли, а потому что увидел раненую сестру. Бросился к ней, нагнулся. Несколько капель его крови упали на ее тело. Ник заплакал. Бродяга попятился. Он уходил ко второму шагоходу, который передумал идти в сектор Скомороха и теперь направлялся к нам на помощь соплеменникам.

Ширли вскинул пистоль и выстрелил. Пуля попала жестянке в плечо, срикошетила, бродяга вздрогнул, но продолжал отдаляться.

— Почему ты не стреляешь?! — в сердцах выкрикнул мне полурослик.

Ник вытряхнул из сумки Кошки-мышки целую кучу склянок и поспешно их перебирал в поисках снадобья лечения. Рядом с ним медленно таяли в воздухе туманные звери. Бродяга, ранивший Ника, уходил к своим, вода уже поднялась до его шеи. Из поверженного шагохода высунулся Вых, с залитым кровью лбом, но я сомневался, что кровь была его собственной.