Восхождение: Град Темных Вод

Здесь был ветер.

Хэйт зажмурилась, ловя кожей игривые дуновения.

Был ветер, но не было жизни.

"Хоть бы кустик чахленький", — посетовала мысленно девушка.

— Пропасть! — бодро и радостно отрапортовала "форма жизни". — Многообещающе. Бескрылое шагнет?

Хэйт накрыла лицо ладонью.

— А если и шагнет, — с неохотой убрав ладонь, сказала адептка. — Тебе что с того?

— О? — фейка наклонила вбок крохотную головку.

— Что ты получишь от моей смерти? — устало и зло выговорила Хэйт. — Допустим, я прыгну в пропасть. За сегодня я умирала пять раз, и это явно не предел. Разом больше, разом меньше — фиолетово. А вот ты будешь нарезать круги над уступом, потому что туда, где я возрожусь, тебе хода... то есть, лета, нет.

Фея принялась выделывать кульбиты в воздухе. Над пустотой. И поглядывать искоса, мол: и где, и когда?

— Иди ты, дурында, — отмахнулась адептка. — Испортила остатки настроения.

И раскинула руки, вроде как приготовившись сигать со скалы.

"В крайнем случае, будем считать это заменой прыжка с тарзанки, на который я в том году не решилась", — поглядывая искоса на замершую в воздухе фею, думала Хэйт.

— Скажешь, зачем тебе моя смерть — доставлю тебе радость, прыгну, — пообещала девушка "пиксельному отродью". — Ну же, информация за действие, честная сделка.

— Письмо, — обижено пискнула фея.

Летучее чудовище рассыпалось искрами, а свиток упал под ноги Хэйт.

— Никаких манер, — попеняла в пустоту адептка, поднимая послание.

"Ушастая, ты не исчезай с концами, а то я волнуюсь. Пиши, не пропадай", — адресовала ей Маська.

В первый раз за день Хэйт улыбнулась. Искренне.

Затем, вздохнув, развернулась к горе. Чтобы вернуться в мучильню.

Завтра там, в мире без сумасбродных фей, ей предстоял день иных испытаний. В некотором роде даже более сложных и изощренных, чем пыточные залы дроу. Ждала ее встреча с "милой женщиной".

Победить Архидемона, остановить нашествие Инферно или выдержать адскую боль ледяного зала — все это не шло ни в какое сравнение с часом беседы с одной, казалось бы, безобидной дамой.

Зная о грядущем, сосредоточиться на живописи девушке едва ли удалось бы, а чем раньше пройдет она "путь познания", тем скорее отмучается.

Тариша, завидев пришлую, кивком позвала за собой. По темным переходам в толще камня, скудно освещенным алыми негасимыми свечами — к преисподней. Ставшей, в принципе, уже привычной.

Второй уровень пассивного умения и достижения ей выпали (снова, что показательно, вместе) на девятом заходе в ледяной зал. С характеристиками было бедно — всего один раз поднялась выносливость. Но Хэйт, подобно сомнамбуле, раз за разом вставала из круга и шла на новое свидание со смертью. Ощущения уже не были столь острыми, как в начале, и с каждым разом боль как бы приглушалась, со временем став обыденной.

Боль притупилась, отступила на задний фон. Но не исчезла.

Тариша, оглядывая подопечную, все чаще позволяла себе что-то, слабо схожее с улыбкой.

Оборотной стороной медали же было то, что "визиты" в гибельные объятия холода становились все более затяжными.

— Тариша, а зачем идти к центру? — перед десятым посещением решила проявить любознательность Хэйт.

— Мерзлая стужа там сильнее всего, — ответила Бестия. — К грани подводит быстрее.

"К грани" для пришлой значило "к кругу". Воскрешающему.

Практичная дроу знала, похоже, цену времени.

— Ценные сведения, — усмехнулась адептка. — Буду иметь в виду.

...В этот день Хэйт умерла двадцать пять раз, вплотную подойдя к границе двадцать четвертого и двадцать третьего уровней. Стойкость подросла еще на "плюс один" и выносливость на "плюс два" — после второго уровня достижения система перестала радовать щедростью. Когда "слетал" двадцать пятый уровень выпала системка-предупреждение, что при возвращении утраченного уровня очки характеристик повторно начисляться не будут, что было очевидно и без напоминаний — разве что игрок, оказавшийся на ее месте, был бы дремучим нубом из Страны Дураков. Хэйт таковой не являлась.

То, что испытания Бестий скинут ее уровень до десятого (ниже нельзя), тоже становилось ясно, как день. Но уровни можно набрать по новой, пытки перетерпеть, а игнорирование с устойчивостью за красивые глаза ей разработчики не нарисуют. Решилась — иди до конца. Даже если конец равен могиле. Могила виртуальная, страдания — тоже. Вне Восхождения ей ничто не грозит, значит, "ограничитель" у нее только один — ее же сила воли. А с нею, Хэйт смела надеяться, дела обстояли недурственно.

"Но никто не требует от меня сделать все в один день".

— Выход, — прервала одним словом цепочку смертей и возрождений адептка.

Четыре пропущенных вызова и два сообщения — оставив модуль, Вероника первым делом проверила мобильник. Три звонка от Стаса, один — от Ани Потаповой. И по смс от каждого из них.

"Набери меня, есть предложение", — писал Стас.

"Белозерова, ты вообще человек?!" — вопрошала Анна.

Вероника окинула себя взглядом.

— И где логика? — пожав плечами, выбирая адресата первого сообщения для вызова; куратор ответил после первого же гудка.

— Стас, это Белозерова.

Пофамильное обращение (а попробуйте иначе, если в группе по две-три тезки случаются) преподавателя въелось, как говорится, в подкорку.

— Я нашел модель, — без проволок перешел к делу Стас. — Для задания, о котором, хотелось бы верить, ты не забыла.

— Это... — Вероника смешалась. — Здорово.

— Я тоже так считаю, — насмешливо продолжил мужчина. — Завтра в двенадцать за тобой заеду.

Вероника затрясла головой, не сразу сообразив, что собеседник ее не видит.

— Стоп-стоп-стоп, — несильно стукнув себя по лбу (дабы извилины лучше функционировали), притормозила она порыв куратора. — Любой день, кроме завтрашнего. Завтра — вообще никак.

— Хм, — немного тишины предшествовало новому предложению. — А вечером?

— А свет? — изумилась в ответ девушка.

— На месте решим, — отмел возражение куратор. — Так что? После восемнадцати устроит?

— Устроит, — сдалась Вероника.

Они коротенько сговорились о "контрольном" созвоне и времени, когда Стас ее заберет, и распрощались.

"Денек вырисовывается отнюдь не томный", — перемещаясь в сторону ванной, зябко ежилась Вероника. Ежилась и от предчувствий, и от проснувшейся (летом!) мерзлявости.

— Ничего, душ погорячее, чтоб пар валил, и кофе покрепче — отпустит, — решила девушка.

И прогадала. И душ, и махровый банный халат, и кофе — все испытанные средства дали промашку. Морозец, поселившийся в теле Вероники, не желал покидать пристанища.

"Я не занервничаю. Не дам ей власти над собой. Буду спокойной и холодной, как... стены ледяного зала. Буду льдинкой в нескончаемом танце мерзлой стужи", — увещевала себя Вероника следующим утром, одеваясь: пригодился костюм, забракованный два дня назад.

Подсобила и косметичка, по части сокрытия следов беспокойной ночи, в течение которой девушка то погружалась в яркий калейдоскоп обрывочных видений, то просыпалась — внезапно, как от толчка. Последний такой "толчок" случился за пять минут до сигнала будильника, подарив неважнецкое самочувствие ("Как телегой переехали", — мысленно бухтела Вероника) и настроение под грифом "хуже некуда".

— Я — льдинка, — допивая кофе, морщилась девушка. — А льдинки не психуют почем зря. Не зря, впрочем, тоже...

Через двадцать пять минут за дверьми знакомого кабинета ее ждал своего рода экзамен на "профпригодность" в льдинки.

Сначала — долгая пауза. "Милая женщина", улыбкой и жестом указав посетительнице на кресло, с головой уходит в перелистывание бумажек. Вроде как записей о предыдущих сеансах, но на самом деле содержимое бумаг не важно. В понимании Вероники, это своего рода ритуал: занятая женщина-врач и ничем не занятый больной; усаживаясь, пациент принимает вроде бы удобную позу, но минуты текут, руки-ноги деть некуда, человек начинает "елозить" по сиденью...

Затем — действие. Резкий хлопок закрываемой папки или щелчок ящика стола — тоже не важно. "Милая женщина" вскидывает взор, вкладывает в свою улыбку еще больше "сияния", приходя на выручку пациенту. Не давая заскучать. И, заодно, выбивая остатки душевного равновесия — в первые сеансы именно это происходило с Вероникой.

— Хорошо выглядишь сегодня, Вероника, — третий этап "ритуала" — нейтральная фраза.

Не обязательно с позитивным "окрасом" слов, но именно тут, по мнению девушки, должен произойти первый "отклик" со стороны пациента. Как же, ей улыбнулись, бросили "мячик", все дружелюбно и "плюшево", можно забыть про вывеску на двери кабинета...

— Спасибо, — Вероника вернула улыбку. Натренированную перед зеркалом.

"Сейчас мы перейдем к обязательной программе", — девушка предельно распрямила и без того прямую спину.

Она угадала. Доктор запустила блок вопросов о нарушениях сна, головных болях (и то, и другое имело место быть в первый год после начала сеансов), высказалась о "хороших" КТ и МРТ прошлого года, сообщила, что в этом году на анализы направлять пациентку не будет.

— Мы сосредоточимся на другом, — радостно пообещала врач.

И улыбнулась — куда же без фирменной улыбки?..

Тревога, которую Вероника поспешно "задавила", оказалась ложной. На первый взгляд.

Общие открытые вопросы, о прошедшем годе, о новых знакомствах, о перспективах и результатах в учебе и тому подобном. Вероника отделывалась размытыми ответами, увлеченно описывая красоты Ярославля и всяческие интересности на занятиях. Удерживать расслабленную мину на лице стало трудно, когда форма и характер вопросов изменились.

— Ты посетила занятия группы для подростков, о котором мы говорили в прошлый раз?

"Подростков, потерявших родителей, не выдергивай из контекста, гадина", — едва не вспылила Вероника, на ходу придумав предлог с загрузкой третьего года обучения. "Милая женщина" сверкнула глазами, повторив рекомендацию непременно посетить "эту группу". И тут же, без перехода, полюбопытствовала, не бывало ли у Вероники за прошедший год случаев проявления агрессии.

С елейной же улыбкой.

"Я льдинка. А арена и ПК-шники на тракте в счет?"

— Нет, конечно, нет.

В притворном изумлении изогнулась бровь доктора.

— Ты колебалась. Кажется, это был гнев?

"Я льдинка, бесова ты мегера!"

— Всего лишь удивилась вопросу.

— Положим. Жаль, что ты со мной настолько не откровенна. Этим ты вредишь не мне, а себе. Только себе.

Колкий взгляд поверх очков, брошенный на посетительницу, с улыбкой не стыковался.

— Знаешь, Вероника, в последнее время я все сильнее интересуюсь живописью. Может быть, твой случай меня... вдохновил.

"Случай вдохновил ее, да я просто муза..." — лед покрылся трещинами.

— Помнишь, я просила тебя нарисовать мне сказочное животное?

"Помню, как старалась не воткнуть тебе в глаз какой-нибудь карандаш из цветного набора!" — пришлось кивать, чтобы как-то скрыть эмоции.

— Да. Кажется, я сделала набросок с изображением феникса.

— Именно. Очень, очень любопытный рисунок. Мы с коллегами долго... рассматривали его.

"Разносторонне, не сомневаюсь", — усмешка с должным растяжением губ могла, в принципе, сойти за улыбку.

— Ты, конечно же, знаешь такого художника, как Гойя. Одна из его гравюр называется "Сон разума рождает чудовищ". Весьма символично.

"Забавно слышать о чудовищах от чудовища", — вовсю "таяла" льдинка.

— Весь цикл офортов Капричос* пронизан символами, — не могла проиграть на своем поле художница.

— Верно. Также верно и то, что чудовища, рожденные сном разума, становятся только сильнее, если разум бодрствующий строит вокруг них стену. Сознательно строит. Ты понимаешь, о чем я говорю, Вероника?

"Я не занервничаю. Не дам ей власти над собой", — опять и опять проговаривала мысленно девушка.

— Стены, как бы высоки они ни были, не могут удержать чудовищ, — не дождавшись ни слова от пациентки, продолжила "милая женщина". — И я полагаю, нам следует вернуться к тому дню, когда ты узнала о смерти родных. Вероника, время настало.

"Я лужица, оставшаяся от льдинки..."

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

*Капричос (исп. Los Caprichos-причуды) — серия офортов (фр. eau-forte буквально 'крепкая вода' — разновидность гравюры на металле) Франсиско Гойя (закончена к 1799г.), является сатирой на политические, социальные и религиозные порядки. 'Сон разума рождает чудовищ' (El sueño de la razón produce monstruos ) один из наиболее известных офортов в серии.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

...Когда раздался звонок, она ужинала. Половинка холодной маминой котлеты и не менее холодный отварной картофель — Вероника поленилась греть еду. Разговор, то, какими словами ей сообщили об аварии, она не запомнила. Только ощущение: это все ложь, ужасная ложь, или розыгрыш, или ошибка, да, точно, просто ошибка... Она вытащила из "пожарной" матрешки несколько купюр, позвонила в службу вызова такси, долго объясняла, куда ей нужно доехать. Поездка почти не отпечаталась в памяти, только миг, когда она просит шофера вытащить деньги из открытого кошелька — слезы льются так часто, что сама она не видит, не различает...

— Что именно вы хотите услышать? — выдавила из себя Вероника.

— Все, что было после твоего прибытия в больницу, — поправила очки в тонкой оправе "милая женщина". — Как ты это помнишь.

— Какая-то стойка. Два белых халата. Кажется, сестринский пост. Я назвала фамилию, сказала, что мне звонили и что это наверняка ошибка. Сестра — я думаю, что это была сестра — сказала, что мне нужен доктор с такой... длинной фамилией.

— Доктор Вереницын, — за заминку Вероника получила подсказку.

— Наверное, — не стала спорить девушка. — Нужно было подняться... в хирургическое.

...По телефону ей сказали об аварии, о том, что "необходимо срочно приехать", но не о гибели родителей. Эта "честь" досталась доктору. Хирургу с длинной фамилией.

— Смерть наступила от...

Это, кажется, голос врача. Мужской, ужасно усталый.

— Нам очень жаль...

Женский. Стеклянные глаза и истерика в голосе...

Вероника зажмурилась, пытаясь прогнать те голоса из головы. Отгоревшие, отболевшие, но все так же — ранящие.

— Там мне сказали, что их... больше нет. Я не верила, никак не могла поверить, требовала проводить меня к ним или к тем, кого за них приняли... Тогда меня отправили на минус первый этаж. Цокольный.

"Я не льдинка. Уже не льдинка. Я цельная статуя изо льда".

— В патологоанатомическое отделение, — снова закрыла подсказкой паузу "милая женщина".

— Да, — выдохнула девушка. — Медсестра вызвалась меня проводить. Мы вернулись к лифту. Я, кажется, плакала, а она говорила что-то успокаивающее.

— Расскажи мне, как получилось, что из лифта в итоге ты вышла одна?

— Хм, — Вероника сбилась с мысли, нахмурившись, постаралась припомнить. — Лифт останавливался. На втором и на первом этаже. На первом была какая-то суматоха, и ее позвали.