Восхождение

Хэйт запрокинула голову и расхохоталась.

— Гений. Я — гений! Нет, не так: я — ГЕНИЙ! — пританцовывая по разбросанным по земле капустным листьям, напевала Хэйт. — Но гении тоже должны высыпаться. Выход!

К просмотру Вероника готовилась тщательно. Заспанное лицо было протерто льдом с алоэ (мама так учила... ох, как же это было давно), покрыто основой для макияжа, припудрено (синяки под глазами предварительно были замаскированы тональным кремом). Немножко туши на ресницы и прозрачный блеск на губы...

Она даже в строгое темно-серое платье влезла (в комиссии все были в возрасте, плюс две старые девы, так что никакой сексапильности) и в черно-серые замшевые туфли на шпильке. Черная сумочка вместо привычного баула довершила образ. Никаких украшений.

Старинное зеркало намекнуло, что наряд добавил двадцатилетней девушке года три, не меньше, но это был как раз тот случай, когда лучше выглядеть старше, скромнее и серьезнее.

Какой-то ребятенок в маршрутке назвал ее тетенькой, Вероника поморщилась, но смолчала: детская непосредственность, да и никто не заставлял ее так наряжаться.

Мандража не было. Сделать больше по восстановлению работ, чем они со Стасом сделали накануне, за день было нереально. Решат придраться — будет у нее первый заваленный показ.

Так, в состоянии отрешенности, граничащей с равнодушием, Вероника и добиралась до аудитории. Станки из комнаты вынесли, вообще убрали все, что убиралось, стены были завешаны картинами. Ее шесть подправленных работ висели отдельно: вероятно, Стас распорядился и напряг одногруппников. О, а вот и он сам...

— Белозерова, подошла наконец-то! — Стас махнул ей рукой, подзывая к сгрудившимся студентам-живописникам. — Значит, раздолбаи мои, смирно гуляете по коридорам, рекреациям, в столовую можете сходить. Комиссия с вами разговаривать не будет. Все комментарии завтра получите, вместе с отметками. Показ перенесли на час вперед, так что кыш отсюда! Белозерова, за мной.

— Ей можно остаться, а нам нет? — резво возмутилась Полиночка.

— Я вообще не собирался допускать вас до показа, говорливые неучи. Увы, начальство решило иначе: подведение итогов полугодия не может быть отменено по причине одного нарушения. Так что вам повезло. Но это не означает, что вы прощены. Я все сказал, свободны.

Веронике ничего не оставалось, кроме как следовать за Стасом, почти физически ощущая злобные взгляды сокурсников. Неужели он не понимал, что выделяя ее еще больше, только усилит нелюбовь группы? С другой стороны, а не начхать ли ей?..

Сам показ проходил тихо. Вероника стояла, как изваяние, рядом со Стасом, семь членов комиссии обходили работы, что-то вполголоса обсуждая. Дойдя до ее работ, мэтры остановились.

— Мне кажется, или я вижу тут трещину? — Алла Юрьевна, поправляя оправу старомодных очков, ткнула пальцем в полотно с разнесчастным мальчиком в шлеме.

Вероника мысленно выругалась: кому вообще в голову взбрело включать в состав комиссии преподавателя истории искусств?! Еще и разглядела же, курица близорукая!

Стас молча дошел до мегеры, развернул холст в рамке из дешевых реечек, продемонстрировал склеенные скотчем края.

— О! Это и есть причина, которую вы упоминали? — как бы между делом спросил декан, дождался кивка Стаса, продолжил. — Конечно, неприятное происшествие, жаль, вы не смогли найти виновника. Но реставрационная обработка на уровне. Выполняла студентка?

Куратор кивнул снова, упреждая ответ Вероники.

— Я помогал со сведением разрезов. В одиночку это непросто.

Она так и не успела вмешаться: члены комиссии покачали головами, поохали, отметили что-то в блокнотах и удалились.

— Почему? — чуть отойдя от потрясения, спросила Вероника.

— Ты хорошая девочка, — пожал плечами Стас. — А мне нежелательно прикладывать руку и кисть к работам студентов. Все, гуляй до понедельника.

— А... оценка как же?

— Вот в понедельник и узнаешь. Отдых, ребенок, слышала слово такое?

Он и в спину ее подтолкнул, видимо, чтобы направление верное задать.

Так, в некоторой прострации, девушка дошла до первого этажа, завернула в столовую, не оттого, что была голодна, а потому, что до сознания не доходило еще: учебный год окончен, сессия закрыта. Даже зачеты по теоретическим предметам (английский, литература, эстетика, философия, политология, ИМХК* культура речи — словом, крайне "нужные" художнику дисциплины) и те дались сложнее. Со шрифтами она мучилась неимоверно долго, нудный предмет, нудный преподаватель, нудный процесс, лишенный творчества напрочь. А вот "финишная прямая" — профильные предметы, будто и вовсе без ее участия сдались. Сами собой.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

*Здесь: История Мировой Художественной Культуры.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

В столовой она сделала заказ, прошла к любимому столику, не обращая ровным счетом никакого внимание на окружающих. Солянка, рыба в кляре, бутылка воды "ноль-пять". Девушка только приступила к трапезе, как на соседний стул приземлилась полноватая нижняя часть Полины. Ножки стула противно скрипнули по мрамору.

— Как прошло, преподская подстилка? — с каким-то садистским ликованием в голосе спросила Поля. — Кому, кроме Стаса, пришлось дать за пятерки?

Вероника изогнула брови, отложила ложку.

— Это ты о чем?

— А я видела, как он тебя вчера тискал. Прямо в студии, по-свойски так. Мне просто интересно: каково это, спать с преподом и читать нотации о том, какая ты вся правильная, и какие мы убогие?

— Полина, ясноокая моя, сходи-ка ты к окулисту, — сощурилась Вероника, улыбнулась доверительно. — И к психиатру, вроде бы они галлюцинациями занимаются. Или прекрати употреблять наркотики. А сейчас — изыди, ты портишь мне аппетит.

— Галлюцинации, говоришь? — скривила губы Полина. — Кому бы мне о них рассказать? Ректору или группе, группе или ректору?.. Педсовет будет недоволен Стасом, разве можно развращать молодежь?

— На твое усмотрение, — передернула плечами Вероника. — Но я настаиваю на варианте с психиатром.

— Какие мы смелые! — Поля разошлась не на шутку. — Любопытно, вцепишься мне в волосы, если скажу, что это я порезала твою мазню? Тебя же Стас прикроет, ну, давай, чего ждешь?!

— Лечиться тебе надо, Рокитова, — вздохнула Вероника. — Ты ничего не резала. И не потому, что смелости не хватило бы: трусливые собачки как раз исподтишка и норовят укусить. И даже не потому, что с твоими слабыми руками ты бы не смогла пробить затвердевшее покрытие: я холсты не грунтую, да и резали изнутри, так что было бы желание, справилась бы. А потому, что тот, кто испортил мои работы, питал ко мне истую ненависть. Он знал, как много значат для меня полотна, и стремился уничтожить меня одним ударом. Растоптать, унизить, причинить боль. Тот, кто испытывает такую ненависть, не тявкает по углам и не разносит сплетни. Ты — можешь только тявкать. Поэтому пшла вон!

Наушники, так удачно лежащие на столе, заняли положенное место в ушах Вероники, в плеере заиграла первая попавшаяся мелодия. Фильтр "случайно" порадовал: "Linkin Park — Don't Stay". Полина говорила что-то, размахивала руками, даже ударила кулаком по столу: Вероника только увеличила громкость. Доела все до последней крошки. Затем встала, выключила проигрыватель, убрала в сумку телефон, одернула юбку.

Отнесла поднос с посудой к раздаче. Кивнула сама себе и направилась к ректору.

На удивление, ректор не только оказался на месте, но и принял студентку без лишних проволочек.

— Итак, золотая девочка, что привело тебя? — хорошо поставленным голосом приветствовал Веронику ректор, мужчина немолодой, однако держащий себя в отличной форме.

— Простите, Юрий Алексеевич, как вы меня назвали? — растерялась девушка.

Ректор улыбнулся, приглашающим жестом указал на стул.

— Одна из лучших наших студенток, прекрасные отметки, больше всех работ, отправленных в фонд. Кратко — золотая девочка. А что характер несносный, так это пустяки, люди творческие редко без причуд.

Она смутилась, щеки зарделись румянцем.

— О, еще не прошли времена, когда я заставлял девиц краснеть! — окончательно развеселился ректор, обладатель неисчислимого количества званий и премий. — Но к делу. Что случилось?

Вероника выдавила слабую улыбку. Тон ректора решительно не вязался с его извечно суровым видом: с иным он по училищу не хаживал.

— Сложилась ситуация, которую кое-кто из моих сокурсников превратно истолковал, — собралась с духом девушка. — И мне не хотелось бы, чтобы это негативно отразилось на нашем кураторе.

— Подробнее, — сухо потребовал ректор, уже без тени улыбки.

Как ей хотелось провалиться под землю! Испариться, сгинуть... Но это означало бы подставить Стаса. Нет уж, к черту гордость. И предубеждение, ага, в стиле Джейн Остин*...

— Вы ведь видели мое личное дело? — спросила Вероника, дождалась резкого кивка ректора, продолжила. — Тогда вы знаете, что я потеряла родителей незадолго до окончания средней школы. Вчера Станислав Анатольевич проводил со мной... профилактическую беседу. Об эмоциональности, коммуникативности и иже с ними. Возможно, вы слышали, что мои работы, подготовленные к просмотру, были испорчены?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

*Подразумевается роман Джейн Остин 'Гордость и предубеждение' (Pride and Prejudice).

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Ректор снова кивнул.

— Этот инцидент и послужил поводом для беседы. Он полагает, и не без оснований, что мое вызывающее поведение спровоцировало кого-то на такой поступок. Так получилось, что я рассказала куратору о семье, — она перевела дыхание, прежде, чем перейти к самому скользкому моменту. — В качестве жеста ободрения он слегка приобнял меня за плечи. Без какой-либо иной подоплеки. Моя одногруппница стала этому невольной свидетельницей. И сделала неверные выводы.

— Неоднозначно, — цепкий взгляд ректора сверлил девушку, но она держалась. — И чего же ты хочешь от меня?

— Чтобы этот случай не стал предметом обсуждения педсоветом. Юрий Алексеевич, не наказывайте моего руководителя за проявление понимания.

— Ребенок! — расхохотался вдруг ректор. Вероника поморщилась: второй раз за день ее так называли, хотя вид у нее был, что ни на есть "тетенькин". — Я похож на наивного бездельника, который будет всерьез рассматривать студенческие сплетни?

Она быстро-быстро замотала головой.

— То-то же. Слухи, сплетни, клевета, наветы — вне компетенции ректора. И педсовета тоже. Вот если бы ты пришла с обвинением в адрес куратора, был бы другой разговор. Но обвинений нет, я правильно понял?

— Нет. Простите за беспокойство, Юрий Алексеевич, я глупо отняла у вас время, — Вероника поднялась и засобиралась на выход.

— Не глупо. Лет шесть назад педсовет занимался подобным вопросом. С участием Станислава Анатольевича и второкурсницы. Обвинения в тот раз имелись, и довольно серьезные. Но сейчас ведь другой случай?

— Другой, — с упором ответила девушка. Надо же, Стас и студентка... Но не ей судить, право слово.

— Тогда успехов тебе, золотая девочка, — смягчился ректор. — О кураторе не беспокойся.

— Спасибо! — она пулей вылетела из кабинета. Зацокала шпильками к выходу: больше ее ничто не держало в стенах училища.

Рокитова теперь пусть хоть на фонарных столбах листовки расклеивает о ней и Стасе, вреда от этого не будет. А отдых ей и вправду пригодится, заслужила...

Землеройки продолжали беспечно жевать капустные листья. Хэйт огладила посох, улыбнулась лазурным небесам.

— Ничего личного, зверьки, — вполголоса предупредила она землероек. Животные не вняли.

Лоза-пыльца-регенерация. Серия укусов. Регенерация на себя. Лоза-пыльца-регенерация. Снова, снова и снова.

За первого убитого моба она получила весьма весомое улучшение характеристик, но вполне объяснимое. Мудрость героя возрастает при вычерпывании запаса маны на заклинания, при условии, что заклинания эти наносят урон или восстанавливают здоровье. То есть, мана расходуется не "вхолостую". Измываясь над зверьком, Хэйт полностью извела свои сто пятьдесят единиц маны раз эдак пятнадцать, хотя с теми же затратами могла изничтожить дюжины три землероек. Интеллект "завязан" на нанесение урона: чем выше этот показатель, тем "больнее" бьют скиллы, и наоборот, чем больше урона наносит мистик, тем быстрее "качается" интеллект. С живучестью совсем просто: когда урон наносится персонажу, он получает "поощрение" за терпение и боль.

Разумеется, метод Хэйт был применим только в сочетании лечащих и наносящих урон заклинаний, а на первом уровне их комбинируют единицы, предпочитая такие умения, как порыв ветра (разовый урон по цели магией воздуха, наносит 140 единиц урона) или угольки (школа магии огня, наносит 50 единиц урона сразу и по 25 ежесекундно в течении трех секунд). Опять же, далеко не каждый мистик на начальных уровнях имеет двукратную относительно стартового параметра живучесть, а значит, укусы той же землеройки из неприятных переходят в разряд угрожающих.

Среднестатистический игрок выполнил бы квест на землероек за пять минут реального времени: Хэйт же затратила на него более пяти часов. Каждую следующую животинку она мучила дольше предыдущей, стремясь "выжать" из зверьков по максимуму. Как итог, все три используемых умения были доведены до 3.8 в ранге новичок (увы, за переход на следующий ранг следовало отдать по десять золотых за каждый скилл, их не было и в помине). Можно сказать, бедственное финансовое положение Хэйт спасло грызунов — при наличии денег она б не угомонилась, пока не разогнала бы уровень владения до десятки для каждого умения. Мудрость выросла на двенадцать, интеллект на три (Хэйт очень расстраивал медленный прогресс именно этой статы), живучесть на восемь. Навыки прокачивались отлично, а вот характеристики — по капле в море относительно прилагаемых усилий.

А ведь чем дальше, тем тяжелее будет...

Покончив с землеройками, девушка заозиралась по сторонам: нет ли в области видимого неписей? Никого не обнаружив, она опустилась на корточки и принялась выкорчевывать капустный кочан, сетуя на отсутствие ножа или хотя бы плохонького кинжальчика. Да, грабеж... Но капусту же и так попортили грызуны, а обещанные десять серебряных в качестве вознаграждения — разве деньги? Кочаны складывались в одну ячейку инвентаря, но весили как-то подозрительно много: каждый кочан по килограмму! Учитывая, что общий переносимый вес составлял двадцать пять кг (двадцать стандартных для мистика и пять надбавочных, за десять единиц силы, полученных в Гильдии Воинов), много ей с поля не уволочь...

Как оказалось, сила не такой уж и бесполезный для мистика параметр! Хэйт пообещала себе, едва только немножко приоденется, пойти и побить мобов вручную, то бишь посохом по загривку, а не магией.

Повыдергав двадцать кочанов, Хэйт выпрямилась, отряхнулась и пошла к домику огородницы, выдавшей ей давеча задание. Не побежала, потому как бег с таким грузом был невозможен.