Центальские ворота. Бой с Тенью

— Ерунда, говорите? А вы заметили, что на улицах нет ни одного нищего? Когда такое бывало.

— Ну и где же они, по-вашему?

— Мертвы. Мой знакомый стражник из Вейдана говорит, что сам видел растерзанные трупы, устлавшие весь квартал Проклятых. Некоторые совсем свежие. А иные — такое впечатление — будто пролежали в земле несколько дней. Но самое страшное, что они были залиты кровью, а в зубах некоторых из них видели куски человеческой плоти.

— Великий Страж... Что же теперь будет?

— Кто знает? Власти в растерянности. Городской совет приказал пока запереть ворота в квартал Проклятых.

— Сначала нужно было сжечь все тела!

— Кто же после всего случившегося рискнет туда сунуться?

Склеп Нижнего Асхонела был обнесен забором. Опорами служили столбы, увенчанные четырехликими идолами. Это и были знаменитые Деревянные Стражи. Они были неотъемлемой частью любого варголезского поселения — будь то город или небольшая деревушка. Особенно на правобережье Орика, где некогда существовал даже Охранный пояс, окружавший Гонготские болота, препятствуя проникновению в Кудомский лес обитавшей там нечестии. Вытянутые потрескавшиеся от времени лица с выпученными глазами смотрели на четыре стороны света, отпугивая духов. Такие же столбы стояли у каждых сандорских ворот. Кроме того, на стенах были вырезаны каменные лики, удерживавшие духов на расстоянии от города. Особое внимание уделялось склепам, так как слабые бесплотные духи, сами по себе не представлявшие особой опасности, способны были вселяться в мертвые тела, а восставшие покойники, управляемые разумными существами, могли доставить немало хлопот и неприятностей.

Ворота во внутренний двор склепа запирались только на ночь. Днем же они были распахнуты для всех желающих почтить память предков. Однако сегодня таковых не наблюдалось: взбудораженные горожане смаковали последние новости, в предчувствии грядущей беды закупались провизией в надежде переждать лихое время в подвалах своих домов, а самые дальновидные спешили покинуть Сандору, пока не стало поздно.

Склеп представлял собой помпезное украшенное каменной резьбой сооружение без единого окна с покатой черепичной крышей и стрельчатой аркой главного входа. Кроме чисто декоративных функций оно содержало ряд служебных помещений для обслуживающего персонала. Работа при склепе во все времена считалась не только почетной, но и прибыльной. Правда, и забот хватало. Обязанности смотрителей были более чем обширными: обход территории, уборка, реставрация. Отдельная группа предоставляла услуги похоронного бюро. Ее представители готовили тело усопшего, препарируя его и смазывая какими-то маслами, предохранявшими от скорого разложения и паразитов, а так же убивавшими трупный смрад. Зарплата начислялась с так называемой поминальной подати плюс значительные суммы, получаемые непосредственно от родственников покойного и прочие пожертвования...

Как только двое живых скрылись в склепе, тайком сопровождавший их дух устремился обратно к повелителю...

...Внутри склепа было сумрачно и прохладно. Посреди пустого помещения стоял стол, за которым сидел служащий — молодой человек лет двадцати пяти в длиннополом кафтане, — корпевший над книгой учета. За его спиной возвышался каменный шкаф, на полках которого стояли толстенные фолианты.

— Хорошего дня, почтенные,— поприветствовал он нас, с удовольствием оторвавшись от рутинной работы.— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Можешь,— довольно грубо отрезал Растиф, скинувший с головы капюшон.— Мы хотим почтить память... нашего дальнего родича.

— Назовите его имя и дату смерти, и я укажу вам место его захоронения.

— Его звали Неллис,— ответил Растиф.

Я предпочел не вмешиваться в дела, в которых ни черта не смыслил.

— Просто Неллис? Хм... Хотелось бы уточнить, потому как Неллис довольно распространенное имя. Как звали его отца?

— Понятия не имею.

Представитель ритуальных услуг недовольно поморщился, намекая нам, что следовало бы больше интересоваться своей родословной. Так велят традиции и элементарное уважение к памяти предков.

— В каком году он отправился на суд Великого Стража?

Мы с Растифом переглянулись.

— Точно неизвестно,— виновато пробормотал Ищейка.— Сразу после войны Мастеров.— И словно в свое оправдание тут же добавил: — Сам должен понимать, что время тогда было смутное, тяжелое.

Служащий печально вздохнул, и поднявшись со стула, подошел к шкафу. Пробежавшись глазами по корешкам книг, он вытащил одну со второй полки и вернулся к столу.

— Предлагаю для начала ограничиться пятью послевоенными годами.

— Валяй!

Служащий открыл книгу, быстро перелистал несколько страниц, а потом начал просматривать списки, проводя водя пальцем по листу.

— Неллис Броги. Скончался в 443 году, похоронен дочерьми...

— Это не он!— перебил я его.— У нашего Неллиса не было родственников.

Служащий пристально посмотрел на меня, и я понял, что сказал лишнее. Но он сделал вид, что не заметил моей оплошности и вернулся к книге учета.

Он что-то бормотал под нос, листая фолиант, Растиф, заложив руки за спину, мерил шагами холл, а я, разгоняя скуку, рассматривал украшавшие стены фрески.

На одной из них была изображена сцена суда... точнее — СУДА. Того самого, на котором Великий Страж оценивает пройденный каждым умершим жизненный путь. Канонически это был великан богатырского телосложения, облаченный в сверкающие доспехи и держащий в руках Книгу Судеб. Правда, читать ее он не мог по той причине, что был слеп. Зрения он лишился в битве с армией нечисти, хлынувшей на побережье Сангарского моря в те лихие времена, когда варголы мало чем отличались от нынешних кочевников Олфирских степей. Поэтому на изображениях его глаза прикрывала черная повязка. Но слепота ничуть не мешала Стражу вершить справедливый суд. Напротив, благодаря своему изъяну он оценивал почивших непредвзято и считался неподкупным и справедливым. Перед Стражем стояла толпа ожидавших своей очереди людей, ничем не отличавшихся от живых. На заднем фоне фрески маячила стена, в которой я насчитал дюжину дверей. По вынесении вердикта Страж открывал одну из них, и душа новорожденного отправлялась на перерождение в новый мир. Впрочем, кое-кому приходилось вернуться в знакомые ему края и попытаться исправить совершенные ошибки. А некоторых ожидали Центальские врата, представленные на фреске в форме пасти гигантского чудовища, пожиравшего клятвопреступников, убийц, предателей и прочий преступный сброд. Кстати, очередь туда была ничуть не меньше, чем к прочим порталам, что красноречиво говорило о царивших в Варголезе нравах.

— Неллис... Просто Неллис,— прочитал служащий, отвлекая меня от созерцания фрески.— Умер в 444 году насильственной смертью. Похороны оплачены из городской казны и частично погашены неким Мавером Манери.

— Похоже, это тот человек, которого мы ищем,— сказал я.

— Кроме него за указанный срок я нашел еще четверых Неллисов, но их похоронами занимались родственники...

— Это не он — однозначно.

— В таком случае ваш... родич покоится в северной части склепа, третья галерея, третий ярус, по коридору направо, шестой ряд слева.

— Три, три, направо, шесть, слева...— пробормотал Растиф, запоминая маршрут.

— Держи,— сказал Ищейка, протянув служителю два фора.— Заслужил.

— Если вам будет угодно, вас проводит мой помощник...— хотел было предложить служащий, но Растиф решительно отказался:

— Нет, не стоит беспокоиться, мы сами найдем.

— Как вам будет угодно,— не стал возражать служащий, но его взгляд был куда красноречивее слов.

Не доверяет...

Возможно, он принял нас за скордов, решивших ограбить захоронение. Впрочем, он был недалек от истины. Мы хотели не просто совершить кражу, мы собирались осквернить прах усопшего, что по законам Варголеза было одним из самых тяжких преступлений, каравшейся смертью.

Я угрюмо посмотрел на пасть, пожиравшую тех, кто серьезно нарушил закон. Не то же самое ждет нас, когда мы переступим порог смерти? Впрочем, я не собирался умирать в ближайшие пятьдесят лет, а ждать так долго не хотел. Мне нужно было попасть в Центалу еще в этом году.

Правда, был верный способ сократить срок пребывания в этом мире. Одно из местных поверий гласит, что самые отъявленные негодяи отправлялись в Центалу раньше положенного. Когда количество их злодеяний превышало допустимую норму, появлялись центальские твари и забирали его с собой в мир страданий и одиночества. Говорят, что именно так закончил свои дни Шторн Ганеги... Хотя это не единственная версия его неожиданного исчезновения с поля последнего боя.

Нужно будет почитать взятую у Феденора книгу или напрямую спросить у Винеара — может быть, в тот день он находился где-то неподалеку...

— Ты идешь?— вырвал меня из раздумий Растиф.

— Иду...

— А я говорю вам, что это был Шторн Ганеги!

— С чего бы такая уверенность?

— Одна убогая из Вархара предсказывала его возвращение. И именно в этот год. Тогда я тоже этому не поверил, а теперь вот вспомнил. Все сходится.

— Что — все?

— Зима в этом году была теплая, так? Колокол намедни зазвонил раньше положенного — это два. Мертвые восстали и сеют смерть по всей Сандоре. Разве этого мало?

Шумный спор на площади при пересечении Каштановой и Луговой улиц не утихал ни на мгновение. Людей, принимавших в нем участие или стоявших в стороне и внимавших каждому слову, не становилось меньше. Одни, услышав то, что было им по душе, уходили, другие тут же занимали места ушедших.

Неожиданно над головами собравшихся прозвучал громкий смех. Люди задрали голову к небу и увидели...

Это был прозрачный шар, похожий на гигантский мыльный пузырь, искрившийся на солнце и продолжавший увеличиваться в размерах. Он держался за округлые бока тонкими короткими ручками и сотрясался от хохота, временами срывавшегося на истерический писк. Зрелище было настолько необычным, что люди застыли, разинув рты от удивления. За что и поплатились. Достигнув максимального размера, пузырь взорвался, забрызгав толпу смрадной жижей.

А следом за этим со всех сторон, вереща и стеная, на площадь ринулись духи. Они вылетали из переулков, сыпались на головы зевак сверху, неожиданно возникали в самой гуще, корча рожи и царапая рядом стоявших когтями.

Толпа ответила им дружным визгом, и люди бросились в рассыпную, расталкивая друг друга локтями, шарахаясь от атаковавших со всех сторон духов, давя недавних единомышленников, имевших неосторожность упасть на пути охваченной ужасом людской массы. Впрочем, нечисть им особо не препятствовала, давала возможность покинуть площадь, а потом некоторые духи преследовали беглецов по пятам, подгоняя отставших пронзительным писком и толчками в спину. Последними перекресток покинули бедолаги, по которым прошлась обезумевшая толпа.

Площадь и прилегавшие к ней улицы и переулки опустели.

Спустя некоторое время на перекресток вышли шестеро молодых людей и, свернув на Луговую улицу, направились к склепу. У входа во внутренний двор они распахнули плащи, достали из-за поясов топоры и окружили охранявших ворота Деревянный Стражей. Один из них подошел к двери, ведущей в склеп, и подпер ее клином. Теперь никто не сможет выйти наружу и помешать.

Столбы, увенчанные четырехликими идолами, содрогнулись под ударами топоров. Древесина, из которой они были изготовлены, оказалась трухлявой, изъеденной червями и податливой. Прошло немного времени, и Деревянные Стражи рухнули на землю и были тут же отволочены в сторону, освобождая путь для хлынувших во двор духов.

Человек, подперший дверь клином, выбил его и, распахнув створки, отошел в сторону, пропуская внутрь орду вопящих от восторга духов. После чего двери были снова закрыты и подперты клином.

Мгновение спустя наружу донесся приглушенный, но отчетливый и полный ужаса и боли крик смотрителя...

Планировка склепа была довольно сложной и запутанной для человека, не знакомого с варголезскими традициями. Спустившись по ступеням северной лестницы, мы оказались в катакомбах, освещенных масляными лампами, дававшими не только свет, но и благоуханный запах, убивавший трупный смрад. Захоронения начинались в длинном коридоре, уводившем вглубь катакомб. Судя по датам, они появились вскоре после основания города и неспешно "молодели" по мере удаления от входа. Они представляли собой вырубленные в боковых стенах ячейки, в которые помещались тела усопших и закрывались обмазанными глиной деревянными заслонками, с нанесенными на них именем покойника и датой его смерти. Потрескавшиеся от времени "таблички" педантично реставрировались согласно записям в учетных книгах, так что ошибиться было трудно.

Миновав коридор, мы оказались в круглом зале, от которого, словно спицы колеса, в разные стороны тянулись так называемые галереи. Наша, под номером три, уходила на северо-запад и терялась вдалеке.

Сколько же здесь захоронений?! Сколько труда пришлось приложить, чтобы построить эти катакомбы?!

На самом деле все было гораздо сложнее.

Мы шли по галерее. Растиф целеустремленно смотрел вперед, я временами скользил взглядом по мемориальным табличкам, замечая, как неравномерно умирали жители Сандоры в минувшие века. Между иными захоронениями проходило несколько дней. А случалось и так, что в один день на суд Великого Стража отправлялись сразу десятки человек.

Если принять галерею за главную улицу, то частые боковые ответвления можно было назвать переулками. Они расходились в разные стороны и соединялись с соседними галереями. Так что северная часть склепа в плане представлялась мне похожей на гигантскую паутину, отличавшуюся от городских улиц строгостью линий и углов.

Временами нам попадались реставрировавшие таблички или делавшие обход служащие склепа. Посетителей в этой части катакомб не было вовсе.

Если бы не Растиф, я бы не обратил внимания на указатель, отмечавший поворот к винтовой лестнице, ведущей на нижние ярусы. Сколько их было всего, я понятия не имел, так как мы остановились на третьем, а лестница уходила еще глубже.

Теперь, кажется, направо...

Коридор, в котором мы оказались, был короче предыдущих. Я насчитал всего десять тупиковых "переулков".

Наш шестой слева...

В этом отсеке располагалось двадцать захоронений. Имя Неллиса мы обнаружили в самом центре.

— Действуй,— тихо сказал мне Растиф, а сам остался стоять "на шухере".

Я хотел было спросить: "А тебе что — религия не позволяет?" Но в данном случае так оно и было: ни один добропорядочный варголезец не станет нарушать покой усопшего.

А мне, значит, можно?

Ладно...

Осмотрев заслонку, я достал нож и воткнул лезвие в едва заметную щель. От легкого нажима на пол посыпалась штукатурка, покрывавшая деревянный щит. От имени и даты смерти Неллиса не осталось и следа. Я надавил еще сильнее, и щит едва не рухнул мне на ноги — едва успел подхватить его у самого пола и тихо приставил к стене. Выпрямившись, я поморщился от ударившего в нос затхлого трупного духа и открывшейся картины.