Ниндзя-маг. Опередить и уничтожить

Со смешанными чувствами я встретил новость о судьбе Хедралин, когда с полугодовым запасом времени остановился в ожидании эпохального события — клонирования миров. Честно говоря, я надеялся на подобный исход событий и был удовлетворен тем, что за пределами демиплана Камень Ресурсов не осталось живых имперцев: оставшиеся без лидера сауроиды из бывших рабов перегрызлись меж собой, а выживших добили их же ученики и последователи, тяготившиеся неусыпным надзором и беспредельной властью древних предков, лишь казавшихся бессмертными. Как бы то ни было, оставался еще один хвост-задел, которым я и занялся — с неприязнью и гадливостью.

— Х-хозяйка, — вымолвил распластавшийся у моих ног Локар, призванный Словом Власти "Время". Вместе с ним бухнулись на пол и стали пресмыкаться передо мной-ящерицей оба его подельника, таких же потных и разгоряченных, но не имевших права слова.

За их лицемерие и лизоблюдство, с которым они отправляли беглых рабов на потеху саррухским охотникам, я не счел их за людей и не освободил, как всех вместе с эльфами после завершения ледникового периода. Эти трое тысячи лет находились на побегушках у ящериц Хедралин, выполняли самую чёрную работу. Я наблюдал за ключевыми этапами их ломки и перевоспитания. Хотя основное время их школили без меня, ментальные способности самки сауроида позволили убедиться в том, что работа проведена на совесть — все госпожи в этом большие мастерицы.

— Докладывай, раб, — прошипел я-саррух, ясно видя и ощущая следы оргии.

— Три племени объединены, Хозяйка. Празднества в самом разгаре, Хозяйка. Все как тебе нравится, Хозяйка, — проблеял Локар в холод каменного пола.

— Общие цифры.

— Тридцать тысяч мужчин и женщин от четырнадцати до сорока, Хозяйка, — вымолвил раб, не смея гордиться, не смея надеяться на поощрение.

Хедралин действительно нравилось образовывать большие общины путем насильственного сбора населения разобщенных поселков в половозрелом и детородном возрасте. Далее устраивалась массовая попойка давно разработанными составами, снимающими все тормоза и способствующими перекрестному зачатию. В первые десятилетия после ледникового периода даже зародился культ, ежегодно устраивавший оргии для гарантированного прибавления человеческого рода в диких северных племенах. Потом ящерицы отступили перед богиней любви Суной, милостиво обратившей свой взор на потуги выживающих людей. Уцелевшим сауроидам боги зачли прогиб. И вот, спустя сотни лет, грандиозное воскрешение прошлой практики...

— Какова твоя следующая задача, раб?

— Служивать вам, Хозяйка!

— Послезавтра объявишь людям, чтобы вдесятеро усерднее собирали и охотились. Приказываю заготовить впрок снеди и одежд.

— Будет исполнено, Хозяйка!

— А теперь слушай внимательно и запоминай, раб. Империя батрачи обречена. Они сами призовут свою погибель. Когда небеса развернутся, раб, ты отправишь по четверти мужчин племени на запад и восток. Пусть ищут драконьи яйца. Ты знаешь, куда их сносить и на что менять. Чем меньше останется драконов на Севере, тем безопаснее. Повтори задание, раб!

— Отправить на запад четверть мужчин племени под командованием Левого, Хозяйка. Отправить на восток четверть мужчин племени под командованием Правого, Хозяйка. Они должны будут собирать драконьи яйца и относить их мне, Хозяйка. Я со жрецами и старейшинами племени буду менять их у красного дракона Клауса на золото и драгоценности, Хозяйка.

— Главная цель поисков племени — это куски кометы. Чем больше — тем лучше. Складируй их здесь, под охраной ледяного голема. Повтори приоритетную задачу!

— Искать всем племенем куски кометы и складировать их здесь, Хозяйка!!! — Проорал в пол человек, которого в свое время застращали за непослушание годами колких ледяных объятий — рабы Слов Власти не могли умереть или сойти с ума. С тех пор и длился эксперимент — магия стационарного морозильника поддерживала жизнь моего голема из стихийной чакры льда.

— Используй для этого любые средства, все ресурсы племени и все богатства, выменянные у Клауса. Ищите, выкупайте, отбирайте, крадите части кометы, что скоро разорвет небеса. Повтори, раб!

Используя власть артефакта и развитые ментальные способности, им вдолбили беспрекословное подчинение, но без фанатизма тупоголового исполнителя. Я лишь с тщательно скрываемым омерзением убеждался в правильности понимания возлагаемых на Локара задач. Локару и его подручным уже давали поручения, длившиеся по веку и дольше. Он провалил первое задание и провел в непрерывных муках весь тот срок, что его ранее не беспокоили. Следующие разы рабы проявляли максимальное рвение и усердие.

По возвращению с отвратительной, но необходимой миссии я целые сутки отходил, прежде чем окунуться, как показало будущее, в самые мои счастливые месяцы жизни в Темпоральной Яме...

Я до кишок биджу устал тренироваться в разрушении. Несколько дней я практиковался в выращивании цветов для охмурения несговорчивых дам из светского общества, куда я неизбежно войду. Удовлетворился, лишь когда создал свой собственный вид. (иллюстрация 255) Только после этого я счел себя готовым и воспользовался загодя приготовленной отдушиной, как ни цинично, но тоже призванной к делу — подготовить меня. К роли отца, что породит доверенное лицо, которое подготовит плацдарм за пределами Торила...

Собственно, с накаченными аурными слоями я в форме оленя-архидруида решился на сложный ритуал рождения арахора — уже была подходящая искра жизни, очищенная и закаленная огнем. Подготовил навоз, не постеснявшись перемешать собственные отходы: эладрина, эльфа, человека, гнома. Добавил сохраненный пепел некогда сожженного арахора и на этой основе сделал гумус для проращивания стручка этого древнего вида треантов. Родившийся результат соответствовал ожиданиям: малыш-арахор напоминал бесполого древесного клона гнома или эльфийского ребенка ростом с ярд — похожего на меня. Я намеренно миновал стадию младенчества и остановил ритуал роста за несколько лет до наступления пубертатного возраста.

Я предрекал себе боль от конфликта интересов и неизбежной разлуки с выросшим чадом, но сознательно привязался к Арахору... Чудесный ребенок во мне души не чаял. Еще бы... Он быстро подружился с совой Уллю, а особенно с парой других моих фамильяров, которые не причиняли ему вред и не вызвали отторжение на почве инстинктивного страха — огненная природа Аруса и Пинигсеу находила отклик в самой сути Арахора, "в прошлой жизни" бывшего огненным элементом. Еще один повод считать живое дерево моим ребенком. Я даже в какой-то момент приревновал и более не вызывал поиграть ни Аруса, ни Пинигсеу.

Отец и сын, райский Сад под куполом, идиллия... Мы вместе учились друг у друга лесной магии. Ребенок-треант обладал большой любознательностью и схватывал все на лету — понятное дело!

— Пап, а почему эти растения такие, э, неправильные? — Спросил однажды малыш десяти дней отроду, идентифицировавший себя по подобию отца — мужского пола.

Вот так вот все мои потуги в сакральной магии природы опустили ниже плинтуса. Со смешком я любяще взъерошил сыновью шевелюру, живую и зеленую — почти точь-в-точь как у нимфы Акаоны, вышедшей замуж за полуэльфа Мельданена.

— Чтобы посмотреть, как скоро ты это увидишь, сынок, — отвечаю. К этому времени мне уже не стоило никаких усилий, чтобы обращение получилось естественным — искренним. Я неожиданно быстро привык к "папе" и "сыну", начав испытывать неприятные чувства от того, что строго настрого запретил себе и фамильярам использовать наши подлинные имена — во избежание будущих проблем.

— Гн! Да я сразу понял, что эти цветочки неправильные. Просто... просто...

— Просто пару дней подумай, сын, как их лучше всего сделать правильными.

— А я уже знаю, пап, можно сейчас? Па-ап, ну, можно?..

Уже через месяц совместной жизни я был вынужден учить его в форме оленя-архидруида. И с удовольствием катал беззаботно резвящегося отпрыска на спине, позволяя ему играться со своими рогами. Арахор их причудливо и легко сплетал подобно древесным корням, даже в цветущие ветви трансформировал, радуясь очередному на отлично выполненному заданию.

Хотя я часто повторял, как люблю ребенка и насколько мне нравится его детский возраст, мне не удалось желанным образом замедлить взросление Арахора. За полгода он с десятилетнего отрока вырос в четырнадцатилетнего подростка с зеленеющими зонами по образцу человеческого тела. (иллюстрация 256) Видимо, я слишком часто потакал ему, позволяя подолгу купаться.

Все изменилось, когда юный треант оказался на грани гибели. Явление силы Лорда Ао застало нашу дружную компанию врасплох. Прошедшая по Темпоральной Яме рябь парадоксальных помех остановила взросление Арахора, едва не повернув время вспять. Я хотел сунуть ему в руку обруч из трех Слов Власти, но интуиция заорала громче биджу — необузданная мощь расщепила бы половину его тела и повредила хрупкий рассудок. Момент оказался упущен. Арахор потерял с таким трудом организованную мной антропоморфную форму, превратившись в уродское ходячее дерево родоначальника, а его разум уснул.

Сильный удар заставил мне вспомнить, что значит плакать... Я около месяца разговаривал с деревом, осторожно пробуя добудиться сознания Арахора и в своей форме оленя-архидруида, и в оболочке саррухской самки с ее ментальными возможностями. Еще столько же я приводил его в чувство, буквально по веточке возвращая антропоморфный облик юного эльфа.

— Пап, зачем ты со мной возишься? Я ведь теперь уродлив и больше уже не нравлюсь тебе, — спросило деревянное лицо, которое мы только что почти восстановили до прежнего вида, способного живо улыбаться...

— Я тебя люблю, сынок, — без раздумий крепко обнимаю живое дерево.

— Но... но ведь я тебя подвел, — прошептал он мне в плечо.

— С каждым может приключиться беда, Арахор, — я попытался добавить в голос строгости, обратившись по имени, каким нарек чадо. Но не вышло. — Чувствуешь, как неровно бьется мое сердце в тревоге за тебя?

— Слышу, пап... Ты меня никогда не оставишь?.. — С боязливым шелестом тихо-тихо спросил мелко задрожавший треант.

Мои ноги подкосились. Здорово, что ниже его пояса все еще был ствол с корнями, крепко вонзившимися в почву, а то бы вместе упали. Я готовился рассказать о предназначенной ему миссии, но с каждым днем становилось все труднее признаться — и расстаться... Теперь стала понятна первопричина недуга — Арахор увидел отражение будущих тысячелетий одиночества.

— Это... испытание... оно нужно... нам обоим... Ты навсегда останешься в моем сердце...

Спустя какое-то время Арахор несмело обнял меня, горько проскрежетав:

— Пап, а почему ты меня сделал бессердечным?

Наивный вопрос вновь выбил меня из колеи. Совсем я расклеился что-то от накативших переживаний. Рассудок не был готов к таким последствиям решения, некогда казавшегося разумным и полезным — почему-то слишком больно... Мне трудно далось объяснение:

— Сердце — это телесный орган. Сердце отражает душевное состояние. Чтобы переживать, плакать, радоваться или смеяться, в первую очередь, нужна душа. У тебя она есть, сынок, даже не сомневайся: ты испытывал любопытство и счастье — ты испытал горечь. Эмоции — часть души, свойство души. А еще у тебя есть память...

— Я не хочу проходить это испытание, — упрямо заявил он.

— Сердитость тебе не к лицу, — отвечаю я, чуть отодвинувшись, но не спеша выпутываться из мягких древесных объятий. Проведя пальцем, собрал янтарную смолу, текущую из глаз треанта, и отправил в рот так же, как он впитал в себя мои слезы. — Ты познал горечь слез, сынок, — говорю, вымученно улыбнувшись. — Это часть взросления. Я не хотел приближать этот срок, но он был неизбежен.

— Пап...

— Молчи, — я размазал смолку по его собственным губам. — Некоторые вопросы лучше не озвучивать. На некоторые вопросы лучше не искать ответы... Это урок нам обоим. Понимаешь меня, Арахор?

— Я... я запомню, пап, — ответил треант, впитавший обратно все свои соки.

— Нам обоим будет трудно проходить это испытание. Для тебя минут годы и потом сотни лет до очередной нашей встречи, а для меня пройдет всего лишь миг с момента каждого расставания.

— Я не хочу! — Взбрыкнул треант, вновь обратившийся в ветвистое деревце с наброском лица из жесткой и твердой коры.

— Наши желания иногда разбиваются о реальность, Арахор, — сокрушенно отвечаю упрямцу.

Больше не сказав ни слова, я, раздираемый противоречиями, прошелся до кроваво-красного рунного глифа, под которым хранились два семечка дерева Ултарг. Обратившись в оленя и осторожно протянув к одному из них энергетическую нить, я расколол часть камня и подал пробуждающий импульс. Проклюнувшееся семечко за декаду проросло мне по щиколотку и на этом резко замедлилось, хотя внутри полнилось живительной силой. (иллюстрация 257)

Все это время я провел в медитативном созерцании рядом с ростком Ултарг, а злящийся и упрямящийся Арахор так простоял на том же самом месте, став низким уродливо-узловатым деревцем, огородившимся от "неудобной" реальности частоколом стволов. (иллюстрация 258) Игра в молчанку тяготила нас обоих — никто не хотел уступать.

Я не смог объясниться... Оправдался перед собой тем, что треант не услышит — не захочет слышать.

Трусливо отшагнул примерно на десять лет назад в будущее. Я сумел удержать лицо, когда прямо у Торильского Гномона встретил перед собой сына — каким запомнил его до трагедии. А вот Арахор — нет. Сперва он просиял, открыв рот, потом гневно сузил глаза, резко поджав губы и сжав кулаки, так и не тронувшись с места.

По вентиляции и трещинам по наизусть заученному маршруту я одним фокусом внимания проник на площадь опеки Дыма. Юнец вымещал злость на механических стражах, в данный момент один из них был полностью блокирован терновым кустом, устойчивым к кислоте. И время блокировки неумолимо сокращалось. Юный треант первым не выдержал, и, спустя час игры в гляделки, сдался, воскликнув:

— Ты меня создал ухаживать за тем деревцем, отец?!

— Ты нарушил запрет, Арахор, спустившись вниз, — спокойно осудил его, к этому моменту полностью владея собой и примерно выстроив нить болезненно неприятного разговора.

— Ты сам меня пригласил, — ответил малец. В чем-то он был прав, поскольку я не отряхивался от цветочной пыльцы, невзначай отметившей мой путь до Торильского Гномона. На будущее учту.

— Гнев управляет тобой, сын, заставляя дерзить и нарушать запреты.

— Пускай! — Проорал он, удлинив ноги так, чтобы наши лица были на одном уровне. — Я выкорчевал Ултарг и сжег в лаве вместе со вторым семечком, — солгал он, напрашиваясь на наказание. На драку.

Я не мог проверить его слова, фактически находясь в другом земном полушарии. Однако давно стал чувствителен, много времени пробыв в Темпоральной Яме и держа в руке обруч из трех Слов Власти. Росток Ултарг определенно был жив и развивался.

— У меня есть запасное семечко.

— Я и его изничтожу! — Еще пуще рассердился подросток.