Перс

— Здорово, Миха, — промолвил Алексей. — Конечно же, узнал. А ты теперь здесь... работаешь?

— Временно, — хохотнул Мишка.

— Это почему? Зарплата маленькая?

— Немного, конечно — даже двадцатка не набегает. Но не деньги главное... Я то тут, то там — что-то везде быстро надоедает. Никак не найду дела по душе, вот и прыгаю с одного места на другое. Где и кем только я за эти годы ни поработал — всего и не упомню уже.

— Почти двадцать тысяч рублей в месяц? — уточнил Алексей.

Михаил неверно истолковал его удивление:

— Ага, если считать "грязными". А после всяких вычетов на руки получается 15-16. Понятно, что на такие гроши не развернешься; вот подыщу более денежное место и свалю. Ты-то сам где трудишься?

— Я в Институте геологии и географии работаю, — поморщившись от тягостного предвкушения следующего вопроса, ответил Бронников.

— А, науку двигаешь? Полезное дело. Что, по деньгам-то там нормально выходит?

Обреченно вздохнув — мол, так и знал, — Алексей заюлил, не желая прямо говорить о своих доходах:

— Ну, в принципе, если кто гранты получает, или по хоздоговорам работает, тот, конечно, зарабатывает нормально. Да еще вот несколько лет назад ввели рейтинговую надбавку за публикации — тоже неплохое подспорье, особенно если статью напечатать в международном журнале. Так что — да, в науке можно весьма неплохо получать, если плотно этим делом заниматься... А ты как, обзавелся семьей или нет?

— Не, не созрел я еще для оседлой жизни, — снова развеселился Мишка. — Мне и так хорошо: сегодня одну гуляю, завтра — другую. А то там еще дети пойдут, не дай Бог, пеленки, распашонки, стирка, глажка... А ты сам-то семейный?

— Да, — чувствуя почему-то неловкость, подтвердил Алексей, хотя прежде он всегда вроде бы испытывал если не гордость, то по меньшей мере удовлетворение при мыслях о своей семье. — Дочка подрастает...

— Ну, поздравляю, — с неизменной улыбкой произнес Михаил не то с одобрением, не то с сочувствием в голосе.

— Порошок стиральный вот надо прикупить, — будто оправдываясь, сказал Алексей и взял, не глядя, ближайший пакет. — Ну ладно, пойду я... а то ждут меня. Бывай, Миха!

— Покедова, — осклабился Мишка. — Заходи как-нибудь под конец рабочего дня, около девяти. Может, успеешь меня здесь еще застать — посидим, пивка попьем.

— Непременно, — пообещал Бронников, твердо решив, что ближайшие полгода-год он в этот магазин — ни ногой.

По дороге к кассе Алексей поглядел на взятый порошок — увы, не самый оптимальный вариант, дороговат. Однако возвращаться за другим он не стал; прихватив со стеллажа упаковку с губками, расплатился на кассе и поспешил выйти на улицу.

Шагая дворами к своему дому, Алексей пытался понять, почему эта встреча так выбила его из колеи. Часом раньше, повстречавшись с Темкой, он испытал к тому чувство уважения: состоятельный, серьезный человек, добившийся в жизни многого трудом, умом и с помощью немалой доли удачи, конечно. А Мишка — как был оболтусом, так им и остался... но почему же тогда живет лучше Алексея и в ус не дует? Внезапно Бронников в полной мере ощутил всю несправедливость этого мира; похоже, злая судьба его обделила чем-то важным, очень нужным, что есть у других, и нет у него. Но что? Хорошая семья, нормальное жилье, небольшой, но стабильный доход, — чего не хватает для душевного равновесия? Еще денег? Свободы? Любовницы?

И тут, словно в ответ на его мысли, в двадцати шагах впереди из ближайшего двора на улицу в обнимку вышла парочка — стройная шатенка с развевающейся по воздуху гривой каштановых волос и чернявый коренастый парень в кожанке и остроносых туфлях. И Алексей в этот день встреч уже почти не удивился, мгновенно узнав в девушке свою прежнюю возлюбленную Анну.

Рефлекторно развернувшись на 180 градусов, Алексей сделал вид, будто ищет что-то во внутреннем кармане курточки, а сам краем глаза наблюдал за парой. Те, занятые друг другом, обратили на Бронникова не больше внимания, чем на любого другого прохожего. Несомненно, Анюта его не заметила; дождавшись, пока они направятся вдаль по улице, Алексей круто повернулся и пошел в другом направлении, сердито распинывая шуршавшую листву.

"И что она нашла в этом хмыре? — с неприязнью думал он, шагая окольным путем к своему дому, до которого оставалось минут десять ходьбы. — Деньги, наверное; больше нечего... Только сомневаюсь, что это пугало способно честно трудиться. Сразу видно — гопник какой-то". Все не понравилось Алексею в новом кавалере Ани — и внешность экспрессивного южанина, и кожаная, с обилием заклепок куртка а-ля девяностые, и особенно дурацкие блестящие туфли с острым приподнятым мыском. К этой модной в последние годы форме обуви, делающей людей похожими на клоунов, Бронников был нетерпим с момента ее появления.

С Анной их связывали три года очень тесных, почти семейных отношений. Много что можно было припомнить из того времени, и некоторые особо пикантные моменты до сих пор живо будоражили воображение Алексея. И расстались-то они как-то нелепо, можно сказать, случайно. Поссорились в очередной раз перед командировкой Алексея на Алтай... Они всегда временами ругались, но, как известно, милые бранятся — только тешатся, и каждая размолвка просто была началом нежного и чувственного примирения. А тут поцапались особенно сильно, и Аня, как обычно, заявила о своей усталости от их совершенно неустроенной совместной жизни, если можно было так назвать встречи где придется и бесконечные прогулки по улицам и паркам Екатеринбурга. Ей нужен был свой собственный семейный уголок, и не какой-нибудь, отвоеванный у свекрови в захолустном Первоуральске, или полученный в результате размена скромной двушки, в которой она жила с родителями и сестрой-старшеклассницей. Нет, она жаждала независимости в собственном, взятом по кредиту или в ипотеку жилье, или, на худой конец, в съемной квартире.

Нечего и говорить, что Алексей не мог себе позволить ни то, ни другое — ни один банк не дал бы ему кредит больше, чем на сотню тысяч рублей, исходя из восьми тысяч среднего ежемесячного дохода Бронникова на тот период. Цена самой захудалой квартиры в Екатеринбурге уже тогда перевалила за миллион; всей зарплаты едва хватило бы, чтобы снять комнату где-нибудь на окраине города — Елизавете, например, или на Уктусе. А менять свой образ жизни коренным образом, подыскивать более денежную работу Алексей не хотел... Можно даже сказать, что боялся; во всяком случае, сама мысль о том, что придется бросить все и начинать с нуля строить новую жизнь, ввергала его в ступор. Поэтому он, получив вместо романтического прощания перед предстоящими полуторамесячными полевыми работами на Алтае порцию жалоб и упреков, осерчал и "хлопнул дверью", образно говоря, поскольку дело происходило поздно вечером в ЦПКиО имени Маяковского.

Конечно, он позвонил на следующий день, и извинялся, и клялся в вечной любви, и обещал вернуться и вымолить прощенье у ног любимой... Кто знает, может, так оно бы и произошло, кабы не абсолютно случайная встреча на Алтае с Мариной — медсестрой из того же Екатеринбурга, путешествовавшей по горам в компании друзей, туристов-конников. Как ни банально это звучит, но случилась между ними любовь с первого взгляда... После полутора дней бурного романа влюбленные вынуждены были расстаться — группе Марины предстояло двигаться дальше, а начальство Алексея не желало лишаться работника в разгар развернутых исследований. Однако после возвращения домой парочка снова воссоединилась — теперь уже навсегда. Алексей через какое-то время звонил Анне, пытаясь объясниться, но нормального разговора не получилось; окольными путями, через знакомых, он потом узнал, что Аня тоже нашла себе нового ухажера. Так что сложно сказать, кто из них кого бросил — просто получилось так, что расстались.

Случилось все это два года назад, и вскоре неожиданно для ослепленных любовью молодоженов оказалось, что они очень даже удачно нашли друг друга. Марина жила одна в однокомнатной квартире, оставшейся ей в наследство от бабушки, и все, чего там не хватало — это только мужских рук для приведения ее в приличный вид. Их девятиэтажный дом стоял на Московской горке, откуда путь до Института геологии занимал самое большее двадцать минут, а до первой областной больницы, где работала Марина — около получаса. Характерами они тоже в целом сошлись, как выяснилось на трезвую голову позже, после схлынувшего дурмана медового месяца. Чего греха таить; откровенно говоря, сейчас, по прошествии ослепляющего и кружащего голову периода дикой влюбленности в Марину, Алексей даже больше стал ценить Анну, чем во время их былых отношений. Имелась в этой девушке с каштановыми волосами какая-то изюминка, особая магнетическая привлекательность, лишавшая разума и постоянно манившая к себе, словно околдованное существо или прирученное животное. А блондинка Марина была симпатичной, милой, домашней, своей, но — обычной, не вызывающей сжигающего чувства раболепного обожания и желания броситься ради нее в бездонную пропасть или шагнуть в полыхающий огонь. Если бы Анюта сейчас вдруг поманила Алексея пальчиком, он, наверное, пошел бы... Он не помышлял о том, чтобы бросить семью, нет; он бы все равно вернулся к Марине и к Вике, без которых уже не представлял жизни, но отказать Анне — нет, скорее всего, не смог бы.

Погруженный в эти мысли, он открыл дверь в квартиру; Викуся спала, и Марина вышла его встретить.

— Привет, дорогуша, — поцеловал он жену.

— Устал? — от заботливого глаза Марины не укрылось его неровное состояние, и она взяла у него из рук сумку. — Давай помогу.

— Да день сегодня какой-то... безумный, — вздохнул Алексей. — Много кого видел. Колю из Первоуральска встретил на вокзале, потом однокурсников...

Не договорив, Алексей махнул рукой и стал раздеваться. Марина понимающе кивнула и сказала:

— И мне тоже сегодня половина подружек звонила, словно с цепи сорвались, одна за другой. Руки будешь мыть — обрати внимание, я в бутылочку с удобным носиком нового жидкого мыла налила. Оказывается, нашего заведующего отделением собираются переводить в замдиректора, а вместо него будет временно Антонина Ивановна. У Ольги Ивановой Женька получил срочный контракт на Балтыме, а Светик устраивает в субботу небольшую вечеринку — хочет познакомить всех с Игорем. Ты кушать сразу будешь или отдохнешь сначала? Люда Когтева опять расходится со своим Овечкиным — ну, он всех уже достал своими закидонами. Там в холодильнике в тарелке под крышкой домашний холодец, попробуй, очень вкусный...

Вполуха слушая щебетание супруги и время от времени хмыкая, обозначая тем самым активное участие в слушании последних новостей, Алексей приступил к ужину. Забеспокоилась в своей кроватке Вика; родители примолкли, решив, что разбудили дочку громкими разговорами, и подкрались к ней с убаюкивающими песенками. Снова засыпать малышка не захотела, и Марина занялась дочуркой, предоставив папе возможность спокойно закончить еду. И надо сказать, что для морально вымотавшегося главы небольшого семейства это было весьма кстати перед новой рабочей неделей.

— -

В понедельник, едва Бронников успел войти в свою комнату за номером двадцать три, расположенную в дальнем конце второго этажа, и повесить потрепанную куртку на блестящую напольную многорогую вешалку, как к нему заглянул непосредственный начальник, — Геннадий Николаевич Крохин. Человеком он был весьма примечательным, однако вовсе не в плане внешности, которую можно смело назвать заурядной: средний рост, массивная комплекция, намечающийся животик, высокий (благодаря большой залысине) лоб, обрамленный редкими, слегка вьющимися волосами с обильной проседью. И вместе с тем — живые цепкие глаза, порой сверкавшие сталью из-под тонкой оправы немного затемненных очков, четкие, даже точеные черты всегда гладко выбритого лица, застенчивая и вместе с тем ироничная полуулыбка ясно очерченных тонких губ. Геннадий Николаевич, был, что называется, широко известен в узких кругах благодаря своей неординарности, удачно сочетавшейся с бескорыстной коммуникабельностью и искренней отзывчивостью.

В свои неполные сорок пять лет он, будучи старшим научным сотрудником и не имея никакой ученой степени, руководил рабочей группой из четырех сотрудников. Ее создали специально под Крохина потому, что назначить его заведующим лабораторией не позволяли нормативные положения Российской Академии Наук. Его фантастическая работоспособность и широчайшие познания снискали легендарную славу среди сотрудников, к нему обращались с любым вопросом и по любому поводу, и он всегда и всем мог дать ответ или совет. Сам директор, академик Меньшиков, здоровался с Крохиным за руку, и частенько, пригласив в свой кабинет, спрашивал его мнение по поводу... впрочем, о чем именно они беседовали наедине, ни тот, ни другой не распространялись. Геннадий Николаевич успел поработать практически во всех подразделениях Института, со всеми завлабами был на "ты", но нигде не задерживался надолго — такая яркая и одиозная фигура просто органически не выдерживала черепашьего хода планомерных исследований. Крохин генерировал сногсшибательные идеи по нескольку штук на дню, и, загоревшись, тратил все свое время и силы на их реализацию, — что, разумеется, никоим образом не радовало его руководителей, озабоченных работой подчиненных над общим проектом. Однако ценность его как сотрудника была столь неоспорима, что администрация предпочла создать ему особую структуру, чем убила сразу нескольких зайцев. В отдаленной перспективе, после согласования многочисленных бюрократических моментов, отделу Крохина предстояло стать музеем академического типа, призванного упорядочивать и сохранять многочисленные сборы материалов, захламивших весь Институт. И именно педантичный и аккуратный Геннадий Николаевич, пребывавший в отличных отношениях практически со всеми сотрудниками, как нельзя более кстати подходил на роль главного систематизатора и хранителя этих коллекций.

— Алексей, — в общении с подчиненными Крохин, бывший по натуре волком-одиночкой, не привыкшим использовать в своих целях сторонний труд, всегда проявлял деликатность и даже робость, — вы не хотели бы заняться материалами, которые Володя Комаров привез из Уфы?

— Займусь, конечно, Геннадий Николаевич, — бодро ответил Бронников. — Что с ними надо сделать?

— Разберитесь с пробами, что там и откуда, где нужно — замените старую негодную упаковку на более приличную, и разложите их по своим местам. Возьмите себе в помощь Леночку... Я должен буду уехать в Челябинск на несколько дней, вернусь в четверг, скорее всего, или в пятницу. Если вы к тому времени успеете с ними закончить, то там и обсудим, что с ними делать.

Леночка, полненькая светловолосая студентка Горного Колледжа, работавшая в группе Крохина на полставки, появлялась на полдня по вторникам и средам, и иногда по пятницам. Особым умом она не блистала, нужным опытом в геологии почти не обладала, но в качестве помощницы в непыльной рутинной работе наподобие переупаковки материалов и переписывании этикеток вполне годилась.