Вторая часть Великого похода. От океана до степи

На какое-то мгновение он застыл в кресле, глубоко уйдя в переживания и до хруста суставов сжав каменные подлокотники, потом встряхнулся — все уже сделано и ничего не изменить. Вскоре он вызвал свою питомицу и, слушая по мысленной связи ее жизнерадостную болтовню, прямо таки физически почувствовал как с души у него скатился камень, буквально целая скала — полугодичная эпопея уложилась в один миг, в общем точно так же как и в прошлый раз, даже лучше — в тот раз Дочка почувствовала что-то не то, а на этот раз нет.

Некоторое время он просто сидел и наслаждался подзабытым ощущением связи, голосом и эмоциями питомицы в своей голове, ну а довольная вниманием отца Василиса разливалась соловьем, как обычно вываливая на него массу очень полезной, просто полезной, относительно полезной и совершенно бесполезной информации. Разговор прервался по инициативе Василисы — ей нужно было бежать по каким-то делам. Дримм с легким сердцем ее отпустил и переключился на Послушного. Послушный был занят — в человеческой форме наяривал одну из портних-заготовок Исилиэль. Дримм несколько смутился, к выкрутасам Дочки он привык, а вот Послушный засветился в роли любовника в первый раз. Тем не менее фейри быстро преодолел смущение, успокоил даже вскочившего с подружки оборотня и, пожелав ему всяческих успехов, переключился на Ворошилова. Огромный шестилапый маунт хорошо поел и сейчас спал, во сне ему снилось как он хорошо поел и пошел спать. Дримм не стал его отвлекать и переключился на Дара. Дракончик обрадовался вниманию хозяина не меньше Дочки и затопил фейри потоком не облеченной в слова любви.

Общение с питомцами сильно подняло ему настроение, Дримм будто окунулся в фонтан с живой водой — переживания ушли, и он поудобней откинулся в кресле, собираясь открыть интерфейс и посмотреть что же он получил на этот раз. Не удалось! Дримм почувствовал, как что-то твердое и острое уперлось ему в позвонок, а кожа ощутила металл, а не камень кресла.

Фейри сунул руку назад, нащупал то что мешало ему сидеть, его глаза округлились и полезли из орбит, он потянул добычу и... достал книгу в металлической обложке, по металлу змеился небольшой рубец — след от удара Убийцы. Дримму чуть не в буквальном смысле вынесло мозг — он уже в общем-то смирился с тем, что ему ничего не взять туда, куда отправляли его трон и дверь, и точно также ничего не принести оттуда-неизвестно откуда, а оказывается это не так или вернее не совсем так! Дримм осмотрел книгу, открыл — все верно она. Потом, словно боясь что книга исчезнет прямо из его рук, прижал ее к груди и соскочил на пол, внимательно осмотрел себя и трон на предмет других вещей — но нет, только книга и больше ничего. Несмотря на отрицательный результат настроение фейри стремилось пробить потолок — за исключением Убийцы книга была самой ценной из его тамошних вещей, и вот она здесь с ним, а значит он сможет ее дочитать и не только он, но и другие воины клана. Дримм ласково провел пальцами по каменным страницам, по одетому в метал корешку, по шраму на обложке. Затем он снова умостил задницу на трон и сделал то, что собирался сделать до того как его отвлекла неожиданная находка, то есть открыл интерфейс.

*

Вами выполнена вторая часть классового квеста ''ПУТЕШЕСТВЕННИК''.

Награда: получено 12 новых уровней.

Очки опыта.

Открыт доступ к уникальным навыкам класса ''Открывающий пути'' (доступ открыт после выполнения второй части квеста ''ПУТЕШЕСТВЕННИК'').

Доступно прохождение третьей части классового квеста ''ПУТЕШЕСТВЕННИК''.

*

Огромная стопка накопившихся сообщений впечатляла — читать не перечитать, но Дримму некуда было спешить, а потому он поудобней устроился в кресле и, машинально поглаживая памятный шрам на обложке книги, принялся читать, старательно обдумывая прочитанное...

Интерлюдия.

Подмосковье, дачный поселок N.

Дачный поселок существовал в здешних краях довольно давно. Задолго до первой русской революции и даже до наступления самого ''гуманного'' из веков (20-ого века) в окрестностях небольшого, но крепкого села начали строиться первые дома для редких перелетных птиц-дачников из Златоглавой и других крупных городов империи. Село и раньше не бедствовало, а с появлением дачников и вовсе стало богатеть — свежие овощи, мясо, молоко, разнообразные соленья и дары леса шли у сезонных пришельцев на ура, к тому же в отсутствие хозяев за дачами кто-то должен был смотреть, да и постоянное строительство новых дач требовало много рабочих рук. Со временем у дачников появились огороды, разнообразные цветники и оранжереи, а из села потек густой пахучий поток коровьего, свиного, куриного дерьма, за которое богатые мещане, а то и дворяне платили не скупясь. Шли годы, количество дач неуклонно росло, и к началу века дачи окружили село со всех сторон, постепенно, но неуклонно сжирая принадлежавшие селу выпасы, покосы и пахотные поля, все дальше и дальше отодвигая лес. Село особо не сопротивлялось — к тому времени мир (община) давно перестал жить с тех самых выпасов, покосов и полей, а жил с дач и огородов, ну а до немного ''убежавшего'' леса все-равно легко можно было дойти. Многие из разбогатевших к тому времени сельчан сами с охоткой продавали свои дома и перебирались на постоянное место жительство в города — дачи появились не только вокруг села, но и внутри него. Сельский мир все еще был жив, хотя и постепенно растворялся в мире окружавших его дач, в мире праздности и пленэра. Тем не менее когда подоспел бунтовской 1905-й год, именно еще окончательно не умерший сельский мир стал тем стержнем-охранителем, что уберег дачный поселок от беды — здесь не горели дома, не били морды господам, не насиловали барышень, не грабили, не убивали и не шатались толпы озверевших, готовых на все крестьян — вооруженная охотничьими ружьями и револьверами стихийно зародившаяся милиция из дачников и бывших сельчан отстояла свое имущество, жизни и женщин. В гражданскую такой фокус уже не прошел, зато по дачному поселку хорошо прошлись красные, белые, черные волны — и анархисты, и коммунисты, и верные прежней власти казаки порезвились от души — почти до середины века чернели пустыри на месте многих и многих сожженных дач, а грибники и копавшие червей рыбаки до сих пор натыкались на старые кости со следами пуль и сабельных клинков. Но все-таки поселок пережил недоброе лихолетье, и в середине 20-х годов начался его очередной расцвет: многие покинутые дачи обрели новых хозяев, в какие-то вернулись старые, немало было и тех кто никуда не уезжал, а сумел пережить лихие годы в своих когда-то сезонных, а ныне постоянных домах, кормясь с леса и реки (хлеб и продукцию огородов с редким постоянством выгребали всегда голодные большевики, такая же чехарда творилась с любой домашней скотиной и птицей).

С тех пор дачный мир жил как жил, в общем-то неплохо, временами усыхал, временами расширялся, постепенно исчезали горелые пустыри, улицы поселка обретали названия, а так же столбы, по которым последовательно провели сначала электричество, затем радио и телефон. И все же много переживший поселок несколько отличался от сотен и тысяч таких же по всей стране, отличался какой-то внутренней спайкой, малозаметной со стороны, но ощутимой если смотреть изнутри общностью местных жителей, причем не только тех, кто жил здесь всегда (несколько поколений), но и тех, кто поселился не так давно. Чистки конца 30-х годов и Великая Отечественная Война не очень затронули тихий и самобытный поселок. Ну как не затронули? В 41-м каждый его носивший штаны обитатель, достигший 18 полных лет, ушел на войну, кто-то из них вернулся, другие нет — в общем как по всей стране. Хотя нет, был один странный случай в 39-ом году: 3 черных воронка полных сотрудников грозной НКВД приехали посреди ночи арестовывать семью одного из достаточно высокопоставленных владельцев дач (сам глава семьи к тому времени уже ''прописался'' на Лубянке ), машины нырнули в переплетение узких улочек... и больше их никто и никогда не видел, как и ни одного из сидевших в них сотрудников всесильной организации. Впрочем возможно это был всего лишь дурацкий, но живучий слух. В свое время в поселке появились и выпавшие из гнезда первых реформ 90-х малиновопиджачные птенцы-выблядки — наглые, опасные, сверкающие золотом перстней и цепей мудаки на дорогих тачках. Но поселок справился с новой напастью: некоторых переварил и превратил в почти нормальных людей, а большинство вышиб несмотря на всю их крутизну, как десяток лет спустя вышиб дачный кооператив, который попытались организовать воспылавшие любовью к русской глубинке чернявые ребята с ну очень южных гор. Чуть позже точно такой же отлуп получила и скупавшая землю компания, принадлежавшая второй половине любителя пчел и кепок из Москвы. Несколько последних лет со своеобразным местом и вовсе творился довольно странный, но интересный, в чем-то закономерный процесс: когда-то сожравший село дачный поселок постепенно превращался в то что сожрал, и это не могло не радовать мимикрировавших под дачников наследственных жителей того самого давным-давно исчезнувшего села.

По одной из самых старых и скрытых в глубине поселка улочек шагал парень, хотя скорее молодой мужчина, в старой довольно таки потрепанной одежде, на плече у него висела большая позвякивавшая при ходьбе сумка, а в руках он держал тщательно завернутый в полотенце горшочек. Чем-то неуловимым мужчина отличался от привычно ковырявшихся в огородах и во дворах местных жителей, но и на пришельца из Нерезиновой не очень походил. Дачники из настоящих МАСКВИЧЕЙ редко забирались так глубоко в живущий по своим неписанным правилам поселок. Да и зачем? В центре никогда не было ничего для них интересного, ни кабаков, ни магазинов, ни каких-либо памятных мест. Да и чем таким можно было удивить приехавших из самого дорогого города мира ''сверхлюдей''? Ответ довольно прост — ничем, хотя никто особо и не стремился. К тому же большинство принадлежавших арбатской кости и химкинской крови дач располагались на окраинах поселка, центр же застолбили за собой старожилы, многие из которых не покидали свои старые родовые гнезда даже зимой. Разве что оголтелая ребятня не признавала обычаев, законов и границ, а потому играла, бегала, носилась, шкодила везде и... без проблем возвращалась домой. Женщинам и старикам тоже ничего не угрожало, хотя нет, старикам угрожала... опасность нарваться на таких же любителей поговорить о старых добрых временах, когда трава была зеленей, а девки краше, и намертво зацепившись языками забыть про время. Но вот компаниям молодых ищущих приключений на одно место парней не стоило углубляться в лабиринт улочек — среди местной пацанвы хватало желающих почесать кулаки, аборигены ревностно охраняли свою территорию от пришлых и легко могли насовать по наглому столичному чавкалу или не столичному и не наглому, но все равно не казенному лицу.

Впрочем все вышеперечисленное не касалось неторопливо идущего мужчины с аппетитно пахнущим горшочком в руках — недоверчивые местные, в том числе и ражие горячие парни с крепкими кулаками давно уже перевели его в разряд СВОИХ. Для такого к нему отношения было сразу несколько причин. Во-первых, тот кого поселковые жители считали его двоюродным дедом жил, не приезжал на сезон, а постоянно жил в поселке вот уже двадцать с лишним лет, причем не на окраинах в районе новых дач, а в самом центре, когда-то сменив в старом доме-ровеснике самого поселка прожившую в нем без малого сотню лет родственницу. Во-вторых, каждое лето проводивший в поселке мальчик, потом парень, потом мужчина вырос у старожилов на глазах, гонял в футбол с местными пацанами, воровал яблоки, бегал за девчонкой с соседнего двора, устраивал поминки по родному деду, что жил в поселке вместе с братом (так считали жители поселка) не меньше десятка лет до самой своей смерти. В-третьих, сам Юрий, именно так звали мужчину, обладал несколькими очень редкими по нонешним временам качествами: веселым и добрым нравом, золотыми руками и отзывчивым сердцем.

Юрий обогнул глубокую лужу, которую объезжали даже внедорожники и грузовики (а кто не объезжал, потом жалел), цыкнул на возбужденную вкусными запахами соседскую собаку, открыл ногой калитку дома и вошел, сумев не пустить жалобно повизгивающую нахлебницу. Собака возмущенно тявкнула, поскреблась в калитку, а затем разочарованная потрусила по улице прочь. Ну а Юрий прямым ходом направился в дом, желая поскорее пристроить горшочек и сумку, сбросить рабочую одежду и нырнуть под душ, но неожиданно остановился, прислушался, потом и вовсе подошел к невысокому забору, что разделял два соседских двора. За забором вещало радио:

— Сегодня в 12 часов по Московскому времени бывший мэр Киева, а ныне президент Украины Васисуалий Клычко дал пресс-конференцию всем ведущим западным средствам информации, на которой публично заявил о своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Лидеры западных стран, главы ведущих мировых общественных организаций и представители оппозиционно-либеральных кругов Российской Федерации приветствовали столь смелый поступок и выразили ему полную поддержку... —

— Ну дела-а-а — совсем Хохляндия отожгла! — ошарашенно подумал Юрий.

Еще более сильной реакция была у двух дедков, которые с комфортом расположились за летним столом под грушей и под чаек с пряниками слушали тот самый старенький, но вполне еще работоспособный приемник. До этого момента пенсионеры наслаждались чайком и хорошей погодой, а тут на них словно вылили ушат говна — чудесный вечер был испорчен.

— Огуряло пресноплюй! — сплюнул один из стариков, когда подобрал челюсть (вставную челюсть со стола) и смог внятно говорить. — И что же он в пидары-то подался?! Ведь спортсмен, боксер, красавец, еще и с какой-то американской актрисулькой крутил, я сам ее в телевизоре видел — гарная дивчина! Ну чего ему не хватало?! Наверняка с головой плохо стало — это вы москали его довели! — сделал неожиданный вывод старик, вот уже больше полувека не ступавший на родную для себя землю Запорожья, но не зря говорится, ''кровь не водица'' — душа за родные края болела до сих пор.

— А мы-то тут причем?! — тут же возмущенно возразил ему второй дедок. — Мы что ли заставляли его свой елдак мужикам в жопу толкать или свою жопу под чужой подставлять!? Так что не замай, не наша вина, хотя у вас всегда москаль виноват: град пошел — виноват москаль, корова сдохла — виноват москаль, денег нет — виноват москаль, в Европу не берут — виноват москаль, с калганом плохо — виноват москаль! А в чем мы не виноваты-то?! —

— Да чего теперь говорить, — расстроенно махнул рукой обладатель запорожских корней, — как конопатый и та б...ть с косой в 4-ом годе к власти пришли, так все и покатилось под откос — такую страну просрали! Теперь еще и этот, был боксером, мужиком, а стал пидорасом, да ладно бы только стал — стал и стал и молчал бы в тряпочку, так нет, он пидлюка всю Украину припозорил. Тьфу!— старик сник и будто прибавил пару годков к своим и так немалым летам.